Мерцанье светлячков

Целый лес мачт встретил их – почти всё это были местные корабли либо те, что зимовали в прибрежных водах Зачарованного Леса. Мало было отчаянных смельчаков, подобных капитану Джонсу, кто отваживался выйти далеко в море в дни весеннего равноденствия. Стоя почти у самого бушприта, Эмма во все глаза глядела на открывающийся перед ней город и высыпавших на берег жителей – так, словно где-то в этой толпе была Реджина. Это было глупо, но девушка ничего не могла поделать с ощущением радостного предвкушения встречи. Много народу набежало на причал – встречать первый корабль в этом году. Эмма пока не слышала голосов людей, но видела, как тех становится все больше. Жители прибрежного городка не имели иных развлечений, кроме появления кораблей. Им вторили голодные чайки, возбужденно кружащиеся в небе, пронзительно кричащие. В воздухе уже разносились первые запахи свежей выпечки, а затем ветер принес и звуки – тихий мелодичный перезвон колоколов церквушки на холме, блеяние овец, стук кузнечного молота и людской гомон, похожий на жужжание роя пчел. Моряки, а вместе с ними и Эмма с жадностью вслушивались в эту какофонию звуков и запахов с материка, искренне соскучившись по твердой земле. Войдя в порт медленно и величественно, несмотря на все свои повреждения, «Веселый Роджер» пришвартовался у одного из вытянутых к морю деревянных пирсов. Звякнув тяжелой цепью, якорь рухнул в воду, поднимая тучи брызг, чем вызвал восторженный гомон мальчишек на берегу. Матросы споро выставили сходни, и радостная толпа встречающих расступилась, давая дорогу прибывшим. Несмотря на то, что среди горожан, скорее всего, не было ни одного человека, знакомого с командой «Веселого Роджера», людей Джонса встречали, как родных. Всегда радостно увидеть новые лица, тем более, что на пристани уже заметили и потрепанный вид корабля, и изможденные физиономии матросов. Когда первые волнения улеглись, и все начали разбредаться по своим делам, Эмма постучалась в каюту капитана. Она смиряла в себе желание немедленно соскочить на берег, чувствуя, что, несмотря ни на что, многим обязана Киллиану и не может вот так просто уйти, даже не попрощавшись. Пусть их знакомство началось далеко не лучшим образом, однако мужчина все же сдержал свое обещание и доставил Эмму к берегам Зачарованного Леса. - А, это ты… - бросил он, стоя вполоборота и краем глаза увидев силуэт блондинки, замершей в дверях и не знающей, что сказать. – Еще не убежала? - Зашла попрощаться. На ней уже был надет дорожный плащ, а лук – привычно закинут за спину. Тесемки оленьих сапог она накрепко завязала морским узлом, готовясь к дальнему переходу. - Что собираешься делать на берегу? – мимо воли вырвалось у Киллиана. Он, наконец, нашел в себе силы для того, чтоб повернуться к Эмме, и теперь без радости разглядывал ее, отмечая, как буквально светится изнутри девушка. В противовес ей, мужчина чувствовал лишь досаду и толику ревности к тому неизвестному, ради которого Свон пересекла бушующее море. Если бы хоть одна женщина была готова совершить нечто подобное ради самого Джонса… Словно бы не замечая его невеселый настрой, Эмма широко улыбнулась и сказала: - Отправлюсь дальше в путь. Куплю мула или осла… Киллиан молча полез за пазуху и достал кожаный мешочек с монетами. Бросив его на стол перед Эммой, он коротко обронил: - Держи. Купишь себе лошадь. Эмма замолчала, внимательно глядя на него. Что-то изменилось в ее взгляде, как будто вечный лед недоверия, что всегда отражался в голубых глазах, растаял отчего-то, и она по-новому взглянула на Джонса. Кивнув, она улыбнулась ему легко и впервые по-настоящему тепло, уже понимая, что первое ее суждение было ошибочным, пусть даже вина за это целиком лежала на самом Киллиане. Спрятав кошелек за пазухой, Эмма еще какое-то время смотрела на мужчину, пока тот старательно отводил взгляд, сурово сведя брови, пряча за неприветливым выражением лица истинные чувства. Она недооценила его, не поняла, а теперь вновь должна уходить, оставляя друга позади. Да, именно друга, настоящего и преданного. Подойдя вплотную, Эмма быстро обняла капитана Джонса, кладя подбородок ему на плечо. Обомлевший, не ожидавший ничего подобного мужчина стоял, как вкопанный пару секунд, а затем торопливо обнял ее в ответ, притягивая ближе за талию и зарываясь носом в светлую копну волос. Ему почудилось, что от них пахнет летом и цветочным лугом, точно и не было всех этих долгих недель в море… Напоследок блондинка чуть приподнялась и быстро чмокнула Киллиана в щеку, колючую от дневной щетины, чем заставила его сердце сбиться с ритма на секунду. - Спасибо, - негромко сказала она, а затем отстранилась, и Джонс покорно разжал руки, выпуская ее из объятий, пусть даже все внутри него протестовало. - Надеюсь, он стоит того, красавица, - в тон ей откликнулся капитан, грустно и немного иронично усмехаясь. В его голосе звучала насмешка над самим собой, простофилей, упускающим такую женщину. Вглядываясь в черты лица блондинки и стараясь запомнить их как можно лучше, капитан понимал, что она такая – одна на миллион. Уже стоя в дверях каюты Эмма вдруг улыбнулась, а затем бросила с коротким, задорным смешком: - Она. Когда за ней закрылась дверь, Киллиан только озадаченно почесал в затылке. Плюхнувшись на стул, он потянулся и выудил из ближайшего комода початую бутылку рома: вытащил пробку, глотнул прямо из горла и закашлялся, когда обжигающая жидкость запекла в гортани. Какое-то время он молча пил, а затем вдруг расхохотался в одинокой тишине каюты. - Ну, дела… - запустив пальцы в волосы, мужчина вновь глотнул спиртного, уже чувствуя, как печаль в нем неумолимо смешивается пополам с весельем. – Она? Ай да Свон… Ну, прохвостка! – и капитан вновь расхохотался, салютуя стаканом самому себе. * * * Денег, что дал ей капитан Джонс, с лихвой хватило на покупку молодого мерина, выносливого и к тому же кроткого, как корова. Оставшиеся монеты Эмма приберегла на черный день. Зайдя в пару-тройку местных кабаков, она стала подслушивать бытовавшие там сплетни и побасенки. Король Леопольд женился во второй раз – на малоизвестной девушке по имени Реджина. Слышать это было болезненно и неприятно, однако отнюдь не неожиданно. Стискивая кулаки, спрятанные под столешницей, Эмма мрачно кивала, слушая болтливую хозяйку трактира, щедро подливавшую ей пиво и не скупившуюся на сплетни. Осторожно выспрашивая, девушка узнала, что никто слыхом не слыхивал о Коре с самого дня свадьбы. Поговаривали лишь, что та уехала по каким-то делам прямо накануне венчания в соборе, а от той поры все и думать забыли о матери юной королевы, которая, к слову, также не была для своих подданных настолько примечательной персоной, чтоб вести о ней разговоры. К величайшему разочарованию черни, Реджина до сих пор не была замешана ни в одном дворцовом скандале или истории, ее лишь видели время от времени рядом с Леопольдом на балах и приемах. Никто не воспринимал ее всерьез, ни дворяне, все еще воротившие нос от «простолюдинки на троне», ни жадные до свежих сплетен вилланы, а потому Эмма мало что сумела разузнать. Почти отчаявшись, она жадно ловила каждый разговор, где упоминалось имя Реджины, все надеясь найти зацепку для того, чтоб увидеть ее. Нельзя просто заявиться в замок к Леопольду, требуя аудиенции с королевой, – Эмму сочтут попросту безумной и сгноят в темнице замка, если не убьют на месте. Удача улыбнулась ей, когда Эмма уже всерьез собиралась уехать из прибрежного городка, на свой страх и риск направившись прямиком во дворец, а там будь что будет. Среди пьяных речей городских забулдыг она услышала, что месяц назад королевскими глашатаями было объявлено состязание рыцарей и лучников. Любимая потеха народа, не обремененного развлечениями, должна была пройти в столице ближе к майским праздникам. С зажегшейся вновь надеждой она всерьез надумала участвовать, ведь лучших из лучших Леопольд отберет для своей личной замковой стражи. Не то, чтоб в королевстве назревали темные времена, и Его Величеству требовалась особая охрана, но раз от разу подданных нужно угощать зрелищными забавами и одаривать самых упорных. Торопясь, Эмма отправилась в путь на следующее же утро, еще до восхода солнца. Накрапывал мелкий дождик, вовсе не весенний, промозглый и сырой, пахнущий прошлогодними прелыми листьями. Кутаясь в плащ и смиряя готового пуститься вскачь коня, чувствовавшего ее нетерпение, всадница мелкой рысью скакала по хорошему мощеному камнем тракту. Какое-то время слева и справа расстилались широкие песчаные ланды, над которыми кружили, выискивая поживу, прожорливые крикливые чайки и бакланы. Еще долго с морского берега доносился свежий соленый запах, который Эмма глубоко втягивала ноздрями, привыкнув к нему за почти два месяца путешествия на корабле Киллиана Джонса. До сих пор ей все еще не верилось, что морской переход закончен; ее походка все еще была неустойчивой – так, словно она до сих пор шагала по палубе корабля. Так бывало со всеми моряками, и теперь Эмма чувствовала себя похожим образом. К вечеру второго дня ланды начал постепенно сменять сосновый лес. Он предстал перед Свон на закате. В лучах багрового, почти опустившегося за горизонт солнечного диска стволы деревьев казались красными. Хвойный дух был чистым: на много миль кругом не было ни одного поселения, все прибрежные села и деревеньки остались позади, а потому неоткуда было взяться запаху дыма или навоза. Иногда из-под копыт лошади прыскали потерявшие всякий страх, нахальные зайцы и белки. Удивленными взглядами из-за дальних кустов всадницу провожали более пугливые олени и косули, водя в ее сторону мокрыми носами и прядая ушами. Почти неделю Эмма следовала через лесную чащу, куда свернула ее дорога – на сей раз, песчаная, но все такая же наезженная. На ее поверхности были видны совсем свежие следы экипажей, отпечатки копыт лошадей и коров, которых гнали на продажу в обе стороны. Время от времени навстречу ей шли крестьяне, болтавшие на странном диалекте, сильно отличавшемся от того, что был в родной деревне блондинки. Для Свон, успевшей привыкнуть к чужой речи, родной язык теперь звучал немного странно, тем более, что в здешних землях почти ничто не напоминало ей о родных местах. Особняк Миллсов был за многие мили отсюда, почти на другом конце страны. Столица же лежала всего в двух неделях пути верхом, и Эмма рассчитывала добраться туда как раз в срок, когда начнутся состязания. По мере того, как она продвигалась все дальше вперед, ее стала одолевать бессонница. Девушка подолгу смотрела в костер на ночном привале, не в силах смежить веки и уснуть, несмотря на усталость. Прислушиваясь к тому, как стрекочут в траве первые сверчки, и мирно фыркает конь, она считала звезды в небе, вспоминая, как делала это с Реджиной когда-то… Казалось это было так давно, точно с тех пор прошли века. Какая она сейчас, Реджина? Что за шрамы были теперь на ее сердце, и удастся ли Эмме исцелить их? Чем ближе становился замок короля, тем страшнее и тревожнее делалось блондинке, которая не знала, чего ожидать. Обрадуется ли ей Реджина? Жива ли еще их любовь?.. За себя Эмма могла говорить с уверенностью: она любила Реджину не меньше, чем раньше. Напротив, чувства ее лишь окрепли, избавившись от подростковой угловатости вместе с тем, как сама Свон сталкивалась с сотней преград на пути к любимой и преодолевала их, несмотря на смертельную опасность. Она просто не могла по-другому, не умела жить и дышать без Реджины. Но что скажет брюнетка, когда их встреча, наконец, состоится? Сможет ли она простить Эмму за то, что та оставила ее? И пусть не вина Свон была в том, что так приключилось… Как узнать, стали ли они дальше друг от друга теперь, когда каждая пережила свою боль, оставшись в одиночестве столь внезапно? На эти вопросы не было ответов. Их могло разрешить лишь время. И все же Эмма не могла заставить себя прекратить вновь и вновь ковырять рану в своем сердце, она неистово жаждала увидеть Реджину и, вместе с тем, начала понимать, что столь же отчаянно боится этой встречи. Лошадь выносливо и споро бежала по каменистой почве дороги, и с каждым днем столица Зачарованного Леса становилась все ближе. Королевство Леопольда было небольшим и спокойным, здесь почти не встречалось ни разбойничьих шаек, ни даже цыган – все благодаря патрулям солдат, которым щедро платили из казны. Сколько угодно могли роптать крестьяне, прогибавшиеся под тяжестью налогов, но даже они были рады спокойствию и безопасности вокруг. Под конец пути вновь полил дождь. Мощные, тугие струи с силой били по земле, вторя раскатистым ударам грома и блеску молний на горизонте. Деревья опасно качались и скрипели, кренясь. Эмма с трудом удерживала испуганно рвущегося коня. Завязав ему глаза и уши своим плащом, она пережидала буйство природы. Должно быть, несколько дней назад тяжелые тучи, прибывшие со стороны моря, грохотали молниями, и в водной пучине бушевала очередная буря… Развидневшись к утру от черных туч, все еще слегка хмурое небо слабо пропускало лучи восходящего солнца, но дневная жара набирала силу, заставляя дождевые капли и росу испаряться. Над землей, в низинах, стелился густой туман, неся с собой стойкий мшистый запах подстилки и грибницы. Вытерев пучками травы спину лошади, Эмма дала животному недолго попастись, а затем оседлала, пуская по тропинке, выходящей к основной дороге. Через два часа езды, когда солнце начало подниматься ввысь и хорошо припекать, обещая к полудню настоящую летнюю жару, всадница выехала из-под сени деревьев. Впереди высились пока еще едва различимые на горизонте крепостные стены столицы, возвышающиеся на огромном холме, окруженном редким березовым леском. По мере того, как становился ближе город, росли и села, постепенно сливавшиеся одно с другим. Когда-нибудь, через много лет они, должно быть, сами станут городками, а пока это были лишь оживленные поселения, где с самого восхода солнца уже кипела привычная для деревни работа. Крестьян, занятых покосом утренней травы и выпасом скота, мало заботили проезжающие кареты и редкие одинокие всадники вроде Эммы. Та ничего не могла поделать с собой и все пришпоривала уставшего за долгий переход коня, желая как можно быстрее оказаться у ворот столицы. Ближе к воротам столпотворение карет и телег стало столь сильным, что пришло прождать почти час прежде, чем удалось попасть за ограду огромных железных ворот, щерящихся острыми железными зубьями решетки. Под прищуренным взглядом стражей Эмма въехала под своды городских стен, сразу же оказываясь в шумном, узком каменном пространстве, наполненном все теми же низкими деревенскими домиками. Разве что, здесь чаще встречались черепичные, а не соломенные крыши, да вместо полей со зреющей пшеницей и репой были лишь небольшие садики, в которых добрые горожанки выращивали зелень и морковь для похлебки. Вновь начал накрапывать мелкий дождик, а потому Эмма поспешила найти постоялый двор, не желая терять время и мокнуть. Чумазая детвора, сновавшая всюду вперемешку с такими же грязными собаками и кошками, за мелкую монетку проводила девушку к одной неприметной, но уютной таверне, на чердаке которой находилась пара комнат. Те были слишком дорогими для нее, однако старая Клотильда, сдававшая койки, разрешила разместиться на сеновале рядом с конюшней. В благодарность девушка наколола дров для кухни и почистила всех лошадей в стойлах, чем заработала потеплевший взгляд хозяйки. - Откуда ты, милая? – спрашивала старуха, ставя перед Эммой тарелку со скворчащей на жиру яичницей с зеленью. От запаха столь аппетитной горячей пищи, попробовать которую не доводилось уже очень давно, рот сразу же наполнился слюной, и девушка принялась уплетать за обе щеки, попутно коротко, не вдаваясь в подробности, рассказывая о своем путешествии через два королевства. Клотильда ахала и охала, прижимая натруженные старческие руки к обрюзгшим щекам и хлопая подслеповатыми глазами, когда блондинка рассказывала о том, как «Веселый Роджер» едва не пошел ко дну, а до этого как она чуть не замерзла в лесу, но добрые «крестьяне» подобрали ее, совсем закоченевшую и обессилевшую. - Ты ешь, ешь, дитя, - старуха принесла ей хлеба, молока и сыра, отмахнувшись от денег. Чем-то понравилась ей эта девушка, хотя, увидев ее в первый раз, хозяйка таверны решила было, что к ней на двор пожаловала сбежавшая из разбойничьей шайки оборванка, от которой не оберешься потом беды. После плотной еды Эмму охватило сонное оцепенение, и она завалилась спать на сено. Так хорошо она себя не чувствовала уже очень давно, рядом с конюшней было тепло, сухо и пахло лошадьми. Слушая тихое фырканье животных, Эмма быстро погрузилась в сон, впервые за долгое время без кошмаров. Встав засветло, она помогла Клотильде прибрать в зале таверны: вымела грязную солому, помыла пол и насыпала новой, свежей. Несколько пьяных завсегдатаев все еще храпели, лежа лицом на столах, однако город еще спал, когда Эмма пошла на поиски глашатая, чтоб записаться на турнир. Там ее ждало разочарование. - Только мужам дозволено участвовать, - отрезал усатый герольд, одетый в причудливые двухцветные одежды. Досадливо поморщившись, Эмма вернулась в таверну ни с чем. Пользуясь хорошим расположением хозяйки, она задержалась еще на два дня, бессмысленно бродя по городу, пытаясь придумать, как быть. Идея пришла к ней внезапно, когда девушка в который уже раз бесцельно стояла перед воротами замка, грядя на недостижимую высоту его башен с развевающимися по ветру штандартами и крутящимися флюгерами. Где-то там, за этими каменными стенами, была Реджина… Столь близко и столь невозможно далеко – дальше, чем если бы Эмма все еще была за тысячи миль отсюда, ведь тогда она могла лишь смутно представлять себе, с чем ей предстоит столкнуться. В окно башни не проберешься, как бывало когда-то в детстве, когда белокурая дочь конюха бесстрашно взбиралась по стене в спальню к юной леди Миллс, чтоб только повидаться с ней и передать букет свежесобранных на лугу ромашек и маргариток. Толстые стены внешней стены замка были таким высокими, что приходилось сильно запрокидывать голову, чтоб разглядеть их зубья, упиравшиеся, должно быть, в само небо. Гладкий, блестящий после дождя камень был неприступен – не за что и ухватиться. Эмма проклинала про себя ни в чем не повинных зодчих, соорудивших предкам короля Леопольда столь непреступное жилище. Во рву замка плавала тухлая, темная вода – со всего города сюда привыкли сбрасывать нечистоты, а оттого запах стоял просто ужасающий. Нисколько не гнушаясь им, по перекинутому через ров подъемному мосту ехали величественные кареты, запряженные шестерками лучших лошадей, каких только доводилось видеть Эмме. Из окошек лениво свисали пухлые белые ручки знатных господ, съезжавшихся не предстоящее представление и бал, куда, разумеется, вход простолюдинам будет заказан. Эмма подпирала спиной стену, рассеянно рассматривая свиту одного из графов или маркизов: сплошь одни сопляки в смешных широких штанах, подкатанных над коленями, из-за чего их укрытые тонкими белыми чулками икры казались просто цыплячьими. Женоподобные мальчишки, наверняка младшие сыновья каких-нибудь дворян, готовящиеся впоследствии стать рыцарями, весело переговаривались, но не забывали про свои обязанности – резво подскакивали к раскрывающимся дверцам экипажей и помогали выйти своим сюзеренам. Отрастить бы вон тому темноволосому сосунку волосы до заду да приодеть в женское платье – и будет вылитая маркиза! Фыркнув насмешливо, Эмма оттолкнулась от стены и удрученно побрела прочь, однако внезапная шальная мысль заставила сбиться с шага. Вновь повернувшись, она задумчиво посмотрела на закрывающиеся тяжелые ворота, а затем сорвалась с места и, что было духу, побежала в таверну. Запыхавшаяся и раскрасневшаяся, девушка вбежала в конюшню и схватила свою сумку. По пути она украдкой стащила с чужого подворья тонкую простыню и теперь, достав кинжал, осторожно разрезала ее наподобие широкого бинта. Крепко заперев двери, она разделась по пояс и сперва без сожаления обрезала волосы покороче, а затем туго перебинтовала грудь. Дышать было трудно, но оно того стоило. Натянув одежду обратно, Эмма выпрямилась, разводя руки в стороны, проверяя, легко ли ей двигаться. Она достала лук и растянула его, а затем присела несколько раз, так и эдак вытягиваясь. Если и эта хитрость не поможет, останется лишь попытаться под покровом ночи проникнуть во дворец. * * * Увидев выходящего из сарая незнакомого мужчину, старая Клотильда нахмурилась. Она уже изготовилась громко звать стражу, но затем тот вдруг повернулся так, что на его лицо упал свет, и хозяйка таверны пораженно вскрикнула: - Святая Луна, что это с тобой, девочка? Где же твои локоны? Свон поспешила заверить хозяйку, что это именно она. Взяв старуху под руки и усадив на колоду во дворе, она негромко поведала о желании участвовать в турнире лучников. Попричитав немного, Клотильна поджала губы, все еще качая головой. - Не пойму я, на что это тебе, дитя, - проворчала хозяйка таверны. – Не женское это дело – в стражах бегать. Ох, как бы беды не случилось… - Мне очень надо повидать одного человека из замка, а так меня туда никто не пустит. - Ох, девочка… Больше всего Клотильду, кажется, расстроило то, что Эмме пришлось обрезать густую копну волос. Обняв на прощанье добрую женщину, блондинка поспешила найти герольда. Для верности натянув на голову широкополую шляпу, она стала в очередь таких же жаждущих проявить себя людей. Здесь были рослые охотники – по виду только что из леса, были пастухи с короткими самодельными луками и бывшие солдаты из распущенных полков. Рыцарей записывали еще загодя, а потому никакого столпотворения из бряцающих латами воинов не наблюдалось, на площади толпились лишь представители низших сословий. Все желали побороться за возможность служить в элите королевских войск и охранять самого короля. Лишь одной Эмме не нужны были ни слава, ни деньги, ни почет. Ей нужно было то, что всех сокровищ на земле дороже… - Имя? - Свон, - как можно более низко и хрипло ответила девушка, намеренно опустив голову так, чтоб тень от шляпы скрадывала ее слишком тонкие для мужчины черты. Герольд хмыкнул, прищуриваясь: - А не слишком ли ты молод, парень? Сколько тебе? - Шестнадцать с половиной зим, ваша милость, - запнувшись всего на секунду, ответила Эмма. Слуге явно понравилось обращение к нему, как к лорду, так что без дальнейших расспросов он вписал ее имя в список. Лишь отойдя на приличное расстояние, она позволила себе широко улыбнуться и перевести дух. Однако же рано радоваться, она должна, обязана выиграть, чего бы ей это не стоило. Все оставшиеся два дня до соревнований Эмма без устали тренировалась за городскими стенами, в лесу. Она спала по пять часов в сутки, все остальное время оттачивая мастерство – до тех пор, пока из десяти выстрелов все десять не стали безошибочно попадать в цель. Все ее существо устремилось к тому, чтоб показать свой наилучший уровень. В день турнира Эмма, слишком возбужденная, чтоб спать, поднялась, когда на небе еще сияли последние утренние звезды, и неспешно вышла во двор, где с наслаждением умылась чистой водой, набранной из колодца. Вокруг уже раздавались понемногу первые звуки просыпающегося города, где-то сонно вскрикивали петухи и зевали не выспавшиеся люди. Достав топор из-под крыши сарая, Эмма вытащила из горы поленьев одно и поставила на колоду. Размахнувшись как следует, она с силой ударила, раскалывая полено ровно посередине. Такая работа была для нее привычной еще с детства – в их селе не принято было делить работу на мужскую и женскую. Руки действовали сами, пока девушка внутренне настраивалась на предстоящее дело. Нарубив приличную поленницу, она утерла потный лоб тыльной стороной ладони. Хорошо разогретые мышцы чуть тянуло от приятного напряжения, кровь быстро бежала по венам, вспучившимся от доброй работы. Вернув топор на место, Эмма повела плечами и отряхнула с одежды мелкие щепки и стружку. Прибежавший с кухни поваренок, внук Клотильды, быстро помог собрать раскатившиеся по двору поленья и сложить их у стены. По знаку мальчишка принес ведро с водой, из которого Эмма жадно напилась. Клотильда звала ее на кухню, но девушка вежливо отказалась от завтрака. Отправившись вместо этого к реке, Свон нашла укромное место, где вымылась хорошенько и обтерлась грубой холстиной, растирая докрасна кожу и ощущая, как перекатываются под ней окрепшие за последний год мышцы. Какое-то время она обсыхала на берегу, подставив тело лучам восхода. Турнир должен начаться не раньше того, как солнце достаточно высоко поднимется в небе – все делалось в угоду не привыкшему вставать с петухами двору короля. Эмма нервничала, слишком долго ждала она этого часа. Одевшись, девушка возвратилась в таверну, где все же съела несколько кусков мяса, запивая все некрепким квасом. Не хватало еще захмелеть и потерять ориентацию в пространстве в самый неудачный момент. В сотый, а может, тысячный раз она перепроверила все снаряжение: рога лука были тщательно осмотрены на наличие трещин и сколов, тетива была заменена на новую жильную, каждая стрела была идеально подогнана и сбалансирована – ничто не должно пойти не так в этот день. Накинув плащ и нахлобучив шляпу, Эмма отправилась за городские стены, куда постепенно уже начал стекаться весь город и жители окрестных сел. Если знатные дамы и господа хотели насладиться видом турнира и прочих военных состязаний, то прочий люд также не собирался отказывать себе в праздновании и веселье. Тут и там уже сновали первые продавцы всех возможных яств от горячих пирожков с мясом и запеченной в глине рыбы до сладких сдобных булочек и кренделей. Не было недостатка и в виночерпиях с бочками и бурдюками терпкого молодого вина, кваса, пива и прочих прохладительных напитков. От кружащихся в воздухе запахов у людей текли слюнки, и они, не скупясь, выкладывали деньги за угощения. Кое-где уже звучали первые пронзительные возгласы скрипок, напевные переливы арф и лютен, наигрыши гитар, фокусники и артисты всех мастей съехались сюда с самых разных уголков четырех окрестных графств, желая заработать своим ремеслом. В толпе шныряли сироты и оборванцы, и можно было с уверенностью утверждать, что многие горожане сегодня не досчитаются кошельков. Проталкиваясь сквозь стремительно густеющую толпу, Эмма уверенно шла на звук молотка, слышный даже несмотря на гомон. Впереди, ближе к реке, спешно возводили последние метры постамента для Их Величеств короля и королевы, а также приближенных лордов и дам из наиболее знатных фамилий. Трибуны располагались вдоль широкого, отмеченного кольями и веревками участка поля, хорошо выкошенного перед предстоящим турниром. Слуги расставляли последние мишени, некоторые из них были движущимися благодаря различным хитроумным механизмам, приводимых в движение шестернями. В другое время Эмма бы подивилась изобретательности королевских инженеров, но сейчас напряжение зашкаливало, она не могла думать ни о чем кроме того, что уже очень скоро увидит Реджину. И пусть даже та будет сидеть от нее так далеко, что Эмма вряд ли разглядит ее лицо, однако искристое счастье пополам с мукой затапливало все равно каждый уголок ее души, замершей в предвкушении. Реджина даже не знает, что она здесь… не знает, что Эмма жива, не погибла от рук Коры… Нужно держать себя в руках, иначе все бессмысленно. Зрители прибывали и прибывали, постепенно заполняя трибуны. Собирались и участники. Первыми жаждущих потехи людей должны будут потешить удалой забавой кулачные бойцы, затем настанет очередь стрелков, а завершится все масштабной сходкой пехотинцев, после чего, наконец, одетые в латы дворяне начнут вышибать друг друга из седел огромными тупыми копьями под радостное улюлюканье толпы. Стихийно образовались пять или шесть площадок, вокруг которых собрались толпы горожан. Они кричали и подбадривали полураздетых, лоснящихся от пота бойцов, что до крови и выбитых зубов месили друг друга кулаками. Это была жестокая бойня до первого падения, и занимала она, в основном, крестьян, многие из которых рисковали деньгами и собственными зубами, желая показать себя. В толпе присутствовали даже дворяне, в азарте и ажиотаже они ничем не уступали простолюдинам и яростно бились об заклад, ставя то на одного, то на другого бойца. Прозвучавший гул горна, которые заставили всех спешно разойтись, занимая свои места на трибунах или попросту в поле. Присмотревшись, Эмма разглядела движение на дороге. Вскоре на быстрых, нервных конях показались глашатаи – это они громко трубили, оповещая народ о прибытии монарха, сразу же за ними ехали рыцари и знаменосцы, и только лишь в середине пышного кортежа легко катилась золоченая, темного дуба карета с гербом короля Леопольда. Воины встали почетным караулом перед открывшейся дверцей, откуда вышел Его Величество. Сперва он приветственно махнул рукой подданным, а затем обернулся для того, чтоб подать кому-то руку. Сперва из кареты вышла маленькая принцесса Белоснежка, тут же вставшая рядом с отцом, а затем… Эмма, стоявшая почти в сотне ярдов, затаила дыхание, не смея моргать, до рези в глазах вглядываясь в открывающуюся перед ней сцену. Вот у кареты образовалось небольшое движение, а затем оттуда вышла дама в пышном светлом платье, издалека было не разобрать его цвет, да и лицо женщины было лишь размытым пятном, в то время как сердце Эммы отбивало неистовой силы танец, ладони вспотели. Она знала, что это была Реджина. Вся королевская семья на пару мгновений замерла, давая подданным вдоволь насмотреться на себя, слушая радостные возгласы, а затем под торжественные звуки труб и переливчатые, искристые ноты флейт направилась к возвышению на центральной трибуне, пока вилланы снимали перед ними шапки и кланялись. - Долгой жизни Их Величествам! – прокричал кто-то, и вся толпа подхватила. - Да здравствует король Леопольд! Когда рукоплескания улеглись, монарх взмахнул рукой, открывая турнир. Герольд стал хрипло выкрикивать название состязания и имена первых десяти участников, пока последние спешно занимали свои места у черты. С величайшим трудом Эмма заставила себя оторвать взгляд от королевской ложи и устремила глаза к стоявшим рядом стрелкам. Желающих попытать счастье в лучном искусстве набралось не много, не мало – около тридцати человек. Дабы не затягивать действо и не давать королю скучать, было решено как можно быстрее сократить число участников простыми заданиями, отсеивая самых негодных. Стояла тихая, безветренная погода. По небу, пронзительно крича, летали стрижи, потревоженные людьми, но дождя как будто не предвиделось. Присев на одно колено, Эмма сорвала пучок травы и пустила в полет, следя за направлением ветра. Краем глаза она видела, как многие повторяют ее действия, а кто-то из соперников по морскому обычаю слюнявил палец. Первое задание было самым простым – надлежало поразить три стоячие мишени с расстояния пятидесяти ярдов, с чем большинство справилось без особых проблем. Когда дошла очередь до Эммы, девушка, почти не задумываясь, молниеносно пустила в полет одну за другой стрелы, ударившие ровно по центру целей. Следующей стала стрельба со ста ярдов, и на сей раз мишени раскачивались на веревке, прикрепленной к двум вбитым в землю бревнам. И вновь Свон показала себя с лучшей стороны, обойдя многих. Более половины лучников так и не смогли поразить все три цели, за что были дисквалифицированы. Досадливо морщась, стрелки один за другим выбывали и покидали поле по мере того, как задания все усложнялись. Под рукоплескания толпы зрителей они отправляли стрелы сквозь горящие кольца, сбивали перья с двухсот ярдов, стреляли по живым хаотично носящимся по полю курам, вызывая громкий хохот, свист и рукоплескания зрителей. Разошедшиеся устроители праздника даже заставили двух насмерть перепуганных крестьянских мальчишек бегать перед лучниками, держа шесты с прикрепленными на них круглыми мишенями. Когда неудачный выстрел перешиб одному из мальцов колено, и тот упал, вопя и заливая истоптанную почву кровью, толпа лишь сильнее взревела от восторга, желая большего. Плотная льняная рубаха и кожаный жилет на Эмме давно промокли от пота, а пальцы правой руки саднили даже сквозь изорванную тетивой кожаную перчатку. Она давно отбросила плащ и шляпу подальше, и теперь слабый ветер трепал ее взмокшие, прилипшие ко лбу волосы. По прошествии почти полутора часов осталась лишь она и еще четверо лучников. Теперь их заставляли стрелять, стоя на колене, на бегу, в прыжке. Юный пастушок, ровесник Эмме, державшийся до этого весьма достойно, поскользнулся на траве и растянулся во весь рост под дружный смех собравшихся, его стрела улетела в небо. Парень ушел, угрюмо волоча за собой лук. Еще один соперник, усатый бывший солдат с луком едва ли не выше его собственного роста, также не сумел справиться с очередным заданием и выбыл, уважительно кивнув соперникам. Друзья, к которым он подошел, похлопали его по плечу и пообещали напоить позже пивом так, что глаза на лоб полезут. Три оставшихся претендента на победу приступили к следующему изнуряющему этапу соревнования. Стреляли на скорость, резко оттягивая тетиву к уху и тут же посылая новую стрелу, так что казалось, будто лучников не трое, а целый отряд. Зрители пораженно вздыхали всякий раз, когда стрелы вколачивались в мишени, уже и без того утыканные, точно подушечки для булавок. Несмотря на разнообразие и невероятное мастерство стрелков, в королевской ложе уже откровенно скучал Леопольд со свитой. Дворянство больше всего ждало рыцарского поединка, им не было дела до соревнования каких-то никому не известных вилланов, а потому маршал турнира в скором времени должен был, наконец, выбрать победителя. Понимая, что в эти минуты должно решиться все, Эмма вновь бросила взгляд на замершую в высоком кресле женскую фигуру. Кажется, Реджина интересовалась меньше всех остальных тем, что происходило на поле. Она даже не пыталась сделать вид, будто ее заботит турнир. Судя по профилю, отвернувшемуся в сторону, взгляд ее был обращен куда-то к текущей перед лесом реке, узкая полоска которой поблескивала под палящими лучами полуденного солнца. Сама Эмма уже давно щурилась, изнывая от жары. Корпус, руки и ноги ныли от изнуряющей стрельбы. Еще никогда девушке не приходилось выкладываться на все сто процентов, однако она понимала, что даже этого мало. Для того, чтоб прямо сейчас закончить соревнование, нужно сделать что-то такое, что поразило бы Леопольда, ставя жирную точку в потешной битве лучников. Во время короткого перерыва Эмма подозвала одного из мальчишек и, вручив ему целое состояние – серебряную монетку, прошептала что-то на ухо. Кивнув, тот со всех ног кинулся в сторону города. Из королевской ложи раздавалось бряцанье лютни и взрывы хохота, когда королевский шут выделывал очередные выкрутасы. Пока дворяне пили вино и развлекались легким застольем, накрытым на низких переносных столах, участники состязания отдыхали в тени трибуны. - Лучники! На исходную! – спустя полчаса скомандовал маршал. Двое мужчин и Эмма вновь заняли позицию. Ожидая своей очереди, блондинка все поглядывала на городские ворота. В какой-то момент ей показалось, что там уже виднеется темная фигура. Первый стрелок в рекордный срок поразил все пять мишеней, лишь на одной стрела чуть отклонилась от центра. Хмурясь, он уступил место другому претенденту, который справился не хуже. Ближайшие к королю лорды видели, что Леопольд начал проявлять недовольство: барабаня пальцами по подлокотнику трона, он хмурился и выговаривал что-то своему советнику. Многие зрители громко обсуждали каждого из стрелков и бились об заклад, ставя то на одного, то на другого. Кто-то даже предлагал закончить уже эту бесполезную игру, объявив ничью, поскольку все трое явно показывали превосходный уровень, идя буквально ноздря в ноздрю… Маршал взмахнул жезлом, командуя стрелять, только Свон все стояла, надеясь, что мальчишка поспеет вовремя. - Парень! – крикнул на нее разозленный устроитель турнира. – Ты или стреляй, или проваливай к гоблинам! - Сейчас… Одну минуту… - Слушай, ты… - лицо маршала начало наливаться дурной кровью, он уже готов был резко взмахнуть жезлом, дисквалифицируя Эмму, когда сквозь торопливо расступающуюся толпу прорвался конь, ведомый мальчишкой. - Господин! – кричал ребенок и изо всех сил бежал, едва не повисая на поводьях ее серого мерина, оседланного и взнузданного. Галдя, детвора и почтенные горожане показывали на Свон пальцами, шумно обсуждая, что же она задумала. Резво вскочив в седло под удивленные возгласы, блондинка отъехала на некоторое расстояние, попутно вытаскивая пять стрел: две она зажала в левой руке, пристроив к луку, еще две взяла в зубы, а одну положила на тетиву. Никто в здешних землях не знал стрельбы верхом, азы этого удивительного умения Эмме едва успел показать один из парней в отряде Робина. Желтокожий и узкоглазый, он утверждал, что на его родине этот тип боя был известен издревле и высоко ценился правителями, которые держали при себе целые отряды конных лучников, без промаха бивших в цель прямо на скаку. Жадная до знаний Эмма, прекрасно умевшая управляться с лошадьми, заинтересовалась новым искусством, однако времени, чтоб как следует потренироваться, у нее не было. Оставалось надеяться на удачу. Дав коню шенкеля, Свон погнала его сперва рысью, а затем галопом, управляя одними коленями. На ходу она подняла лук и оттянула тетиву… Она не видела, но ощущала каким-то шестым чувством, что прямо сейчас Реджина, наконец, смотрит на нее вместе со всеми остальными. Королева не знает, кто этот чужой воин, но Эмме достаточно просто того, что взгляд брюнетки обращен к ней. Разогреваясь, конь выбрасывал ноги в стороны, возбужденные воплями и вниманием толпы со всех сторон. Эмма вела его по дуге, давая привыкнуть к темпу, а затем вновь сильно ударила пятками, бросаясь в карьер. Как часто бывало с ней в такие моменты, время для нее словно бы замедлилось: перестук копыт и людской гомон слились в единое монотонное жужжание, а затем и вовсе пропали, растворяясь в полной сосредоточенности. Солнечный свет бил почти в глаза, делая цель впереди чуть размытой, но это было уже не важно. Вдох… Первая цель… Повинуясь очередному толчку, лошадь сделала прыжок, на единственное мгновение зависая в воздухе. Сердце два раза глухо стукнуло. Еще секунда – и Эмма мягко распрямила пальцы, отпуская тетиву. Свиснув, стрела сорвалась в стремительный полет, крутясь в рассекаемом потоке воздуха. Тут же ее место на тетиве заняла следующая. Передние копыта коня опустились, глубоко опечатываясь в сырой, разбитой земле. Новый скачок – и еще одна стрела летит к цели… Люди затихли, напряженно вглядываясь в невиданное доселе зрелище. Светловолосый молодой лучник, молнией проскакав перед трибунами, выпустил все пять снарядов один за другим. На единственную секунду он буквально слился с лошадью и луком в своих руках, становясь с ними единым целым… Мгновение толпа пораженно молчала, а затем разом взревела от восторга, когда стало ясно, что все пять стрел глубоко торчат прямо посередине мишеней, некоторые пробили плетеные круги насквозь. Белое оперение чуть покачивалось на ветру. Эмма проскакала еще с десяток метров прежде, чем осадила лошадь, не давая ей врезаться в заграждение. Взмыв свечкой, конь зло захрапел и забил копытами по воздуху, кусая удила. Девушка рывком склонилась к его шее, давя на основание и одновременно выпуская повод, чтоб заставить животное встать на все четыре копыта. Когда это удалось, она погнала скакуна на исходную. В ее уши вновь ворвалась лавина звуков: шквал рукоплесканий и свиста все не смолкал. Соскочив на песок под приветственные возгласы вскочивших со своих мест горожан, Эмма позволила себе коротко улыбнуться, расслабляя мышцы лица, сведенные судорогой от невероятного напряжения и сосредоточения. - И у нас есть победитель! – прогрохотал голос маршала, не известно как перекрикивая остальной шум. Вновь зазвучали трубы, оповещая об окончании турнира лучников. Кто-то облегченно вздыхал, а большинство все еще не могло успокоиться, пораженное столь удивительным поворотом событий. - Как тебя звать, юноша? – обратился устроитель к Эмме, подъезжая на своем коне. - Свон, мой господин, - она передала собственную лошадь все тому же мальчишке, который взирал на нее теперь едва ли не со священным ужасом, одновременно раздуваясь от гордости, что именно ему поручено держать коня столь славного воина. - Странное имя, - сухо ответил мужчина. – Впрочем, идем скорее. Не стоит заставлять Его Величество дожидаться. Махнув рукой, он подал Эмме и двум другим стрелкам сигнал идти за ним. Стража, стоявшая в проходе к возвышению, на котором восседали король с королевой и принцессой, расступилась, давая им дорогу, и вскоре лучники предстали перед взором Леопольда. Судя по улыбке, игравшей на его лице и румянцу, последнее представление пришлось ему по вкусу. Вальяжно восседая на троне, король милостиво кивнул стрелкам, и все трое по очереди склонили головы в почтительном приветствии. Сердце Эммы колотилось изо всех сил, пока она пыталась искоса разглядеть Реджину из-за широких плеч двух других лучников. Вновь равнодушная и холодная, королева сидела в своем бархатном, расшитом золотыми нитями кресле, отвернувшись, так что не представлялось возможным увидеть ее лицо. По очереди двое мужчин и Эмма преклонили колени перед Их Величествами, клянясь в верности. Согласно с церемонией королева должна была по очереди надеть венки каждому из них. С поклоном молодая служанка протянула ей поднос. Поднявшись со своего места, Реджина взяла с него первый венок и водрузила на голову темноволосого усатого стрелка. - Моя королева, - пробасил он, а затем встал и почтительно отступил в сторону, открывая, наконец, обзор. Свон с жадностью впилась глазами в брюнетку. Грохот крови в ушах был подобен горной лавине, Эмма ничего не могла поделать с собой, разглядывая королеву почти беспардонно. Взгляд перебегал от лица к рукам, шее, фигуре и вновь возвращался к лицу, на котором витало рассеянное выражение лица, словно мыслями Реджина была не здесь. Усилием воли Свон заставила себя отвести взгляд, утыкаясь им в доски помоста под ногами. Она поразилась тому, сколь истончились ее черты, какая мертвенная бледность покрывала эти некогда свежие скулы, даже кожа и волосы брюнетки точно посерели. В своем салатного цвета платье она казалась бледным цветком лилии, лежащем на кувшинке, чахлым и нездоровым. Блондинка отчаянно желала, чтоб Реджина взглянула на нее, но та по-прежнему смотрела куда-то поверх всех голов, на горизонт, выполняя все действия, как бездушная марионетка, и это сравнение в очередной раз отозвалось пустотой и беспокойством в груди Свон. Встав на одно колено, она хрипло и чуть ли не шепотом повторила клятву, ее голос дрожал и готов был сорваться от переполнявшего его волнения. Эмма не доверяла себе, своей речи, изо всех сил стараясь унять тремор, пронзавший ее руки в этот момент. Ее кисти не тряслись несколько минут назад, когда она во весь опор неслась верхом на лошади, пуская стрелу за стрелой; в тот момент она не думала ни о чем, лишь ощутила небывалый покой и уверенность в том, что у нее все получится. Теперь же от спокойствия не осталось и следа. Жаркий румянец покрывал щеки так, что со стороны могло показаться, будто молодой лучник попросту робел и смущался перед лицом прекрасной правительницы. Никому не дано было знать, сколь много любви, отчаяния и муки терзало в тот момент Эмму, что оставалась стоять на коленях с каменным, застывшим лицом, в то время как внутри нее полыхал огненный шторм. Тонкие руки Реджины возложили венок на ее голову, на секунду коснувшись пальцами светлых коротких волос, и тогда Свон не выдержала. Подняв лицо, она встретилась, наконец, взглядом с брюнеткой, неприкрыто вглядываясь в ее такие родные, но пустые, как у фарфоровой куклы, черты лица. И вновь время замерло для Эммы, забывшей в те секунды, как дышать. В груди больно стукнуло и затихло… Глаза Реджины сперва совершенно слепо уставились на нее, явно не узнавая свою любимую в этом молодом воине, коленопреклоненно замершем перед ней. А затем точно что-то щелкнуло в мозгу королевы: зрачки ее испуганно и неверяще расширились. Побледнев как полотно, она отпрянула назад, коротко вскрикнув и тут же закрывая ладонью рот, мотая головой. Она как будто увидела призрак. Впрочем, для нее это было почти так. Издав какой-то задушенный то ли возглас, то ли всхлип, Реджина пошатнулась. Спустя миг на глазах у всех присутствующих королева упала, теряя сознание.