Оттенки огня

      Двор Винтерфелла был знаком Сансе с детства. Намётанный глаз не мог не замечать изменений: вот здесь новые балки вставлены, там следы от пожара на стене остались, а если заглянуть за вон тот угол, то можно увидеть место, где Рамси показывал освежеванную старуху. Винтерфелл был отныне связан не только со счастливыми воспоминаниями детства. Ужин в Главном чертоге превращался в пытку: каждый смешок заставлял поворачивать голову, с внутренней дрожью ожидать встречи с мёртвенно-серыми глазами ненавистного мужа. Мужа…       «Твои слова исчезнут. Ты исчезнешь. Твой род исчезнет…»       Пока они исчезать не торопились, казалось, даже своими тенями марая память Сансы. Они не имели права поганить родные стены девушки! Не имели! Однако она всё ещё слышала смех Рамси, даже его предсмертные вопли не изгнали из её ушей вкрадчивый шёпот, ледяные воды реки не смыли прикосновений. Рамси всё ещё был рядом. Но Санса не собиралась сдаваться. Нужно лишь время, и всё забудется.       Она покружила по замку, собрала коллекцию болезненных воспоминаний и побрела по сугробам в богорощу, единственное совершенно не изменившееся место. Над прудиками вился пар, затягивая богорощу словно дым от пожара. Последние листья на чардреве казались искрами в погребальном костре. Санса стянула перчатку и обнажённой ладонью прошлась по шероховатому стволу. Древние Боги молчали, упрямо молчали, как и все прошлые разы, о чём бы Санса не просила, что бы не спрашивала. Она прижала начавшие леденеть пальцы к губам в попытке удержать горький смех. Уж не наказание ли это ей за Джона? Укоризненное молчание за те мысли, что посещали её? Дело было даже не в нём самом: Сансе нужен был кто-то, хоть кто-то, с кем можно было позабыть Рамси. Её ли вина, что Джон остался единственным, кого не страшно брать за руку?       Путь обратно показался в стократ длиннее. Вблизи источников снег стаял, не в силах победить горячее дыхание жизни, но чем дальше от них, тем выше намело сугробы. Санса шла с трудом, словно оставив все силы там, перед чардревом. Подол платья и нижние юбки промокли насквозь, однако её это беспокоило мало: после купания в ледяной реке, заболеть от обычного снега она не боялась. Во внутреннем дворе дорожки расчищали. Обрадованная Санса ускорила шаг, предвкушая горячее вино с гвоздикой и перцем, но не заметила наледи и упала, неловко вывернув ногу.       — М’леди, что ж вы! Экая незадача! Говорила ведь засыпать чем-нибудь это дряное место: давеча я тут воду разлила, так нет ведь! Не слушают, — подоспевшая Ута всплеснула руками и помогла Сансе подняться. Любая попытка ступить на пострадавшую ногу оборачивалась болью. — Не извольте волноваться: сейчас кликну кого — доставят до ваших комнат в лучшем виде! И знахарку сыщем: вашу господскую ножку подлечить.       — Никого не надо: я разберусь сам.       Услышав близко знакомый голос, Санса обернулась, неловко пытаясь удержать равновесие на одной ноге с помощью Уты. Немало не смущаясь, Джон спокойно подхватил сестру на руки, несмотря на её слабый протест:       — Это не обязательно…       Ей казалось, что на них смотрят все, от одичалых до дворовых мальчишек, пока Джон нёс её вверх по лестницам. Санса полагала, что в её покои, но нет — в свои, более близкие.       — О Боги, как же глупо! Я добралась до Стены и приехала обратно в Винтерфелл без единой раны, а теперь во дворе собственного дома подвернула ногу, — принужденно рассмеялась Санса и охнула от боли, резко пронзившей щиколотку, когда задела ногой край высокого сундука. Джон молча усадил её на стул и закинул подол платья ей на колени, обнажив голени.       — Да всё в порядке, не стоит, правда… — Санса попыталась освободиться, но брат не дал, усаживаясь перед ней на корточки.       — Санса, не глупи. У нас нет мейстера, который осмотрел бы твою ногу, а я немного смыслю в целительстве. На Стене хоть и был свой мейстер, но в походах в земли одичалых можно было рассчитывать только на себя.       Он ловко стянул с неё сапог с мокрым чулком, и Санса замерла, ощущая всё возрастающую неловкость от происходящего. Ничего особенного: просто брат помогает сестре. Ничего?.. Она невольно дёрнулась, когда горячие руки принялись ощупывать щиколотку. Вверх по ноге поползли мурашки, отогревающуюся кожу закололо. Санса прикрыла глаза, надеясь, что на щеках не выступил румянец, выдавая её с головой. Пальцы Джона нашли средоточие боли, мягко надавив. Санса судорожно втянула воздух и едва им не поперхнулась, потому что мужчина успокаивающе провёл ладонью вверх по ноге до колена.       — Перелома нет. Я сейчас наложу тебе повязку, и ты на несколько дней отложишь свои блуждания по замку.       Она поспешно кивнула и ощутила укол разочарования, когда ладони исчезли с кожи. Она с интересом наблюдала за тем, как брат ищет отрез чистой ткани, а потом отрывает нужный кусок. Он повозился ещё немного, вынул какую-то баночку из ящика стола и лишь потом вернулся к сестре. Задумчиво оглядел обнажённую ножку и поднял на Сансу взгляд:       — И никакого лазания по сугробам! Я верю, что ты суровая северянка, презирающая опасность, не надо это доказывать.       Открыл баночку. Густой аромат мёда и травы поплыл по комнате. Так пахло лето. Казалось, в покоях даже потеплело.       — Ты беспокоишься обо мне? — с любопытством спросила Санса, поддразнивая.       — Несомненно.       Широкая ладонь бережно принялась втирать мазь в кожу. Санса вцепилась в стул что есть силы, потому что иначе бы непременно растаяла, соскользнула с него вниз, совершенно лишённая разума и воли. Джон не имел права вот так просто сидеть у её ног и сосредоточенно растирать не мазь, а чистый грех. Проклятье, он даже не понимал, что творил!       Вечность спустя он наложил повязку и поднялся:       — Ну вот всё. Тебя отнести до твоих покоев?       Санса поспешно затрясла головой, отказываясь.       — Останешься жить здесь?       Она кивнула, лишь потом сообразив, как это могло быть истолковано.       — Нет, спасибо… — она прокашлялась, пытаясь вернуть себе свой голос вместо того хрипения, что вырвалось из пересохшего горла. — У тебя дела, а здесь недалеко. И мне уже лучше, намного лучше.       Джон недоверчиво покачал головой, закручивая крышку баночки:       — Я же сказал, что тебе не нужно никому ничего доказывать. Особенно мне.       — А если… А если я всё же хочу…этого? Хочу доказать, что презираю опасность? — Санса сцепила дрожащие руки, одновременно молясь, чтобы он понял подтекст и в тоже время не понимал до конца своих дней. Джон вскинул бровь, а затем шагнул вплотную, улыбнувшись, как когда-то улыбался Арье:       — Тогда у меня хватит мази, чтобы тебя потом подлатать.       Шутливо стукнул пальцем по кончику её носа, оставляя на нём мазь. Неосторожно скользнул по краешку губ, уже убирая руку. И Санса забыла, как дышать, испуганно глядя Джону в глаза. Он опустил взгляд к её невольно раскрывшимся губам. Сансу от напряжения била дрожь. Не существовала ничего и никого, кроме мужчины, стоявшего напротив. Но Джон отступил.       — Если я тебе больше не нужен, я пойду.       Вышел, так больше и не подняв на Сансу взгляда.       Нужен. Очень нужен.