Парень на всех парах мчался по улице.
Он дышал так сильно, что его было отчетливо слышно среди непрекращающегося шума города. Он был весь в поту, и, судя по выражению лица, явно устал бежать.
Но даже при этом он не останавливался.
Можно сказать, несся, куда глаза глядят, вот только перед собой ничего и никого не видел. Едва успевая бормотать извинения на ходу, он задевал то плечом, то локтем случайных прохожих, и те провожали паренька неодобрительными взглядами. Он выбегал на перекрестки, полностью игнорируя регулировщика, иногда бежал прямо через дорогу, сопровождаемый нелестными выражениями в свой адрес.
Касательно его самого, выглядел молодой человек весьма странно.
Он был в майке и легких штанах, а на плечи была накинута рубашка с неким подобием галстука. Рукава рубашки он связал, дабы та не слетела с него.
Не странно для человека носить майки и штаны во время пробежки. Точно так же нельзя назвать странными связанные вместе рукава: сейчас, в самый разгар лета даже в рубашке становилось жарко. И все же, хоть его внешний вид могли посчитать весьма небрежным, было видно, что молодой человек явно ухаживал за собой. Вряд ли можно было найти кого-то столь подходящего под выражение «тепличный цветок».
И все же странно, что при этом он бежал в совершенно новых ботинках, уже успевших запылиться и испачкаться из-за долгого бега. Еще более странно, что парень выбрал именно их, ведь жара стояла ужасная. К тому же никакого ритма в его беге не наблюдалось: он то замедлялся, то резко нырял в сторону, то сверкал пятками так, что вблизи его не успевали разглядеть.
Столкнувшись с очередным прохожим, он попытался обернуться и извиниться, но, видимо из-за своей рассеянности, забыл хотя бы немного сбавить скорость и, не заметив перед собой бордюр, запнулся, растянувшись на тротуаре.
«Действительно. Чего было так бежать?» - проговорил он себе под нос, вытерев пот со лба краем рукава, отдышавшись и продолжив идти в обычном темпе, слегка прихрамывая.
На самом деле никуда он не опаздывал (во всяком случае, не сейчас), вовсе не занимался пробежкой. И никто его
уже не преследовал, в чем он несколько раз убедился, оглядевшись по сторонам. Вместе с этим он заметил, что окончательно заблудился.
Однако парень решил про себя, что это не так уж и плохо. Возможно... теперь он сможет спокойно обдумать всё, не боясь, что кто-нибудь из знакомых прервет его...?
- Ой-й, ой-ой-ой! – он потер ободранное колено сквозь штанину. Постепенно проступили небольшие капли крови, оставив пятна на ткани. Боль от падения вернула его опустошенное во время бега сознание в реальность.
И в этой реальности в голове парня стоял густой туман.
Нередкое явление для нынешнего положения дел. Вылей кто-то на него воду сейчас, и это не помогло бы. Может, он устал от бега, а, может, устал от мыслей. Слишком много вещей разом вспомнились ему на сегодняшней тренировке, одни перекрывали другие, и потому даже после побега его разум бродил среди них, как в тумане, будучи не в силах ухватиться за какую-нибудь одну. Всё, на что он сейчас был способен – точно также бродить по городу и задавать себе вопросы, на которые он вряд ли получит ответ.
Это состояние почему-то несколько забавило, но в тоже время пугало его: заблудиться в тумане одному – как минимум страшно. Чтобы выпутаться, ему нужно было начать с чего-нибудь, с любой вещи, пусть даже лежащей на поверхности.
Раз уж бродить здесь придется немало... в конце концов молодой человек решил спросить дорогу к ближайшей аптеке.
Возможно, полоса невезения закончилась.
Так подумал Италия, выйдя на противоположную сторону улицы с пластырями, пузырьком спирта и пачкой ваты в кармане. Шагнув через край этой полосы, он вошел, по всей видимости, в местный городской парк, присел на первую попавшуюся скамейку и только сейчас ощутил, как гудят от напряжения его ноги. Их тут же свело судорогой. Италия уже успел пожалеть, что надел эти тяжелые, хоть и новенькие ботинки на тренировку, но улыбнулся, вспомнив, как хотел удивить ими Японию сегодня и как нахмурился Германия, прокомментировав его щегольские, не подходящие для солдата вкусы. Реакция союзников слегка расстроила его, но самими ботинками он остался крайне доволен, потому как долго копил деньги на их покупку: старые никуда не годились.
Принявшись «чинить» колено, он капнул немного спирта на вату и стиснул зубы, прижимая ее к царапинам. Как и ожидалось, было очень больно, так больно, что хотелось плакать.
Чей-то громкий голос и движение в сторону его скамейки привлекли внимание итальянца.
К нему вдруг подбежал мальчик лет десяти-одиннадцати в весьма потрепанных штанах и слишком широкой соломенной шляпе, постоянно сползающей ему на нос, зато отлично защищающей от солнца. Поправляя ее, он протянул парню свежую газету, но тот вежливо отказался, посмотрев вслед побежавшему дальше разносчику, скандировавшему всем вокруг о громких новостях. Прохожие оборачивались на его голос, многие из них с интересом подходили к мальцу и покупали газету. Наблюдая за их реакцией на прочитанное, Италия несколько растерялся.
У него не осталось денег с собой, но главная причина – новости Италия знал слишком хорошо, и его багаж из вопросов продолжал нагружаться...
«Если бы со мной не было Германии и Японии, я бы сбежал? И, придя домой… что бы я делал дальше?»
Наверняка, дома бы уже не было.
Мы все когда-нибудь возвратимся домой, потому он и зовется «домом», разве нет?
Но если дома не станет, с кем он – Италия – мог бы остаться?..... И будь такой человек, воспользовался бы Италия его радушием? Теперь даже он не знал.
Не то, чтобы он сомневался в силах своих новых союзников, скорее
совсем наоборот. И именно это не давало покоя итальянцу, правда, понял он это далеко не сразу.
Когда разгребать всё самому стало просто невмоготу, своим наивным разумом Италия впервые полностью осознал, что остался совершенно один. Теперь вокруг него не было ни Господина Австрии, ни Венгрии; после всего думать даже о слове из их уст в свой адрес было смешно и просто невозможно. Даже старший брат, казалось, не просто отдалился от него, но вообще забыл о существовании младшего, хотя Венециано упорно отказывался этому верить. И всё же, Италия действительно не знал, к кому он может обратиться за помощью.
Какая бы победа ни была, он чувствовал себя разбитым наголову. Терять территории было мучительно, а воспоминания о доме Австрии, казалось, остались со времен прошлой жизни.
Ему повторяли: он должен будет почувствовать какое-то освобождение, отмщение, удовлетворение – в конечном итоге ощущалась лишь вина.
К тому же его бывшие союзники вовсе не принимали во внимание их с братом территориальных притязаний, а, отказавшись открыто требовать что-либо от них, он только усилил неприязнь Романо к себе.
Вместо ответного осуждения Италия мысленно начал всё чаще сравнивать себя с братом.
Хотя оба прекрасно осознают свою слабость, Романо яростно отказывается ее принимать тогда, как Венециано тщетно пытался утихомирить его, восхищаясь в глубине души упорством и упрямством брата в его нежелании принимать действительность. Сам он так не мог.
По его мнению, терпеть бесконечные неприятности и не нарываться на новые - всегда было лучше.
По его мнению, как мог
он после всего чего-то требовать от бывших союзников, они ведь тоже оказывали ему помощь, когда она была нужна.
Он и сам хотел быть полезным, хотел доказать, что может помочь. Однако Италия так и не догадался о намерении союзников ухватиться не за плюсы его положения, а за те многие слабости его характера, в числе которых и есть неспособность выразить отказ.
Теперь же в своем бедственном положении ему хотелось, как и всегда, понадеяться на чью-либо помощь.
Вот только на чью?
Проблемы были у всех. Что недавний противник, что бывший союзник – различия не стало. На кого и с какой стороны ни взгляни – любого становилось жаль. И потому Италии, решившему никому не навязываться, оставалось только продолжать попытки встать с колен самому без надежды на то, что у кого-то хватит сил помочь ему.
Но он нашел такого человека. Помимо всего прочего, своего бывшего врага.
Он потянулся и еще раз тронул больное колено.
Вопреки его ожиданиям, боли почти не чувствовалось, хотя вата уже покраснела, а на пальцах остались следы крови. Боль не прошла, но ощущалась как будто через толщу воды, словно она находилась очень далеко.
Доставая из кармана еще немного ваты, он огляделся по сторонам. Двое сидели на скамейке напротив. Вокруг них, опираясь на спинку, стояли еще два человека. Слышалась оживленная болтовня, возможно, они обсуждали новости – Италия не мог расслышать. Солнце ослепляло, и приходилось щуриться, чтобы разглядеть кого-либо. В какой-то момент Италии подумалось, что он забыл о чем-то очень важном. Интересно, о чем?..
Хотя его голова ни с того ни с сего начала кружиться, и сидящие напротив закружились и завертелись вместе с ней, он снова и снова пытался вспомнить, о чем забыл, но от этого становилось только дурнее. Он зевнул, откинувшись на скамейку и прикрыв глаза рукой; вдох прервался, и парень закашлялся, в его горле пересохло и очень сильно хотелось пить...
- Ты ведь тоже слышала о нем, да? – часть разговора дошла до его ушей, - О том заброшенном особняке, где, говорят, водятся привидения?
Детские голоса. Скорее всего, подростки, бесцельно проводящие время в парке.
- Какая чушь. Ты действительно веришь в это?
Верят они или нет, если такое место существует, большинство девочек слишком суеверны, чтобы отправиться туда даже целой компанией. Однако, летом, когда становится нечего делать, можно решиться на это. Компанию мальчиков, страдающих от скуки, было бы легко уговорить...
- Нет, я не верю, - в голосе звучала ухмылка, - но
они поверили, было проще простого заставить их пойти с нами.
Послышались смешки.
- Ха-ха.. Правда? То есть... они так просто согласились пойти к месту, до которого идти не меньше-...
- .. -трех часов? А то! Я поспорил с ними, что они не смогут сделать фотку дома изнутри.
- Серьезно? На спор?! Ха-ха-ха!
- Если на фотке окажется призрак, я даже заплачу им за нее! А-ха-ха-ха-ха-ха!
Стоявшие рядом мальчики едва могли сдерживать смех.
- Вот жуть! Жуть! Хи-хи, - девочка притворно беспокоилась за ребят, которых заставили зайти в особняк.
- Еще бы! Если решат смухлевать, я точно не отстану от них в следующем учебном году!
- Как ты поймешь по фотографии, что это и есть тот дом?
- «Как ты поймешь, как поймешь», тьфу, - мальчик передразнил ее, - Я лично был там сегодня, точно узнаю!
Все расхохотались вместе с ним.
- Так нельзя, - сказала девочка без капли осуждения, - Врать не хорошо, зна-аешь? Хи-хи-хи-хи! – теперь она тоже смеялась, - И давно ли эти идиоты ушли туда?
- Ага! Наверняка уже добрались. Давай пожелаем им удачной «охоты на привидений», лишь бы они древнего духа не разбудили!
Ва-ха-ха-хА-ХА-ха-хА-ха-ха-ха!
«Как мерзко...» - подумалось Италии, - «Жестоко – шутить о таких жутких вещах».
Голоса группы ребят звучали в его голове нарастающей какофонией, они нагромождались друг на друга, сливались в беспрерывный шум, перестающий казаться смехом. В отвратительной душной тишине парка их визжащие голоса, полные «смеха», стали громче шума города за пределами этого места, полностью заглушили его.
- А если они не вернутся оттуда, что ты сделаешь?
- Как что? Порадуюсь за них конечно же – это ведь прекрасная возможность избежать игр, которые ждут их с первого же дня семестра!!
- Да ну, чувак, они бы точно не захотели пропустить ни одной игры, - на секунду перестав смеяться, вставил один из собравшихся вокруг хулиганов.
- Почему это?
- Этим двоим было бы нереально скучно, если бы мы с ними не играли. Да они бы разругались давным-давно, и в итоге просто сдохли бы со скуки в одиночестве!
- Точно-точно! Они только и делают, что играют в видеоигры вместе, наверняка это уже надоело им обоим. Вернутся назад – мы им поможем, проводить время с нами гораздо интереснее!
- Именно. Мы ведь хорошие одноклассники, мы просто обязаны научить их веселиться по-настоящему!
- Ла-адно вам, как бы не так, - девочка привстала со скамейки, хихикая, -
мы все знаем, что бродить по заброшенкам - веселее, чем есть суп с насекомыми!
Пф-Ф, аХА-ХА-Ха-хА-ХА-ХА-хА!
Италии, который стал невольным свидетелем этой сцены, захотелось накричать на хулиганов, прогнать их отсюда, словом, сделать хоть что-то, что испортило бы праздник на их улице, однако ноги по-прежнему его не слушались, голова просто раскалывалась. Более того, смог бы он подняться и что-нибудь сделать, как окружающие восприняли бы его действия? Это ведь всего-навсего дети, весело обсуждающие, чем бы заняться на каникулах,
разве нет? Это будет крайне невежливо, и уж тем более – никому не поможет, но сделать это страшно хотелось.
Кое-как посмотрев вслед тающим в жаре дня четырем фигурам детей, Италия облегченно вздохнул: исчезновению их голосов нельзя было не обрадоваться. Вместе с этим некое воспоминание начало всплывать в его больной голове.
«Разве... Германия не рассказывал о чем-то подобном?.. ..Нет, я точно что-то путаю».
Италия помнил, что вскоре после их знакомства Германия рассказал ему какую-то историю. Это было что-то личное, первый и, наверное, последний секрет, который он ему доверил. Уже тогда Италия понял, что его новый друг – не тот, кто разбрасывается направо и налево ни секретами, ни личной жизнью, и потому подобное доверие действительно тронуло итальянца: для него это означало, что их дружба – самая настоящая, что она нерушима. До этого был лишь единственный раз, в детстве. Один раз, когда кто-либо делился с ним своим личным секретом.
«Он рассказывал что-то... Про здание, расположенное высоко в горах, но до него не дойти пешком. Он говорил, что оно было непривычно высоко... Что воздух там совершенно другой, и что
мне ни в кое случае нельзя туда приезжать... Не понимаю. И тогда тоже не понял.. почему именно
мне? Интересно.....»
Какой-то слишком высокий звук, протяжный, оглушительно тихий свист завизжал в голове Италии. Заложило уши, как когда едешь в поезде, смотря в окно, и резко въезжаешь в тоннель. Все темнеет, а потом снова резко ослепляет.
Еще он услышал удары, похожие на стук колес по рельсам, они били его в грудь и потом отзывались эхом сначала в горле, затем в висках, на кончиках пальцев, а потом уходили к ногам и оседали там, на самом дне. Сердце колотилось так, словно он все еще бежал, словно он и не прекращал бежать вовсе. Вместе с ударами пришел шум его крови: его еще слышно, когда прикладываешь ракушку к уху.
«...Интересно. Еще он сказал, что на некоторое время... этот дом стал
его домом... Мы все когда-нибудь возвратимся домой».
Вокруг него зазвучала речь, которую он не мог различить. Голоса, прямо как чайки; они кружили над ним, их становилось все больше и больше, вскоре их было так много, что Италия начал махать руками в панике, пытаясь разогнать их. Ничего не получалось.
«И те дети... Они тоже говорили о доме. Говорили, что будут ждать друзей, будут ждать их возвращения.. домой... И потом... они тоже ушли домой...
Мы все когда-нибудь возвратимся домой. Интересно».
Теперь он плыл, лежа на спине. Было холодно.
Перестав отмахиваться, барахтаться в воде, он плыл, и всё плыло и качалось вместе с ним.
«To the dark dark sea`s
Comes the only whale
Watching ships go by
It`s the Day we try
It doesn`t know...»*
Мимо проплыл Кит. Он был огромным и белым с большим красным пятном на боку. Он остановился, рядом с Италией, точно также качаясь на волнах. Они качались вдвоем под оглушительные крики чаек.
- Знаешь, мне было очень плохо тогда. Одиноко, пусто. Я прятался от всех в коробке, представляешь? Видишь, вот она плавает рядом с нами. Коробка из-под томатов. Хотя мы вовсе не играли в прятки, я продолжал прятаться и дрожать. Она и тогда пахла так же, как сейчас: противно пахла гнилыми красными томатами и металлом изнутри. А потом пришел Германия и вытащил меня из этой проклятой коробки.
Он сосчитал до десяти и нашел меня.
Кит ничего не отвечал, лишь внимательно слушая Италию.
- Мы с ним тоже плавали, как ты со мной сейчас. Нас выбросило на берег необитаемого острова, и мы думали, что погибнем и что так и останемся на нем, одни и навсегда. А потом приплыл Япония. Он тоже доплыл туда, как мы, тоже думал, что погибнет. Но, когда нас трое, остров уже не считается необитаемым, как ты думаешь?
Волны накатывались на Италию и Кита. Брызги били по лицу, вода затекла в уши, в нос и в рот, и он начал захлебываться.
Но все еще продолжал говорить.
- Мы добывали и готовили еду вместе, жарили зефир на костре, я строил всякие штуки из песка, целыми днями купался и ловил крабов. А еще я рисовал на песке, и тогда они присоединялись, и мы рисовали втроем. Мы рисовали нас, рисовали ось, и всех-всех. Мы стояли втроем, а все держались за руки и кружились вокруг нас.
Иногда рук и ног Италии что-то касалось. Он мог бы испугаться, но знал, что это всё вокруг него и Кита – неживое, ненастоящее, оно не может схватить и утащить на дно. Потому что всё это – пластиковое.
И он. И Кит. Они на пластиковом пляже.
- Я тебя не задерживаю? И правда, слишком жаркий день.
***
Она была огромной и белой с большим красным крестом на боку. Ее крик, оглушая, переливался красным и синим, как крик кита. Она остановилась, рядом с Италией, точно также качаясь на волнах.
Они качались вдвоем под долгие крики чаек.
- Если бы со мной не было Германии и Японии, я бы сбежал? И, придя домой… что бы я делал дальше? – из глаз паренька потекли слезы, - Что бы я делал? А?
Над морем начала сгущаться гроза, небо темнело в объятиях туч, становилось холоднее, а голова всё кружилась, качаясь на волнах. Всё вокруг мутнело и отдалялось, мечась в толще воды. Грянул гром.
- Мы хотели... Представляешь? Мы хотели, чтобы весь Мир вертелся вокруг только нас троих! А-ха-Ха-ха!..
Не то, чтобы он сомневался в силах своих новых союзников, скорее совсем наоборот. Именно это не давало ему покоя, правда, понял он это далеко не сразу.
Но, даже поняв, в конце концов, он попросту не смог принять это, потому что испугался. Потому что чувствовал: если он примет свой страх перед друзьями и перед самим собой - за ответ, он тут же ощутит, как по-прежнему плывет по холодному штормовому морю, барахтаясь из последних сил, пытаясь избежать огромного водоворота, куда уже затянуло его любимых, его дорогих друзей...
Молния расколола небо надвое, отразившись в глазах плачущего Италии.
Разинув рот, машина скорой помощи проглотила его, но даже после этого он продолжал бормотать себе под нос несусветную чушь, дрожа и зовя на помощь.
«Действительно. Чего было так бежать?»
Ему диагностировали тепловой удар.
