В доме детства в шкафу не только чьи-то кости

      Переодеваться он категорически отказался, поэтому мне ничего не оставалось как налить ему по умолчанию чрезмерно крепкий и сладкий кофе, да подать ему таблетки, что всегда лежали в том же шкафчике, где лежат чайные принадлежности. Он их ведь постоянно пил, а я даже и подумать не мог что это просто обезбаливающее.       — Ал, а как часто у тебя головные боли? — спросил, присев рядом.       — После аварии довольно часто. Обычно боль накатывает перед тем, как я что-то забываю. А затем становится легче, — глотнув кофе, он совсем по-детски сморщился.       — Но не в этот раз?— а таблетки можно запивать кофе?       — Да, в этот раз все по-другому.       — Но почему?       — Можно начать с того, что перед этим я сильно приложился головой.       — Кстати, я так и не услышала, что произошло. Кирс мне сказал только то, что ты ударился, но не сказал как.       Он уставился себе на руки, видно, что он не хотел все это вспоминать. Пускай он и просил все забыть, но я хотел знать больше.       — Пожалуйста, расскажи подробнее.       — Ладно. Тогда рано утром мне позвонили встревоженные родственники моего клиента, и мне пришлось выехать. В том районе я ни разу не был, и если на остановке меня встретили, то, возвращаясь, я просто заблудился. На улице было так темно, а фонари во многих закоулках либо не горели вовсе, либо давали свет настолько слабый, что не хватало даже разглядеть мусор под ногами. Пока я шел по памяти, то и дело запинался за всякие бутылки, чертыхаясь и стараясь не упасть. Я отчетливо помню, что где-то мы срезали по пути к его дому, но, кажется, я срезал совсем не там, и попал в подворотню. Молодые люди сидели на одном из крылец и весело гоготали, распивая остатки алкоголя. Тогда мне показалось разумным спросить у них дорогу, но я всегда стараюсь обходить стороной подобного вида группы и в итоге просто замешкался, не зная как поступить. Сзади чья-то рука по-приятельски легла мне на плечо, запах дешевых сигарет ударил в нос, а я его напрочь не переношу, вот и сморщился, что явно не удовлетворило моего новообретенного приятеля. Тогда меня заметили и остальные его товарищи. Незначительная словесная перебранка между нами показалось для них чрезмерной дерзостью и тогда, попав под свет одного из фонарей, они заметили и цвет моих глаз. Всячески приплетая это к нетрадиционной ориентации, они пытались вывести меня из себя, но я лишь хотел уйти уже из этого чертова района. Схватив меня за свитер и прижав к стене, они образовали полукруг, — он рассказывал это не торопясь, изредка поглядывая на меня. Мне казалось, что он рассказывает это мне не с целью удовлетворить мой интерес, а чтобы мне было легче потом говорить. — Различные насмешки превратились в домогательства с чрезмерным желанием насилия: они пытались всячески касаться меня, поглаживая по ногам, задирая свитер, поднося карманный нож к глазам, — лишь мельком взглянув на меня и прикусив губы, он быстро исправился: — всячески угрожая. Затем мы немного подрались, пока нас не увидел полицейский. Они сразу же сбежали, а меня отвели в участок оставить заявление на этих хулиганов и помогли добраться до дома. Во время перепалки я и приложился головой.       — Это ужасно, Ал! Зачем ты пошел один? — Анита была явно встревожена этим происшествием. А что касается меня, я был ему... благодарен? Положив руку на его, что покоилась у него на коленке, я легонечко сжал, приободряя его. Я прекрасно понимал, что он рассказал далеко не все, но что-то просто не нужно произносить вслух.       — Если ты не забыла, я уже взрослый мужчина, которому не нужно сопровождение до работы. Случится может всякое. Никто от этого не застрахован.       На мгновение я представил, как толпа пьяных в хлам людей прижимает его к стене с недвусмысленными намеками и его, такого мягкого, совершенно неспособного толком постоять за себя... Непроизвольно сжал его руку еще крепче. Несмотря на мою версию секс-игрушки, я доверял каждому его слову. Не думаю, что при мне он смог бы говорить о таком просто чтобы прикрыться. Подняв взгляд, я встретился с его. Неужели эти глаза причиняют ему столько боли? И я не лучше. После всего произошедшего хочу перерыть все его прошлое, чтобы понять одно: что на основе только сходства цвета глаз я хочу убедить его в том, что его же отец давал насиловать его другим. Это просто ужасно и абсурдно. Мне не хочется продолжать это безумие.       — Давайте закончим это побыстрее. Ал, я рассказываю часть того, что я помню о том мальчике, а ты будешь говорить, что помнишь ты, хорошо? Если это все просто мои фантазии, то несостыковки быстро появятся. Договорились? — я не хочу причинять еще больше боли.       — Да, хорошо. А что тебе снится?       — Молодой человек, похожий на тебя. С такими же тепло-желтыми глазами, вечно хмурый, всегда избитый. Тебе же тоже снятся кошмары, Ал.       — Я их не помню. Правда, я их очень плохо запоминаю. Иногда снится мать, иногда этот дом… Все смутно и неясно. А что... происходило с этим мальчиком? В твоих снах.       — Обычно там не только мы, и нас.. — я не мог произнести то, что нас там насиловали. Понимать это — одно, но произнести вслух оказалось гораздо сложнее.       — Насиловали? — бодренько подсказала Анита.       — Ань!       В ушах стояло это слово, звучало, отражаясь от стенок и гудя в моей голове. Прикусив до боли губу, я смог маленько прийти в себя. Ведь все хорошо, я это говорил не так давно и ему, и ей. Это не сложно. Но тогда я не пытался сказать, что насиловали и Ала…       — Помнишь красную тетрадь? — мягко спросил Ал. Я молча кивнул. — Можешь принести ее? — снова кивок, и я быстро ретировался. Он ведь сделал это специально, чтобы я смог перевести дух. Такой чуткий. Прижимая к груди эту тетрадь, что я открыл лишь раз, в груди стало немного теплее. Но почему? Может потому что он ставит меня выше этой девушки? То что защищает меня? Уголки губ слегка дрогнули, но потом плотно сжались, не позволяя просто улыбнуться. Когда я тихо положил тетрадь на стол, между ними чувствовалось еще большее напряжение, чем когда я уходил. Ткнув пальцем в обложку тетради, он сказал, не отводя от нее взгляд: — Здесь все, что я нашел на то время, что я не помню. Каждый раз я делал записи, чтобы отмечать какие дни выпали. Можете сами посмотреть.       Анита неловко, слегка дрожа, протянула руки к ней и, лишь мельком глянув на те самые фотографии, отложила их и погрузилась в изучение записей.       — И что ты нашел? — тихо спросил я, не отводя от нее взгляд.       — Сам не до конца понимаю. Но чаще всего, когда я не помню, то в это время я либо выпиваю, либо с кем-то дерусь. Но я не понимаю как. Ведь я совсем не пью, а чтобы вот так, напиваться до беспамятства... Все очень странно.       Он тяжело вздохнул и принялся рассматривать меня.       — Что-то не так?       Он смущенно отвел взгляд. Подсев к нему поближе, я залез к нему под руку и крепко его обнял. От него слабо, но отчетливо пахло мятной жвачкой.       — Ты ведь… что-то еще хотел узнать?       — Тот мальчик, что был со мной. Когда я первый раз его увидел, он уже был там. Но он был совсем маленьким, может, с меня ростом, но очень худеньким. Под конец, он очень сильно вырос и возмужал, из-за чего ему еще больше доставалось, — его руки мягко приобняли меня и поглаживали плечо.       Анита лишь изредка поглядывала на нас, внимательно изучая документы.       — Под конец?       — До того, как я сбежал. Задолго до этого он очень сильно заболел и от него избавились, — но почему я не помню этого? Я помню, что когда нас перевезли, он пропал куда-то. — Не могу вспомнить когда и как, но он часто болел. А ты часто простуживался?       Он не отвечал, лишь прижал меня к себе ближе.       — Да, постоянно, — ответила за него Анита. — Каждый сезон по одному разу, как минимум, даже летом. Иммунитет вообще ни к черту.       Его грудь начала рвано вздыматься, а сам он напряженно сжал мое плечо.       — Нечего злиться, ты сам сказал дополнять. А есть справки с того случая в институте?       — Ищи там же, — глухо отозвался он, совсем отвернувшись от нее.       — Случай в институте? — задрав голову и положив подбородок ему на грудь, я прикрыл глаза и наслаждался смешением кислого запаха кофе и нежно-сладкого мяты. Словно передо мной конфетка.       — А что она тебе рассказывала когда я подошел?       — Про твою семью. Кстати, пожалуйста, расскажи, что произошло с ней. Я не совсем понял что случилось.       — Много она успела уже тебе наговорить? — качаю головой. — Мать умерла, когда я был маленьким, а жизнь с отцом после я уже плохо помню. Все же я мать любил и для ребенка это серьезная травма, да и после еще попал в аварию. Я не помню, что происходило в это время, но как мне рассказывала бабушка, меня нашли в придорожной зеленой полосе. Скорее всего, меня откинуло и в состоянии шока я ушел еще дальше. После этого проблемы с памятью были постоянным делом, так как у меня была обширная травма головы, а время для оказания первой помощи было явно упущено. Дальше я уже помню, как меня забрала из больницы бабушка, мать отца, а куда делся он сам — никто не знает. Возможно он погиб в той аварии, а когда рассматривали ДТП меня просто не нашли. Мутная история одним словом. Потом, когда я восстановился и поступил в институт, все поутихло, но и тут, под выпуск, она заболела. Рак костей. Не осталось и ее, — я никогда не видел его настолько печальным. Слегка приподнявшись, я поцеловал его нежно в щечку. На что он слегка смутился, а потом скосил взгляд на Аню. Совсем забыл про нее, но кажется она даже не обратила внимание. — А когда я разбирался со всякими бумагами, — решил, не привлекая ее внимания, закончить Ал, — то нашел, что квартира отца так и пустует. И я решил переехать сюда, чтобы поменьше напоминало о ней, да и, возможно, смогу восстановить что-то из памяти. Все верно? — спросил ее.       Аня лишь раздосадовано кивнула, не желая обращать на нас вообще никакого внимания.       — Как видишь, мне и вправду нечего рассказывать. Воспоминания носят фрагментарный характер, и в основном того времени, что еще худо-бедно припоминаю. А все, что касается смерти матери, жизни с отцом и аварии — практически по нулям.       — Мне жаль, — лишь смог выдавить из себя. Ребра словно сдавило.       — Может хватит на сегодня? — спросил он, нежно приобнимая меня. — Больше я действительно ничего не помню, а тебе, если хочешь, я помогу вспомнить позже. Просто я так устал, — он зарылся носом в мою макушку и громко выдохнул.       Но что же тогда произошло в институте? Неважно, все это есть в его тетрадях, которые я так долго игнорировал. Незачем причинять ему еще столько же боли и заставлять все это вспоминать. Я смогу и сам разобраться, он ли тот мальчик или нет. Выбравшись из его объятий, я встал как можно ближе к ней и, забрав из ее рук тетрадь и прижав к груди, как самое сокровенное, громко попросил ее:       — Пожалуйста, уходи, — возможно это было грубо с моей стороны, но перед ней я не чувствовал себя виноватым. Ал не смог сдержать легкой полуулыбки.       — Ты его слышала, — подтвердил он.