POV — Грэм
Я понимал, что поступал подло по отношению к Эмме, этому светловолосому ангелу, но не мог иначе. Я не мог наблюдать, как она тянется ко мне, потому что не мог забыть то, что произошло с Дестини. Каждую ночь я просыпаюсь от того, что срываюсь со своего места. Каждый день — один и тот же сон. Она. Эмма. Вот только её лицо, больше не такое, как сейчас. Она изуродована, также как и Дестини. Она сидит в кресле-коляске, смотрит куда-то вдаль и молчит. Я же, в это время, стою рядом, пытаясь достучаться до неё, извиниться, вымолить прощения. А потом, она хватает меня за руку и просыпаюсь. Я боюсь, что с ней может произойти нечто подобное. Я пытаюсь держаться в стороне, но всякий раз выходит наоборот. Топлю свои мысли в алкоголе, но на дне стакана вновь вижу лицо Эммы. Я отстраняюсь от неё, но в это время медленно убиваю себя. Я не могу спать, без того, чтобы не произнести её имени. Знаете, это вроде одержимости. Когда живёшь только одним человеком, но при всём этом сторонишься его, чтобы не навредить. Я не могу навредить Эмме. Она заслуживает другого. Она заслуживает спокойной жизни, хорошего образования, примерного семьянина в мужья. Я не смогу дать ей этого, потому что я далёк от идеала. «Противоположности притягиваются» — сказала однажды моя хорошая знакомая. На что я, лишь самодовольно ухмыльнулся, поглощая очередную порцию пива. Это невозможно. Двое должны иметь одинаковые увлечения, чтобы продолжать отношения. Так бы я ответил вам, если бы не столкнулся со всей этой историей. А теперь всё стало совсем по-другому. Мне не нужны тысячи. Мне нужна лишь одна: маленькая, с хорошеньким личиком и огромным количеством страхов. Мне нужна Эмма. Но, я не нужен ей.Конец POV — Грэм
— Малкольм, тебе следует поговорить с нашей дочерью по поводу этих внезапных исчезновений. — Слышу мамин голос ещё на крыльце, но войти не рискую. — Зачем? Она просто идёт по стопам матери. — Колко отвечает отец, но этими словами он пытается задеть именно маму, а не меня. — Я серьёзно. Эмма взяла в привычку пропадать на всю ночь. Это чревато последствиями. — Я всего лишь отец-одиночка, что я тут сделаю? Тишина. Она напрягает меня сильнее обычного, но я по-прежнему остаюсь в стороне. Не могу влезать, не хочу. Всё итак слишком запутано. — Вот поэтому, я ухожу. Ты невыносим, Малкольм. Всегда думаешь лишь о себе, боишься остаться один. Да ты хоть можешь вспомнить, что хорошего ты принёс в нашу семью? Постоянно была лишь хорошая актёрская игра ради Эммы. Но она уже взрослая, и имеет право принимать решения. — Она уже приняла. Она замолкает, и даже мне отсюда всё кажется таким невыносимым, таким нелепым, что кровь приливает к лицу. Я медленно распадаюсь на кусочки, которые падают на землю, разбиваются; их уже не склеить. Происходит самая худшая чёрная полоса из всех чёрных полос моей жизни. Распад семьи — это самое ужасное. Я не выдерживаю, открываю дверь и медленно вхожу внутрь. Мама стоит в прихожей, застёгивая горчичного цвета пальто. Я вижу её глаза в отражении зеркала, но она постоянно отводит свой взгляд. Ей стыдно, ей больно, и куча переживаний. Рядом стоит чемодан, набитый вещами, на полочке — её сумка. Она молчит, ну а я не могу. Я просто не могу удерживать те слова, что уже давно просятся на волю. — Как его зовут? — спрашиваю я, проходя мимо и останавливаясь на пороге между прихожей и гостиной. Мама в недоумении. Её рука, подкрашивающая губы, замирает на половине, и, вот, наконец, она смотрит на меня. — Как зовут мужчину, ради которого ты бросаешь меня и папу? — повторяю я, уже более требовательно. — Я не бросаю тебя, Эмма. — Естественно, это лишь оправдания. — Ты всегда можешь приехать. Когда пожелаешь. Закатываю глаза, отворачиваюсь. Это всего лишь жалкая драма. Жалкая драма, которая и погнутой монеты не стоит. — Мам, пожалуйста, не превращай всё в мыльную оперу. — Отвечаю я. — «Ты можешь приехать». Я не переступлю порога твоего нового дома, потому что там будет тот человек, что разрушил нашу семью! Я почти срываюсь на крик. Чувствую, как ещё немного, и чувства, которые всё это время сидели внутри меня огромным камнем, сейчас катятся с горы. Так медленно, но они наносят незабываемые разрушения всех моих идеальных воспоминаний, связанных с этой женщиной. Возможно, однажды я пойму её, но не сейчас. Сейчас я слепо верна папе, который, к слову, даже носа не сунул в прихожую. И, я его понимаю. Если бы не обстоятельства, я бы не вышла из своей комнаты. Но кто-то ведь должен. — До свидания. — Отвечает мама, хватаясь за ручку чемодана. — Эмма, я всегда буду тебе рада. Я смотрю на неё, сдерживая в себе всё то дерьмо, что хочет излиться наружу. Терпи, Эмма. Ты выдержишь это. — Ты так и не назвала его имя, — внезапно вспоминаю я. Она мнётся на одном месте. Я вижу ей тяжело, но кто же просил поступать так со мной, с нами? — Маркус. — Тихо отвечает она. Отлично.POV — Грэм.
Скорость, острота ощущений, ветер, свистящий в ушах — всё это принадлежит мне. Я привык к одиночеству, которое делю со своим верным мотоциклом. Я выиграл его в покер, у одного скряги, в баре. Конечно, не обошлось без драки, так как этот богатей не желал отдавать его мне, желая откупиться, но, как видите, я всё-таки взял своё. И счастлив. Технически, я даже не знаю, что есть счастье. Я ничего не знаю об этом загадочном чувстве. Мне чужда романтика, семья и тёплые ужины. Всегда одинок. Но вокруг постоянно кружатся красотки, которые надеются на поездку на моём байке. Они всего лишь приходят и уходят, а после них остаётся пустота. Они пустышки, ненастоящие, с кучей косметики на лицах, в коротких юбках. Они — не девушки на всю жизнь, а лишь дешёвки на одну ночь. Сжимаю газ руками, облачёнными в перчатки, при этом, осматриваю окрестности. Дома, милые домики в два этажа. Газоны, густо засаженные травой. Почтовые ящики возле каждого дома. Детский смех, счастливый возглас. Всё это чья-то жизнь. Всё это — не моё. Я лишён этого. Я наказан за своё прошлое. Я недостоин ничего подобного. Внезапно, внутри что-то обрывается, оттого, чей силуэт стоит в одном из дворов. Невысокий рост, светлые волосы, которые развевал ветер с моря, испуганные глаза, заполненные тоской. Весь мир сконцентрировался на этой точке. Эмма. Она стояла возле своего дома, обхватив себя руками. Явно чем-то расстроенная, она уставилась в одну точку. Но, она была прекрасна. Она была настоящей, в отличие от всех этих однодневок. Она была той, о ком слагают стихи; той, кого изображали на картинах. И, она была далека от меня. Она не принадлежит мне. Она никогда не будет моей.Конец POV — Грэм