Да, Мастер!

Такеши не понимал сколько времени прошло с тех пор, как его сковал Мастер; он ощущал то накатывающий жар, когда Скуало проводил ступней по его животу, ребрам, едва задевая член, то холод, когда Скуало выходил из комнаты и подолгу не возвращался. Ноги и бедра затекли и почти не ощущались, иногда покалывая; локти и колени ныли от того, что долго были согнуты; спина взопрела из-за синтетического ковра и духоты в комнате и постоянно чесалась. Такеши замечал дискомфорт в моменты, когда выныривал из мыслей, которые старательно нагонял на себя, пытаясь отгородиться от внешних и собственных раздражителей. Телевизор негромко бормотал на итальянском; Такеши различал некоторые знакомые слова, автоматически переводя их: «сегодня», «голубое», «дождь», «прекрасная». Женский мелодичный голос вливался в уши, сообщая прогноз погоды, и как понял Такеши — погода будет хорошей и без осадков. После женского в уши буквально впился громкий весёлый голос, который вещал слишком быстро для понимая японцем смысла фраз; краем глаза юноша различил на экране яркую картинку. — Думаю стоит поесть, — сказал Скуало, поднимаясь с дивана, — пиццу закажу. Скуало взял мобильный в руку, набирая номер с экрана телевизора, до Такеши дошло, что яркой картинкой была реклама. Супербиа заговорил почти сразу, и Ямамото ощутил сладкий щекочущий узел в груди: он обожал слушать Скуало, когда тот говорил на родном языке. Голос наставника буквально менялся, когда он заговаривал на итальянском, Ямамото мог поклясться, что не будь Скуало мафиози, то обязательно стал бы актером или певцом. Скуало не картавил, но его глубокая «р» вызывала мурашки по загривку — Такеши слышал в этой «р» урчание сытого зверя. И каждый раз слушая итальянский из уст Супербиа, Ямамото ощущал стыд за то, что никак не мог всерьёз взяться за собственное обучение. Если бы Такеши понимал язык Мастера, то тот бы говорил с ним на итальянском своим глубоким красивым голосом. Ямамото тихо застонал, слишком ярко представив приказы Скуало на итальянском. — Больно? — Такеши не заметил, как вариец закончил разговор и навис над ним. — Нет, Мастер. Скуало, ничего не ответив, опустился на колени и провел рукой по бедру юноши скрытому чулком. Такеши вздрогнул и слегка выгнулся, насколько позволяло затекшее тело и ремни; бедро свело судорогой, но почти сразу попустило, оставив после легкое чувство жжения и покалывания. — Осталось совсем немного, — произнес Скуало, целую Ямамото в лоб, — ты молодец. — Спасибо. Супербиа еще немного погладил взмокшую кожу Такеши, расслабляя напряженные мышцы; гладил между ног, отчего юноша жалобно стонал, выгибался и дышал загнанно — Скуало лишь распалял желание, не доводя дело до конца, поэтому каждое новое касание отдавалось болезненно-сладостной вспышкой в каждом нерве, оседая тяжелым комом внизу живота, который все нарастал и нарастал. Когда Ямамото был готов взвыть от накатывающих ощущений и умолять сделать хоть что-нибудь, Скуало поднялся и вышел из комнаты. Такеши почувствовал, как свело внутренности от острого желания кончить, даже просто коснуться себя, чтобы, наконец, сбить жар возбуждения и не ощущать больше каждым миллиметром кожи катящиеся капли пота и смазки; ковер под спиной, казалось, превратился в раскаленные иглы, не больно, но раздражающе впивающиеся в кожу; колени безуспешно пытались сдвинуться, а запястья освободиться. Ямамото из-за шума в голове не слышал, как громко жалобно стонет, переходя на бессвязное бормотание; как звенят цепи от каждого движения; как в сознание настойчиво бьется звон. Такеши резко распахнул глаза, разом замерев — в дверь звонили. Он слышал, как Скуало вышел из дома, как удалялись его шаги по мелкому гравию, а через минуту вернулся. Не один. Юноша затаил дыхание, прислушиваясь к скорой итальянской речи; второй голос был незнаком, он говорил громко, но не кричал; затем Такеши различил шаги наставника, поднимающиеся по лестнице, но незнакомец всё ещё оставался в доме. Ямамото услышал свист и короткую фразу, и буквально каждым рецептором тела ощутил, что незнакомец вошел в зал. Из-за дивана Такеши не был виден, но стоило только человеку пройти глубже, и скрыть уже не получилось бы ничего. Ямамото затаил дыхание, заставляя тело буквально окаменеть, чтобы не проронить ни звука; бедра и ступни свело от напряжения, пальцы сжались в кулаки; в груди горело от нехватки воздуха. Такеши закрыл глаза, стараясь побороть подступающую панику. Скуало обещал, что никто его не увидит! Он ни разу не нарушил своего обещания, так почему сейчас?! «Ты мне доверяешь?», — слова Мастера перед началом сессии. Доверяет! Ещё как доверяет! Жизнь свою без раздумья доверит, вложит собственный меч в руку и закроет глаза; повернется спиной и упадет назад; будет с рук есть и даже не подумает спросить, чем его кормят. Тело и свободу доверит! Но сейчас страшно, страшно до жути, если Скуало обманет, даст увидеть его такого: раскрытого и беззащитного. Поэтому нужно замереть, застыть, ни вздохом, ни шорохом не выдать себя. Только бы не заметил, только бы не заметил! Прикосновение к щеке обожгло пламенем, Такеши дёрнулся всем телом, взвыв хрипло, распахнув глаза, но не видя ничего перед собой. — Такеши, тише, это я, — голос Мастера влился в оглохшие уши музыкой; Ямамото хватанул ртом воздух, замер на секунду и надрывно завыл, отпустив сковавшую тело панику и ужас. И без того невидящие глаза заволокло мутной пеленой; по вискам текли горячие слёзы. Тело, ещё минуту назад напряженное до предела, буквально растеклось по полу; в эти секунды Такеши не ощущал себя — собой. Он словно сдулся в один момент, превратившись в бесформенную кучу из мяса и костей. Он даже не заметил, когда его ноги освободили от распорки и ремней, а затекшую шею ласково массировали жесткие пальцы. Такеши всхлипывал в плечо Скуало, который аккуратно прижимал его к себе, успокаивая словно маленького, тихонько покачивая в руках до тех пор, пока не почувствовал, что юноша уснул. *** — Пристегнулся? — Да. Такеши неловко поёрзал на сиденье, уставившись на проносящийся пейзаж за окном. Он проспал полдня и всю ночь, а проснувшись в собственной кровати, пытался воскресить в памяти события прошедшего дня и понять, почему так сильно болит тело. Воспоминания вернулись практически сразу, и юноша, как ужаленный, подскочил, краснея и бледнея: разреветься перед Скуало он совершенно не желал! Что случилось после он не знал, но судя по тому, что находился в отведенной ему спальне, одетый в трусы и футболку — наставник сам о нём позаботился. Стыд за собственный срыв преследовал его всё утро, пока он собирал сумку, и не торопился покидать до сих пор. Но он также был обижен на Скуало: они ведь договаривались! О чём он поспешил уведомить наставника, как только машина пересекла ворота поместья. — Ты, кажется, кое-что забыл, пацан, — прервал его Скуало. — Твоё табу звучало так: «Я не хочу никого третьего в отношениях». В отношениях! Тебя никто не видел, никто не трогал, о том, что ты мой саб — знаем только мы. Я не зря спросил тебя о доверии, твоё возмущение значит только то, что ты врал! — Нет, я доверяю тебе, просто… — Такеши замолчал, пытаясь подобрать слова. — Что? — Скуало пытливо уставился на Ямамото. — Думаешь, я бы дал тебя увидеть? Ты знаешь — я не люблю лишних жертв, а доставщика пришлось бы убить в этом случае. — И всё равно… — Такеши, для чего существует саб? — Для удовольствия доминанта, — вздохнул Такеши уже давно усвоенную фразу. — Именно. Я твой дом и мне так захотелось, но даже так, я не вышел за оговоренные рамки и табу. Такеши промолчал, хмуро уставившись в окно и обдумывая слова наставника. — Кстати, об удовольствии, — ухмыльнулся Скуало. — Когда приедешь в следующий раз, я не буду себя сдерживать — трахну тебя. Во всех позах, каких только захочу и столько раз, сколько захочу. Ты выглядел слишком соблазнительно в платье и в чулках. Так что подумай, прежде чем ехать ко мне ещё раз. Внутренности Такеши свернулись в тугой холодный узел, и он не решился поднять глаз на наставника и произнести хоть слово вплоть до аэропорта.