ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЙ (ЧАСТЬ ПЕРВАЯ) — БЛОКНОТ ▶✖◀
Сьерра, Ты так хороша в общении с мальчиками, так что помоги мне выбраться из этой ситуации. — Вики? Я положила карандаш на стол и обернулась. — Да? — ответила я Стеф, которая сидела на своей кровати. — Мне скучно, — лишь ответила она. Затем она остановилась на мгновение и посмотрела на книгу, которая лежала у неё на коленях. — Я прочла эту книгу уже раз тридцать. — Так прочти ещё раз, — предложила я, покусывая кончик карандаша и пытаясь понять, стоит ли мне стереть и переписать то, что я только что написала в моём письме Сьерре, или мне стоит просто продолжать писать об этом. — Но есть одна проблема, — заныла она, — я запомнила буквально каждое слово в этой чёртовой книге! — Стеф швырнула книгу на пол, после чего подняла её и начала гладить и извиняться перед ней, будто только что уронила своего ребёнка, а не обыкновенную книгу. Я обернулась и заново начала писать своё письмо. Сьерра, В ЭТОЙ БОЛЬНИЦЕ ТВОРИТСЯ КУДА БОЛЬШЕ ДРАМЫ И ВСЯКОГО ДЕРЬМА, ЧЕМ В СРЕДНЕСТАТИСТИЧЕСКОЙ СТАРШЕЙ ШКОЛЕ, А Я ДАЖЕ НЕ ДУМАЛА, ЧТО ТАКОЕ ВОЗМОЖНО. ПОЖАЛУЙСТА, ЗАБЕРИ МЕНЯ ОТСЮДА.▶✖◀
Это казалось более подходящим, поэтому я остановилась на этом варианте, и я даже не стала утруждаться и подписывать, что письмо было от меня. Во всяком случае, это было довольно очевидно (если, конечно, у Сьерры больше не было друзей, которые оказались заперты в больницах). — Крик о помощи, — произнесла Стеф, нависая в этот момент надо мной и бесстыдно заглядывая в мой блокнот. Я быстро закрыла его, тихо смеясь. — Да кому какое дело, — ответила я, садясь на кровать (для меня она всё ещё не стала моей). Стеф проигнорировала этот мой комментарий, ложась на свою кровать и свешивая голову с края, так что сейчас она смотрела на меня снизу вверх. — Чем ты хочешь сегодня заняться? По какой-то причине мы со Стеф проснулись этим утром слишком рано; до завтрака оставалась ещё куча времени. Я пожала плечами, принимая то же положение, что и Стеф, так что теперь ей не приходилось смотреть на меня снизу вверх. В итоге всё своё свободное время мы потратили на разговоры обо всём, о чём только можно было поговорить. Сначала мы разговаривали о том, как будем сбегать из этой больницы. Потом мы разговаривали о машинах, потому что после того, как мы сбежим из этого скверного местечка нам всё же придётся украсть несколько автомобилей. И именно так наш разговор дошёл к Мини Куперам, и насколько они маленькие и милые, и насколько сильно Стеф хочет себе такую машину и она обязательно должна быть мятного цвета. Примерно так и прошёл весь наш разговор — каждая тема медленно перетекала в новую причину для обсуждения. Мы говорили о любимых вкусах жевательной резинки, о колледже и об ароматах декоративных свечей и о том, как мы хотели стать теми людьми, в честь которых назовут оттенки цветных карандашей, когда мы станем старше. Это было странно, но приятно. Хотя уже через пять минут я начала чувствовать, как в моей голове скапливается чрезмерное количество крови, из-за этой странной позы. Так или иначе, вскоре у нас закончились темы для разговоров. Поэтому мы молчали, пока Стеф снова не заговорила. — Я чувствую себя виноватой. — Почему? — спросила я. Она перестала грызть ногти и опустила ноги, после чего приняла удобное положение на кровати. Я же оставалась на месте, будучи слишком ленивой, чтобы поменять позу, даже если мне становилось неудобно. Стефани пробормотала что-то, что мне всё же не удалось понять, снова начав нервно грызть ногти. Она пыталась устремить свой взгляд в пол, но её глаза взволнованно бегали со стороны в сторону. — Что? — произнесла я, надеясь, что она повторит. — Я… эм, я, вроде как, ну, рассказала Калуму и Кэт о тебе и Майкле? — произнесла она очень быстро, но на этот раз мне удалось всё разобрать. — Ох, — лишь пробормотала я, пожимая плечами. Для меня это не было большой проблемой; может быть, я была всего немного расстроена, но они узнали бы об этом в любом случае. Для них самих лучше, что они узнали об этом сейчас, а не позже. — Ты расстроена? — спросила Стеф, и клянусь, что к этому времени у неё и вовсе не осталось ногтей на пальцах, она их попросту съела. — Извини, я и сама не знаю, зачем я это сделала, это было глупо, я действительно… — Стеф, — я тихонько рассмеялась, перебивая её в середине фразы. — Всё нормально. — Нет, это не так, — возразила она. — Ты ведь моя лучшая подруга, а лучшие друзья не рассказывают людям, вроде Калума, что кое-кто поцеловал кое-кого другого. — Эй, помнишь, ты однажды сама сказала мне, что говоришь много разного дерьма? Думаю, это как раз тот случай. Стеф наконец перестала кусать останки того, что совсем недавно называлось человеческими ногтями, чтобы рассмеяться, закатывая глаза. — Ладно, это правда. Но, если серьёзно, ты не расстроена? Я отрицательно помотала головой, потому что я на самом деле не была расстроена. Люди время от времени ошибаются, но Калум и Кэт всё равно должны были всё узнать. — Ах, да, — добавила Стеф, глядя на часы на прикроватной тумбочке, — я также обозвала его мудаком, и это слышали чуть ли не все в столовой. — Ты что? — спросила я, смеясь; мне показалось, что она шутит. — Что такое, не ожидала этого от меня? Мне иногда жалко этого парня, но иногда он заслуживает добротного пинка под зад, так что да, это произошло.***
Я не знала, как можно объяснить мои отношения с Майклом. Я на самом деле не знала, были ли они такими потому, что нам обоим нужен был человек рядом в определённый момент, или, может, они были такими потому, что Майкл действительно имел в виду то, что он сказал. Я пока не могла разобраться в этом. Мы по-прежнему вели себя одинаково. И к моему удивлению наши отношения не стали основываться на неловкости после того поцелуя, как мне казалось, должно было случиться. Но всё было точно так же, как и прежде, мы разговаривали, и иногда смеялись, и мы держались за руки. Мне кажется, в основном, мы просто помогали друг другу быть счастливыми; настолько счастливыми, насколько мы могли быть, конечно же. Мы разговаривали о музыке (в основном о барабанщиках-женщинах и о том, насколько они круты), когда я заметила, что он о чём-то задумался и перестал быть активным в нашем разговоре. — Майк… — начала я, когда он перебил меня. — Эй, у меня есть кое-что, что тебя может заинтересовать, — быстро сказал он, взъерошивая рукой и без того непослушные волосы. Я не знала, что ответить, но мне даже не пришлось отвечать. Он уже повернулся направо и взял в руки что-то, чего я не заметила раньше, но это что-то было там всё это время. Я уже знала, что это такое, и мне хватило всего две секунды, чтобы это понять. — Нет! — закричала я, и это оказалось громче, чем я думала. Множество людей повернулись, чтобы посмотреть на меня, и моё лицо залилось краской. Я яростно осмотрела всю столовую, ожидая встретиться взглядом с Калумом, но, к моему счастью, его здесь не было. — Что? — просил Майкл, будучи как бы немного озадаченным моей бурной реакцией. — Нет, — повторила я, мотая головой. — Нет. Я не могу. Я не буду. — Ой, да ладно тебе, Вики, — улыбнулся Майкл, пытаясь передать мне предмет моей взволнованности. — Нет, я буду чувствовать себя виноватой, — сказала я, скрестив руки на груди. — Как он вообще оказался у тебя? — Он забыл его в комнате, в которой мы в прошлый раз отбывали наказание, и ты же знаешь меня, я бы ни за что не оставил его там, — Майкл ухмыльнулся и закатывал глаза, будто это было что-то невероятно очевидное. — Просто верни его! — произнесла я; мой голос прозвучал более расстроенно, чем я это планировала. — Вернуть его? Калуму? Самому? Нет, спасибо, — сказал Майкл, снова пытаясь заставить меня взять его в руки. — Серьёзно, просто возьми его. Посмотри, написал ли он хоть что-нибудь хорошее о тебе. Мне на самом деле не хотелось брать его. Это не было правильным поступком. Конечно, я хотела бы посмотреть, писал ли Калум песни для меня или обо мне, но это было неправильно. Это было похоже на то, когда ты находился в доме своих друзей-третьеклассников, и ты быстро читал их дневники, в то время, как они отлучались, чтобы воспользоваться ванной комнатой, и после этого ты чувствовал себя нереально виноватым. Я ненавидела это чувство. — Майкл, — простонала я, отдавая чёрный блокнот ему обратно в руки. Он закатил глаза. — Отлично, — наконец согласился он, — тогда я просто оставлю его себе. Может быть, он написал что-то хорошее и для меня. Я усмехнулась. — Вроде чего? — Я представляю себе какую-то крикливую хардкорную песню, слова которой звучат примерно так: «О, мой Бог, я хочу убить тебя» или что-то в этом роде. Я фыркнула, кивая головой. — Это может стать мировым хитом. — Ты уверена, что не хочешь взять его? — прошептал Майкл, вдруг став невероятно тихим. — Я не хочу брать его, клянусь, — ответила я, закусив нижнюю губу. — О да, конечно же, она хочет взять его, — заговорил кто-то ещё. — Стеф! — заныла я, когда она одним уверенным движением забрала чёрную записную книжку у Майкла из рук. — Если ты не возьмёшь его, это сделаю я, и с удовольствием придумаю свои мелодии к его песням и буду петь их для тебя каждый вечер, пока ты не уснёшь. Я просто закатила глаза в ответ, не видя ни единой причины сопротивляться ей. Стеф не собирается уступать и менять своё решение. И насколько бы сильно я не хотела, чтобы этот блокнот оказался у меня в руках, у меня в животе было это странное чувство радости, потому что я наконец смогу своими глазами увидеть, написал ли Калум что-то обо мне.