Сине-голубая печаль

      Еще один, быть может, последний раз, Фрэнк остается один возле озера, название, которого ему не довелось узнать. Погода ужасно испортилась, до дикого омерзения. Бывает, посреди лета выпадает снег, это даже забавно, но в этот раз небо застлало тоннами тяжелых туч, укрывших солнце внутри своих громоздких, неподвижных масс. Раздувшийся ветер тащил эти тёмно-синие угрюмые глыбы, как пушинки, они пролетали, Фрэнк не успевал следить за ними. Всё остальное было противным, впрочем, по отдельности тучи и ветер и отсутствие солнечного тепла были привычными погодными явлениями. Но вместе они завораживали его взгляд. Это неповторимое чувство восхищения красотой стихии невозможно описать, такую погоду надо видеть, чувствовать кожей, ледяные прикосновения редких капель так и не начавшегося дождя, вдыхать особый аромат, который летает по городу, не упуская никаких деталей. И головная боль, а она обязательно появлялась у Фрэнка в такую погоду, здесь ни капли не помешает. Без нее не получится ощутить атмосферу тяжести и одновременно свободы, как странно бы это не прозвучало.       Ему вдруг захотелось, чтобы небо упало на него, задавило как букашку, быстро и безболезненно. Он бы и не заметил. Зато мог завидовать смерти насекомых, он вспомнил, как бывает убиваешь микроскопическую мурашку, за считанные секунды от нее только мокрое место остается, раз и всё, никаких мучений, она и не успела сообразить, что ее уже нет. И каждый хотел бы так, потому что самое страшное в смерти — ее осознание. Во всем мире нет ничего страшнее, чем лежать при смерти и понимать это. Самоубийство гораздо легче: можно самому подыскать способ, чтобы убило тебя как дурацкую мурашку, на раз. Без всяких томительных мучений, ожиданий. Одно дело лежать, болеть и не желать смерти, другое — дыша полной грудью, провести день прекрасно, а потом лечь под поезд так и не осознав зачем… — Бесконечно мог бы себя отговаривать, чтобы снова убедить в том, что умереть нужно и чем скорее, тем лучше, — он начал размышлять вслух. — Ужасно хочется пожить. И проглотить блядский ком страха, что застрял в моем горле, — он как будто кричал глуховатому собеседнику, затаившемуся в воде, сделав особый акцент на «блядском коме». — Нет, я бы мог жить дальше, если бы не совершил две ошибки, нет три ошибки. Два трупа на мне и гребаное письмо. И четвертая ошибка. Джерард! — он так громко кричал его имя, будто звал. — Джерард! Как я могу тебя сейчас бросить… я не могу тебя не бросать.       Набрав номер Джерарда, он подошел еще ближе к воде глядя на свое отражение. «Жалко выгляжу» — думал он, вспоминая себя в глазах того несчастного. Гудки тянулись часами, к телефону никто не подходил. Наконец, разъединилось. Фрэнк тут же снял портфель и вынул тетрадь. Такой приятный цвет у нее, как вода. Глубокая синяя бездна и светлая голубая лагуна сливались линиями мазков в бесконечном сражение. Победа оставалась за бездной пропасти: синего явно было больше. Он пролистал ее, сначала читая первые страницы, какой светлой была на них жизнь. А тогда Фрэнк надеялся, что будет перечитывать эти странички, посмеиваясь со своей наивности и жалея себя несчастного. Но пальцы не желали листать дальше, он вчитывался в каждое слово, каждое предложение. Хотелось вернуться туда. В комнату детства, в родной дом, который недавно хотелось покинуть, на старую улицу с полувековыми деревьями, но сильнее всего хотелось пожрать. Через пару минут он очнулся и понял, что пару минут провалялся в голодном обмороке. Вообще, это был первый обморок в его жизни, и приход в сознание расстроил его еще сильнее. Опять захотелось умереть, но сначала нужно было сжечь тетрадь. Он вырвал пару листов из середины, смял их и кинул на землю. Сверху поставил домиком тетрадь, поднес зажигалку к вырванным листам внутри, но долго не зажигал ее. Он смотрел на тетрадь, потом на землю, из которой торчала теряющая сочность трава, на воду в озере, и не думал ничего. Голова была предательски пуста. Ни единой мыслишки. Щелчок. Загорелся маленький огонек зажигалки, ветер тушил и наклонял его в сторону. Не сразу, но бумага разгорелась и тетрадь охватил огонь. Фрэнк смотрел как не соображающий, пока не зазвонил телефон. Высветился вызов от Райана. Он молча снял трубку и поднес ее к уху. — Алло. Фрэнки? Ты слышишь?.. Алло. — Взволнованный голос повторял в трубке. — Да. — безразлично ответил Фрэнк, спустя небольшую паузу. — Почему ты меня не слушаешь? Ответь почему? — Нет нужды беспокоиться. — Ты не подумай, что я завидую или ревную. Я тебя хочу уберечь. — Все в порядке, зря беспокоишься, — договорив он кинул трубку, не церемонясь с последним небезразличным человеком. Не медля набрал Джи, во второй раз.       Перед смертью он еще раз хотел услышать его голос и попрощаться. — Здравствуй, любимый. — Джерард наконец-то ответил. — Я видел, что ты звонил. — Да. Звонил. Я хочу много чего рассказать, сможешь не перебивать? — Попробую. — Я до сих пор у нашего озера. Я не знаю его названия, но называю его… — Дарк Лэйк. — Я же просил не перебивать. — Фрэнк не на шутку раздражился. — Прости. — Я называю его «Нашим озером». Мои лучшие дни в Диксоне прошли здесь, не считая дней, проведенных у тебя дома. Тогда у меня башка болела не на шутку, разве мог я представить, что назову их лучшими, — его рука нащупала пистолет в кармане. — Жалко у меня не осталось патронов.но это не важно. Я сейчас умираю, поэтому решил услышать твой голос в последний раз. Я не мог сказать тебе напрямую, по телефону это проще получается. — Что? — закричал Джер в трубку. — Как умираешь? — Скоро умру. — Стой! Не стоит умирать, мы все равно не пара, никуда не годные напарники, просто иди домой, ты же умный, адекватный, найдешь работу, будешь жить как человек. Семью заведешь. Такой, как я никому не нужен, тебе точно не нужен. — Вот значит какой ты. И не смей решать за других, ты был мне нужен. — Фрэнк! Фрэнк. — Джерард кричал в уже повешенную трубку. — О, Господи. Какого хера я наговорил. Хотел как лучше, психолог долбанутый…       Три раза он попытался дозвониться до Фрэнка, он он не отвечал. Не теряя времени, он выбежал из дома, сел в машину и погнал к озеру, игнорируя все светофоры. Когда Фрэнк повесил трубку, он со всей силы кинул ее в озеро и она улетела, сопровождаемая его пристальным взглядом. Когда вода разгладилась, он закричал что было сил. Кричал сколько хватило воздуха, рухнул на колени и заплакал. Он не сдерживал слез, кричал и плакал. И дождь, как на зло не начинался. Он поднимал влажные глаза к небу, так хотелось чтобы ледяная стена воды ударила в лицо, но ничего не происходило. И прекращать плакать не хотелось, наоборот, было желание выдавить лишнюю слезу. Ветер подсушивал глаза, с каждым порывом принося бесконечное одиночество, играя пеплом недогоревших страниц тетради. Все вокруг кричало: «Ты остался один, тебя никто не любит, ты больше никому не нужен».       Взяв ледяными пальцами остаток обложки, он в тысячный раз спросил себя: Для чего жить? В чем смысл? И если смысла в жизни нет, то смерть даст хотя бы спокойствие, избавление от этого вечного вопроса.  Он подошел к озеру и сделал шаг в воду, она была ледяной, потом второй шаг, пока вода не оказалась ему чуть ниже колена. — Кто живет ради того чтобы дать потомство — глупцы, кто ради развлечения — недалекие, кто не замечает жизни — уже мертвец. А впрочем, все вокруг мертвецы и недалекие глупцы. Будь ты проклята, жизнь. Лучше бы я не жил никогда…и никогда не рождался.       Ему захотелось разрушить проклятый мир, сжечь его дотла вместе со всей кишащей живностью, озабоченной собственным выживанием. Захотелось отравить всю воду, погасить солнце и поджечь луну. И только после, забыться навсегда. Потому что последняя вещь во вселенной, которая по настоящему случается раз и на всегда — это смерть. Остальное не вечно, даже вселенная не вечна. Прекрасная смерть ее увековечит. Он прежде и не замечал, как она красива и величественна. Еще пара шагов онемевшими от холода ногами, и вода Фрэнку почти по пояс. Его тело начинает трясти от холода, ноги сводит острой болью, она ощущается десятком ножей, одновременно врезающихся в плоть. Он продолжает заходить глубже, не чувствуя ног, а едва погруженная в адски холодную воду кожа, сначала загорается, обожженная точно огнем, затем моментально пропускает окоченение внутрь, до самого сердца, которое совершало каждый последующий удар всё с большим усилием. Когда он вошел по грудь, почувствовал словно с него разом содрали всю кожу. А оголенное мясо постепенно отрывается от ломающихся костей, резкая боль вырвалась из легких в горло. Фрэнк, возможно, и повернул бы назад, но было слишком поздно. Он понял, что не может пошевелить пальцами рук, потом и самими руками. Невозможно было разобрать: то ли вода сама накрывала Фрэнка засасывая к самому дну, то ли его колени подкосились, и он неспособный пошевелиться, но все еще в сознании, медленно погружался вниз. Вода небольшой волной накрыла его чуть выше носа, из последних сил он сумел немного вынырнуть, вдохнув ртом как можно больше воздуха, и снова ушел под тонкий слой встревоженной глади озера. Маленькие пузырики выходили из носа, он в ужасе открыл глаза и посмотрел вверх. На то, как едва заметная пелена вод превращается нечто дрожащее и постепенно темнеющее. Вода над головой теряла прозрачность, пока дневной свет не начал напоминать огонек догорающей свечи в окне соседнего дома, тусклый, колеблющийся от слабого выдоха, вот-вот готовый затухнуть. Остатки воздуха разом вырвались через рот и всплыли на поверхность. Он не мог сопротивляться желанию сделать вдох. Первый, он наполовину остановил, вода только струей хлынула в нос, это было больно, и он зажмурился, ее противный вкус наполнил рот, и будь то на суше, Фрэнк бы прокашлялся избавившись от того малого, что все же попало в дыхательные пути. Но вокруг была только бездна, и второй вдох он сделал уже ртом, сделал неосознанно, все тело разрывали боль и страх, вода, которую он так резко вдохнул, казалась чертовски тяжелой, она распирала изнутри, разрывала горло и легкие. Это продолжалось всего несколько секунд, а переживаний хватило бы на целую жизнь. Фрэнк слишком не боролся, он открыл рот и всё озеро было готово вместится в него. Сознание уходило, глаза ничего не видели, серая, черная стена вокруг, они не мелькали. В самый последний миг ему стало тепло, но это был лишь миг, меньше секунды, когда сердце уже сделало свой последний прощальный удар, этот удар прозвучал после некоторой паузы по всему телу, в голове, в животе, в глазах, сознание практически отключилось. Это произошло именно в тот момент. Смерть на самом деле очень теплая и уютная, ему не повезло по достоинству ощутить ее нежные объятия. Фрэнк умер.