***
К полудню похолодало еще сильнее. Каменистое побережье засыпало тонкой снежной пеленой. Двое мальчишек упорно брели вперед, оставляя за собой цепь путающихся следов. Море покрылось тонкой льдистой коркой, то и дело разбиваемую волнами. Шум прибоя превратился в шорох льда и оседающего снега. Мертвый берег постепенно преображался. Время от времени путники натыкались на странные растения, растущие у самой кромки воды. От них исходил свет и – подумать только! - красивый мелодичный звон. Завидев такое чудо природы, Галл с молчаливым восторгом кидался изучать его: трогать, нюхать, перебирать зазубренные листья. Правда, срывать запретил – сказал, что эти штуки называются «корни Нирна», и растут они очень редко, а значит, их надо беречь. Правда, на пятом или десятом таком корне Мерсер перестал верить в их редкость и с чистой совестью сожрал пару листочков как приправу к крабовому мясу. Крабовое мясо было личным кулинарным открытием юного Фрея. В песчаной излучине путникам встретился небольшой грязекраб; к этому времени Мерсер ощутимо проголодался, а лежавшая в рюкзаке вяленая селедка пропиталась вонью и вызывала только тошноту. Поэтому он решился на дерзкий поступок: схватил из-под ног камень, хорошенько замахнулся и кинул в зверюгу. - Ай! – вскрикнул Галл, вскакивая на бревно. – Живое существо! - Уже нет, - сказал Мерсер, удовлетворенно тыкая замершего краба носком ноги. – Да ладно тебе, чего ты? Я таких в Вэйресте пачками бил. - Их едят тушеными, а не сырыми, - пробубнил неженка-имперец. - Чего? – поднял бровь бретон. – Может, умник, тебе еще тарелочку серебряную подать? Голод не Мара, по голове не погладит. С этим отпрыск дворянской фамилии спорить не решился. Вдвоем они кое-как содрали с краба панцирь, оторвали ему ноги (оказавшиеся в конце концов довольно вкусными) и наскребли чуточку мяса. Оно было соленым, скользким и ощутимо отдавало тиной, но всё же лучше, чем селедка. Перекусив, беглецы продолжили путь. Солнце плыло на запад; они – бежали, время от времени переходя на шаг, а иногда присаживаясь отдохнуть на камни или коряги. Несколько раз им встречались хоркеры. Лоснящиеся громады жира и клыков играли в воде недалеко от берега, и мальчики, шепча друг другу нечто ободряющее («Вот это обед, Мерунес меня подери!»), обходили их подальше. Скоро дала о себе знать усталость. И ладно бы Мерсер – он-то за годы скитаний привык бесконечно кружиться, точно муха, среди городских душных трущоб, не садясь и не вздыхая, а вот Галл уставал чрезмерно. Он останавливался чуть ли не у каждого пенька, тяжело дыша и глотая какую-то гадость из своих бутылок. В душе у Мерсера зрело беспокойство. Чем дальше они шли, тем медленнее двигались. И с каждым часом воздух становился холоднее, а Галл – бледнее и прозрачнее. Они уже не разговаривали. Просто брели, сгибаясь от усталости и ветра, думая каждый о своем. Бивший в спину ветер доносил до слуха хриплый кашель. Он был каким-то обреченным, гулким – так, должно быть, буря одиноко завывает в горах. Северный закат мелькнул и скрылся за тучами, на жалкую минуту осветив землю медью. По небу все быстрее плыли рваные облака. Наступали сумерки. Они не спеша ползли с востока, укрывая следы темной пеленой. Из медного небо стало сизым. Затем, спустя еще несколько часов, – а может, и не часов, Мерсер плохо чувствовал время, – густо-синим. Посинел и снег; длинные тени легли на узкую прибрежную полосу, преграждая путь. Вдруг Фрей почуял, что шаги за его спиной стихли. Он оглянулся и увидел, что Галл стоит, согнувшись, далеко позади, и не шевелится. Бросив сумку на снег, бретон подбежал к товарищу. Каждое движение отдавалось тупой болью в конечностях: холод давным-давно прожег тряпье, что служило ему обувью, и Мерсер подозревал, что останется без пальцев на ногах. В сумраке лицо Дезидения выглядело совершенно белым. Он опустил голову и замер, а ветер нещадно трепал его покрытые инеем волосы. Пробуждалась метель. - Эй! – крикнул Мерсер, хватая Галла за плечи. – Ты в порядке? Имперец поднял на бретона остекленевшие глаза, и тот сразу же понял, что нет. Он не был в порядке. На побелевшем лице выступил неестественный румянец. На ресницах и бровях хлопьями лежал снег. - Лихорадка, - пробормотал он и поднес ладонь к губам. – Переохлаждение. Нельзя было... И не договорил – конец фразы вновь потонул в волне удушающего кашля. Мерсер замер. Его сковало оцепенение. И страх, самый настоящий страх – наверное, впервые с тех пор, как он покинул Хай-Рок. Едва приступ ослаб, Галл отдернул руку. На ладони алели капли крови. Кровь?.. - Видишь? – Его голос превратился в хрип. – Он был прав. Мне... не выжить здесь. - Еще чего! - Мерсер взвалил на себя его руку, не давая ему упасть. – Только попробуй, умник. Я... я с тебя шкуру спущу! Ветер уносил грубые, подслушанные где-то среди бродяг фразы прочь. Но голос предательски дрожал. Он подхватил Галла (сил у того хватало лишь на то, чтобы переставлять ноги) и поволок его за собой, захватив с земли брошенный рюкзак. Густые сумерки и снег мешали разглядеть хоть что-нибудь. Море с ревом билось о камни, обдавая детей колючими брызгами. Один. Наедине с бурей и сраженным болезнью другом. Откуда ждать помощи? Спустя несколько кошмарных минут проклятий, криков и рвущего уши ветра бретон – дело рук самой Кин, не иначе! – обнаружил в скале вход в пещеру. Его защищали ползущие по обрыву корни; стряхнув с них комья земли и снег, Мерсер кое-как втолкнул Галла внутрь. В пещере пахло углями и сырым песком. Она была маленькой, точно скорлупа, и обжитой: еще дымилось присыпанное землей кострище, по углам валялись спальные мешки. Снаружи глухо завывала метель. Здесь он хотя бы не замерзнет. Найдя в углу забытую жестяную лампу, Мерсер вылил остатки масла в костер. Рядом валялись кусок кремния и нож; несколько ударов – и угли вспыхнули. По стенам запрыгали блики. Первым делом Фрей засунул лихорадочного в спальный мешок. - Там насекомые, - вяло возразил Галл. - Сам ты насекомое! – рявкнул в ответ Мерсер. От переживаний он сделался совсем нервным и был готов вспыхнуть от любой искры, как то масло. – А ну полезай! Уговаривать долго не пришлось. Имперец, скинув сапоги, вполз в пахнущий мокрым мехом мешок и свернулся в нем, как личинка. - Красная бутылка, - прошептал он. – Там красная бутылка. Дай. Его голос, и так тихий и слабый, теперь просто растворялся в воздухе вместе с паром. Бретон пошарил в его сумке и протянул ему червленый, уже полупустой, пузырек. Галл допил его, пролив половину на землю. Мерсер не удержался: хотел было вытереть ему губы, но, коснувшись кожи, едва не отдернул руку. - Ба! Да на тебе яйца поджарить можно. Он уже видел такое однажды. В Вэйресте. Один нищий, редгард по имени Бо, подхватил как-то горячку. Помочь ему было некому; бедняга целую ночь и еще полдня стоял в доках, вопя, что всем нужно бежать прочь и прятаться от какого-то Алого Корабля. Мерсер не видел, как он умирал (в конце концов, стража выкинула его в подворотню), но старшие говорили, будто от жара его кровь так вскипела, что он сварился заживо. Галл не горел и не бредил. Его кожа была белой и влажной, а руки, в отличие от губ – холодными, почти как у мертвеца. - Слушай, - Мерсеру пришлось наклониться, чтобы расслышать шепот, - на дне рюкзака есть записка. Он говорил с усилием, словно ему приходилось высекать каждое слово из камня. Фрей снова схватился за сумку. Пошарив, извлек оттуда старый, мятый, будто извлеченный со дна морского кусочек кожи с потрепанной печатью внизу. Он был исписан с обеих сторон. Буквами и, кажется, цифрами. Читать Мерсер не умел, а считать – тем более. - Это рецепт, - продолжил Галл, то и дело срываясь на свист. – Я... не протяну долго. Пожалуйста... Он снова зашелся кашлем. Глядя, как содрогается его тело под мешком, Мерсер едва не поддался желанию схватить его и прижать к земле. - ...пожалуйста, - снова заговорил имперец, - сделай что-нибудь. В этой хриплой, безнадежной просьбе было столько беспомощности, столько тоски, что внутри у мальчика поднялась собственная лихорадка. Он ощутил боль и жгучую неправильность. Никогда у него не было друзей. Никогда никто не говорил с ним, не слушал его, не делился, не ждал. И теперь... единственный на всем Нирне человек, которому небезразлично его, Мерсера, существование, - неужели он должен погибнуть вот так просто?! Сделай что-нибудь. Ну уж нет, умник. Даже не думай. Мысли зашевелились со скоростью молнии. Они шли в Солитьюд, двигаясь со скоростью улитки, но так ли уж далеко отсюда до Данстара? А там... люди, дома, помощь. Алхимик. Да, алхимик! Сможет ли городской алхимик сварить зелье, которое способно Галла спасти? Цена еще никогда не была так высока. - Я сделаю, - горячо заговорил Мерсер, – я сгоняю в Данстар, приведу лекаря, найду алхимика, только не вздумай тут умирать, ты!.. - Оставишь меня? – спросил Галл и закрыл глаза – держать веки он уже был не в силах. - А что еще делать?! – чуть было не вскипел бретон, но тут же хлопнул себя по губам, остыл. – Ты только держись. Держись до утра. Обещаешь? Галл хрипло выдохнул. Дыхание его свистело. - Обещаю. Внезапно он открыл глаза. Они были невероятно блестящими. - Сапоги мои возьми. Мерсер, бормоча что-то успокаивающее, впервые в жизни натянул на ноги настоящую обувь. Но удивляться или радоваться времени не было. Времени не было ни на что. Молясь всем богам и даэдра, чтобы с умником ничего не случилось, он взвалил на спину сумку и вылетел из пещеры. Снаружи бушевала буря. Ветер теперь дул с запада; мальчик со всех ног побежал по берегу, сражаясь с метелью, точно она была врагом. Он махал руками, как бешеная ветряная мельница, а снежные хлопья иголками вонзались со всех сторон. Побережье занесло, волны вздымались до неба. И он решился взбежать наверх, на высокий берег, срезать путь через леса. Ни ночь, ни пурга, ни опасность заблудиться уже не пугали его. Поднявшись, скользя и чертыхаясь, по заснеженной тропинке, Мерсер оказался в самой гуще ельника... и понял, что это было плохой идеей. Снег здесь лежал густым покровом. Ветви, точно корни, смыкались над головой; в просвете между стволами все еще мелькало море, а где-то наверху, сквозь мчащиеся по небу тучи, тревожно мерцала Секунда. Однако счет шел на минуты. Стиснув зубы, Мерсер Фрей бросился вперед - наперекор вьюге и лесной чаще. Еловые ветви хлестали по лицу. Ноги вязли в сугробах. Он бежал как сумасшедший, расшвыривая снег перед собой, глядя на луну высоко в ветвях. Буря поднимала в воздух облака снежной пыли. Они кружились клубами дыма, роем ледяных пчел впивались в глаза и щеки. В груди было больно и горячо. Не хватало еще и самому свалиться. Он бежал, спотыкался, падал, вставал и бежал снова. Гонка через лес продолжалась недолго. Каким-то чудом Мерсер выскочил на дорогу и понесся еще быстрее, не жалея ни сил, ни воздуха. Снег хрустел под подошвами, бил в лицо и таял, стекая по щекам горячими потоками. Влага тут же замерзала. Брови покрылись ледяной коркой. Он уже ни думал ни о Галле, ни о времени, ни о рюкзаке, больно бьющем по позвонкам; в голове пульсировала единственная мысль: не задохнуться. Когда бежать становилось невыносимо, Мерсер переходил на шаг и судорожно хватал ртом ледяной воздух. А в глубине нависающего по сторонам леса выли волки, и стаи диких птиц злобно кричали в ветвях. Наконец чаща кончилась. Перед взором расстилались заметенные снегом холмы. Далеко внизу, под горой, сияли огоньки Данстара. А над головой - будто из ниоткуда – возникло вдруг огромное чернильное небо. Спуститься с горки было делом одной минуты. Мерсер сорвал с плеч рюкзак, прижал его к себе, плюхнулся на спину - и покатился, точно лавина. Снег забился под рубашку, в штаны, облепил волосы. Когда мальчишка поднялся на ноги (затормозив о большой мягкий сугроб), он был похож на крошечного снежного тролля. До городка оставалась самая малость: колючие заросли снежноягодника. Нежничать с ними Фрей не собирался, а потому мужественно полез напролом. Ветки с хрустом ломались и лезли в глаза. Кое-как преодолев даэдровы кусты, Мерсер очутился у одного из домов. Деревянная вывеска качалась и скрипела на ветру; на ней был грубо изображен бокал пива. Таверна. Нет, не то! Мерсер в панике носился от здания к зданию. Ратуша, жилой дом, снова жилой... К великому облегчению, лавка алхимика обнаружилась дальше, у залива. Едва заприметив на вывеске рисунок ступки и пестика, бретон кинулся к крыльцу (чуть не врезавшись в проходившего мимо стражника) и что было силы заколотил в дверь. Где-то залаяли собаки. - Эй, там! Откройте! Откройте! Долго ждать не пришлось. Дверь с лязгом отворилась, и на пороге показалась встревоженная молодая нордка со светильником в руках. - Что за... Ее взгляд упал на маленькое, красное, заснеженное существо ростом ей по пояс. - Кин! – охнула она, отворяя дверь шире. – Дитя! Ты откуда? Мерсер молча скользнул внутрь. Даже если бы ему было что ответить, горло на морозе треснуло и слиплось. В лавке пахло деревом и сухими травами. На прилавке, до которого маленький беглец едва мог дотянуться, сверкали разноцветные склянки. Где-то в глубине комнаты потрескивал очаг. Девушка потянулась к шкафу. - Выпей, - потребовала она, протягивая Мерсеру бутылку подозрительной жидкости. – Это восполнит силы. Боги! Ты, должно быть, бежал от самого Винтерхолда! Бретон зельям не доверял, но сил у него и вправду не оставалось. Снадобье пахло чем-то навроде полыни. Оно заструилось по глотке, приятно согревая тело изнутри, и уже через минуту мальчишка почувствовал, что снова способен говорить. - Добрая леди! – тут же затараторил он, бросив рюкзак на прилавок. – Я сын рыбака, мы живем в доме на скале далеко к востоку. Мой отец ушел в море, а мать свалилась от чахотки. Она умирает! Умоляю, помогите! Врать алхимику Мерсер не собирался. Только в последнюю минуту, уже глотая спасительное тепло, он сообразил: а что он ей скажет? Мы с приятелем сбежали с корабля и теперь слоняемся по свету, он собрался помереть в пещерке неподалеку, давайте-ка спасем его? Да любая нормальная женщина (и не женщина тоже) кинется выручать ребенка в беде. А что потом? Дом для сирот? Нет уж. Спасение достанется другой ценой. - Вот, - трагически сообщил Мерсер, разжимая кулак со скомканной в нем бумажкой. – Она дала мне этот рецепт. Прошу вас, если у вас есть сердце, помогите ей! Прошу.. Нордка взяла у него записку и сощурилась, поднеся светильник поближе. Упавшие светлые пряди убрала за ухо. Пока она читала, ее лицо менялось от взволнованного... до настороженного. - Так, мальчик, - покачала она головой. – Либо ты мне врешь, либо твой отец знавал самого Императора Мида. Это не от чахотки рецепт и уж точно не твой. Мерсер схватился за прилавок: - Но я... Но моя мама...! - Врешь, значит, — травница выпрямила лист и ткнула пальцем в печать. — Это, мальчик мой, вензель Синода, и будь я проклята, если твой рецепт составляли не в Университете Волшебства. Их писанину ни с чем не спутаешь, – Видя, каким испугом загорелись глаза Мерсера, она продолжила: — Даже если б я поверила в твою историю, за бесплатно я ничего варить не буду, а у тебя на такое зелье денег не хватит. Ты хоть знаешь, сколько мне будут стоить его ингредиенты? Маленький бретон сжал зубы. Снег, налипший на лицо и волосы, растаял, и холодная вода слезинками стекала по щекам. За одну даэдрову бутылку он готов был отдать хоть целый мир. - Смотрите, - произнес он, развязывая рюкзак. Хозяйка лавки с интересом вытянула длинную шею. Мерсер достал сокровище, ради которого чуть не погиб, и положил его на прилавок. - Ох! – восхищенно выдохнула нордка. – Откуда он у тебя? Беглец горько усмехнулся. Инструмент блестел и переливался золотом в неровном свете огня. - Альтмерский? – сказала девушка, осторожно взяв секстант в руки. – Да, прямиком с Саммерсета. Хорошо, очень хорошо... С таким и Плащ Пилигрима не страшен. Мерсер выхватил секстант у неё из рук. - Свари зелье, и он твой, — прошептал он, пристально глядя на нордку. Та уперла руки в бока и вернула взгляд. - Ты мне условия ставишь? - Предлагаю сделку, — ответил бретон. — И рецепт я потом заберу, он и правда не мой. Девушка посмотрела на пришельца, потом на золоченый прибор. Снова на пришельца. Её выбор был очевиден. - Не пытайся меня обдурить, - сказала травница, повязывая фартук. — И сиди здесь, чтоб я тебя видела. Мальчик сел на ближайший стул и закрыл глаза, сжимая секстант в руках. Он был измучен. Холодом, беготней, пожиравшим душу волнением. Стоило ему на секунду успокоиться, как страхи набрасывались на сердце, как волки. Что там происходит? Там ли Галл вообще? А, что, если пещеру какие-нибудь бандиты обнаружат? А если медведь забредет? А если...? А если... - Проснись, — хозяйка ткнула его пестиком. Мерсер вздрогнул и изумленно уставился на нордку, пытаясь понять, что она ему протягивает. - Вот твое зелье, - сказала травница, заворачивая маленький темно-алый пузырек в ткань. – Скажи своей «маме», что надолго этого не хватит, тут снадобья максимум дня на три. Идите в Солитьюд, в Храм Богов — жрецы могут вам по... - Сколько я спал?! — Мерсер попытался выхватить пузырек из рук девушки, но та отступила на шаг назад. - Полчаса. И ты должен мне секстант. Дрожащими руками Мерсер протянул ей эльфийскую диковину. Нордка положила её в карман робы и отдала Мерсеру ещё горячее снадобье с рецептом, которые тот тут же сунул в сумку. Молча, точно вор, он направился к двери. Но у выхода он вдруг заколебался и повернулся к девушке-алхимику. - Как вас звать? - А? А, Фрида я, - ответила та, рассматривая секстант в свете лампы. - Спасибо, Фрида, - быстро проговорил бретон и, не медля больше ни секунды, выскочил за дверь. Метель успокоилась. Ветер стих, и снежинки спокойно ложились на землю. Обратный путь был куда легче. Мерсер не стал возвращаться в лес, а решился пробежать по побережью. И – то ли дело было в буре, то ли путь изначально был верен, - добрался до грота куда легче и быстрее, чем час назад до Данстара. На одном из камней темнела сжавшаяся от холода фигурка. - Идиот! – заорал Мерсер. – Какого черта ты вылез? Сильно сдохнуть хочешь?! Галл вяло покачнулся, крепче обхватывая себя за плечи. Шепнул, кивнув на небо: - Северное сияние. И действительно: ясное небо переливалось всеми цветами, точно хаммерфельская парча. Синий, золотой, пурпурный... как только он его проглядел? Неужто бежал, глядя под ноги? - Идиот, - мрачно повторил Мерсер. Он схватил товарища за ворот и втащил в пещеру. Костер снова погас. - Пей, - сказал он, всучив Галлу бутылку. Умник благодарно склонился над ней; темные локоны рассыпались в беспорядке. - Спасибо, - еле слышно прошелестел он, когда допил. – Я... не верил, что ты вернешься. Это зелье нелегко достать. Фрей похлопал друга по спине. Тот вздрогнул, и бретон резко отдернул руку. - Больно? - Да. Не зная, как еще его подбодрить, Мерсер неловко обнял имперца за плечи. Он был безжизненным, как тряпочка, и холодным. Но хрипы в груди стихли, и дыхание больше не свистело. - Иди спать, - проворчал бретон в кудрявый висок. – Неудачник. - Холодно, - прошептал Дезидений. – И огня нет. - И не надо. Я тебя сам согрею. Мерсер помог спасенному забраться в спальный мешок и залез следом. От земли исходил холодный запах сырости. Спальник, сшитый, похоже, для взрослого мужчины, прекрасно вместил двоих детей. Даже место еще осталось. Галл мгновенно заснул. Вползший в пещеру легкий ветерок шевелил одиноко торчащую кудряшку. Почему-то от этой мелочи Мерсеру стало очень хорошо. Его друг не умрет. Ни сегодня, ни завтра. Ни через неделю, ни через год. Мерсер в этом не сомневался. И насчет того, каким словом его называть, он тоже больше не сомневался. Друг. Самый лучший, самый умный, единственный друг.***
На рассвете Мерсер проснулся, вылез из мешка, пошевелил ржавым ножом угольки и принялся раздувать костер. Галл промычал сквозь сон нечто недовольное. - Дракон, - сообщил он, разлепив глаза. – Ты настоящий дракон. А их, между прочим, не видели в Тамриэле со времен Мартина Септима, и... - ...и не увидят, - буркнул Мерсер. Слушать о драконах ему не хотелось совсем. – Не скучал я по этой болтовне. Имперец зевнул и потянулся. - Врешь. Скучал. Ты вчера чуть не умер от беспокойства. - А ты просто чуть не умер! – огрызнулся бретон. – У меня горло дерет как от эля. И ноги отваливаются. Хоть бы спасибо сказал! Галл подполз ближе и исхитрился заглянуть Мерсеру в глаза. Выглядел он лучше, чем вчера. Лихорадка прошла, и из следов страшной ночи остались только бледность да синяки под глазами. - Я уже сказал, - произнес он тихо и серьезно. – И еще раз скажу. Спасибо. Я жив благодаря тебе, Мерсер Фрей. Маленький бродяга на мгновение перестал копаться в углях. Он не признался бы себе в этом ни за какие коврижки, но слова Галла его глубоко тронули. Вида он, конечно же, не подал. Только и пробурчал: - Ты у меня в долгу. Галл улыбнулся. - Разумеется. Они кое-как собрались, позавтракали остатками краба из вчерашних запасов и снова двинулись в путь. Утро выдалось свежим. Выпавший в бурю снег искрился и хрустел под ногами. - Слушай, умник, - начал Мерсер, когда они прошли с четверть мили. - А что у тебя за болезнь? На мгновение он подумал, что Галл остановится, вздрогнет и кинет свой фирменный пронзительный взгляд, но бывший юнга даже не замедлил шага. - Ну, если вкратце, - проговорил тот, - это легочное. Чахотка, лихорадки, приступы удушья. Чем дольше я живу, тем труднее дышится. - Травница сказала, что это не чахотка. Имперец задумчиво покачал головой. - У неё с моей болезнью схожие приступы. Но чахотка не бывает врожденной, а у меня... – На губах его застыла прозрачная улыбка, но глаза были печальны. – Короче, можешь считать это чахоткой, если тебе так проще. - А ты умрешь от этого? Галл всё-таки остановился. И вздохнул. - Умру. Я в любом случае умру, Мерсер. Какая разница, от чего? Это открытие казалось таким же пронзающим и холодным, как снег. - Не надо! – Фрей взмахнул руками. – Поступи в Коллегию, стань целителем, да что угодно. Ты не можешь просто так взять и сдаться! - Да какая мне Коллегия! – воскликнул Галл. – Я теперь безродный бродяга. Ни дома, ни денег, ни даже будущего. Куда мне идти? Вот скажи, куда? Он тряхнул головой, смахивая кудри с лица. Получилось гордо и даже как-то впечатляюще. - Ты кой-чего забыл, умник, - с ухмылкой напомнил Мерсер. – У тебя есть я. Ну так, на всякий случай. Дезидений резко повернулся. Тонкие губы расплывались в новой, теперь уже искренней, улыбке. - Да. Ты прав, дружище. Отлично. Мерсер ощутил смутное желание прикоснуться и замечательным образом выразил его через тычок в плечо. - Ай! Осторожнее! - Да ладно, неженка! – хохотнул бретон. И вскрикнул, когда имперец швырнул в него снежком: - Эй, так нечестно! Да я... да я уши тебе надеру! Галл засмеялся и побежал по побережью, звеня пустыми бутылками в рюкзаке. Волосы развевались на ветру. Снег скрипел, оседая в волнах прибоя. - Скампово отродье, - выдохнул Мерсер, кое-как догнав приятеля. После ночной пробежки ноги ныли, как будто их опалили изнутри. – Ты, это... Не парься насчет Коллегии. Поучишься еще. - Да ну ее к Дагону, эту Коллегию, - махнул рукой Дезидений. – Судьба – она, знаешь ли, женщина неглупая. Сама разберется. Мерсер вспомнил свое фантастическое путешествие, начавшееся со статуэтки даэдрической богини, и призадумался. Статуэтка ведь все еще валялась на дне мешка. - Да, - выдал он в конце концов. – Женщина. Умная. По ясному, с розовым отливом небу плыли золотистые облака. Над морем летали чайки. Далеко на горизонте, кутаясь в утренний туман, алели смутные очертания Солитьюда.