Остаемся зимовать

Это утро у меня началось раньше, чем у моей соседки и подруги. Ей нужно было к третьей паре. А мне, как назло, к первой и не позже. Зато только две пары. Зато какие две пары. Прям дух захватывает только от осознания. Россия, видимо, тоже только встал, потому что сковородка с маслом на ней только начинала шкворчать под нарезанным хлебом, а чайник уже был близок к старту на космическую орбиту. Я, как самый натуральный зомби, для приветствия подняла руку и ушла в ванную, приводить себя в порядок. В зеркало на меня смотрела взъерошенная рыжеволосая девушка с аккуратными, но очень темными синяками под глазами, взглядом, который бы убил всех, если б обладал какой-то силой и изжованой пижамой. Что этот предмет моей одежды делал у подкроватного монстра во рту – непонятно. Да и сама я от монстра ничем пока не отличалась. С волосами дело обстояло проще всего – расчесать их было небольшой проблемой. Сменить одежду – тоже не вопрос. Главное, что меня волновало сильнее всего – это круги под моими шикарными глазками. И мешки там же. Как будто Батька натаскал за ночь бульбы и сгрузил ее мне под кожу. По телу распределилось все равномерно, но вот под глазами бульбочка оставалась. Тоналка тут вряд ли поможет, да и нет ее у меня. Придется идти такой красивой, не выспавшейся и жутко недовольной. Восстановив хоть какой-то баланс в своем теле и настроении, я все же плюхнулась на угловой диванчик на кухне, в ожидании трапезы. Чай уже успел остыть до того состояния, когда его возможно нормально пить, не прихлебывая и дуя. А первая партия гренок уже стояла на столе, как будто морально готовясь, что сейчас она исчезнет в недрах моего рта. Ваня насвистывал что-то до боли знакомое под нос, но я никак не могла понять, что именно. Поэтому, оставив попытки, я ушла собираться, стараясь не разбудить Марину. Та, на мой шум, лишь перевернулась с одного бока на другой, что-то пробормотала в бессознанке и затихла. А я услышала это дыхание. Прямо слышно, что она заболела, хотя и подруга спала. Но я не придала этому такое большое значение. Все ж таки зима, холод. А вчера в сильный ветер гуляли. Вот и засопливила она. Я полетела быстрее ветра, увидев время на своих часах. Нужно торопится, иначе трамвай уйдет без меня, а следующий только через десять минут подкатит. Да и народу там будет на порядок больше, чем в моем обычном. Если учитывать, что сегодня очень холодно, и люди наверняка оделись намного теплее, чем, например, позавчера, то там будет куча людей в огромных куртках и пуховиках. Меня аж передернуло. На трамвай я свой успела. Но вот что было странно – людей слишком мало. Поначалу я испугалась и ждала подвоха. Как оказалось впоследствии, трамвай на определенной остановке сменил маршрут и поехал по пути следования моего трамвая. Чему я была несказанно рада – места для сидений еще оставались. Сегодня был немного читерский и халявный день. На английском мы просто сидели и переводили текст. Ну как. Кто хотел, тот переводил, а кто не хотел – базарил. Можно сказать, что мы все разговаривали, причем в голосину. Иногда мы с одногруппницей возвращались к переводу. Но текст оказывался скучнее, чем истории, которые нам рассказывали ребята из других групп. Ах да, и препод ушел на всю пару, дав в начале тексты, а в конце спросив до куда мы сделали задание, дал домашнее задание – закончить перевод, на что мы неодобрительно заулюлюкали. Физкультура не была легким предметом хотя бы потому, что там надо было бегать. А я, человек не особо спортивный, зачем-то пошла на легкую атлетику. Потом оказалось, что я имею подготовительную группу, но осталась в атлетике. Потому что хотела заниматься своим телом. После первого месяца физкультуры обычно все перестает болеть. Поэтому я не парилась и просто взяла себя в руки и начала бежать. Уставшая физически я плелась на трамвайную остановку. Марина должна была уже уехать на свою учебу. Может, и Россия куда-нибудь ушел. Было бы чудесно. Хотелось дома побыть одной, подумать о жизни, забыться. И потом приступить к своей домашке на завтра. Но, приехав домой, я не ожидала увидеть такую картину: Ваня отлетает к стене от двери в нашу комнату, из дверного проема видна Маринкина нога, а потом исчезает, и девушка громко хлопает дверью. Кажется, я даже слышу, что она кашляет. Я поняла, что она заболела. Причем быстро и незаметно для меня. И, наверное, для Ивана тоже. В руках Брагинского я видела упаковки, кажется, лекарств. Да и сами лекарства тоже. Тот же «Каметон», например. - Ты хотел ее лечить? – вместо приветствия спросила я страну. Он как-то огорченно кивнул и ушел на кухню. Видимо, готовить нам еду. Или доготавливать, неважно. - Ты расстроился, Ваня? – проходя следом, спросила я. Страна сложил все лекарства на обеденный стол и подошел к плите, что-то начиная помешивать в кастрюле. Вкусно пахло капустой и свеклой. Естественно, я догадалась, что Брагинский варит борщ. Настоящий такой, русский борщ, с мясом. - А я думал, что ей понравится то, что кто-то ухаживает за ней. - Нет, она очень самостоятельная, - я, вздохнув, села на угловой диван. – Сколько помню нашу дружбу, Марина никогда не просила ухаживать за ней, если она больна. Взрослая девочка, справиться должна. А лекарства ты в аптечке нашей нашел, да? – поинтересовалась я, рассматривая упаковки и блистеры с таблетками. Россия угукнул и щелкнул тумблером чайника – чтобы он вскипел. Я пыталась придумать, что же сделать с Мариной, чтобы она принимала лекарства. Дверь нашей комнаты хлопнула, и на кухню вышла Даниэтта. Круги под глазами, которые стали еще больше. Сама девушка была похожа на китайца – глаза превратились в узкие щелки, а кожа немного пожелтела. - Ты серьезно намерена не лечиться? – укоризненным тоном задала я вопрос. Та лишь отмахнулась от меня как от назойливой мухи и села рядом. Взяла одну упаковку, другую, «Каметон» для распыления в горло, рассасывающие таблетки. - А вот Ваня приходил и хотел тебе это все всучить. - Мне все не надо, я беру только самое нужное, - каким-то твердым и одновременно жалким голосом прошелестела подруга. И отправилась обратно, в наши с ней владения. Я тут же подумала о временном переезде в комнату, где спал Брагинский, чтобы не подхватить этот вирус и остаться в живых. Где-то там слышались шмыганья носом. И, кажется, даже серьезный кашель. Мда, кажется, действительно надо ехать в Ванину комнату жить и спать на поролонке. Как-то ко мне приезжала мама в гости. И привезла с собой большой кусок поролона, на который с легкостью мог поместиться человек, и не один. Оставалось только постелить свою постель на нее. И все, профит, как говорится. Мы с Иваном пообедали. Я ушла готовить себе кровать на полу, Ваня же занялся какими-то делами в своей лопате, иногда поглядывая в не менее маленький планшет. Я перевезла свой ноут и нужные вещи. Забурилась играть в Черную Мезу, которую до сих пор не прошла и мне было реально стыдно за это. Марина выходила из комнаты только за чаем с лимоном и поесть. Все остальное время она сидела в комнате и чем-то занималась. Я пыталась разговаривать с ней. Но все ответы были изможденные и односложные. Поэтому я отстала от нее и попросила Брагинского не трогать Даниэтту. Тот, кажется, расстроился, но я не придала этому значения. Марина у меня такая, сама не особо общительная, а уж когда что-то у нее происходит серьезное, то вообще старается ограничивать себя в беседах. Остаток дня, весь вечер и, более того, всю ночь я слышала этот кашель. Этот уже раздражающий кашель, от которого чесаться хотелось. Я пыталась уснуть, слушая музыку в наушниках. Но ничего не выходило. Музыка мне слишком мешала. Поэтому я просто абстрагировалась. И, можно сказать, упала в обморок, но никак не уснула. Потому что сном это можно назвать с натяжкой.