Говорят, что...

      Барри смотрит на море; ленивые волны лижут берег, перекатывая гальку.       Говорят, что обонятельная память самая хорошая. За два года Барри потихоньку забывает черты ее лица; они размазываются в его сознании с каждым днем все больше. Он помнит, что на виске у нее шрам, помнит, каков он наощупь, но совершенно забывает, какой формы. Он думает о ее волосах, но помнит лишь плавные волны кудрей и золотистый отблеск, который слепил глаза, стоит на него посмотреть. У нее были узкие запястья с тонким ремешком часов на левой руке, длинные пальцы и изящная ногтевая пластина, однако он забывает, какой узор на внешней стороне ладони образовывали бугрящиеся венки. Барри еще помнит ее фигуру; кончики пальцев легонько покалывает от воспоминаний о ее мягкой коже. Но уже не помнит точное число шрамов на спине. Барри испытывает подобие фантомных болей, когда просыпается с горящей кожей: ему кажется, что она прижимается к нему во сне.       Барри не может забыть ее запах. Кейтлин пахла яблоками и морем. У него возле дома яблоневый сад, а окна выходят на каменистый морской берег. Каждое утро, стоит ему вдохнуть свежий утренний воздух, в горле начинает першить, а сердце пропускает удар. Он покупает ее любимые сигареты и в особо одинокие времена, когда желание выть волком и сдирать ногти до крови, царапая обои, пересиливает все остальные, зажигает тонкую дамскую сигарету, позволяя ей тлеть в хрустальной пепельнице в виде листка, распространяя по комнате аромат яблочного дыма.       Аллену кажется, что он начинает чувствовать до боли знакомый запах, как только ее самолет приземляется в местном аэропорту. Ему становится тяжелее дышать; легкие судорожно сжимаются.       Она по-прежнему пахнет морем и яблоками. Он чувствует ее спиной; чувствует ее взгляд, от которого по позвоночнику сбегают колкие мурашки. Барри удобнее садится в плетеном кресле и смотрит перед собой. Кажется, он может чувствовать дыхание, щекочущее затылок.       — Я так долго ждал тебя, Сноу, — выдыхает Барри и улыбается, предвкушая звук ее голоса. Она говорит хрипло и тихо.       — Я боялась, что кто-нибудь добрался до тебя раньше меня, — она подходит к нему ближе, тянется ладонью к плечу, но тут же одергивает руку. Барри перебарывает в себе желание повернуться к ней лицом. Эта невозможность увидеть ее глаза, крапинки на радужке которых начали стираться из памяти, вспарывает его внутренности.       — Я готов умереть только от твоей руки, — просто, как одну из фраз в светской беседе, произносит он. Кейтлин поджимает губы; он чувствует это.       Барри знает, что она не может смотреть в глаза своим жертвам в момент убийства. Никогда не могла. Ему это кажется очередным доказательством наличия у нее души — свою он давно разорвал на клочки и похоронил вместе с остатками своей человечности.       Барри откидывается на кресле и закрывает глаза, когда чувствует прикосновение прохладного металла к своему затылку. Удивительно, но именно в этот момент он видит образ Кейтлин четко, как никогда. У нее ореховые глаза в зеленоватую крапинку, соблазнительные губы и точеная фигура. Она улыбается обольстительно, от нее веет чувством осознания собственной сексуальности. Она склоняет голову набок и манит его к себе, призывно приоткрывая губы.       — Аллен, — с еле уловимой тенью сомнения шепчет Кейтлин, взводя курок.       — Сноу, — почти умоляюще произносит он. Ему претят одинаково бессмысленные дни без нее. Ему претит одиночество и отсутствие цели. Он просто хочет почувствовать ее рядом с собой в последний раз. Он просто хочет побыть частью ее жизни еще хоть одно мгновение.       Аллен улыбается и расслабляет все тело. Сноу зажмуривается и пытается унять дрожь в руках. Солнце заходит за горизонт.       Кейтлин стреляет в затылок.