Совершенное оружие

Рука об руку вошли брат с сестрой в Дортонион. Эльфы-воины, что подобрали их, не задавали вопросов, но и об обстановке не говорили, лишь накормили, дали уставшим путникам отдохнуть и выделили провожатых. Уже на пути к высокородным нолдор Ангроду и Аэгнору, правителям Дортониона, Аэренор понял, что к ним приставили не охранников, а соглядатаев. Разговор с правителями Дортониона вышел непростым. Аэренор бы, может, и поступился гордостью, поведав, как удалось им обоим выйти из мрачной крепости, но сестра хранила молчание, а обречь Аэрендель на бесчестье брат не мог. - Мы не можем рассказать, что было с нами, - устало твердил Аэренор. - Это было страшно не для тела, а для души. Но мы не враги вам, и не доносчики Моргота. - Мы были бы рады поверить вам, - отрешенно говорил Ангрод, - но мы не можем рисковать шатким покоем нашего народа. У Зла хватает прислужников, они умны и хитры. Идите с миром, эльфы из народа синдар, мы дадим вам в дорогу еду и оружие. - А если, - бесстрастно заговорила вдруг Аэрендель, - а если мы откроем вам все то, что нам стало известно за то время, что мы провели в Ангбанде, вы позволите нам остаться? - Что же ты можешь поведать, дева? - переглянувшись с братом, проговорил Аэгнор. - Я могу рассказать и даже нарисовать, где покои Моргота, а где — Саурона. Где ночует и где пьянствует стража. Куда доставляют мясо и лошадей. И... я даже видела военный план в покоях Саурона... это было два месяца назад, но может быть, это поможет вам... - А я, если нужно, могу рассказать, где рудники и шахты, и немного о кузницах, - поддержал Аэренор. - Об этом мы знаем, - ответил эльфу Аэгнор и глубоко задумался, после чего произнес. - Ты, дева, обладаешь полезными сведениями, и я не буду спрашивать, какой ценой они достались тебе. Мы могли бы позволить вам остаться, но вам не будет веры среди нолдор. - А если я расскажу, что послужило причиной того, что меня и сестру отпустили? - прямо спросил Аэренор, решив взять это на себя. - Это не поможет вам, - со вздохом ответил ему Ангрод. - Все знают, что вы пришли из Ангбанда. Эльдар измучены войной. Вам не поверят. - И что же нам делать? - взмолилась Аэрендель. - Мы всего лишь хотим мирной жизни среди своего народа. Ангрод взглянул на обожженные руки Аэренора, на ярко-красное платье Аэрендель, и покачал головой: - Я не думаю, что вам удастся теперь найти покой среди эльфов. Идите к людям, поживите у них. Это даст вам больше, чем вы считаете. Ранее Аэренор планировал добраться до родных земель в Западном Белерианде, но после приема, оказанного им в Дортонионе, отказался от этой мысли. Можно было бы попробовать добраться до земель синдар в Фаласе, или пойти на юг, в Дориат, но Аэренор уже понимал, что Ангрод и Аэгнор абсолютно правы — тяжелый прием ожидает и там бывших пленников. И тогда Аэрендель предложила отправиться на восток. Брата и сестру снарядили в дорогу и даже проводили в нелегком пути через Эред Горгорот. Теперь у них были и теплые плащи, и еда, и оружие - у Аэренора меч и лук, у Аэрендель — кинжал. Незамеченными пересекли они Химлад, переправились через Келион и вступили в земли Эстолада. Дорога вела брата и сестру на юг, потому как они не хотели появляться в Таргелионе, наслышанные о нравах Карантира и истерлингов. Но в лесах Эстолада Аэренор и Аэрендель задержались надолго — почти на пятьдесят лет. Началось это с того, что Аэренор, проникшись жалостью, подобрал умиравшего от ран молодого воина-человека, а Аэрендель, помня о словах правителей Дортониона, выходила его. Человек оказался сыном властителя нескольких людских поселений — обманом его заманили в лес, и несмотря на превосходящие силы противников, он положил всех, но и сам уже не рассчитывал выжить. Марен — так звали этого человека — привел эльфов в свою землю и представил отцу. Тот принял брата с сестрой как дорогих гостей, и считал названными детьми, хоть и был моложе них. После этого случая Аэренор навсегда остался лучшим другом Марена, а Аэрендель — тайной и так и не сложившейся любовью. Среди довольно отсталого и непросвещенного людского племени, жившего весьма обособленно, к эльфам относились совершенно иначе. Никто не смотрел на них с подозрением, никто не задавал вопросов о прошлом. Аэренору пришлось принести воинскую клятву правителю-человеку, а потом и его сыну Марену, ставшему правителем после смерти отца, но он не жалел об этом. Аэрендель словно ожила, когда у них с братом появился собственный дом. Местные девушки и женщины не сторонились эльфийки, и часто по вечерам Аэренор заставал дома сестру в компании девушек, которых она учила вышивке и песням. Голос ее с годами звучал все нежнее, а на прекрасных вышивках все чаще появлялись яркие и светлые цвета. Многие из девушек, правда, ходили в дом эльфов из-за молчаливого и сурового светловолосого воина, но Аэренор даже не замечал этого. Характер бывшего пленника Саурона стремительно менялся со времени освобождения. В Аэреноре проявилась несвойственная ему ранее жестокость, что только сделало его более ценным наперсником правителя. Он замкнулся, не принимал участия в людских праздниках, да и вообще редко разговаривал с кем-то, кроме сестры и единственного друга-правителя. Только сестра еще видела его прежнюю братскую нежность и заботу, только Марен еще мог увидеть улыбку, что когда-то давно нередко озаряла черты лица Аэренора. Но как бы то ни было, шло время, и присутствие эльфов, пользовавшихся немалым влиянием, пошло людскому племени на пользу. Наладились торговые связи с другими народами Эстолада, владения Марена расширились. Изредка в поселения, принадлежавшие Марену, даже стали заглядывать гномы, предлагавшие свои товары. Аэренор выучил целое поколение мужчин воинскому делу, а благодаря Аэрендель повсеместно распространился синдарин. Земли Марена ожили и процветали. Но разумеется, были и недовольные. Тарлин, отпрыск знатного рода и родич властителя земель, еще будучи двадцатилетним юношей, не нашел ничего лучше, чем хвастливо заявлять, что женится на беглой эльфийке, от которой отказался собственный народ. Стоило ему появиться на пороге дома эльфов, как Аэренор вышвырнул его. На его прекрасном лице, обретшим за последние годы гордое и суровое выражение, отразилось презрение. Он смешал Тарлина с дорожной пылью, заявив, что не будет даже предлагать поединок тому, кто не умеет держать меч. Но на этом дело не закончилось, озлобленный юнец принялся распускать непристойные слухи. И тогда Марен, хоть и женившийся к тому моменту, но по-прежнему тайно влюбленный в Аэрендель, отказал Тарлину и его отцу от двора и своею властью лишил большей части состояния. Чувствуя приближавшуюся смерть, Марен объявил свою волю. К несчастью, у него не родилось сыновей, и власть должен был унаследовать сын старшей дочери Марена, которому к тому времени едва сравнялось десять. Эарвен, названная эльфийским именем в честь спасителей правителя, должна была принять бремя власти, пока ее сыну не достигнет двадцати лет. В ночь смерти Марена на глазах Аэренора впервые после плена в Ангбанде появились слезы — он глубоко скорбел о друге, зная, что участь людей отлична от его собственной, и их расставание — не временное, а навечное. Аэрендель, также очень тепло относившаяся к Марену и считавшая его названным братом, не пожелала видеть его смерти и осталась дома. В это смутное время и подняли голову сторонники Тарлина. Тарлин, которому уже сравнялось пятьдесят, все еще глядел вслед прелестной, вечно юной эльфийке, и хорошо помнил перенесенное унижение от ее дерзкого братца. Воспользовавшись тем, что Аэренор оплакивал навсегда ушедшего друга, приспешники Тарлина похитили Аэрендель из собственного дома, где она забылась тяжелой дремой в мыслях о доле названного и родного братьев. Другая группа воинов держала в заложниках будущую правительницу Эарвен с маленьким сыном. Муж Эарвен, пытавшийся защитить семью, был убит. Посланник Тарлина, оправленный к Аэренору, объявил тому, что сестра его находится у давно забытого врага. В качестве единственной возможности сохранить собственную жизнь эльфу предлагалось изгнание. Сестра его осталась бы наложницей, жизни Эарвен и ее сына тоже были бы вне опасности, но власть перешла бы роду Тарлина. Предания народа людей, некогда жившего в Эстоладе, гласят, что эльф, едва услышав эту новость, оставил тело друга на попечение его безутешной престарелой жены, одним взмахом меча лишил головы посланника Тарлина, и вскочив в седло любимого коня, воскликнул: «Один раз я уже готов был оставить ее. Но ты, жалкий человек, не ровня Морготу!» Никто не понял этих слов, да никто и не ручается, что они были переданы потомкам верно. Последующие предания не описывают, как именно были повержены сторонники Тарлина. Кто-то утверждал, что все это сделал один-единственный воин, кто-то, сомневаясь, предполагал, что у эльфа все же были в подчинении верные роду Марена воители. Известно одно — самого Тарлина не поразил клинок Аэренора. Тарлина убила Аэрендель, его же собственным кинжалом, когда он попытался овладеть ею. Ей снова вспомнились покои Мелькора, и эльфийке подумалось, что Враг Мира может даже ею гордиться — и ее ловкостью, и ее яростью, и даже тем, что она до сих пор невольно хранит ему верность. Переворота не состоялось, бразды правления взяла в свои руки старшая дочь Марена Эарвен. Публичных казней тоже не было — прорвавшись в цитадель Тарлина, Аэренор не пощадил никого. Большая часть простого народа даже не знала о произошедшем, и лишь на одном из гобеленов родилась ослепительная в своей жестокости картина — могучий и прекрасный эльф на белом коне, с руками, по локоть обагренными в крови... После этого события все пошло иначе. Пришел конец мирной жизни, к которой так стремились потомки синдар. Аэрендель впервые довелось взять в руки оружие и применить его по назначению, и это что-то перевернуло в душе эльфийки. Впрочем, почва для этого превращения была заготовлена уже давно, еще тем, с кем она когда-то стояла на вершине Тангородрима. Аэренор долго противился, но наконец уступил просьбам сестры. Она переоделась в платье эльфа, для нее было выковано несколько мечей — боевой и несколько учебных, и брат сам, хоть и нехотя, взялся обучать сестру воинской науке. Аэрендель преуспевала. Лук ей оказался ближе, чем меч, и в меткости ей не было равных среди людей. Спустя шесть лет брат с сестрой провели почти настоящий поединок на боевом оружии, и Аэренору потребовалось не меньше двадцати минут, чтобы принудить сестру к обороне и заставить признать себя побежденной. Все больше Аэрендель предпочитала игле и лютне лук и меч, и все чаще взоры ее обращались на юг, к тому пути, который так и остался для них незавершенным, все чаще она тяготилась обществом людей и мечтала оказаться среди эльфов. Аэренор уже был свободен от воинских клятв — сын Эарвен еще не достиг зрелости и не стал правителем, и эльф был только его наставником и старшим другом. В народе все чаще ходили слухи о возможном втором браке дочери Марена и приближенного ко двору эльфа, да и сама Эарвен все чаще обращала свой взор на сурового хранителя рода Марена. Аэренор, пожелай он того, мог бы легко захватить власть, но что-то ушло из его жизни с тех пор, как он впервые пролил кровь не на войне... Мирная жизнь окончательно разладилась, и, когда внук Марена вступил на престол, Аэренор и Аэрендель наконец-то покинули поселения людей, оставляя за собой развитый просвещенный народ, благополучие и мир. Что-то гнало неприкаянных эльфов-странников все дальше. Уезжали брат с сестрой как герои, воспетые в песнях, провожаемые горестным плачем и слезами правительницы-матери. Теперь у них были отличные кони, испытанное оружие, доброе дорожное снаряжение, и, не преследуемые никем, брат с сестрой переправились через Гелион и вступили в земли Оссирианда. Так Искажение, семя которого они оба несли в себе, проникло в те места, куда никогда не забредали орки.