Not tomorrow, not today

В последнее время Генри был настолько подавлен и энергетически истощён, что у него не находилось никакого желания и никаких сил, чтобы сделать что-то для себя, выбраться на природу и поискать там нечто совершенно особенное. Как ни странно, сон в комнате, которая поначалу поразила парня своей подавленной атмосферой и удушающе-густым воздухом, стал намного более лёгким и глубоким, Генри быстро засыпал, едва касался головой подушки, и просыпался бодрым и отдохнувшим. Это место ему нравилось с каждым днём всё больше и больше, а потому вопрос о рассмотрении вариантов иного жилья очень скоро потерял былую актуальность. Здесь Генри Таунсенд ощущал себя свободным, предоставленным самому себе, окружающий мир со своими суровыми устоями его больше не тревожил и не вызывал такого отвращения, как прежде. Но, пожалуй, самое главное, что Генри нравилось, так это ощущение, что здесь, в этом месте он не один. Поначалу это пугало, но потом парень очень быстро привык к невидимой руке, прикладывающей усилия для создания в квартире ощущение уюта и настоящей жизни, а не её жалкого суррогата. Генри связывал это чувство со знакомством с Айлин, которая не так давно помогла новому соседу с уборкой. Во всяком случае, ему так хотелось думать, да и других вариантов для себя он подыскать не мог, хоть в глубине души и осознавал, что приятная отзывчивая девушка с хорошенькой фигуркой не имеет к комнате 302 никакого отношения. Но Генри не считал нужным останавливать своё внимание на таких мелочах, предпочитая подозрительности и меланхолии падение в тёплые, вязкие объятия тепла, которое исходило от стен этой квартирки. Словно она и вправду была как будто живой… Таунсенд никогда не увлекался романтизмом, но такие сравнения и ассоциации напрашивались иной раз совершенно неожиданно, на что парень только улыбался и качал головой. В конце концов, он пришёл к выводу, что разыгравшаяся фантазия требовала выплеска в творчестве, а потому Генри, собрав в рюкзак все необходимые для лесной фотоохоты вещи, покинул свою комнату одним тёплым сентябрьским днём. Солнце боролось с не слишком уж навязчивыми тучами, создавая для Генри прекрасную, постоянно меняющуюся обстановку. Давно молодой человек не испытывал такого прилива энергии и желания творить, как и прежде, с настоящим азартом, то и дело залезая в такие места ради отличного кадра, в которых было несложно при неосторожности и с жизнью распрощаться. Но Генри сегодня не планировал идти на такие жертвы, а потому лишь поймал попутку в сторону курортного городка Сайлент Хилл, пейзажи которого Айлин охарактеризовала как «прелестные», и вознамерился поглядеть, действительно ли там всё так, как ему рассказывали. Едва он вышел на берег озера Толука, как сразу же понял, что его не обманули, ни его сосед-художник, ни Айлин, ни управляющий Сандерленд, который, впрочем, отчего-то не рекомендовал посещать это место. - Там люди пропадают, - пояснил мрачно Фрэнк, но не как сварливый суеверный старик, а так, словно он имел с этим местом личные счёты. Морщинистое лицо управляющего обрело всего на одно мгновение выражение бесконечной похоронной скорби, что внимательного Генри крайне поразило и заставило задуматься, чем же так не угодил небольшой курортный городок этому пожилому человеку. К этой молниеносной эмоции молодой человек вернулся снова, когда он увидел едва рябящую гладь озера Толука, чей противоположный берег прятался за занавесом серебристой дымки, пронизываемой стрелами солнечных осенних лучей. Благодать и только, но за всем этим спокойствием Генри ощущал затаившееся, огромное нечто, свернувшееся в глубине серебристой холодной туманности, подобно левиафану, спящему на дне океана. Сделав несколько пейзажных снимков с берега, парень решил, что ему лучше сегодня держаться подальше от этой дымки, не позволяющей как следует разглядеть пирс крохотного порта Сайлент Хилла. Отчего-то Генри ощущал, как безысходная тоска накидывала на его шею петлю, лишь слегка удушая, превращая жизнь в невыносимое существование, пропитанное лишь желанием скорейшей кончины. Таунсенд даже испуганно провёл похолодевшей ладонью по своей шее, чтобы проверить, не накинули на него лассо, как ковбои накидывали на шею диких лошадей, чтобы навсегда поместить оных в неволю. Иногда Генри ощущал себя такой лошадью, подавленной, покорённой и неспособной сделать с этим ровным счётом ничего, в противном случае получит лишь выстрел дробью в голову, что с годами не казалось таким уж бессмысленным… Парень тряхнул лохматой головой, отгоняя навалившиеся на него мысли и метафоры, которые он по тысячному кругу уже обдумал в периоды бессонницы. Мысли о самоубийстве посещали его неявным призраком, который клал свои невесомые ледяные ладони на плечи Таунсенда, а он, помедлив несколько секунд, резко дёргался, скидывая с каждым мгновением всё тяжелеющие ладони. Нельзя было допускать возвращения депрессии, в Эшфилде он начал новую жизнь и намерен её продолжить, сделать как можно длиннее и счастливее, а потому Генри отвернулся от беспристрастного, словно палач, озера и направился в лесную чащу. Почему-то фотограф совершенно не боялся заблудиться, пробираясь через одинаковые ряды подёрнутых прохладным туманом деревьев, Генри откуда-то знал, куда он идёт и что ожидал увидеть. Он даже почти не удивился, когда в итоге оказался возле двух пятиметровых валунов необыкновенной формы, ограждённых трухлявыми деревянным заборчиками, отсыревшими от времени. Сделав несколько снимков, Генри отправился вперёд по тропинке, которая вела к сайдинговому ограждению с приветливо приоткрытой дверцей в нём. Не чувствуя никакого подвоха, словно он уже бывал здесь не раз и решил просто обновить воспоминания, Генри зашёл на ограждённую территорию и впервые обомлел. Небольшая полянка была вся усеяна, словно цветами, могильными плитами, разбросанными в хаотичном порядке. На каждом из камней была своя неразборчивая надпись, сделанная алой свежей краской… Во всяком случае, Генри гнал от себя предположения, чем ещё могла оказаться эта субстанция. - Сфотографируй меня, - если бы туман имел голос, то он был бы именно таким, какой только что повис в воздухе. Мягкий и тягучий, его звучание вызывало приятную сонливость, как в выходной пасмурный день, не обременённый делами. Генри повернулся в сторону источника шума и сам себе подивился, как он мог не заметить возвышающийся фундамент выжженного дотла здания до этого. Уж тем более, как он не обратил внимание на сидевшего на выжженных досках молодого мужчину со спутанными светлыми волосами до плеч, кутающегося в синий бесформенный плащ. Неизвестный неотрывно глядел на Генри и так тепло улыбался ему, что у парня даже горький ком в горле застрял, лишив всякой возможности что-то ответить. - Наверное, теперь ты очень хорошо фотографируешь. Как и мечтал, - продолжил незнакомец, поднявшись на ноги и беззвучно спрыгнув с фундамента на выжженную вокруг землю. - Но почему же ты был так несчастен, когда вернулся? Да и зачем, а, Генри? – этот странный парень неспешно приближался к Генри и кто угодно бы уже давно убежал или завалил его тонной вопросов, но только не Генри. Он как загипнотизированный глядел на незнакомца, понимая, что они прежде виделись, безумно давно, но воспоминания об этой встрече болезненно кололись и резались в районе солнечного сплетения. Таунсенд хотел бы задать насущный вопрос, но именно сейчас он считал его таким бестактным и наглым, что прикусил язык, решив добраться до истины самостоятельно. - Молчишь, - тем временем улыбающийся парень подошёл к Генри на расстояние в два широких шага, - ты всегда молчишь, Генри. И слова из тебя клещами не вытащишь. Слишком сильный, чтобы кому-то что-то рассказывать, слишком одинокий, чтобы быть безмолвным вечность. Он оказался совершенно неспособным отпрянуть от прикоснувшейся ледяной ладони к его щеке, потому что именно в этот момент он узнал того, кто был перед ним. - Уолтер… - одно только имя стало как взрыв в снежных горах, что вызвал смертоносную всепоглощающую лавину. Пальцы разжались, выпуская фотоаппарат, который мягко упал на пружинящую землю, не получив серьёзных повреждений, но только это его владельца сейчас совершенно не интересовало. Куда больше ему были интересны глаза напротив, измождённое, но такое печально-счастливое лицо, которое озарилось более яркой улыбкой, стоило только Генри назвать правильное имя. - Помнишь… Очень жаль, что ты помнишь, но это не мешает мне испытывать радость от этой мысли, - Уолтер положил обе ладони на щёки молодого человека и принялся внимательно рассматривать его лицо, пытаясь в этом ворохе совершенно новых черт отыскать то, что всё ещё пылилось в его собственном сознании. - Я так скучал, - лицо Уолтера вдруг подёрнулось странной рябью, как помехи, рвущие прямой эфир на телевизионном канале. Кожа начала стремительно сереть, как и весь его образ, светлые волосы становились всё длиннее, с каждым новым сантиметром теряя свой здоровый блеск, а правый уголок губ Уолтера начал разлагаться и кровоточить чёрной густой жижей. Генри с ужасом воззрился на это кошмарное зрелище, но не убежал, а лишь подался вперёд, цепляясь пальцами за костлявые плечи старого и единственного друга. - Уолтер, что с тобой?.. – панически просипел Таунсенд. – Я могу тебе как-нибудь помочь? Кривая печальная улыбка обнажила ряд желтоватых, слегка подгнивших зубов, выглядывающих из-за съеденных опарышами губ. - Забудь меня, Генри. Это – единственное, что ты можешь сделать, - распадающимся на множество полутонов и тембров голос резал барабанные перепонки, и среди этой какофонии было сложно уловить именно тот голос, который по-настоящему принадлежал Уолтеру. Генри, подобно ребёнку, только сильнее вцепился в чужие плечи, не желая отпускать, пока не удостоверится, что его не бросают одного. - Я помогу тебе, просто скажи, как! – сорвался на отчаянный крик Генри, ощущая, как в бессилии подкашиваются его колени. - Просыпайся, твоя остановка, - шепнул Уолтер перед тем, как оставить на лбу Генри смазанный кровавый след от поцелуя. Из тревожного сна Генри вынырнул резко и болезненно, подскакивая на заднем сидении автомобиля и встречаясь с обеспокоенными взглядами молодой пары, обращёнными на него. - Ты как? Кошмар приснился? – Генри проигнорировал этот знак беспокойства и сразу же глянул в зеркало заднего вида. Никаких следов из чёрной, как нефть, крови с копошащимися в этой жиже трупными червями, только покрасневшие глаза, словно их хозяин вот-вот расплачется. - Я… У меня бывает… - неуклюже оправдался Генри, пытаясь ухватить ускользающую суть сна за хвост, что получалось у него с трудом, тот то и дело выскальзывал из вспотевших от волнения холодных ладоней. Проведя в мучительной охоте за мыслью ещё несколько секунд, парень со стоном поражения спрятал лицо в ладонях. - Может быть тебе воды налить, Генри? – вежливо спросила молодая женщина, не на шутку беспокоясь за своего пассажира. - Нет, спасибо большое… Я лучше дальше своим ходом. Разберусь, не волнуйтесь… - скомкано пролепетал Таунсенд, хватая рюкзак, сумочку с камерой и выпрыгивая из машины на обочину дороги. Супруги упорствовать не стали, а потому лишь помахали странному юноше из салона автомобиля и продолжили свой путь. Генри же решил, что сегодня ему нечего делать в Сайлент Хилле и лучше поскорее вернуться домой, чувствовал он себя неважно. Он ещё не знал, что опустошающая головная боль задержится в его голове надолго.