ДЕНЬ ТРИДЦАТЬ ПЕРВЫЙ (ЧАСТЬ ПЕРВАЯ) — ПОБЕГ
— Вики? — Я сплю. Я почувствовала, как Стеф бросила по мне подушкой, а затем закричала: — Заткнись и вылезай с постели! —Я не хочу. — Это твой последний день, так что вставай. — Она снова ударила меня подушкой, и я застонала, но в конце концов всё же смогла открыть глаза. После чего я взглянула на часы на прикроватной тумбочке. — Стеф, сейчас полседьмого. — Да, я знаю. Я проведу с тобой каждую свободную минуту, прежде чем ты уедешь, — улыбнулась Стеф, садясь рядом со мной на кровать. — Так мило, — зевнула я, тоже принимая сидячее положение. — Ой, да ладно? Я гораздо милее Калума. Я засмеялась, а потом совершенно случайно задала вопрос: — Какой Эштон? — Что ты имеешь в виду? — переспросила Стеф, слегка нахмурившись. — Как он выглядит? Как себя ведёт? Ты уже говорила мне о нем раньше, но не особо вдавалась в подробности... Чтобы, если вдруг, мне повезёт встретить его, я могла точно знать, что это он и сказать ему «Эй, Стеф передаёт привет и говорит, что любит тебя» или что-то в этом роде, — улыбнулась я. — Хм, ладно. Эштон. Ему 16. Кудрявые достаточно светлые тёмные волосы. Очки. В толстой чёрной оправе. У него красивые руки. Он часто носит чёрные узкие джинсы. Прямо как ты. И как Калум, кстати говоря. Он довольно застенчив и иногда слишком нервный... но как только ты знакомишься с ним ближе, оказывается, что он тот ещё болтун. Иногда слишком надоедливый. А ещё он часто смеётся. Но его смех редко напоминает настоящий смех, скорее всего похож на хихиканье. Он всегда хихикает, абсолютно надо всем. Большую часть времени ты можешь понятия не иметь о том, что ему грустно или что он чувствует себя плохо... он очень хорошо умеет скрывать это. А ещё у него ярко выраженный акцент. Его второе имя — Флетчер, но он до чёртиков его ненавидит. До смерти любит свою семью, особенно своего младшего братика... и он, на самом-то деле, ни к кому никогда не испытывает чувства ненависти. Но, несмотря на это, он ненавидит себя. Любит кофе, и любит стихи, любит музыку. Он слишком сильно любит музыку и игру на барабанах. Может создать бит абсолютно из ничего. Он быстро тебе понравится. Чёрт, я так быстро в него влюбилась. И да, вот. Такой Эштон. — Судя по твоим словам, он очень милый, — сказала я, на что она лишь вздохнула. — Так и есть. Я скучаю по нему. — Знаю, что скучаешь. Внезапно Стеф начала смеяться, что показалось странным. Это просто взялось из ниоткуда; в одну секунду она грустит, потому что очень сильно скучает по Эштону, а в следующую уже истерически смеётся. — Говоря об Эштоне, я знаю, что отправила ему как минимум два моих письма, и я бы тебе оторвала голову за то, что ты сделала это без моего ведома, но я также очень тебе благодарна, потому что, эй, — она подошла к кровати и вытащила из-под неё коробку, в которой хранила письма; открыв её, я поняла, что та совершенно пустая, — я отправила все остальные. Теперь я пишу ему письма каждый день, и я на самом деле их отправляю. Так что, мне кажется, я должна сказать тебе спасибо.***
Остаток моего последнего дня не был чем-то особенным. Я разговаривала с большим количеством докторов, чем обычно, но кроме этого всё было как всегда. Подъём. Приём таблеток. Завтрак. Терапия. Мой последний сеанс терапии в этой больнице, по крайней мере. Мой врач также сказал, что мне, вероятнее всего, придётся посещать сеансы групповой терапии за пределами больницы, по крайней мере, раз в неделю, возможно, даже дважды. Что было нормально, так как я успела привыкнуть к этому. Завтрак прошёл хорошо. Держания за руки. Удары по лодыжке. Приём пищи. Разговоры. Майкл всё ещё не вернул Кэт её корону (я отдала её ей после наших посиделок прошлым вечером, но он, очевидно, снова украл её). А потом мы пошли на групповую терапию, и это было так же скучно, как и всегда. Линда спросила меня, как я чувствую себя из-за того, что мне вскоре предстоит покинуть больницу. Я сказала, что хорошо. Она также спросила, была ли я счастлива по этому поводу. — Думаю, да, — ответ, который я ей дала. После сеанса терапии мы все разошлись по своим комнатам, и всё вокруг мне казалось странным, потому что все мои вещи уже давно были упакованы в сумку, и я, пожалуй, впервые за это время на самом деле заправила кровать. После того, как мы провели в нашей комнате целых три минуты, вместо того, чтобы пойти на школьные занятия, мы спустились на первый этаж. Я должна была перенести туда свои вещи, а это значило, что я уезжаю. Очень скоро. Я немного волновалась, потому что я до сих пор не была уверена, сработает ли наш с Калумом план его побега. Кроме того, я так отстала от других по школьной программе, что даже представить себе не могла, о чём подумают мои сверстники, когда я случайным образом вернусь в школу. Мне было интересно, знают ли они вообще, где я нахожусь. Возможно, никто так не сказал им, и они поняли всё сами. Кроме того, меня без особых на то причин беспокоила перспектива снова выходить на улицу. Мне почему-то казалось, что, когда я снова почувствую лучи солнца на своей коже, то расплавлюсь. Это глупо и невозможно, и я сама не понимаю, почему чувствовала себя таким образом. Все подростков собрали в какой-то комнате на первом этаже, в которой я ещё никогда не была (в этой больнице настолько много разных комнат, что я просто сбилась со счёта). Она выглядела точно так же, как и все остальные. Я уселась на сиденье рядом с Калумом, поставив сумку с вещами на полу прямо перед собой. Калум посмотрел сначала на неё, потом на меня, а затем снова на сумку. Затем он прошептал: — Как думаешь, я смог бы поместиться в этой сумке? Я начала смеяться, а после ответила: — Если только ты на самом деле хочешь этого. — Думаю, я смогу это сделать. — Мне кажется, ты слишком высокий. — Ты ещё не видела высоких, вот когда увидишь... Линда прервала его, приветствуя нас (хотя мы виделись всего десять минут назад), после чего обратилась ко мне, поздравляя меня со столь быстрым выздоровлением. На самом деле, это вовсе не было для меня выздоровлением, это больше напоминало: «Ну, твоя страховка отстой, поэтому мы отправляем тебя домой!». И тогда мы сделали то же самое, что и вчера, — о чём они будут скучать больше всего, когда меня выпишут. В основном все говорили то же самое, что и вчера, только лишь исключив определённые вещи. Мне показалось, что всего двое или трое ребят, с которыми я никогда раньше не разговаривала, чувствовали себя неловко, так что они просто пробормотали что-то вроде «Ты милая, я буду скучать по тебе, счастливого пути». Такого рода вещи. Удивительно, но после этого мне разрешили обнять их всех. Хотя это и длилось примерно три секунды, но это было гораздо лучше, чем ничего. Мы с Майклом обнимались, казалось, дольше всего. И прежде чем отстраниться, он поцеловал меня в щеку, а затем сказал: — Извини, Калум, я просто буду скучать по ней, — и Калум на самом деле слегка улыбнулся ему и кивнул в ответ. — Эй, — сказала Кэт, когда я обнимала её на прощание, — я слышала о том безумном плане побега, который вы придумали вы с Калумом, тебе нужна помощь с его осуществлением? Потому что я могу помочь тебе с этим. — Она улыбнулась, а затем отстранилась. Я даже не успела ничего ей ответить, потому что она уже уходила. И последним, кого я обнимала, был Калум, хотя мне ведь даже не нужно было с ним прощаться. Но каждый проклятый человек в этой больнице знал, что между нами что-то происходит, поэтому было бы очень странно, если бы мы даже не обнялись друг с другом на прощание. — Так что же нам делать? — спросил он, прижимаясь к моей шее. — Кэт поможет нам, но я ничего не знаю. — Замечательно. Кэт может заполучить всё, что угодно, — я буквально слышала, как он улыбается. — Она сможет вытащить тебя из больницы, не будучи пойманной с поличным? — Если она усердно попытается, то да. Я написала свой номер телефона в специальной книге, чтобы, когда они выберутся отсюда, они смогли позвонить мне или отправить сообщение или хоть как-то связаться со мной (я бы предпочла обычное сообщение, так как просто ненавижу телефонные звонки), и на этом всё. Все вновь разошлись по своим комнатам. Все, кроме Калума. Калум решил, что всё это время он собирается прятаться в ванной комнате на первом этаже (обычно, если вы пользуетесь уборной, которая не является частью вашей комнаты, вас должен сопровождать доктор, но никто ведь не знал, что он направляется именно туда, так что всё нормально), а затем найти способ прокрасться на улицу. Это было странно и в то же время смешно; — мы на самом деле пытались украсть кого-то из больницы. Я просто сидела и ждала свою мамы, или своего папу, или хоть кого-нибудь, кто согласиться забрать меня отсюда. Мне пришлось подождать буквально минут десять, но даже этот промежуток времени показался мне целой вечностью. Я просто сидела, постукивая пальцами по бёдрам и прислушиваясь к женщине, которая всё это время что-то усердно печатала на своём компьютере. Дверь передо мной открылась, и я сразу же устремила свой взгляд на вошедших. Ими оказались моя мама и мой брат (я была так благодарна, что она вытащила его из школы ради этого). Я буквально вскочила со своего места, подбегая к ним. Сразу же обняла их обоих, в то время как они продолжали постоянно произносить моё имя. Мы ещё некоторое время просто обнимались, пока моя мама не начала расспрашивать у меня, как мои дела, и неоднократно говорить, как же она по мне скучала. — Я тоже скучала по тебе, мама, — ответила я. — И по тебе, Уилл, — произнесла, снова обнимая его. Моей маме нужно было заполнить целую кучу бумаг, без которых я не могла уехать домой, так что мы с Уиллом просто сидели и разговаривали некоторое время. Он спросил меня, чувствую ли я себя лучше (по большей мере), и нравилось ли мне находиться здесь (иногда), скучала ли я по дому (да), завела ли я новых друзей (конечно, и парня в придачу), и была ли я счастлива (впервые за долгое время мне начало казаться, что я действительно счастлива). Незадолго после этого в помещение вошла Кэт, по всей видимости не забыв о нашем плане. Она прижимала руку к животу. Уилл посмотрел на неё так, будто у неё было две головы. — Хм, прошу прощения, — обратилась она к женщине за регистрационным столом, которая помогала моей маме разобраться с документами. — Мне нехорошо. У вас есть какие-то лекарства или что-то в этом роде? — Не думаю, что у меня есть лекарства, которые помогут побороть твою проблему, Кэтрин, извини, — сказала леди, не обращая особого внимания на Кэт. — Пожалуйста, — заныла Кэт, — У меня болит животик. — Ей на вид лет шестнадцать, но почему она до сих пор говорит «животик»? — спросил Уилл, пока я изо всех сил пыталась не засмеяться. — Уилл, — сказала я, — не смей так говорить. Люди вправе использовать любой синоним слова «желудок». — Кэтрин, — вздохнула женщина. — Мне кажется... — Кэт сделала паузу, снова взявшись за живот, — мне кажется, меня вот-вот вырвет. Глаза леди шокировано распахнулись, после чего она быстро вбежала в комнату в нескольких футах от стойки регистрации, вероятно, в поисках ведра или чего-то подобного. (Почему они просто не оставляют их на видном месте? Даже несмотря на то, что это психиатрическая больница, она всё равно попадает в категорию «больница». И здешних пациентов тоже может время от времени тошнить. Я то знаю.) Мне кажется, Калум наблюдал за всем этим, потому что, как только эта женщина скрылась за углом, он мигом вышел из ванной комнаты, опустив голову как можно ниже и накинув на неё капюшон. Он просто взял и вышел на улицу, вот и всё. Кстати говоря, в то же самое время моя мама решила сказать Уиллу, что «было бы неплохо бегом сходить к машине, и принести Вики её телефон». Уилл даже не застонал, как это обычно бывает, а просто взял ключи из рук моей мамы и вышел вслед за Калумом. Три секунды спустя из кладовки вернулась женщина, на этот раз с ведром в руках, поставив его рядом с Кэт (которая теперь сидела на полу, просто мастерски выполняя свою роль, притворяясь, будто её вот-вот стошнит; хоть бы ей на самом деле не стало плохо, а то я начну чувствовать себя виноватой). — Знаете, что? — сказала Кэт, поднимаясь на ноги. — Я уже чувствую себя лучше. И меня больше не тошнит. Как замечательно! Увидимся позже. Пока, Вики! — Она подошла ко мне, после чего снова обняла. Отстраняясь, она подмигнула мне, а затем просто ушла. Моя мама удивлённо изогнула бровь, глядя на меня, но я лишь отмахнулась от неё и сказала: — Заполняй бумаги, я хочу домой. На что она лишь рассмеялась, покачав головой. Спустя ещё некоторое время моя мама, наконец, поставила свои подписи на десяти разных экземплярах различных документов, после чего нам было позволено идти. Уилл ещё не вернулся, так что мы просто начали предполагать, что он либо сейчас идёт обратно к нам, либо просто решил остаться в машине. И после этого наступил конец. Конец моей жизни в психиатрической лечебнице. Вот так просто. Леди за стойкой регистрации мило попрощалась с нами, и мы начали уходить. Вскоре мы вышли на улицу; было гораздо холоднее, чем я предполагала. Тем не менее солнце все ещё пробивалось сквозь облака, и солнечные лучи приятно ощущались на моей бледной коже. Ты никогда не начинаешь ценить подобные мелочи, пока не лишаешься их. Я почти (почти) забыла о Калуме, так как начала размышлять о прогулках на свежем воздухе, которые наверняка теперь будут чаще случаться в моей жизни, чем это было до больницы. А затем я увидела, как он разговаривает с моим младшим братом, и, мне кажется, что у моей мамы тогда прямо на стоянке случился незначительный сердечный приступ. Моя мама всегда очень серьёзно относилась к подобного рода происшествиям. Она буквально говорила мне набрать полицию (на всякий случай), и просто держать палец над кнопкой вызова, на всём пути к дому Сьерры (которая жила буквально через пять домов от меня, на той же улице). Поэтому меня бы не удивило, если бы она начала сходить с ума лишь потому, что какой-то незнакомый подросток, одетый во все чёрное, решил заговорить с моим младшим братом. Мама буквально побежала к Уиллу и Калуму, увидев их вместе, и хотя мне совсем не хотелось бегать, я последовала её примеру, стараясь не отставать. Я хотела добраться до них первой, прежде чем она начнёт ругать либо Уилла, либо Калума, либо сразу обоих. Прежде чем я успела хоть что-то сказать, Калум уже обнимал меня. Это были те объятия, когда ты просто оказываешься в руках другого человека и хочешь остаться там навсегда; объятия, благодаря которым ты чувствуешь себя в безопасности. Он крепко прижал меня к себе и поцеловал в плечо, в то время как мой брат сказал: — Это Калум. И, мне кажется, он парень Вики. Я отпустила Калума, только чтобы застенчиво улыбнуться (пытаясь не краснеть, но потерпеть неудачу) и сказать: — Нам стоит как можно скорее садиться в машину.