Point de suture

      Чанёль держал в руках книгу, которую всегда перечитывал, когда ему нужно было успокоиться. Это была ничем не примечательная философия какого-то ученого, и Пак мог поклясться, что за три года ее чтения он не понял ни одного слова из этого заумного текста. Однако в этом не было особой необходимости. Монотонное бурчанье себе под нос успокаивало расшатанные нервы, пульс приходил в норму, и он мог рационально рассуждать. Только в этот раз, просидев пару часов над потертыми страницами, он не только не пришел в себя, но казалось, еще больше стал ненавидеть окружающий мир.       Ему было сложно избегать Бэкхёна, еще труднее делать вид, что ничего не произошло. Он как будто специально постоянно попадал в поле зрения Пака и все чаще с другом Кая. Это порождало в душе беспокойство и неконтролируемую ревность, которая, по сути, ничем не обоснована. Но разве можно оставаться спокойным, когда его улыбки предназначены другому парню? Это ненормально, но Чанёль и не был нормальным. Он, черт возьми, любил этого мальчика, который, как и все, отвернулся от него.       Пак жалел, что тогда вообще решился подойти к нему. Если бы он знал, что будет так больно, сбежал бы из детдома на другой конец Кореи, лишь бы не видеть больше этих миндалевидных, темно-карих глаз. И почему он такой особенный? Все в нем для Чанёля было идеальным. Добрый, сильный, целеустремленный, капризный, игривый… любимый. Что вообще тогда хочет от него судьба, послав ему этого человека? Чтобы он смотрел на него издалека и осознавал, насколько ничтожен? Простите, но он и так об этом знает. Почувствовал это еще при смерти матери и до сих пор это чувство не уходило. Хотелось найти какое-нибудь маленькое беззащитное существо и избить его до полусмерти, выместив всю злобу на него. В такие моменты Чанёль не может осуждать за это Кая — сам был таким. Но Пак остановился, понял, что это неправильно. Однако соблазн очень велик.       Время было поздним, поэтому на кухне никого не было. Он мог насладиться одиночеством, хоть ему и приходилось оставаться один на один со своими мыслями. Зато не было глупых вопросов: «Все в порядке?», «О чем задумался?», «Что-то случилось?» Случилось! Он родился, и за свои девятнадцать лет больше страдал, нежели улыбался. Но кто поймет? Да все здесь окружающие, но Чанёлю этого не нужно было. Нужен был теплый уютный Бэкхён, который бы вмиг сделал его жизнь счастливее.       Из-за глубоких раздумий он не услышал шаги в коридоре, поэтому вздрогнул, увидев на пороге Чонина. Тот молча прошел на кухню и поставил перед Чанёлем на стол пакет, в котором многозначно прозвенели бутылки. Парень усмехнулся и указал на шкафчик, в котором можно было взять рюмки. — По какому поводу напиваемся? — спросил Пак после первой рюмки. — Разве у тебя его нет? — хмыкнул Кай и отправил яичный рулет в рот. — Я — это я, а вот откуда он у тебя? Неужто поругался со своей прекрасной? — Заткнись, — махнул рукой парень. — Не напоминай про нее. — Любовь дает трещины? — Знаешь, что такое любовь?! — вспыхнул Кай и с грохотом поставил рюмку на стол. — Знаю, — ответил Чанёль. — А я нет, — обессилено выдохнул Ким. Он уставился глазами в одну точку и на протяжении нескольких минут молчал. В его глазах собирались слезы, которые все никак не решались скатиться по суровому лицу. Ему не к лицу было плакать. Он слишком бездушен, чтобы это делать. — Расскажи уже, — раздраженно буркнул Пак. — Ты знаешь, где Кёнсу? — хрипло выдохнул парень и поднял свой взгляд. — Откуда? — удивленно пожал плечами Чанёль. — Врешь. Неужели этот ублюдок не сказал тебе? — Поаккуратнее со словами. И мы с ним не настолько близки, чтобы обсуждать такое.       Кай ничего не ответил и выпил очередную рюмку. Чанёль больше не произнес ни слова, наблюдая за тем, как парень быстро напивается. Не успев прийти в себя, рука уже сама тянулась к бутылке и плескала в маленькую рюмку прозрачную жидкость. Пак лениво жевал магазинные закуски, смотря на него. Постепенно из высокомерного и заносчивого парня Ким превращался в себя. В такого, каким видели его лишь немногие. Пак был в их числе. На самом деле Чонин не так силен, как хочет казаться. Его постоянно терзали сомнения, неуверенность. Он совершал ошибки, и что было поистине страшным — не понимал этого. Он слепо внимал своим чувствам, молниеносным желаниям, тем самым уходя с ровной дороги. Он все дальше заходил в темный непроглядный лес, шел по баракам, через болота, постепенно увязая, заходя все дальше. Признаться, Чанёлю и не хотелось протягивать ему руку помощи. Он не был способен на благородные вещи, всегда делал то, что приносило ему спокойствие. Его не волновал Чонин, хоть он ему и сочувствовал. Просто когда Паку было паршиво, никто не захотел его выслушать, понять, поддержать. Так какого хрена ему распинаться перед человеком, которому всю жизнь все потакали? Его все жалели, все терпели, все прощали. Это было не совсем так, но Пак этого не знал. Ему казалось, что он — лишь избалованный ребенок, который вообразил себя создателем мироздания. Тем лучше — больнее будет падать с вершины.       Он не ненавидел его, но в то же время хотел держаться подальше. Чонину не было никакого дела до того, есть ли причина у Пака напиться или нет. Он пришел сюда из-за себя. Чтобы не оставаться одному, чтобы сделать вид, что он несчастен. Чтобы опять все его оправдали и пожалели. Чанёлю было противно от этого, поэтому он безразлично слушал всхлипы парня и погружался вновь в свои мысли.       Хлопнула входная дверь, и в коридоре послышалось копошение. Два человека весело смеялись и о чем-то увлеченно беседовали. Чанёль с грустью узнал голос Бэкхёна и махом опрокинул в себя еще одну рюмку. Поморщившись, он встал и направился к дверному проему.       Бэкхён шел к своей комнате, на ходу разматывая шарф, а сзади семенил Сехун. Они оба были мокрыми, и с них струями капала на пол вода. — Вот это ливень! — воскликнул мальчик и поспешно снял с себя куртку. — Сехун-а, иди раздевайся, а то заболеешь. Я сейчас поставлю чайник. — Хорошо, хён, — сказал он и зашел в комнату. Бён ринулся в сторону кухни. Он сделал пару шагов и, подняв голову, вскрикнул от неожиданности, потому что до сих пор не заметил Чанёля. Мальчик стоял и ждал, пока парень отойдет, но тот продолжал сверлить его пронзительным взглядом. Бён не понимал — от холода ли по спине мурашки или же от присутствия Пака, но ему было неприятно. Хотелось убежать от этого места сиюминутно. — Сехун-а, — выплюнул Пак и скривился. — Дай пройти, — вздохнул Бэкхён, пытаясь протиснуться сбоку парня, но тот схватил его за руку и впечатал в стену рядом с дверью в чью-то комнату. Бён испуганно замер, смотря на Чанёля, который зверел с каждой секундой. У него было такое жесткое лицо и испепеляющий взгляд, что становилось страшно. Сердце ухнуло куда-то вниз, когда его рука грубо скользнула по шее, а большой палец оттопырил нижнюю губу. Он наклонился к мальчику, но тот быстро отвернулся и прошептал: — Что ты делаешь? Кто-то увидит… — Значит, Сехуна, бегающего за тобой по пятам, пусть все видят, — прошипел Пак. — Я что, блять, рожей не вышел?! — Причем здесь Сехун? — недовольно буркнул Бён и оттолкнул от себя парня. Он сделал несколько шагов к выходу, но тот снова схватил его за локоть. Бэкхён злобно всхлипнул и вырвал свою руку, после чего посмотрел на Чанеля ненавидящим взглядом: — Достал! Отвали от меня уже наконец!       Бён быстрым шагом дошел до чайника, нажал на кнопку, чтобы он закипал и вышел через другой вход на кухню. Чанёль устало выдохнул и, взъерошив волосы, зашел следом. Чонин лежал головой на столе и тихо посапывал, поэтому парень просто уложил его на диван и накрыл сверху пледом. Выбросив пустые бутылки, он отправился к себе в комнату, оставив парня одного. ***       Чонин проснулся от того, что кто-то постоянно перешептывался над самым ухом. С каждой минутой он чувствовал, как головная боль усиливалась, а звуки становились все резче, громче и противнее. Кряхтел работающий электрический чайник, кто-то гремел посудой, шумел кран. Он чертыхнулся и разлепил глаза, увидев перед собой двух девушек, которые удивленно на него смотрели. Моргнув пару раз, он понял, где находится, и резко подскочил с дивана. Девушки испуганно попятились назад, а одна из них все-таки решилась спросить: — Что ты здесь делаешь? — Твое собачье дело? — раздраженно бросил Кай и скинул с себя запутавшееся в ногах одеяло. Он, пошатываясь, побрел в ванную, в которой, к счастью, никого не было, и умылся холодной водой. Стало немного легче, и он, щурясь, посмотрел на себя в зеркало. Ничего необычного там не было — себя с похмелья он видел много раз. Постепенно к нему вернулась память, и он, хмыкнув своим мыслям, побрел в сторону комнаты Чанёля.       Даже не постучав, он дернул за ручку двери, и она открылась. Зайдя в маленькую комнатку, он плюхнулся на заправленную кровать и протяжно простонал. Пак, стоявший у шкафа, усмехнулся и надел футболку, что держал в руках. — Доброе? — саркастично спросил он у парня и хлопнул дверцей. — Так значит, вот как ты играешься со своей игрушкой, — засмеялся Кай. После этой фразы улыбка с лица Пака тут же исчезла, а взгляд посуровел. — Так значит, не спал? — в той же манере парировал Чанёль. — Не-а, — протянул Чонин, продолжая веселиться. — Познал ты, брат, мужскую любовь… — Чего ты добиваешься? — строгим тоном прервал его Чанёль. — Ты не по той же причине приперся ко мне вчера плакаться? — Что? — недоуменно спросил Кай. — Моя любовь хотя бы не напоминает психическое отклонение и помешательство! Что, не понимаешь, о чем я говорю? Прекрасно понимаешь! Кёнсу, где Кёнсу, мой Кёнсу… Просто игрушка? Да, Кай, но ты заигрался так же, как я. «Не знаю, что такое любовь». Потому что ты ничтожество, недостойное даже произносить это слово! — Заткнись! — вскочил Чонин и ринулся в сторону Пака. Он еще не понимал, что собирался делать, но его бесили слова Чанёля. Он был растерян и даже испуган, и парень это прекрасно видел. — Что, не нравится такая правда? Придумаешь свою? Валяй! Скажу лишь одно: он никогда тебя не полюбит. Ни-ког-да.       Глаза Кая расширились. Последнее слово, произнесенное по слогам, особенно его потрясло. Он как будто получил пощечину, на которую был не в силах ответить. Он так и продолжал стоять с открытым ртом и беспорядочно моргать, не понимая ни единого слова из сказанного Чанёлем, но уже чувствуя, что он прав. Хотелось закричать: «Не может быть!», но не было сил. Он поднял свой взгляд на Пака, который цинично усмехнулся и, схватив парня за шкирку, выставил его из комнаты. За ним хлопнула дверь, и от этого звука он как будто пришел в себя. Кай бегом направился к выходу. Ему хотелось сбежать из этого места, закрыть глаза и уши и забыть все, что сказал сейчас парень, но каждая фраза стучала в его голове по вискам. Он тяжело дышал, но продолжал бежать туда, куда глядели его глаза. Он оказался на улице без куртки, но ему было не холодно. Кровь пульсировала с бешенной скоростью, и он никак не мог собрать свои мысли в кучу. Добежав до школьного двора, он остановился и огляделся. Было раннее утро — здесь никого не было, и он, что есть мочи, закричал, словно раненый зверь. Он метался из стороны в сторону, словно пьяный, обезумевший, не понимавший, что вокруг него. Ему было плохо, и от этого не было лекарства. Нет, было.       «Кёнсу», — промелькнуло в голове. Это имя сейчас раздражало и одновременно с этим его хотелось произносить снова и снова. Кай не понимал, что происходит. Нет, он не мог любить. Любить этого страшного паренька? Любить это убожество? Любить это чмо, которое создано только для того, чтобы его избивали? Нет! Нет! Это невозможно. Чонин не мог любить. Он не знает, что такое любовь!       Упав на твердую землю, он почувствовал, как сотни опавших листьев захрустели под ним. Слезы, наконец, скатились по вискам. Он боялся пошевелиться, боялся лишний раз выдохнуть. В голове мелькали воспоминания как кадры из старого кинофильма, в каждом из которых был маленький мальчик. Сердце Чонина сжималось с такой невыносимой болью, что хотелось закричать снова, однако он мог лишь сдавленно стонать и кусать губы. Неужели то, что он чувствует, любовь? — Любовь, — одними губами прошептал Кай. Он покачал головой, зажмурился и рвано выдохнул. — Кёнсу. Я… люблю Кёнсу?