Дневник с красной обложкой, без указания даты.
…Элувиеста 9:44, где-то в лесах, долийский лагерь
- Твой валласлин… Не болит? - Что? – Лавеллан опустила беспокойный взгляд на эльфа, кто склонился перед ней в три погибели на вытоптанной траве. - То есть… твоё лицо… Не болит? – тот не поднимал головы, крепко держал в руке подол белоснежного – без следа хоть одной травинки – платья и старательно подшивал излишки. – Всё-таки… я наспех делал, не по правилам. В первый раз. И, должно быть, не очень умело. Тебе наверняка было больно. - Получилось неплохо, - сказала Лавеллан и коснулась кончиками пальцев своей щеки, пусть и зная, что новый валласлин идёт ей куда меньше, чем тот, по которому она не скучала. Эльф на мгновение поднял лицо и улыбнулся. Так вышло, что в их маленьком клане орудовать иглой у него получалось лучше, чем у всех эльфийских женщин. Поэтому-то он и подшивал ей платье перед ритуалом, а не выстругивал из дерева и выбивал из камня статуи богов, как остальные мужчины. - Хорошо, что ты у нас есть, lethallan. То есть… ты и Эра, конечно. Вы обе. Наверное, больше не найдётся в теперешнем мире мага, который бы предпочёл леса сытой должности в Арлатане, - сказал молодой эльф, вернувшись к работе. – Он, конечно, очень красивый… То есть, я видел его своими глазами, но сверкающие шпили ведь не повод отрекаться от традиций и идти под них, как в бреду. Лавеллан сжала пальцами лепестки маленьких белых венков на запястьях. Она не видела этот Новый Арлатан своими глазами, но знала, что план Соласа идёт полным ходом. В один момент все эльфы – от долийских охотников до слуг в Зимнем Дворце – просто исчезли из людского поля зрения, и через время появились вновь, едва не нарекая себя новой эльфийской Империей. Лавеллан не видела Нового Арлатана своими глазами, но знала, что он действительно прекрасен, хотя также хорошо она знала и то, что вся эта красота, вся эта магия и все эти сверкающие шпили подарены эльфам совсем не ради них. То есть, не ради этих эльфов, что живут под шпилями сейчас. Скорая Хранительница последнего долийского клана в который раз посмотрела за плечо, в сторону своего маленького невзрачного аравеля: Эра не плакала. Ещё утром, да и всё время она начинала голосить на весь лес, стоило Лавеллан отойти от её колыбели дольше, чем на пару минут. А теперь вот – не писка за почти что целую вечность (или сколько там времени на ушивку платья уже ушло? Четверть часа?) - Я подумал… То есть, мне показалось, что это было бы хорошей идеей. - Что? – спросила у эльфа Лавеллан; кажется, на время она вовсе перестала его слушать. - Lethallan. Нет, то есть… Хранительница! – сказал он как-то скованно, не поднимая своего лица теперь уже специально, а не потому, что был занят иглой. – Если я сражу чёрного медведя… Один на один. Ты бы сочла меня достойным получить твоё согласие? Она понимала, о чём он говорит и поэтому улыбнулась ему нежно, как только могла: - Тебе одному или вместе с остальными, а заваливать медведя придётся: однажды придут холода. Спина эльфа у её ног сгорбилась сильнее. Он раскусил зубами нить из галльей шерсти. - Извини, lethallin, - сказала Лавеллан виновато, впрочем, только эта нить её здесь и удерживала. – Пойду проведаю Эру. И она пошла, не боясь испортить первозданную белизну одеяния и изорвать только что подшитый подол о цепкие ветвинки под ногами. За её спиной размахивали ленивый костёр и расставляли факелы, кто-то громко кричал, спрашивая, куда лучше установить статую Митал: между Эльгарханом и Джуном или между Эльгарханом и Андруил. Лавеллан быстро шла, не чувствуя колкой травы и камней: долгая жизнь в лесу заново стесала всю чувствительность стоп, но зато обострила обоняние. Еще не поднявшись в аравель, она учуяла запах нездешних краёв… и яичной краски. На миг ей показалось, что сердце её упало и закатилось куда-то за только что подшитый подол. Она подняла руки к груди и медленно вошла внутрь, скатывая пальцами и без того помятые лепестки на рукавах. Первый взгляд её был брошен на колыбель. Эра спала мирно и сладко, словно её долго укачивали на руках. Лавеллан беззвучно выдохнула и легонько прислонилась плечом к древесной стене, будто её качнули, едва прикоснувшись. Солас вёл кистью вверх. Она смотрела на его расправленные плечи, на выставленный в сторону локоть, теряющий остроту из-за неспешного движения руки. На белые – без капли краски – пальцы… Правда, через пару долгих, невыносимо долгих мгновений он обернулся, и плечи, руки, пальцы перестали привлекать её внимание. Осталось только его лицо. Только его глаза. - Здравствуй, vhenan, - сказал Солас тоскливо и ласково. И, отведя взгляд в сторону, Лавеллан улыбнулась. Она не могла не улыбнуться. Несколько секунд оба молчали. Было слышно, как колышутся паруса дома-судна. И как сохнет яичная краска. - Как ты нашёл меня? – спросила беглянка без удивления, но зато с восхищением. И Солас чуть повёл головой в ответ: - Шёл по следу. - Что ты здесь делаешь? - Что делаю? – он взглянул на кисть, будто забыл, что она у него в руках, и осторожно отложил в сторону. – Как ты можешь видеть, минуту назад я расписывал аравель. До сих пор не могу понять увлечённость долийцев алым цветом. Если они хотят передвигаться по лесам бесшумно и не привлекать внимания людей, не целесообразнее было бы ходить под зелёными парусами? Лавеллан посмотрела ему за спину. Цвет был не зелёный. О нет, кто угодно принял бы его за зелёный, но только не последний Инквизитор. Это был цвет Метки. Воплощение того, что она так старалась скрыть от клана. Воплощение той её части, что принадлежала Соласу даже раньше, чем она сама. - Зачем ты здесь? – спросила Лавеллан с улыбкой, хоть и ни единой мыслью не хватаясь за надежду, что он пришёл сюда только за Меткой. И Солас с улыбкой ответил: - Раньше не удавалось увидеть тебя в платье. Хотел взглянуть. И на этот раз головой повела уже Лавеллан: - Будешь паинькой? - Никогда в жизни не был паинькой. Но притворяться – умею. Она усмехнулась, зная это как никто другой, и сделала шаг по скрипучему аравельному полу. - Я всегда говорила, что ненавязчивое хвастовство – твоя прелестнейшая черта. - Могу предположить, ты единственная, кто так считает, - сказал Солас и тоже сделал шаг к ней навстречу. Между ними оставалось расстояние в две протянутые руки и одна маленькая колыбель с верёвочкой оберега под бусинами из железной коры. - Len dar na lin? – спросил он, не оборачивая головы и не отрывая от Лавеллан взгляда. - Эра. Моя и моего клана. Она появилась там, где ещё одному магу не нашлось бы места. Придёт время, и она станет моей Первой. - А ты сегодня станешь долийской Хранительницей. Солас, держа руки за спиной, снова шагнул к ней навстречу, и теперь повторить это вольное – почти что дерзость – движение Лавеллан было бы легко: чужой среди долийцев быстро отступил от поднятой им секунду назад темы; как она и предполагала, ребёнок в колыбели его не слишком интересовал. Куда больше он был сосредоточен на ней и на этом её бегстве в леса. Какой-то слишком уж волчий инстинкт, если проводить параллели. - Ты даже позволила им вновь нанести на своё лицо валласлин. Пусть я и рассказал тебе, что он на самом деле означает. Надеюсь, что ты хотя бы осведомлена, кому в этот раз отдала себя в рабство. - Это валласлин Эльгархана, - сделала шаг Лавеллан и даже чуть вздернула подбородок, чтобы тот, кто перед ней, мог получше рассмотреть её художественно запятнанное кровью лицо. - Вижу, ты не перестаешь выбирать из всех самого жестокого и вероломного, - сказал Солас едко; зная его хуже, она бы даже подумала, почти ревниво. Но зная его так, как когда-то знала, только улыбнулась уголками губ: - Будь паинькой: ты обещал. - Я сказал, что умею притворяться, но это никогда не было обещанием. Они стояли друг против друга, и шаги делать было больше некуда. Лавелан держала руки перед собой, прижимая цветы на запястьях куда-то выше живота. Руки Соласа были заведены за спину, но если бы он хоть на секунду дал им волю, они бы тоже, наверняка, смяли не один её цветок. Так близко они сейчас были друг к другу. Впервые за этот бесконечный год. - Скажи мне, - попросил Солас, глядя ей в лицо из-под слегка опущенных, будто от усталости, век, - чем в наше время занимается Хранитель клана? - Следит за его моральным обликом, - ответила когда-то – тысячу лет назад – Первая, а теперь почти Хранительница твёрдо. – Чтит историю и не дает исчезнуть долийским традициям, укрепляет связь своего народа с природой и миром. - Достойная задача. И как? Крепнет связь? Сказки у костра легко рассказываются? - Легко, когда живешь среди тех, кто готов их слушать. Кому не нужны ни величие, ни замки из хрусталя. Кто считает своим домом не дороги давно минувшей эпохи, а леса Тедаса, и во снах хочет видеть только сны. - О? Кажется, я наконец понял… Солас смотрел на неё – цепко, но и будто бы вскользь. Словно пытался вглядеться ей в лицо, но вместо него видел один лишь валласлин. - Поправь, если я ошибаюсь, тебе такая жизнь… нравится? - Даже очень нравится, - чуть вытянула шею Лавеллан и улыбнулась слишком широко, почти оскалилась. – Я путешествую со своим народом, вижу свой народ, говорю о своём народе каждый день. Брожу босяком по лесам – здорово. Но тут же стала серьёзной и прямой, как будто с каштанового плода слетела колкая шелуха, и остался только крепкий орешек. - Я стану прекрасной Хранительницей и буду растить Эру в тиши и под покровом леса. - А не править своим замком, - продолжил за неё Солас. – Идти по din`anshiral и возвращать миру ту эру, в которой он должен был находиться. - Именно так. - Что ж, сердце моё. Полагаю, у каждого – свой путь. Они говорили друг с другом негромко – почти не перебивая беспокойные аравельные паруса, но сцеплялись взглядами почти что насмерть. Как животные, для которых отведенный хоть на миг взгляд – это уже поражение; после которого остается только прижать уши и лечь перед противником на бок или на спину, подставив тому живот. - Мешать тебе я не стану: ты знаешь, я никогда тебе не мешал. Живи, как пожелаешь, пока есть такая возможность. Сказал Солас, и Лавеллан вдруг опустила взгляд; облегчённо, как должно было показаться. - Однако позволь задержаться. Хочу посмотреть на долийский ритуал. Говорят, в нём одеяние будущего Хранителя расписывают красками, как дерево в эльфинаже. А мне небезразлично, кто теперь будет рисовать на тебе вместо меня. Лавеллан подняла к нему лицо и снова посмотрела – недоверчиво и даже, кажется, чуть-чуть виновато: - Останешься на поклонение богам? - Сяду в тени статуи волка. Видел одну такую недалеко от вашего костра. - Тебе будет одиноко в тени Фен`Харела. - В тени Фен`Харела всегда было одиноко, - сказал Солас и, пока собеседница его вновь отводила взгляд и сжимала губы, не позволяя себе понимающую улыбку, быстро добавил так, чтобы слова его не прозвучали ей в укор. - Тем не менее, своё место я знаю. Она разомкнула губы, будто собираясь что-то сказать, и вскинула блестящие глаза. Солас стоял перед ней и понимал, что сейчас, в этот самый миг, эти глаза и вся она даже вместе с валласлином – невосполнимо прекрасны. - Знаешь, - сказал он на выдохе, будто вместе со словами сбрасывал с себя и что-то ещё, - я такой удивительный сон видел… - Lethallan! – послышалось вдруг со ступеней аравеля, и все они заскрипели – дружно и непростительно громко для столь хрупкой, столь сложной беседы, которую они вели осторожно, словно боясь разбудить ребёнка в колыбели. - Это один из клана. Не называй меня по имени, - сосредоточенно проговорила Лавеллан и вдруг нарушила тонкую грань – протянула к Соласу руку, тоже малопростительно резко оборачивая его за собой в сторону выхода. Пришлый эльф – молодой, с поколотыми пальцами замер в пригнутой позе в дверях. Он не понял, чего не ожидал больше: что Хранительница окажется здесь не одна (то есть, не только с Эрой), или, что на территорию их тщательно охраняемого клана мог влезть чужак. - Тише, lethallin, - сказала ему Лавеллан. – Это… Солас не без интереса за ней наблюдал. - Это мой hahren. Он растил и воспитывал меня, - сказала Лавеллан, и эти слова дались ей на удивление легко; в конце концов, отчасти и в каком-то из смыслов всё именно так и было. Солас тонко, прищуренно улыбнулся, кивнув в знак приветствия. Кажется, воспитанница его давно придумала для её нового маленького подданства историю, в которую даже он прекрасно вписывался. - О, прошу прощения, - растерялся эльф-нарушитель. – То есть, это большая честь. Хранительница рассказывала о тебе… hahren. - Меня зовут Солас. Они не стали жать друг другу руки. Более того, согнутый в дверях эльф только затылок почесал: - Хранительница говорила, что тебя по-другому зовут. - У меня много имён, - любезно поделился Солас, чуть ли не плечом чувствуя, как укостёрная сказочница отчего-то вся каменеет рядом. Кажется, доверие её нового народа ей действительно теперь было дороже, чем называть вещи своими именами. Но внешне она только смеётся коротко: - Такой уж мой hahren. Просто кладезь сюрпризов. - В этом мы с вашей Хранительницей похожи. Эльф в дверях совсем стушевался: они оба говорили вроде с ним, но как будто бы только друг с другом. И, если бы мысли его не были сейчас так заняты белым платьем и чёрным медведем… - О! – воскликнул он, враз смягчившись лицом. – Солас, может быть, ты присядешь у нашего костра? Он готов, кстати. И все готовы – mamae посидит с Эрой, мы можем начинать, lethallan. …По эльфийской традиции, которые она теперь чтила и обязывалась передать из поколение в поколение, перед поклонением богам и первой краски на белом одеянии, будущему Хранителю следовало рассказать над костром клана легенду. Желательно, поучительную, чтобы после неё стать хранителем этих легенд было не стыдно. - Расскажи об Ужасном Волке, - весело просили собравшиеся у костра. – Ты о нём совсем не рассказываешь, а ведь есть столько историй! - Ма falon, - мягко улыбалась им Лавеллан, и только пальцы её незаметно обрывали лепестки с последних цветов на руках, - я думаю, нашему гостю эти истории будут не слишком интересны. - Почему же? – искренне удивился Солас, притворяясь паинькой. – Мне интересно. Я буду счастлив услышать долийскую историю об Ужасном Волке. И Лавеллан бросила на него взгляд. Начиналась новая битва – незримая, но опасная, как время, или как капкан в высокой траве. - Ma nuvinen, - всё с той же улыбкой подчинилась заново-долийка. – Это легенда о Фен`Хареле – Боге Обмана – и его медленной стреле. Однажды недалеко от одной эльфийской деревни завёлся огромный, лютый, голодный зверь. И с каждым днём он приближался к деревне всё ближе и ближе. Жители были охвачены ужасом так же сильно, как и отчаяньем. Поэтому они обратились к Фен`Харелу и попросили его убить жуткого зверя. И Фен`Харел обещал им, что зверь будет убит. Эльфы с валласлинами слушали, притихнув; и один без валласлина слушал тоже – и сейчас как будто бы ничем от них не отличался. Только лицом. - Но увидев жуткого зверя, Фен`Харел понял, что тот слишком силён, и, сражаясь с ним лицом к лицу, он, наверняка, погибнет. Тогда Бог Обмана взял свой лук и пустил в небо одну единственную стрелу. После чего вернулся в деревню и сказал жителям, чтобы те попрощались с родными и постарались провести последний свой день в удобстве и счастье. Потому что на утро на деревню нападёт жуткий зверь, и многие из них, скорее всего, не выживут. «Обманщик! – кричали ему жители. – Ты обещал спасти нас!». «Разве я сказал, что спасу вас?» - посмотрел на них Фен`Харел и покинул деревню. А на следующее утро на неё напал лютый зверь. - Нет, ну каков гадёныш, - пожевал губы какой-то беззубый старик, и кто-то молодой и разгоряченный костром и историей жарко поддакнул: - Сволочь! Чтоб ему Эльгархан хвост прищемил! Лавеллан взглянула по ту сторону костра. Она знала, что лицо Соласа остаётся неизменным, но из-за жара огня, искажающего пространство вокруг него, казалось, будто настоящий Ужасный Волк гримасничает. - Сначала жуткая зверюга сожрала всех мужчин, которые пытались с ней сражаться. Потом проглотила всех плачущих женщин. Затем стариков, едва не подавившись их костями. А когда монстр тяжело и уже неповоротливо подползал к детям деревни и разинул пасть, медленная стрела, пущенная Фен`Харелом в небо упала обратно вниз и пробила зверю глотку. Так жуткий зверь был убит Ужасным Волком. Как тот и обещал деревенским жителям. Какое-то время все молчали. Даже беззубый старик. Даже горячий, разрумянившейся от близкого огня, молодняк. А потом там и тут начали рождаться тихие шепотки. - Всё равно это как-то нечестно. - Правильно! Надо ему было вступить со зверем в бой, если обещал! - Ага, и тогда бы он умер, и в живых вообще никого бы не осталось. - Да и помер бы – не жалко! - Он даже не пришёл на помощь деревне, когда на них напал зверь! - Но зато спас детей. Лавеллан молчала. Солас смотрел на неё сквозь рыжее пламя. - Ладно, ладно! Сейчас начнёте тут шуметь раньше времени! То есть, хватит на этом историй! – поднял свои золотые руки молодой эльф; он наносил валласлин самой предводительнице и этим заработал в клане некоторый авторитет и иногда мог даже позволить себе вот так командовать. – Давайте приступим уже к ритуалу. Сейчас кто-нибудь из нас должен… То есть… О, Творцы! Солас! Ты же hahren нашей Хранительницы. Значит, по традиции, ты и должен вести её к алтарю поклонения богам, а потом сделать первый мазок. - Lethallin! – испуганным зайцем подскочила к нему Лавеллан. – Солас не очень это любит. Солас посмотрел поверх костра, а потом поднялся. «Воспитанница» его нервно заулыбалась: - Я думаю, ему будет куда приятнее… просто наблюдать. - Это так? – спросил у почётного гостя молодой эльф в общей суете: эльфы ринулись ближе к алтарю. - Да, это так, - твёрдо сказал Солас, косясь то на Лавеллан, то на грубо выполненные статуи богов, кривовато установленные вокруг алтаря и похожие на подвыпившую компанию за столом в таверне. Впрочем, во всём остальном, действие обещало быть очень красивым. Зажжённые факелы, шелест листьев, венки из цветов. Белое платье, которое совсем скоро окрасится в яркие цвета. - Тогда, - замялся молодой эльф. – То есть… Если вы не против, я поведу её. И… первый мазок… тоже… Он обращался к hahren-y, краснея и волнуясь, будто несмелый жених, пришедший к отцу невесты за благословением. И тогда Солас сказал ему: - Ma nuvinen, dalen. У Лавеллан чуть дыхание не перехватило. Он так искренне её отпускал... Ей захотелось смеяться и плакать одновременно, как сумасшедшей, или как тому, кого изнутри разрывают демоны. Молодой эльф сиял. Он схватил факел на длинной ножке и поставил его между собой и Лавеллан, имени которой на самом деле не знал. Они должны были нести его вместе, следя за язычком пламени, все шестьдесят метров до алтаря. Самые прекрасные шестьдесят метров в его жизни. Лавеллан даже сделала вместе с ним пару шагов, но потом ладонь вдруг соскользнула с древка факела. Она кратко шепнула своему провожатому «всего на пару секунд» и всего на пару секунд вернулась к Соласу. Они вновь оказались друг от друга в полушаге, как это было в аравеле. И как это было всегда. В полушаге. И никто не мог понять, кто кого на этот полушаг впереди. Даже они сами. - Солас… - дрожащим голосом вымолвила Лавеллан. – Я хотела… - Ты никому ничего не должна, - сказал Солас. – Тем более не должна – мне. Ты выбрала эту жизнь. Этот путь. Так иди по нему вместе с ними. Она подняла руки. Сжала их вместе. Потом разжала. А в следующий миг левая ладонь её вдруг оказалась на щеке у Соласа, и Хранительница теперь уже клана, а когда-то его силы, его тайны и его сердца прижалась к нему губами. Короткий поцелуй, наполненный благодарностью за избавление и её сбившимся дыханием: она едва унимала слёзы. Если бы это произошло раньше, он был бы счастлив этим слезам. И тогда он бы сам – первым – отпустил бы её с тяжёлым сердцем, но лёгкой душой. И тогда он бы знал, что поступает правильно. И ненавидел бы себя за это. Но и любил бы, наверняка. А теперь, когда она, боясь отступить, боясь, что Солас может не понять, как многое он для неё значит даже сейчас, во второй раз поцеловала его сомкнутые губы, он невольно закрыл глаза. Чтобы представить, что на лице её нет валласлина, а в жизни их никогда не было всех тех слов. Что он промолчал, что она не узнала, что он ушёл, так и не посмев к ней прикоснуться под покровом притворства. Что сфера – демоны с ней! – пусть будет хоть трижды разбита или опустошена, он нашёл бы решение. Он представлял, что весь мир в руинах. Что это она считает его предателем. Что это она идёт за ним по следам, а не наоборот. Он не открывал глаз и после того, как Лавеллан оторвалась от его губ и привстала на носочки, коснувшись лбом его переносицы в каком-то невыносимо доверчивом, сожалеющем жесте. - Спасибо, - вышептала она и отстранилась. Солас открыл глаза. Пару шагов она медлила повернуться к нему спиной. Эльф с факелом ждал. А Соласа ждала тень Фен`Харела. Факел удалялся всё дальше. Солас подошёл к низкой статуе волка и облокотился на неё спиной. Из своей тени он наблюдал, как по дороге меж установленных факелов идут четверо. Не из клана. Два эльфа и два человека. И за расправой не над своим, и даже не над её народом он тоже наблюдал из своей тени. Будь его воля, он никогда бы её не покинул.