Остаемся зимовать

Давайте посмотрим на жизнь глазами лучшей подруги Виктории - Марины.

Я еле разлепила глаза. Утро мое началось с сильнейшего кашля, который словно копился внутри легких всю ночь. Хотя почему «словно», так и есть. Громко хлопнула входная дверь, оповещая всех жителей квартиры, что Вика ушла на учебу. Она явно не выспалась и была недовольна этим. На кухне шумел Иван. А где-то рядом заиграл будильник, пытаясь разбудить меня и заставить сползти с кровати. Я кинула телефон с играющей мелодией в стену, отчего тот развалился на батарею, сам корпус телефона и содержимое и крышечку. Данная модель была очень старой, и такие закидоны с моей стороны его уже не пугали. Зато он перестал играть. Хоть что-то. Услышав шаги в сторону временно моей комнаты, я попыталась хотя бы поднять голову, но не смогла этого сделать – сразу же все кружилось. Не с крейсерской скоростью, конечно, но ощутимо. Через пару мгновений я увидела обеспокоенное лицо Брагинского, который мне что-то пытался втереть, но я не совсем осознавала, что именно, потому как теряла нить его повествования. Мне сунули градусник под мышку и сели рядом, положив руку на лоб. Я пыталась отмахнуться, но ладонь будто приклеилась. Я показала будто очень сильно рассердилась, но сидящего рядом Россию это не волновало. Потом, все же, рука отлепилась от меня, чему я была несказанно рада. Но Иван упорно сидел рядом, с легкой улыбкой наблюдая за моей беспомощностью. Я пыталась игнорировать этот взгляд, но не особо получалось. В какой-то момент хотелось показать ему язык. Наконец, он достал градусник, хотя я была в состоянии это сделать сама. Неудовлетворительно покачал головой и тихо сказал: - Тридцать восемь. Печально. И ушел, оставив меня наедине. Наконец-то одна. Можно попробовать встать. А можно остаться в кровати до конца этого дня. На учебу я вряд ли пойду в таком состоянии. Но я приняла решение подняться с кровати и сходить покушать. Желудок уже с самого моего пробуждения пытался доказать мне, что нуждается в еде. Я захватила все нужные лекарства, чтобы не забыть их выпить сразу же после еды или когда там предписано инструкцией. Россия усиленно готовил что-то на плите. Завидев меня, он улыбнулся и щелкнул тумблером чайника. Тот начал набирать крейсерскую скорость и быстро согрел всю воду, что в нем была. Чай с лимоном был поставлен передо мной вместе с сахарницей и тремя бутербродами с маслом. Ложку булькнули прямо в кружку, немного расплескав напиток вокруг. Начала читать инструкции, откладывая все то, что нужно пить после еды, в отдельную кучку. Хотя это и кучкой было сложно назвать. Парочка блистеров с таблетками. Что-то от температуры, что-то от кашля, что-то от сильного насморка. Я поморщилась. Неужели все это мне нужно пить? Кажется, пора наведаться в студенческую поликлинику, показать себя. - Ты собираешься в больницу, Марина? – неожиданно спросил Иван. Как будто читал мои мысли. Я почти в шоке посмотрела на него. - Да, собираюсь. Сейчас позавтракаю и поеду. - Может, тебе составить компанию? – мило улыбнулся Россия и как-то смешно хмыкнул. – Я как раз закончил готовку, могу пойти с тобой, если хочешь. - Нет, не нужно, я сама, - отмахнулась я. Все съела как послушная девочка, выпила все то, что нужно было пить после еды. И ушла в комнату, собираться. - Но ты же слаба! – неслось мне вслед. – Если с тобой что-то случится? - Я взрослый человек, я смогу сама о себе позаботиться в случае чего, - резко отрезала я, всем своим видом показывая, что не намерена продолжать наш спор и разговор. Россия ушел в свою комнату. Я оделась, собрала все нужные документы и ушла, даже не попрощавшись. Тот трамвай, на который я садилась, пришел неожиданно быстро. Я уж думала, что окончательно разболеюсь – на улице мела вьюга, и танцы на месте не особо помогали справиться с холодом. Поэтому я быстро запрыгнула в только что подошедший транспорт, заняла одиночное место у окна и приложилась лбом к замерзшему стеклу. Кажется, я начинала терять сознание. Потому что мир то исчезал, то выныривал из ниоткуда. Я осознала, как далеко мне предстоит ехать до больницы. И обратно. А может Иван и был прав в своем желании проводить меня до данного заведения? Хотя нет, я бы в любом случае отказалась. А почему вот Брагинский такой? Мы такие? Он же, получается, олицетворение страны. Неужели у нас все люди такие, какой и он? А почему мы такие? Безграничная и непознанная русская душа так и рвется в бой. А что мы вообще можем? Мы все равны. Я, старушка, и тот парень напротив. Мы один вид. Мы одинаково слепы. Мы все существуем, ходим во всякие школы, вузы, на какие-то работы. Зарабатываем деньги, которые тратим на удовольствия. Удовлетворяем свои прихоти и иногда потребности других. Если вообще задумываемся о них. А зачем нужны деньги? Почему бы не отменить их совсем? Хотя так тоже нельзя. Смысл будет производить что-либо, если это не будет окупаться. Начнется самая настоящая война, не за территории или влияние, а за продукцию, товары и сырье. Потому что каждый захочет взять больше, чем тот, другой человек. И прольется кровь. И «смешались кони, люди», как писалось в каком-то произведении наверняка гениального автора. К слову про войны. А зачем нужны правительства? Из-за них одни неудачи. Взять Америку, например. Навязывает всем свое мнение, из-за чего разгорается локальный конфликт. Но он может очень резво перейти ту грань, когда противоборствующие стороны являлись жителями одной страны. И всем, естественно с соответствующим таким мероприятиям сожалением, придется признать, что было вторжение на территорию другого государства. И вот такой вот ужас произошел. Почему мы не можем построить единое государство, с едиными политическими мыслями, с единым главой или главами, с одинаковым мышлением? Просто нации будут разные. Но воспитывать их в одной стезе. А религия. Нет, она как раз и выполняет эту функцию – объединяет людей вместе, делает их сплоченными. Но иногда кажется, что каждая религия – это одна большая… Женщина механическим голосом объявила мою остановку, и я сорвалась с места чтобы успеть выйти из этой металлической машины. В больнице была кучка людей. Таких же как и я, больных и почти немощных. Кто-то поскользнулся, неудачно приземлился и сломал ногу или руку. Кто-то швыркал носом и громко чихал, вызывая у меня реакцию испуганного медведя, который плясал на ногах у всех, мимо кого проходил. Здравствуй, больница, это я. Прими меня в свои объятья. Давно я не появлялась в твоих стенах, почти даже соскучилась. Я заняла очередь в свой кабинет. И не переставая удивлялась тому как много пожилых людей в студенческой поликлинике. Проскакивала шутка про то что это вечные студенты, но как-то она быстро упорхнула из моей головы. О, кажется, болтливая старушка уже зашла в кабинет. Значит, скоро мой черед. Я, воодушевленная данным событием, сидела в нервном ожидании, легко покашливая. Пытаясь не отключиться, я ждала пока она выйдет из этой обители наверняка мудрого врача, который мне подскажет путь к выздоровлению. Через пару минут свершилось чудо, время заходить. Сухо и вежливо я поздоровалась с врачом и села рядом со столом, за которым принимала меня эта милая женщина. Стандартные процедуры: измерение температуры тела, прослушка важных органов типа сердца и легких и вывод вердикта – больничный. Подождав пока медсестра мне напишет справку о моей недееспособности, я все так же вежливо и сухо попрощалась и ушла из этого рассадника заболеваний. Я толком не помню как добралась до квартиры. Но была очень рада, когда входная дверь закрылась за моей спиной. В полуобморочном состоянии я сделала себе чай с лимоном, выпила все таблетки, которые нужно было и удалилась в свою комнату. Только я легла под одеяло, как дверь моей комнаты открылась, и ко мне ввалился Иван. Видимо, ему было жутко интересно узнать, что происходило со мной в больнице. - Что выписал врач? Какая у тебя температура сейчас? Как самочувствие? Как добралась до дома? Все таблетки выпила? – вывалился на меня шквал вопросов, на которые отвечать не было никакого желания. Я что-то угукнула в ответ, повернулась спиной к стране и попыталась заснуть. Брагинский еще стоял, я прям чувствовала его напряженный взгляд на своем затылке, укрытом одеялом. Но через несколько мгновений я забыла и про Ивана, и про больницу, и про все на свете, потому что меня поглотил сон, мягкий и нежный, как зимнее одеяло.