Just Married / Просто женаты

Утро началось не с кофе. И не с пения птиц. И не с храпения любимого человека над ухом. И даже не с будильника. А с проклятого кошачьего дерьма, звона разбитой посуды и фальшивых завываний оперных арий с первого этажа. Первое, что увидел Донхэ, лениво приоткрыв один глаз, – ароматную кучу, оставленную одним из кошачьих извергов Хичоля, скорее всего, тем самым обожающим хлопок и шелк и не приученным к лотку Черри. Рядом с подушкой блаженно спала четверка котов и Комин с Мело. Наглые зверюги не отставали от Донхэ всю ночь, пока не отвоевали у парня в неравной борьбе большую часть кровати. В ходе этой продолжительной борьбы Донхэ обзавелся тремя десятками длинных, глубоких и не очень царапин на всех частях тела, но, кажется, его уже перестали волновать подобные мелочи. Сев на кровати и отодвинув подальше от себя подушку с произведением искусства, сотворенным кошачьим пищеварением, Донхэ зажмурился, пытаясь отогнать головную боль и чувствуя себя совершенно не выспавшимся и усталым. Еще бы, заснуть под крики вещавшего о каком-то боксерском поединке телевизора и завывания мантр, доносившиеся с первого этажа, непрекращающиеся стоны разной тональности из-за стены и вопли котов, отвоевывающих себе пространство для сна, весьма и весьма проблематично. И едва Донхэ задремал под утро, как его разбудили проклятые оперные арии, которые кто-то распевал сначала на втором, а затем на первом этаже. И когда его дом превратился в натуральный дурдом? Лениво размышляя над этим вопросом, Донхэ отправился в душ, вспоминая, когда в последний раз он просыпался по собственной воли, без будильника, в половине пятого утра. Кажется, никогда, но теперь, когда их дом стал прибежищем для наркоманов, алкоголиков, психов и домашних животных всех мастей… Нет, с этим нужно что-то делать. Срочно. Если домработника и крестника мамы Хёкджэ еще можно оставить во избежание скандалов, то всех остальных… Проклятые опекуны могли бы приходить днем, чтобы следить за подопечным. Парня Хичоля, который спокойно разгуливал по дому абсолютно голым и курил косяки с марихуаной прямо на кухне, можно было бы временно отправить в реабилитационный центр. Котов и собак – в гостиницу для домашних животных, и плевать на терапию. А всех остальных просто-напросто выставить вон, потому что, сколько бы ни размышлял Донхэ, он никак не мог понять, что они забыли в его доме. Приняв душ, уложив волосы и переодевшись в брюки и рубашку, чтобы в случае чего как можно быстрее сбежать под благовидным предлогом на работу, Донхэ подавил в себе желание вылезти на улицу через окно и уверенным шагом направился вниз. Телевизор в пустой гостиной все так же вопил на полной громкости, включенный на спортивном канале, а из кухни раздавалось громогласное пение вперемешку со звоном посуды, терпким ароматом свежесваренного кофе и сладковатым запахом какой-то выпечки. – Доброе утро, Донхэ, – расплылся в улыбке наркоман-эксгибиционист, который явно уже успел выкурить пару косяков и теперь пребывал в блаженном настроении, сидя за столом и попивая кофе. Голышом, естественно. Донхэ порадовался, что самое нелицеприятное прикрывает стол, и подумал о том, что после всего этого обязательно следует вызвать службу дезинфекции и почистить всю мебель в доме… хотя… вообще все в этом доме. Интересно, почему еще никто не придумал службу по изживанию незваных гостей? – Я случайно не разбудил тебя своим пением? – невинно поинтересовался обдолбанный китаец, и Донхэ сразу понял, кто радовал их своим восхитительным исполнением арий с утра пораньше. Больше всего на свете Донхэ сейчас хотелось высказать этому наркоману все, что он думает о его пении и о том, что тот сидит голой задницей на замшевом стуле, а затем взять этого во всем раздражающего типа за шкирку и выкинуть его и его проклятых дружков, парней, котов и прочих из своего дома, но Донхэ, Ли Донхэ, который не боялся никого в этом мире, и всегда открыто говорил то, что думает, и привык командовать людьми, вдруг неожиданно стушевался и выдавил из себя: – Доброе утро, нет, я всегда встаю так рано, – пробормотал он и обратился ко второму, суетящемуся и звенящему посудой парню, тому самому Гарри Поттеру с плюшевым гусем вместо волшебной палочки, который сейчас усердно наливал тесто в формы для кексов: – Привет. Это кексы? – Донхэ понимал, что его вопрос звучит по-идиотски, но, кажется, идиотизм становится нормой для этого дома. – Да, – кивнул парень, наливая тесто в формы так сосредоточенно, словно это решало судьбу мира. – Я люблю печь, – дернул плечом он, разобравшись с тестом и отправляя партию кексов в духовку. – Здорово. Но зачем так много? – робко поинтересовался Донхэ, окидывая взглядом четыре огромные миски, в которых была сложена, наверное, уже сотня готовых кексов. – Потому что у меня десять голодных мужчин и не менее голодная девушка. К тому же Шиндон с Канином каждый могут умять по полсотни, так что это мало… – спокойно пояснил Кюхён – да, кажется, этого парня зовут именно так – и с совершенно невозмутимым видом начал замешивать очередную порцию теста. Донхэ осторожно, словно боясь лишним словом спровоцировать странную бурю, нацедил себе чашку кофе и уже собирался сесть за стол, как его остановил громкий отчаянный вопль: – Стой! – перепачканный в муке Гарри Поттер местного разлива подарил опешившему Донхэ злобный взгляд и направился к нему, угрожающе сжимая в руках грязный венчик. – Что такое? – Донхэ недоуменно посмотрел на парня, который, подойдя к нему, резко наклонился вперед, обдавая Донхэ ароматом ванилина и чего-то еще, пахнущего неуловимо сладко, с небольшими горько-травянистыми нотками. – Ты чуть не сел на Додо, – раздраженно пробурчал Кюхён, забирая со стула, на который едва не сел Донхэ, большую игрушечную чайку. – Ну извините, – фыркнул Донхэ, плюхаясь на стул, за что заработал еще один уничижительный взгляд от Кюхёна, который поспешил унести игрушку с кухни, бережно прижимая ее к груди. – Не переживай, – неожиданно вмешался выпавший из нирваны Хангён, – когда дело касается игрушек, Кю не контролирует себя. Он разрешает брать их только Хёкки и Чоми, – блаженно улыбнулся Хангён и добавил, увидев, что Донхэ потянулся за кексом: – Я бы тебе не советовал брать кексы из зеленой миски, если ты, конечно, не хочешь немного развеселиться, – хмыкнул он, с любопытством наблюдая за парнем, сидящим напротив. – Развеселиться? – уточнил Донхэ, но выпечку на всякий случай отложил. – Ну… это… Кю поддерживает меня и мою зависимость... – смущенно начал Хангён, но его перебил ввалившийся в кухню Хичоль в ярко-розовом, явно женском халате и с белоснежной сеточкой на волосах: – Это кексы с гашишем, поэтому если ты не хочешь ходить целый день, глупо хихикая, то я бы тебе не советовал их есть, – пропел Хичоль, подходя к Хангёну и подставляя своему парню щеку для поцелуя. – Но зато их очень полезно есть на ночь: они повышают чувственность и, кхм, выносливость, – расхохотался рыжеволосый, направляясь к кофеварке. – Да уж, мы все слышали вашу чувственность и выносливость сегодня ночью, – фыркнул появившийся в кухне Чжоу Ми. – А где Кю? – Окинув взглядом кухню, китаец увидел явные следы пребывания своего парня на ней, но вот самого Кюхёна в пределах видимости не наблюдалось. – Донхэ чуть не сел на какого-то его Диди, и взбешенный Кю побежал прятать птичку от ничего не понимающих нас, – хмыкнул Хангён, не сводя взгляда с Хичоля. – Не Дидди, а Додо. Между прочим, эта игрушка из ограниченной коллекции какого-то суперзнаменитого французского дизайнера и стоила нам целое состояние, – Чоми едва подавил зевок, плюхаясь за стол. – Не понимаю, как можно тратить деньги на такую хрень, – фыркнул Хичоль, усаживаясь на колени к своему парню и ерзая, чтобы усесться поудобнее, а может быть, и совсем не за этим, судя по его игривым взглядам. – Моли бога, чтобы Кюхён тебя не слышал, – рассмеялся Чоми, беря кекс из синей миски и поясняя молча наблюдающему за происходящим Донхэ: – В зеленой с гашишем – для этих двоих, – он кивнул на Хичоля, все еще продолжающего ерзать на снова впадающем в нирвану Хангёне. – Двоих? Так ты тоже?.. – Донхэ поднял взгляд на Хичоля. Если этот парень наркоман, то это объяснило бы многое в его поведении. Милые друзья у его мужа, один другого страннее и больнее, просто реабилитационный центр на выезде. – Наркоман? Нет, – расхохотался Хичоль, – к наркотикам я был всегда равнодушен. У меня клептомания, – все продолжал хохотать он, но, увидев испуганный взгляд Донхэ, тут же резко стал серьезным и пояснил: – Нет-нет-нет, ты не думай ничего такого. Во-первых, я завязал с этим пару месяцев назад, а если и тырю, то только по мелочи в магазине, и то Хангён заставляет возвращать все. В последний раз, представляешь, он заставил меня вернуть наполовину обсосанный чупа-чупс в магазинчик на заправке, а потом выяснилось, что я расплатился за него кредиткой, – снова звонко расхохотался Хичоль. Настолько звонко, что на его смех отозвались стекла в оконных рамах, а начавшие стягиваться на кухню и укладывающиеся вокруг Донхэ коты прыснули во все стороны. – Знаешь, как мы познакомились? – не унимался Хичоль, несмотря на явно неодобрительные взгляды Хангёна и Чжоу Ми, которые видели, что их друга начинает нести и лучше бы ему сейчас заткнуться. – Это было презабавно! Хангён занимался скупкой краденого, и я притащил ему телефон. Это была любовь с первого взгляда, да, милый? – Хичоль развернулся к Хангёну и, дождавшись от него утвердительного кивка, впился в губы своего парня, кажется, совершенно не смущаясь, что его халат распахнулся, демонстрируя во всей красе его тощее тело и розовые трусы с диснеевскими принцессами. Парочка увлеклась настолько сильно, что Донхэ показалось, что еще чуть-чуть – и он сможет стать случайным наблюдателем самого натурального порнографического спектакля двух актеров на собственной кухне, поэтому он поспешил сбежать оттуда вслед за верно понявшим ситуацию Чжоу Ми, который перехватил спешащего на кухню все еще надувшегося Кюхёна, увлекая его в гостиную и бормоча, что кое-кого нужно лечить не только от наркомании и клептомании, но и от нимфомании. А сам Донхэ, про которого, казалось, все забыли, перебежками поднялся на второй этаж, чтобы забрать телефон и портфель с документами и по-быстрому сбежать из этого дурдома, пока его психика не подвергалась неотвратимому разрушению. Донхэ уже забрал все нужные вещи, позвонил водителю, попросив заехать за ним сегодня пораньше, и собирался спуститься вниз, когда его внимание привлек приглушенный стон, раздавшийся откуда-то из противоположного конца коридора. Стон, выданный до боли знакомым голосом. Не веря своим ушам, Донхэ осторожно, на цыпочках направился к комнате своего мужа. Впрочем, эта предосторожность была излишней. Буквально через минуту до его ушей донесся еще один, более глубокий и более протяжный стон, а затем еще один и еще... С каждым услышанным стоном Донхэ все меньше сомневался в том, кто их издает. Его обожаемый муж, так любящий строить из себя святую невинность. Чертова шлюха! Мало того, что он притащил в их дом толпу алкоголиков, наркоманов, бандитов и прочих странных типов, так еще и смеет в их собственном доме изменять ему непонятно с кем! Ведомый странной внезапно вспыхнувшей яростью, Донхэ резко распахнул двери в комнату мужа и едва не задохнулся от увиденной картины: на смятых белоснежных простынях лежал на животе полуголый, разметавший в стороны руки и ноги Хёкджэ, блаженно закрывший глаза, а на его бедрах восседал полуголый бугай, один из тех двух бандитов, и… усиленно разминал ему плечи. Донхэ как завороженный следил за тем, как загорелые сильные пальцы с легкостью массируют молочно-белую, покрытую россыпью родинок кожу, срывая с губ Хёкджэ стоны самого настоящего удовольствия, полные такой сводящей с ума сексуальности и магнетизма, что у Донхэ побежали по пояснице странные теплые мурашки и пересохло во рту. Он не понял, сколько времени стоял вот так, просто как подросток пялясь на то, как абсолютно чужой мужчина заставляет его мужа стонать в голос от блаженства, пока его взгляд неожиданно не столкнулся с потемневшими от удовольствия распахнувшимися глазами Хёкджэ, который недоуменно смотрел на мужа, не понимая, что Донхэ здесь делает. – Что ты тут делаешь? – едва выдавил из себя парень, поднимая голову и привлекая внимание Канина к тому, что они не одни. – Это что ВЫ тут делаете? – Донхэ бросил многозначительный, полный презрения и ревности взгляд на пару. И пусть, возможно, здесь все было невинно. Но сама мысль о том, что Хёкджэ, его мужа, его фактически собственность, кто-то может касаться так, как пока не может он, сводила Донхэ с ума. Никто не может трогать Хёкджэ, кроме него. Никогда. Но разве можно объяснить это Хёкджэ и этому бугаю, который, поймав злобный взгляд Донхэ, скривился, неспешно поднялся с бедер Хёкджэ и, напоследок погладив едва не муркнувшего от блаженства парня по спине, с улыбкой попросил его: – Полежи еще минут двадцать, и все пройдет, – а затем вальяжной походкой направился к Донхэ, снова залипшем на вязи иероглифов, вытатуированных вдоль выступающих позвонков и острых лопаток, и буквально за шкирку выволок даже не успевшего возмутиться парня в коридор, аккуратно прикрывая за собой двери и впечатывая Донхэ со всей силы в стену, до хруста костей. – Слышь, мышь, еще раз посмотришь на него так, – прошипел Канин в лицо ошеломленному Донхэ, – и с моей подачи тебе до конца жизни малейшее движение будет причинять невыносимую боль, и мне за это ничего не будет. Ты понял? – вскинул бровь Канин и, так и не дождавшись ответа, для острастки встряхнул опешившего мужа своего друга. Отпустив не понимающего, что это сейчас было, Донхэ, Канин пошел к лестнице, ведущей вниз, насвистывая мотив какой-то популярной песенки, которую вовсю сейчас крутили по радио. У него всегда были свои взгляды на воспитательный процесс, и то, как смотрел Донхэ на их Хёкки – как на последнюю дешевую уличную шлюху, – очень не понравилось мужчине, и пусть вся эта история с их переездом была крайне веселой и имела воспитательную цель, но Канин решил вправить мозги на место этому придурку другими средствами, ведь, в конце концов, как бы Хёкджэ не отрицал, это ничтожество нравилось ему. Потому Канин сделает все возможное, чтобы этот идиот понял, какая драгоценность попала в его руки, и научился ценить и беречь ее. Иначе… с отношением Хёкджэ к семье и браку проще будет свернуть шею этой скотине и сделать Хёкки вдовцом, чем сподвигнуть его на измену. И все эти глупости с Шивоном... Все они прекрасно понимали, что это только глупости и домыслы. Даже Хичоль. Впрочем, именно эта рыжая бестия как никто другой. И Хёкджэ никогда не предаст этот брак и свою первую любовь. Ох и не повезло же их любимому ребенку вляпаться в такое дерьмо, но если за это дело взялись его лучшие друзья, то все будет хорошо. Ну или Хёкджэ станет вдовцом. Никогда не стоит отказываться от плана Б. Канин с усмешкой зашел на кухню, где в унисон стонали сидящий на столе и поедающий обезжиренный йогурт Хичоль и читающий раздел финансовых новостей в утренней газете Хангён. – Фу, блин, ты не можешь постонать за меня? Я уже голос сорвал, все-таки нужно было сделать запись и включать ее, – пробормотал Хичоль, проглатывая очередную ложку йогурта и издавая прозвучавший слишком фальшиво стон. – Переигрываешь, милый, – расхохотался Хангён, вторя своему парню и запуская по новому кругу соревнование «Кто громче и естественнее простонет», сводя нерадивого муженька Хёкджэ с ума. А ведь это только начало, Ли Донхэ, только начало. Ты даже не представляешь, сколько сюрпризов приготовила для тебя группа поддержки твоего мужа...