Tanz mit dem Tod!

Лабиринты - Восточный квадрат С7. − Ч-что? – Майк слабо дергается, когда массивная туша Синего нависает над ним, подобно грозовому фронту мерцая глазным кибернетическим имплантом, и вырывает из окатывающей его волнами сонливости требовательным голосом и цепким хватом за челюсть. Вердикт Синего кажется ему донельзя надуманным. «Отравился? Но когда?» - в недоумении он хмурится, силясь отвернуться, отпихнуть рукой исполинскую ладонь клона, да и вставать по требованию напарника не торопится, так что тому приходится насильно поднимать его на ноги. И лишь тогда вымотанный Микеланджело неловко выпрямляется, тут же находя ладонью опору, сгорбившись от усталости и слабого возмущения. Идти вдоль стены он еще способен, а вот пререкаться с мрачным клоном Леонардо уже нет, так что ему приходится подчиниться его властному приказу и просто молча продолжить путь. Восточный квадрат С4. Но ничего не может продолжаться вечно, даже если очень хочется. Темному приходится признать этот факт, когда он подсаживает, буквально пропихивает Майка наверх, прочь из подземных катакомб, а потом вылезает на поверхность сам, наблюдая, как напарник снуло сидит, глядя в землю и прикрывая глаза от яркого света. Пожалуй, это можно признать началом конца победного марша этой пары. На самом деле, это было чертовски обидно. Майк с трудом поворачивает ставшую вдруг пудовой голову и смотрит в небо, пронзительно голубое и неприлично ясное для дня, в который он собрался погибнуть. Паршиво умирать в такой чудесный денек, как ни посмотри, и особенно горьким было осознание, что это неизбежно. У мутанта не возникало по этому поводу ни малейшего сомнения с тех самых пор, как он не смог подняться на своих двоих, и напарнику пришлось закинуть его себе на плечо, не сказав и слова в укор. И если сама идея о смерти никогда его не пугала, то перспектива умереть в одиночестве, без своих братьев, по-настоящему вгоняла его в ужас. Черт, да он всегда был готов расстаться с жизнью, если бы это могло спасти кого-то другого из его братьев, но умереть здесь, на инопланетном Турнире, на потеху публике, в компании разве что одного из клонов, это по-настоящему разрывало его сердце, сейчас заходившееся в лихорадочном, сбитом темпе. Я болен. Он старательно делает вдох за вздохом, чувствуя, как все больше холодеют его конечности, а в плечах напротив, нарастает непонятный жар, словно все солнечные лучи сконцентрировались на них одних, точно собранные линзой. И странное жжение, вот что начинало преследовать его. В глазах периодически плясали мушки, и будь на его место обычный человек, он бы уже давно свалился с лихорадкой в бред. Микеланджело же все еще пребывал в сознании, хотя и мог лишь пассивно лежать на плече у своего напарника, тщательно контролируя свое дыхание. Организм мутанта обладал гораздо более мощными механизмами регенерации, и это продлевало его начинающуюся агонию. Смерть поднималась вверх, оглаживала его плечи и руки, нежно касалась лица, взращивая в его теле инопланетных детей – мельчайшие споры спригганов с удовольствием пустили свои корни в сосудистую систему черепахи, прорастая все глубже и сплетаясь между собой в симбиотические системы под его кожей, притягивая к себе все больше ресурсов, совершено не жалея донорский организм. Да и к чему бы им тревожиться, если вся его биологическая роль подразумевает просто быть источником материала для роста и объединения в одно растительное создание? Они выедят его изнутри и именно его очертания будут проглядывать в пустой полости тела выросшего сприггана. Когда его аккуратно опускают в траву, приваливая панцирем к дереву, Микеланджело слабо улыбается, чувствуя странную, но душевную благодарность Синему. За то, что не бросил его и в чем-то даже старается поддержать. Возможно, ему просто хочется чувствовать, что он не один и что кому-то не наплевать на то, что с ним происходит, даже если это двухметровый клон, который в обычное время попытался бы разрубить его на две ровные половинки могучим ударом своего тесака. Мутант чувствовал потерянность и бессилие, и каким-то внутренним чутьем он действительно понимал, что его путь закончится здесь. Страдал от того, что рядом нет его родных, нет дорогого отца и мастера, нет друзей. Лишь враг, по чужому капризу ставший временным союзником. Отчасти, его тоска глушилась тем, что он мог увидеть проблески настоящего Леонардо в его синекожем клоне, и это было так глупо, насколько же глупо, насколько был упорен Микеланджело в своих отчаянных попытках уйти от страха смерти в одиночестве и забвении. Грубоватый, риторический вопрос заставил мутанта снова изогнуть сухие губы в улыбке, мол, лучше просто не бывает в такой ситуации, и от этого простого усилия у него снова разорвалась корочка на рассеченной губе и на трещине вспухла темно-рубиновая, матовая капля крови, медленно, но неумолимо разрастающаяся в объеме, словно плод черешни. − Вроде того, - смог хрипло прошелестеть он в ответ. Ему было сложно фокусировать зрение, но он послушно уставился в раскачивающееся поле алого, силясь увидеть цель их долгого и кровопролитного пути. В голове роились странные мысли и горькое сожаление. Подумать только, они убили ту инопланетную леди... Синий сломал ей шею ради того, чтобы они могли выжить, сделал размен жизней, а теперь он, вечный везунчик Майк, просто умирает от непонятного чего, сгорает так быстро, что счет можно вести на минуты. Дотянет ли он на самом деле до итога их пути? Сможет ли вместе с напарником коснуться ладонью кубка или лаврового венка, которыми их вполне могут наградить устроители игр? Уже никто из них двоих не знал ответа на этот вопрос. Так чего же ради они вообще начали этот бой? Вначале ради себя. Потом – ради Рафаэля. Вдали колыхалось кровавое море, и мысли о семье упорно сконцентрировались на единственном брате, так же участвующем в этом жестоком шоу. Сможет ли он еще хоть раз увидеть Рафаэля? Последняя мысль оказалась так горька, что он торопливо прикрыл веки, чувствуя, как начинает жечь слезные протоки. Он уже слабо верил, что встретит брата до того, как умрет. И он не желал думать о том, что будет со старшим, когда он действительно умрет. Быть может, даже лучше, если Раф так и не увидит его в таком состоянии. Быть может, будет лучше оставить его в неизвестности. Быть может, Майку лучше умереть сейчас, когда перед глазами колышется маковое поле и его дурманящий аромат дразняще касается обоняния, успокаивая мечущийся в страхе разум. Он не увидит ярость и отчаяние Рафа, не увидит его переживаний. Не возложит своей смертью на его плечи вину. Да. Так определенно будет лучше. ..Вот только Синий так не думал. Он вынуждает мутанта вновь подняться, тратить оставшиеся силы на движение, и Майк даже не возмущается, ведь он почему-то ощущает перед ним вину за свое состояние. Если бы он не заболел, он бы не лишил Синего шанса на победу. А клон ведь, в некотором смысле, это Лео. Отвратное чувство, когда ты подводишь кого-то в настолько жизненно важном! Кого-то, кто почти твой брат. Поэтому, он приложит все усилия, чтобы сделать все, чтобы клон, чтобы Лео смог вырвать свою жизнь из рук садистов. ..Но разве им дано сделать это? Синий пихает его в сторону, и, пьяно качнувшись и начав заваливаться, Майк успевает заметить, как взрывается земля там, где еще мгновения ранее они стояли. Снайпер все еще идет по их следу, словно призрак отмщения, гончая, желающая загнать их и загрызть, разорвать пулями, не давая сделать смерть его напарницы хотя бы чуть более наполненной смысла. *** - Что…это..значит, герр Гои!? Я вас спрашиваю! – неистово визжала фрау Хаген, чье аристократическое матово-белое лицо пошло отвратительными розовыми пятнами. Грудь ее взволнованно вздымалась, а сама она болезненно стискивала ткань на своем большой животе, второй рукой швыряя в камеру крохотную прозрачную вазочку с синей розой. − Как вы посмели! Как вы допустили!! Чтобы моих мальчиков подрали эти отвратительные существа!! – голос ее срывался, а вены на лице вспухли, заставляя съёжившегося от смешанных чувств ужаса и отвращения герра Гои всерьез опасаться, как бы они не полопались, забрызгивая кровью объектив. − ..Вы их даже не проверили!! А теперь мои чемпионы обречены, и это ваша вина, герр Гои!! – Фрау Хаген задыхалась от охватившего ее гнева и отчаянья, в больших, темно-серых глазах в обрамлении длинных белых ресниц задрожали слезы и ринулись вниз по щекам, капая на ключицы. – Вы все халтурщики! Танцующий Бог не простит вам! Как вы могли!! Вы убили мою надежду! – надрывно простонала она в итоге, закрывая ладонями искаженное мукой лицо. − Непростительно! Непростительно!! – в изнеможении провыла она и вдруг выпрямилась, обоими руками обняв собственный живот. Герр Гои с мукой уставился на ее ставшее вдруг поразительно спокойным лицо и даже икнул, осознавая происходящее. Секунда-другая, пока женщина прислушивалась к своим ощущениям, и вот ее узкие, искусанные губы изогнулись в ужасной улыбке: − Бог решил, что Ансельме пришло время придти в этот мир, - хрипло промурлыкала она, нежно поглаживая живот, - Танцующий Бог все же любит меня… А вы!! – рявкнула она, вновь глянув в объектив, - Сделайте что угодно, чтобы мои мальчики выиграли!! Я не прощу вам поражения!! Герр Гои обоими руками ринулся вперед, желая побыстрее отключится от видео-звонка со своей клиенткой. И рухнул на место, поглаживая свои виски. − Да что я могу сделать! Кто ж знал, что эти твари могут заразить других! – в потолок воскликнул замученный мужчина и, запустив обе ладони в волосы, замер, упершись локтями в стол и уставившись застывшим взглядом в его матовую поверхность. Все шло просто прекрасно, спонсор сулила ему огромные суммы в случае выигрыша этой команды, а все развалилось только потому, что притащившие на Турнир спригганов ребята оказались настолько некомпетенты, что даже не смогли дать развернутую характеристику выбранного вида, а теперь он, именно он, должен страдать из-за тяги других к необычным видам. И почему именно его участники должны были с ними пересечься? Если вторая черепаха не доживет до того, как его с напарником объявят победителем, фрау Хаген распорядится о его, Гои, казне. И никто не сможет обвинить ее в этом преступлении. *** Восточный квадрат С4. Как ни странно, а обстрел в чем-то вынудил Майка немного взбодриться и хотя бы на несколько минут отвлечься от тоскливых чувств, пока он и его напарник прятались за стволами деревьев, считая паузы между выстрелами и торопливо прикидывая, что же им делать. Ну как, прикидывать… Этим занимался Темный, а Майк силился отдышаться и разобраться в сумбурных мыслях, суть которых начинала сводится к тому, что так просто он не намерен сдаваться. Вот только что он мог сделать? Зрение его подводило, слабость в конечностях серьезно мешала устойчиво и быстро перемещаться, и на горизонте вроде как нигде не маячили посылочки с медикаментами, чтобы эти трудности можно было как-то поправить в ближайшие минуты. Очередной выстрел разорвал кору совсем рядом с головой мутанта и он дернулся в сторону, заваливаясь на бок. Руки начинало тихонько покалывать, как если бы он их хорошенько отлежал, да и в ногах были схожие ощущения, зато плечи и грудь горели, приобретя в чем-то лиловый оттенок от множества новых прорастающих в них сосудов и наполненных венозной кровью старых. На щеках заиграл нездоровый руманец, а глаза начинали западать и даже очень хорошо, что Майк не имел возможности посмотреть на себя со стороны, иначе его приятная уверенность в собственной неотразимости тотчас же разбилась на сотни осколков. Восточный квадрат С2. Голова болела так, словно ему снесло пол-черепушки, хоть по факту дело ограничилось лишь крохотным кружочком скуловой кости и прилегающих мягких тканей, которые, впрочем, не ограничились столь малым размером, а оторвались небольшим рваным лоскутом вдоль по скуле. Кровь хлестала с упорством водонапорного шланга, и Темному пришлось достаточно долго прижимать к морде тряпки, чтобы унять этот «рог изобилия» и не истечь унизительно кровью, словно забиваемая скотина, пока его голова неторопливо кружилась в темпе томного вальса, изредка напоминая о недавнем бое еще и приступами тошноты. Что тут скажешь, даже такой здоровый во всех отношениях мутант, как Темный, никак не мог без последствий выйти из такой сумасшедшей схватки. Одного часа явно недостаточно, чтобы полностью прийти в себя после всех ударов бешенного хейни, но выбора у них как-то особо не было. Поэтому он без должного внимания слушал Рафаэля в период своей реабилитации, главным образом, по причине отвратительного самочувствия, но кое-что в его мозг все же выцепил из монотонного бубнежа соратника. То, что напарник говорил, когда добивал ту хейни. Клон не желал задумываться об этом или как-то размышлять над словами мутанта, но все же периодически они вплывали в его голове, слишком ярко, словно кто-то подкрутил резкости и добавил контрастности картинке. Должно быть, у него действительно было серьезное сотрясение мозга, и дело даже не только в мощных ударах льва. Помимо боксерских выпадов Туоза был еще и взрыв, от которого Дон был не так уж далек, но, на самом деле, имеет ли сейчас значение то, от чего именно у него периодически кружиться голова и становиться дурно? От всего разом, и даже крохотная аптечка, снятая с Нессиситас, не могла помочь ему со всеми последствиями этой жаркой встречи с представителями семейства псевдо-кошачьих. Конечно, большинство ран было умело перебинтовано имеющим в этом деле опыт Рафаэлем, но, увы и ах, штопать чешуйчатую кожу было и ничем и некогда, так что Темному на этот раз пришлось занять место в арьергарде и мрачно топать позади, прижимая к травмированной половине лица тряпку, что прежде была рубахой хейни. И хотя он пребывал в скверном настроении, было и кое-что, что привносило в их с Рафаэлем положение положительные нотки – по его расчетам, противников, тем более, серьезных, почти не осталось (если, конечно, не брать в расчет Синего с Микеланджело в паре). А значит, его временная небоеспособность не должна серьезно повлиять на их шансы достигнуть желаемой цели. Хотелось верить, что Синий с прототипом уже успели сгинуть, ну, а если это нет, что ж, Темный верил, что обязательно найдет способ разобраться с этой помехой. Как бы только узнать, живы ли они? Он мрачно посмотрел в спину идущего впереди Рафаэля и вновь проклял Туоза за то, что вынужден оставить напарника при себе, тогда как допускал идею выйти против Синего в одиночку, чтобы не подвергать опасности ненадежного мутанта. Еще ломанется к своему брату, и тут-то Синий ублюдок опустил ему на шею свою ладонь, ломая позвонки… Восточный квадрат С4. Маковое поле его очаровало. Серьезно. С того мгновения, как его ноздри втянули первые слабые нотки аромата этих цветов, он ощутил нечто сродни влюбленности и по этому поводу встал как вкопанный на несколько секунд, пораженно распахнув глаза и глядя в кроваво-алое покачивающееся поле. Великолепный цвет и мерное покачивание бутонов утихомирило даже его постоянное раздражение, которое только усилилось после встречи с теми огрызками турнира, что решили что они самые умные и додумались до союза. Ха, можно подумать, они всерьез полагали, что им это спустят с рук. Вот Пурпурный и не спустил. Будет он еще всякую дурость поддерживать, как же. Не для того ему даны эти руки и это тело, чтобы сбиваться в стадо и прятать в центре всяких ничтожеств. − Придержи-ка свои идеи при себе, хромоножка, - недовольно одернул Рафаэля Пурпурный, решив, что мутант слишком уж разважничался только потому, что он несколько не в форме. И хотя в предложении мутанта явственно виднелось рациональное зерно, клону патологически не хотелось соглашаться с дельной мыслью. Особенно, когда она была словно с его языка снята. Он ведь тут главным! Сжав кулаки, Дон вышел вперед Рафа, оглядываясь со своего двухметрового роста, и, если до того, как Рафаэль разрушил тишину, он и сам думал о том, что идти полем все же не стоит, то сейчас его так и подмывало пойти напрямик, игнорируя собственное чувство самосохранения. И если бы не раздался выстрел, кто знает, чтобы в итоге победило – разум или спесь. А так вроде бы и другие дела сразу появились, и решение можно отложить, чтобы потом не выглядеть уступившим. В общем, звук этот Пурпурному понравился – и спас его самолюбие и погрел мыслью о том, что еще кого-то вот-вот убьют без лишней для них с Рафаэлем мороки. Осклабившись, он хищно пригнулся, агрессивно приподнимая хвост. Прижатая к морде окровавленная тряпка шлепнулась на жизнерадостно зеленый до фальши газон, и клон уверенно двинулся вдоль пол в направлении раздавшегося звука. Когда раздался уже второй выстрел Пурпурный отчего то прибавил ходу, воодушевленно фыркая и чувствуя необычайный прилив сил – ему чертовски сильно хотелось лично увидеть, как последние соперники сдохнут под пулями, в идеале утащив за собой в могилу и своих убийц. Возможно, он как-то подсознательно понял, что стрелять могут по той паре, смерть которой ему больше всего хотелось лицезреть, а может, он просто дал своей любви к жестоким зрелищам свободу. Так или иначе, а клон со своим хромым напарником припустили вдоль поля, торопясь на расправу. *** Время, что киборг провел в одиночестве, не пошло ему на пользу. Напротив, придя в себя после потери сирены и осознания конечности своей жизни, мужчина с холодным разумом и сердцем ринулся по выбранному пути бешеного пса – черта с два он даст всем прочим выиграть. И конечно, идеей фикс у него было преследование той самой пары, что угробила его дорогую напарницу. Голоса разума киборг не слушал, но действовал с расчетливостью настоящего военного – инстинкты, наполовину вбитые выучкой, наполовину прошитые в кибернизированных частях его мозга, вели его по следу неприятеля и помогали устранить нескольких несчастных «зайчат», засветившихся в его поле зрения. Впрочем, особо лютовать он не мог себе позволить – его набор патронов был ограниченным, а месть должна подаваться холодной и тщательно подготовленной. И каково же было его разочарование, когда он понял, что может стать далеко не единственным ангелом смерти для его ненавистных врагов? Действовать нужно было предельно быстро – по тому, что он видел, меньшая черепаха могла вот-вот отдать концы и отправиться на корм бесам в саму преисподнюю без его непосредственного участия! Выбрав подходящее место, он устроился и припал к прицелу, сводясь на цели. И даже почти не огорчился, когда первая пуля ушла в землю – они должны испугаться, должны умереть скуля в ужасе, как его сирена. Они это заслужили. *** Пурпурный резко схватил напарника за плечо, как только они свернули за угол поля и остановились, жадно дыша и глядя на тех, кто отступал от леса все ближе и ближе к полю. Синего клон идентифицировал сразу, а на второго и смотреть не требовалось – понятно, что без бестолочи не обойтись. Теперь в ход пошел расчет, а рассчитывал он ни много ни мало, а на зрелище того, как неизвестный стрелок приберет душу его уродливого «братца», избавив тем Пурпурного от массы лишних телодвижений. − Ну-ка стой смирно, - прошипел он, не в силах удержаться от злорадного оскала. Золотые глаза буравили взглядом могучую фигуру собрата, что сейчас пятился, сграбастав своего едва ворочающего ногами напарника за плечо. И то, что клон видел, не могло не радовать его садистскую натуру – либо Микеланджело подстрелили, либо он контужен руками самого Синего. Как ни смотри, в любом случае расклад идеален, прототип оказался для Темного Лео бесполезен. И Рафаэлю ничего не останется, как признать, что спасать брата абсолютно бесперспективно, а значит, он останется с Доном и добьется победы. Ну, как только они дождутся гибели их самых главных соперников. От приятных мыслей о смерти Синего Пурпурный даже урчал, ровно до той поры, как его радостное предвкушение не нарушил резкий рывок напарника. С какой-то дури тот отчего-то прямо-таки ломанулся в сторону пытавшихся уйти с линии огня мутантов, чем изрядно огорчил Темного, мягко говоря. Издав разъярённое шипение, клон помчался следом, невольно удивляясь прыти Рафа – ведь его коленная чашечка с самого начала Турнира мешала ему нормально двигаться, а тут несется так, словно все просто с ней великолепно. «Ну и пусть!» - мрачно решил Темный, решив использовать нездоровый энтузиазм соперника хоть с какой-то пользой. На их приближение повернул голову Синий, Дон с безумным оскалом ответил на его широко распахнувшийся в шоке глаз – «Сюрприз, ублюдок! Сейчас-то ты подохнешь». Не давая собрату как-то толком опомниться, Пурпурный рванулся в сторону Синего, но почти сразу резко дал по тормозам – шестое чувство спасло его от пули разъярённого чужим вмешательством снайпера. Черт побери, а он надеялся протаранить эту тушу и втолкнуть прямо в поле. Там ему самое место. − Ну вот, а я уж хотел обнять тебя как следует, - ядовито улыбаясь, проговорил Пурпурный. Его немного нервировало стоять в зоне прострела, но отчего-то присутствие неизвестного врага прибавляло знаменательной встрече изюминку, - Брат. Что с твоим убогим? Надеюсь, он не навредит моему? *** Это казалось галлюцинацией, потому что Микеланджело уже не знал, чего он желает на самом деле. Вены тяжело пульсировали, особенно выходящие из-под пластрона - плечи его казалось, уже не столько даже в каких-то родинках, а во вполне ощутимых подушечками пальцев наростах. Крохотные росточки прорастали сквозь его ставшую тонкой кожу, в трещинках собиралась лимфа, но что удивительно, ему совершенно не хотелось расчесывать эти места. Зуда не было. И боли тоже - напротив, мутант теперь привыкал к странной прохладе словно опустившейся на его плечи и голову. Он чувствовал странно, поэтому в молчании наблюдал за приближением его брата. И хотя это не заняло на самом деле много времени, Майк успел подумать о том, что бандана на его лице точь-в-точь такого же цвета, как тяжелые бутоны маков, вдоль который приближался Рафаэль. Ассоциации, которые пришли ему на ум от этой картины были довольно странными и, что уж говорить, весьма инфантильными. И он не мог понять, мираж это или нет? Маковое поле, сладковатый запах опиума. −... Рафаэль?