Моя милая Мышка

      Ночка явно выдалась не слишком типичной.       Я постоянно куталась в тёплое одеяло, но не ради того, чтобы защититься от холода, совсем нет. Я куталась, чтобы защититься от его рук, которые так по-хозяйски были наброшены на моё тело, до плеч укрытое одеялом. Я боялась его прикосновений, но в то же время какая-то крохотная частичка моего подсознания отчаянно рвалась быть в его руках. Но, я гнала все эти мысли прочь, как можно дальше, чтобы никогда не сталкиваться с ними. Я не готова вот так просто открыть своё сердце. Я боялась любви, потому что много раз видела, как из-за неё плачет Глория. Я не хотела такого исхода. Не хочу плакать. Не хочу бабочек в своём животе. Не хочу ладоней на своей талии. Не хочу поцелуев в щёку, от которых просыпаешься намного лучше всякого будильника. Было ли это самовнушением? Возможно. Но, ещё, это было каменной стеной, которая защищала меня от любых воздействий. Я живу в коконе, мне так удобнее.       Чувствую шевеление прямо за спиной, отчего сжимаю губы. Сказать о том, что чувствую я себя не ахти, не сказать абсолютно ничего. Во рту противная сухость, в голове — словно самые ужасные музыканты заиграли самую ужасную в мире музыку.       Грэм резко убирает с меня свои руки, и, я понимаю, что он уже проснулся. Его дыхание тяжёлое, а жар, словно от печки. Тут же отодвигаюсь немного в сторону и поворачиваюсь к нему лицом. — Как ты себя чувствуешь? — Интересуется Грэм. Выглядит он так, будто его застали врасплох.       Я закрываю лицо ладонями, чувствуя, как при этом горят щёки. Я практически ничего не помню. Воспоминания в голове, живут лишь жалкими обрывками, которые читаются с трудом. Боже, как же по-дурацки всё вышло! — Дерьмово. — Резко отвечаю я, не открывая лица.       Слышу его низкий, почти гортанный, смех. Чувствую, как прогибаются пружины, от этого сотрясания. Ему смешно? Вся эта ситуация действительно была смешной? Вероятно, я просто не понимала. — Хочешь чего-нибудь? Воды, сока, или, может быть, чего-нибудь от похмелья?       Грэм едва сдерживается на последних словах, но его очерченный контур губ образует улыбку. Не могу не улыбнуться в ответ. Это выше моих сил. — А теперь, серьёзно. — Вновь произносит Грэм. — Хочешь чего-нибудь? — Не откажусь от стакана воды, — отвечаю я.

***

— Спасибо.       Мы молчаливо сидим на песчаном пляже. Грэм старается не касаться меня, а я солидарна с его решением. Мы ведём себя отстранённо из-за того, что чувствуем влечение. Я не могу дать выплеснуться своим чувствам, так как не привыкла к такому и чувствую лишь стеснение, а Грэм…. Грэм для меня ещё более загадочный. — Может, перестанешь уже произносить это слово на букву «с»? — В раздумьях отвечает он. — За те два дня, что ты со мной, ты произнесла его раз сто. У тебя какие-то проблемы с этим?       Мотаю головой, откладывая недоеденный стаканчик замороженного йогурта. Чувствую себя странно рядом с ним. Не могу надолго сконцентрироваться, постоянно отвлекаюсь. Что это? — Ты ведь спас меня. Дважды. — И я был рад этому. Дважды.       Внезапно, он устремляет свой взгляд на меня, а я утопаю в зелени этих глаз. Просто сижу, смотря, как шевелятся его губы, но слов не распознаю. Лишь обрывки. — Эмма, ты вообще слышишь то, что я тебе говорю?       Я что, правда отключилась? Снова? — Просто, забудь. — В итоге произносит Грэм, поднимаясь. — Я не должен был ничего говорить. Ты не должна была появляться в моей жизни. Больше не влипай в неприятности, потому что таких спасений не будет.       Он отдаляется от меня. Уходит всё дальше и дальше, а я чувствую, как что-то отломилось от моей души и с грохотом свалилось на бетонный пол. Я наблюдала, как уходит человек, который за несколько недель сумел приоткрыть дверцу в моей душе…