Моралисты

Не без труда раскрыв глаза, с ватной головой и чугунным телом я присела на кровати, сухой кашель разразил мое горло, в груди что-то кольнуло, и я почти замертво рухнула обратно на подушку. Успев отругать себя за беспечность и безотказность, я, прикусив язык, молча стала смотреть на перевернутую комнату. К слову, перевернута она была не только потому, что я смотрела под определенным углом: все кровати были разворошены, будто по ним кто-то скакал, распевая пьяные песни. Усмехнувшись, я подняла свой взгляд выше, по мере сил, разумеется — с моей кровати была свешена пара рук, на которых красовались не то наручники, не то галстуки. Разбирать, что там, я не нашла в себе сил, поэтому скользнула уставшим взглядом дальше по рядам: все спали, всхрапывая и сопя. Облизнув потрескавшиеся губы, я приложила свою ладонь ко лбу, в надежде, что та окажется холодной. Я еще никогда так не ошибалась в своей жизни… Все мое тело по температуре могло потягаться с батареями на корабле, испустив протяжный стон умирающего животного, я предприняла еще одну попытку сесть, что, Впрочем, увенчалось успехом. Схватившись за голову, я припала к стене всем лицом, впечатавшись в нее со смачным шлепком, и, ощутив весь холод, весь леденящий холод, так и осталась сидеть, поджав под себя ноги и громко с кашлем вздыхая. Просидев так с минуту и вспоминая, чем кончился вчерашний вечер, я усердно пыталась пошевелиться, но тело стало ватным и теперь меня совсем не слушало: руки и ноги задеревенели, стали сухими ветками, тело размякло, голова налилась свинцом. С усилием заставив себя отлепиться от заветной стены, я сползла с кровати, благо, она была на первом «этаже», и направилась в уборную, потому что все содержимое моего желудка просилось наружу. Барабанные установки отбивали брейки не хуже Breakdown Of Sanity в моей голове, еще успевая добавлять в эту канитель и соло-партии на басах, чертыхаясь, я ползла вперед, к заветной двери, свет с которой спасательным ориентиром указывал путь. Оказавшись в коридоре, я с трудом встала на ноги и, шатаясь и шипя, зачеканила вперед. В уборной было пусто, безлюдно, для полной картины пост-апокалипсиса на корабле не хватало только парочки зомбаков и перекати-поля на фоне открытых и закиданных туалетной бумагой кабинок. Как по заказу на горизонте засветились «зомбаки» — откуда-то из-за угла выползли хрипящие и сыпящие проклятьями пьяные Крис Эванс и Роберт Дауни. Я хотела было засмеяться, но ничего не вышло — виски пронзила резкая острая боль, словно тысячи игл вонзились в мозг и синхронно его проткнули, пуская вытекать в организм остатки забродившего алкоголя. Махнув рукой перед потерянными взглядами актеров, я услышала тихий и спокойный голос Дауни, который, Впрочем, нельзя было назвать абсолютно трезвым. — Муадмазель, — еле выговорил мужчина, доползя до моих ног. Я звучно икнула, опустив взгляд на него. — Вы не подскажете, который час? Британцы заболтали нас… — Пратсите! — осознав, как глупо и смешно прозвучал мой голос, я прикрыла рот рукой и продолжила говорить сквозь пальцы. — Я втсала савзем негдавно… — Ясно, — вполне себе трезво отпустил Дауни, потыкав пальцем храпящего Криса. Тот, проснувшись, закивал и пополз к выходу, Роберт, отсалютовав мне, направился следом за товарищем. Проводив их туманным и моргающим взглядом, я доплелась до первой попавшейся на глаза раковины, включила холодную воду и намеренно подставила под напор голову. Лед ударил, мысли, разорвавшись, сплелись в единый тессеракт и теперь лились нескончаемым потоком, оглушая меня со всех сторон. Мокрые и слипшиеся сосульками волосы убрав назад, я посмотрела на свое отражение и, скривившись от ужаса, направилась в душевую кабинку. Постояв просто так пару минут, я вдруг вспомнила вчерашние танцы и пляски вместе с Томом, его прикосновения, его редкий шепот на ухо… Он дразнил собой, своим запахом, взглядом, телом — как он гнулся, как выгибался? Какие шаги, какая низость во взгляде и всех порывах? Двигая бедрами, улыбаться, словно ангел — о да, так мог только он, только он мог себе позволить быть таким страстным в тот вечер, таким пьяным, таким недосягаемым в прикосновениях. Его лицо было в один миг так близко, что дыхание учащалось и пульс едва был различим, а в следующую секунду он уже, смеясь, танцевал в метре от тебя… Выдохнув с тяжестью, словно выпустив весь воздух из себя под давлением, я включила воду и встала под душ, закрыв глаза и расстегнув комбез, приспустив его до линии талии. Тепло отогрело измученное тело, привело его в тонус, и я, прояснившись, полностью разделась, прильнув разгоряченным лбом к прохладной дверце кабинки. Все вокруг залилось просвещением, целебным ярким светом, как от лампы, а это всего лишь были торшеры на стенах уборной. В воздухе витал легкий запах шампанского, тая от струй теплой воды, я забывала, как дышать. Голова кружилась, я водила пальцами по напряженной шее — он мог ее целовать, знаешь об этом? .. Покончив с мытьем на одном дыхании, — отрывистом и беспрестанном, — я закуталась в одно из полотенец, от которых стоял стойкий аромат свежего порошка, и, подобрав комбез, направилась на поиски прачечной, о которой услышала вчера во время готовки от Брэдли Джеймса. В коридоре оказалось пусто, искать наугад - вот, что мне оставалось, поэтому я, плутая по кораблю, заглядывала за каждую дверь в надежде, что хоть там я смогу отыскать то, что мне было нужно. Найдя широкую лестницу с высокими перилами, я спустилась по ней к разветвлению путей. Всего их было пять, и в конце каждого коридора было по двери. В последнем пути открыв последнюю дверь, я обнаружила за ней долгожданную прачечную — стиральные машинки стояли, окутанные полумраком, рядами на них высились тазики и корзины для белья. На стенах висели вешалки с мокрой одеждой. Запустив грязное белье в одну из корзин, я, заприметив меж сушащихся костюмов свой лифчик, немедленно поспешила его надеть, ибо гулять по кораблю без ''защиты'' было делом глупым, это я поняла давно. Надев и сухие труселя, которые я нашла, немного пройдя вдоль рядов машин, я стала разгуливать по прачке в одном нижнем белье, восстанавливая воспоминания лентой в своей голове. Первое, что я вспомнила — руки Хиддлстона на своих бедрах, жар от каждого касания, будь то случайность или Том действительно хотел этого в тот момент… Последнее, что я помнила — препирания с Бейлом. Нет, мне сейчас не было стыдно или что-то вроде того, я, скорее, даже была горда собой за столь пьяные и верные огрызательства со своей стороны. Решив реабилитировать всех актеров разом, я, первым делом, приспособила одну из рубашек, мятую, висевшую на вешалке, под легкое платье, и, собрав подсохшие волосы в пучок и закрепив его резинкой, выдернутой из чьих-то штанов, направилась на кухню. В коридоре мне по-прежнему никто не встретился, чему я была немного расстроена. Добравшись до холодильника, я взяла поднос и, загрузив его полторашками холодного пива, поспешила в спальню — будить всех и помогать пережить похмелье. Властной походкой шагнув в комнату, я на ходу стала раскидывать бутылки по кроватям, ''метко'' попадая кому в голову, кому в живот, а кому и в промежность. Резко остановившись в конце спальни, я взяла под мышку поднос и, рупором сложив руки, повысила голос до высокочастотных тонов. — ДОБРОЕ УТРО, КРАСАВИЦЫ! ВСТАЕМ, ПРОСЫПАЕМСЯ И ПЫТАЕМСЯ ДЫШАТЬ! Кто-то, как Рейнольдс, вскочив, как ошпаренный, ударился головой о кровать и с громкими матами открыл банку пива. Кто-то, как Хартнетт, тихо проснулся, сразу же приступив к питью, кто-то, как Бейл, сонно начал потирать кулаками глаза, искоса поглядывая на меня. Те, кому пива не хватило, вставали с кислыми минами и больными глазами. — М-м-м, — затянувшись в глотке, промычал Майкл, шатающейся походкой подойдя ко мне. — Мой секс, ты сокровище! — Ага, бриллиант в короне твоего пьяного величия, — вяло отозвалась я, даже не посмотрев в сторону актера. Потихоньку и полегоньку все начали сползать с кроватей и пытаться удержаться на ногах, никто не кричал и не шумел, потому что понимал, что за это его могут либо убить все, либо собственный мозг. Веселым взглядом провожая актеров за пределы спальни, я покачивалсь, про себя напевая мотив известной песни, и постукивала пальцами по подносу. Фассбендер стоял рядом, распивая пиво, его янтарный свет оставляя на уникальной красоты своих губах. Мужчина был в одной рубашке и боксерах, его пресс был слегка прикрыт тканью, мышцы живота были напряжены, ноги были стройны и прямы. Он усмехнулся, словив мой взгляд, я быстро отвернулась, расфокусировав внимание. С моей кровати, злой, как черт, спустился Бейл, рыская взглядом по сторонам в поисках кого-то. Заметив меня, он цыкнул и поспешил удалиться, оставив меня в легком замешательстве. Внимание мое быстро переключилось на Тома, по-джентльменски элегантно спускающегося со своего этажа. Он был в одних боксерах и не мог не вызывать восхищения — пресс его очертился, мышцы на руках проступили явно и отчетливо, напряженные ноги мерили ступеньку за ступенькой до тех пор, пока мужчина не оказался на полу. — А где же мне? — щенячьими глазами он посмотрел на Майкла, делающего завершающий глоток пива. К сожалению, хватило не всем, точнее, хватило-то как раз только первым и вторым этажам, до которых я была способна дотянуться. Я пожала плечами, Хиддлстон подавленно улыбнулся, обхватив себя руками, и заспешил покинуть спальню, голыми ногами шлепая по ковру. Майкл смял банку и удовлетворенно посмотрел на меня. — Хорошо выглядишь. — помолчав, сказал он. Я не ответила, с подозрением вглядываясь в его глаза. — Может, переспим? .. Поперхнувшись от такой наглости, я с силой и акцентом забрала у него смятую банку и быстрым яростным шагом направилась на кухню — готовить завтрак. Фассбендер, что краем глаза я успела заметить, грустно наморщил лоб и выпятил нижнюю губу. Одернув рубашку, которая была мне чуть выше колена, я, прикусив язык, прошла мимо толпы актеров, очередью выстроившихся к уборной. Скудным ползающим взглядом осмотрев сиротливые широкие спины, я с сожалением ускорила шаг и, оказавшись на кухне, с хлопком закрыла за собой дверь. Делать было нечего, поэтому, собравшись с мыслями, я решила пожарить для всех омлет. В холодильнике найдя две пачки яиц, я, разбив каждое, вылила их в миску и стала перемешивать вилкой. Из головы не выходил профиль Хиддлстона, одиноко ютившегося в толпе, жавшегося вперед, обхватившего себя своими тонкими грациозными руками. Пару раз я даже забывала обо всем, выпуская из рук вилку, и тупо пялилась в одну точку, перед собой представляя Тома. Он был так печально прекрасен, тлел свет его жизни, загоралась внутри стройного тела болезнь ярким костром. Сиротлив, одинок был его взгляд, с трудом разглядывающий все вокруг. Том был похож в этом на ребенка, он был так чист, непорочен, невинен, раскрывая рот и жалостливо опуская глаза. Хиддлстон даже болея был прекрасен: ртуть в его глазах то плавала, безмятежно дрейфуя в радужке, то металась вокруг зрачка, провоцируя сдавленное дыхание. Белесая кожа, как облака, черные длинные ресницы, трясущиеся при смехе и дрожащие при словах мужчины. Величие, стать, изящество — лишь малая часть достоинств актера. Уникальность жестов, ужимок, мимики — все это, вкупе с восхитительной улыбкой и ямочками на щеках заставляло застывшими глазами с огнем внутри смотреть на него неотрывно. В очередной раз выйдя из транса, я сныряла в холодильник за колбасой и, порубив ее маленькими кубиками, покрошила в яйца. Масло на сковороде заскворчало и зашипело, когда я вылила на него содержимое миски. Омлет жарился около десяти минут, затем, разложив его по тарелкам и расставив их по первым столам, я принялась жарить вторую партию. На запах в кухню начинал сходиться народ, поэтому к тому времени, как я закончила с приготовлением завтрака, зал уже был полон и забит до отказа. Снуя меж столов, я ловила редкие благодарности, расставляя тарелки по местам. Закончив, я взяла свою порцию и поспешила занять свое законное место за столиком с Майклом и Джеймсом. Они, нахваливая омлет, уплетали его за обе щеки, увлеченно обсуждая вчерашний банкет. — Мой секс, а ты как отдохнула? — ко мне повернулся Фассбендер, но я не нарочно пропустила его вопрос мимо ушей, гадая, почему Том не явился на завтрак. — А вы не видели Хиддлстона? — спросила я, отставляя пустую тарелку в сторону и грустно и отрешенно смотря на дымящуюся и источающую аромат порцию Тома. Майкл фыркнул, Джеймс весело улыбнулся, похлопав друга по плечу. — Вот кадришь их, кадришь, а им всяких там Томов подавай! — всплеснул руками Фассбендер. Я отвлеклась, с непониманием глянув на него. — Не обращай внимания, у кого-то просто голова болит. — дружелюбно пояснил МакЭвой. — Том в спальне, ему нездоровится. Перепил вчера, как ты ушла. — Ясно, — я вскочила на ноги и, никому ничего не объяснив, схватила порцию для мужчины и с ней понеслась прямо в спальню. Не рассчитав сил, я успела вляпаться в поворот и лбом поздороваться со стеной. Основательно так поздороваться, прямо лично, глаза в глаза. Потерев красный лоб, я, превозмогая звон в ушах, вошла в спальню. Том оказался на своей кровати: лежал, закутавшись в одеяло как гусеница, и тихо постанывал, тело его дрожало, руки были ледяными на ощупь, зато лоб был горячее печки. Охнув, я приложила свою ладонь к шее актера и сжалась — у него был жар. — То-о-ом… — еле слышно позвала я. Он заворочался, с трудом повернулся ко мне и раскрыл глаза. О, сколько боли, страданий и болезни было в этой чарующей серости! Сколько переплетений мыслей и слов сверкало в его глазах, так похожих на две большие серебряные пуговицы. Он раскрыл рот, красные губы его, которые он облизнул, засветились, контрастируя с белой кожей. Сильная рука железной хваткой защелкнулась на моем запястье. Встрепенувшись, я со смущением посмотрела на мужчину. — Лэйн… — обессиленно прошептал он, не отпуская моей руки. — Да, да? — я наклонилась ухом к его губам, пряди моих волос щекотали его щетинистые щеки, Том через силу улыбнулся. — Ты не могла бы принести мне жаропонижаю? .. Не успел он договорить, я уже соскользнула с кровати и, спрыгнув на пол, побежала в медпункт. По пути забежав на кухню и прихватив бутылку минеральной воды, я пулей метнулась назад, сломя голову. Оказавшись рядом с Хиддлстоном, я дрожащими руками раскрыла его рот и, положив на влажный язык таблетку, открыла бутылку и протянула ему. — Спасибо… — он прокашлялся и присел, схватившись за голову. Запив таблетку, Том с благодарностью посмотрел на меня. Я застыла, упала, разбилась. Что взгляд? Как он смотрел? Все внутри похолодело, это было нечто большим, от чего голова закружилась и равновесие поспешило меня покинуть. Невольно подавшись вперед, я упала на голую грудь Тома, совершенно нечаянно, но очень нежно коснувшись ее губами. Хиддлстон застонал через силу, закатив глаза, его ладони сжались в кулаки. — Прости! Прости! Это все гравитационные поля! — виновато выпалила я. Мужчина с шумом выдохнул, я отстранилась от него со скоростью света. В глазах его зажглись маленькие огоньки, отчего по моей спине табуном пробежало стадо мурашек. Том, застонав, запрокинул голову опять, и я вновь потерялась от этого: закрытые в мучениях и наслаждениях с ними смешанных глаза, прямой, царственный нос, ноздри которого раздувались с силой и напором, раскрытый рот, жаркое дыхание из которого опаляло даже с такой дальней дистанции, на которой я старалась держаться от Хиддлстона. Окинув его повторным скромным, но вожделенным взглядом, я сжала ладони в кулаки, прикусив с яростью, со слепой ведомой и первобытной животной страстью в глазах свой язык — рельефный кадык его поднимался и опускался, тонкие, почти женские ключицы вздымались вместе с грудью, мертвенно бледная кожа которой почти светилась белизной. Том, кашляя, посмотрел на меня своими большими, жалобными глазами, и внутри все сжалось от чувства вины, неизвестно откуда взявшейся за развязные мыслишки в моей грешной голове. Но не могла я просто так отпустить его охи и ахи, его чувственные вдохи и выдохи через широко раскрытый рот. Ну не покидал моей головы ни вид его полуобнаженного тела, ни тихий хрипловатый, но уверенный голос. Прикрыв глаза, я сосредоточенно выдохнула, на вытянутой руке предложив мужчине отведать омлета. Он охотно согласился при условии, что я ему помогу. Поэтому через пару чудных и вечных мгновений я подцепляла очередной кусочек омлета и, смотря вниз, отправляла в рот Тома. Раз не удержавшись, я пожалела об этом, но увидеть все-таки успела: Хиддлстон медленно, как это мог сделать, пожалуй, только он, обхватил своими острыми губами холодную сталь вилки и, неотрывно глядя в мои глаза, проглотил кусок, даже не прожевав, а потом также медленно и сексуально, чертовски сексуально облизнул губы, напоследок обворожительно, вытрепав остатки моих нервов, улыбнулся, задержав кончик языка в левом уголке губ. — Что-то не так? — хрипло поинтересовался Том, и я опять почувствовала себя дьяволом, развращающим в мыслях непорочное создание. — Все лучше некуда… — отмахнулась я, вперив стеклянный взгляд вниз, на свои ляжки, прикрытые краем рубахи. — Прости. От меня одни проблемы… — разрубив меня пополам своим благочестием, заявил Хиддлстон. С терпением удава я продолжала молча кормить его, в голове прокручивая все возможные варианты экзекуции после его поправки. Последнюю ложку отправив в рот актера, я наконец смогла взглянуть в его бесстыже прекрасные больные глаза. Том просиял, улыбнувшись. — Кто готовил? — Это имеет значение? — Да, если ты. — А если не я? — Тогда невкусно. — А если я? — Не вкусно… — он хитро улыбнулся. — Ну ясно… — …А божественно, — закончил оборванную мною мысль Хиддлстон. Покраснев до кончиков волос, я в охапку схватила тарелку и поспешила покинуть кровать мужчины. Он придержал меня за запястье в последний момент. — Навещай меня почаще! .. — Ты ж не памятник, чтобы тебя навещать… — полушепотом пробубнила я, дежурно улыбнувшись, и, вырвав руку, спустилась вниз. День только начинался, всем предстояло разгрести завалы конфетти, мусора и фантиков со вчерашнего праздника. Одолжив у Эванса семейных трусов, я надела их как шорты и отправилась драить палубу с ведром и шваброй в руках. Подтирая полы и выметая из углов остатки веселья в виде блесток, я коротала время до обеда, как могла, отдаляя момент встречи с Хиддлстоном. Почему-то именно в его присутствии сердце теперь билось активнее и сильнее, чуть ли не выпрыгивая из грудной клетки навстречу мужчине. Это чувство было разъедающим, не давало сосредоточиться на чем-то одном, поэтому я ходила по кораблю как сонная муха, иногда врезаясь в стены и спины актеров. Схватив ведро и швабру, я направилась в досуговый центр, дабы посмотреть на масштабы ''катастрофы'' там и вовремя ее ''обезвредить''. Внутри было тихо, если можно было не считать магнитофон, разрывающийся от музыки в нем игравшей. Выключив и убрав все источники шума, я стала собирать разбросанные бутылки и бумаги на полу, стаскивая их в большие кучи, чтобы потом об этом сообщить кому-нибудь из актеров, дабы он пришел и собрал это в мешок. Или мешки. Ага, скорее, мешки… Закончив убираться в комнате, я тенью выскользнула наружу, незаметно пробравшись мимо разговаривающих Рейнольдса и Ферта. Понятия не имею, о чем интеллигентный человек и среднего ума актер могли дискутировать, уж точно не об игре Ди Каприо в ''Титанике''. Вдаваться в размышления я не стала, прошмыгнула на кухню и, найдя ''свой'' стол, плюхнулась за него. На обед были вареные овощи и запеченная куриная грудка. Съев половну из того, что было на тарелке, я добровольно ввязалась в разговор с Майклом, который с завтрака поглядывал на меня с досадой и легким осуждением. Мужчина приоделся, закрыл все открытые участки тела — на нем была черная водолазка со стоячим воротом и черные брюки на простом ремне. Выглядел он вполне себе презентабельно, если б не шальные глаза его и красные губы. — Вот скажи, Мой секс, какого черта ты плющем вьешься вокруг Хиддлстона? — вопрошал он с серьезным видом. Сидящий рядом МакЭвой рассмеялся. — Ревнуешь? — выдавил он сквозь смех. — Девчонка — не твоя собственность! — Да, она не моя собственность, она — Мой секс, — изысканно отмазался Фассбендер, изощренно глянув на друга исподлобья. Я прыснула, прикрыв рот спаржей. Джеймс поддержал меня гоготом. Майкл сдержанно, с выдержкой улыбнулся, наклонив голову на бок. — Так что насчет этого больного бриташки? — он посмотрел на меня, сжав в своей ладони мою руку. Я дернулась, но освободиться не смогла, поэтому тяжко улыбнулась сквозь сжатые зубы. — Больные бриташки нуждаются в лечении. А вот обнаглевшие ирлашки — в хорошем пенделе. — Девчонка, что надо! — рассмеялся Джеймс. — Не промах! Один — один! — Бытует мнение, что британцы плохи в постели. — огрызнулся Майкл. — Это мнение имеет место быть, но не лучше ли проверить все на своем опыте? — с поддельным восторгом спросила я, и глаза мои зажглись азартом. Если это — неприкрытый вызов, что делать дальше? Я откланялась и, взяв порцию для Тома, со свистом покинула кухню, эффектно хлопнув дверью. Хиддлстон лежал так, как был оставлен мною пару часов назад. Взабравшись на его кровать, я села поудобнее и поставила на свои колени тарелку с едой. Том слабо шевельнулся во сне. Во мне взыграл кухонный азарт, заженный Фассбендером, и я, склонившись над открытой шеей актера, нежно поцеловала ее, едва коснувшись губами чувствительной кожи. Хиддлстон испустил тихий стон, перетекший в требовательное рычание. Его глаза раскрылись в тот момент, когда я выпрямлялась, и мы сцепились взглядами: я — испуганным и робким, он — цепким и скользким, даже влажным, может, сырым. — Который час? — как только я отстранилась с самым невозмутимым видом, спросил Том. — Половина третьего. Есть хочешь? — я подняла тарелку в руках, мужчина облизнулся, словно кот, и, приподнявшись на локтях, раскрыл рот. Мученически вздохнув, я вновь стала с опущенным взглядом кормить Хиддлстона, мурлычащего от удовольствия. Он вообще понимал, что был чертовски хорош? .. Бледность в его лице поубавилась, он стал бодрее, реакция его улучшилась, поэтому с обедом он справился в считанные секунды, откинувшись на подушку. — Всегда бы так… — мечтательно протянул Том, я хмыкнула. — Спокойной ночи, блин… — А на ночь ты меня не поцелуешь? — прошептал мужчина, вытянув ко мне свою лебединую шею. Я опешила, готовая соскочить с кровати и кубарем укатиться на другую планету. Меня обдало жаром, дыхание стало рваным, в горле застыли все слова. — Че-е-его-о-о?! — только и смогла проблеять я. — Мне показалось, ты хорошо целуешься… — хитро и сахарно улыбнулся Хиддлстон, вильнув бедрами и пальцами поводив по своей шее, по тому месту, на которое пришелся мой незаметный и невесомый поцелуй. По голове меня словно огрели мешком, пыль так и посыпалась внутри мозга, все закружилось и смазалось перед глазами. Я судорожно, громко выдохнула, ворот моей рубашки затрепетал от дыхания, ком теплоты и терпкой горькости назревал и нагревался сначала в горле, а затем и в груди, словно я сделала глоток хорошего вина. Том невозмутимо смотрел на мои красные щеки, продолжая улыбаться так, что жертвой, скорее, выглядел он. Сузив глаза до щелок, он заговорщически понизил голос. — Думала, я сплю, да? .. Я замотала головой, всем своим естеством выражая отказ. Он рассмеялся. — Да ладно. Мне понравилось. Джентльмен оценил. — прибавил он мягким и пушистым голоском. Я ядовито оскалила свои клыки, быстро собираясь уйти. С выдохом оказавшись на полу, я неуверенным косым шагом направилась на кухню. До конца дня проходив, как в тумане, под вечер я свалилась на кровать замертво, почти не дыша. Навещать и кормить Хиддлстона не было ни сил, ни желания. Чертов энергетический вампир!