Photos

Поразительно, что два любящих сердца не могут быть вместе из-за глупых предрассудков и боязни чужого мнения. Если бы не Аннабет, в отношениях с которой Перси так и не разобрался, он бы поцеловал Нико, как только тот открыл бы ему дверь. Как много значит для человека привычка. Она не дает переключиться на что-то, несомненно более приятное, лишь потому, что ты это новое будет непривычным. Сложно выходить за рамки удобства и снова притираться друг к другу, бороться с обстоятельствами. Это делает многих людей несчастливыми. Просто по причине простой неохоты менять привычное состояние они отторгают новых людей, новые чувства. Они отторгают все новое. И долго не могут понять, что не так, почему они несчастливы. И все же существуют люди, которым единомоментно приходит в голову, что все привычное приелось в их жизни настолько, что надо это менять. Эти люди могут увидеть на горизонте свет, который зовет именно их и пойти на этот свет. Их упорства хватит настолько, чтобы преодолеть все препятствия, чтобы выйти за рамки своего удобства и привычек. И в конце концов это приведет их к счастью, кто знает, может быть, оно будет даже больше предыдущего, которое улетучилось так быстро. А может быть, это счастье останется насовсем. Перси мог отнести себя ко второму типу. В нем жило то непобедимое упорство, которое часто приносило ему больше неприятностей, чем радости, но Перси продолжал им пользоваться. Собрав все это упорство в кулак, Перси и поехал к Нико. Ему давно надо было пожалеть о своей идиотской затее, потмоу что машина, что подобрала его у обочины была такой же теплой, как ледники где-нибудь в Антарктиде. Водитель предупредил его об этом, но Перси не особенно внял предупреждению. Осознание собственной глупости пришло, когда водитель — смуглый мужчина в черной одежде и корзинкой пончиков на заднем сидении — не стал брать у него денег за помощь. Наверное, Перси выглядел слишком уж жалко. Не чувствуя своих пальцев он нажимал на кнопку звонка и не мог оторвать палец, потому что руки совершенно его не слушались. Он и не сразу осознал, что дверь открылась, а на него смотрели совершенно удивленные глаза Нико. Никогда с Нико еще не происходило такого странного события, когда в нем вдруг проснулся характер истинного Соласа. Наверное, общение с Уиллом даром не проходило. Завидев Перси, который едва держался на ногах, пальцем будто приклеился к дверному звонку, а по цвету сливался со своим синим пальто, Нико серьезно забеспокоился, но не растерялся. Несколько лет, что он провел, собираясь стать медиком вместе с Уиллом, не прошли даром. — Идиот, — пробормотал Нико и, схватив Перси за плотную ткань пальто на плечах, втащил того в квартиру. Заставил его раздеться, провел в комнату и усадил на диван. Парень, похоже, замерз настолько, что не мог и слова произнести. Это было к лучшему, потому что Нико вовсе не собирался выслушивать его бред и оправдания, пока он не придет в себя. Поискав в шкафу плед и подушки — их засунули туда те, кто наводил «порядок» в его квартире — Нико заботливо укутал Перси. Он был настолько холодным, что Нико мог бы подумать, что пригрел у себя дома ледяную скульптуру, если бы эта «скульптура» не тряслась и не пыталась что-то сказать. — Молчи, — сказал Нико, поправляя плед у него на плечах. — Согреешься, тогда поговорим. Сейчас чай принесу. Оставшись в одиночестве на кухне, Нико поставил кипятиться чайник и задумался. То, что Перси приперся, как истинный самоубийца, замерзнув до полуобморочного состояния, было самым неожиданным за ночь. Хотя было уже утро. Несмотря на то, что Нико поспал, два дня у него все равно слились в один. Без перерыва время происшествий началось с момента, как Перси вошел в его квартиру вчерашним вечером, а продолжался чередой самых странных событий. Вот и сейчас, кажется, все грозило закончиться тем, что Перси вошел в его квартиру. Нико было страшно. Он считал, что Перси пришел не просто поговорить. Это разговор, как чувствовал Нико, останется висеть в воздухе надолго. И станет очень тяжелым для него. Потому что Перси скажет, насколько он ему противен и, скорее, всего добавит оскорблений. Так много оскорблений, что блюдо под названием «Обида» будет подано к столу слишком острым. А стол-то даже скатертью не застелен. С обреченным вздохом Нико налил чай в кружку и пошел к Перси. Не дойдя до арки в комнату пары шагов, Нико остановился, чтобы собраться с духом. Глубоко вдохнул, выдохнул, проверил чай, прикоснувшись к нему одними губами. Когда он был маленьким, Бьянка всегда заваривала ему чай и проверяла, сильно ли он горячий, чтобы им не обжечься. Ему пришлось вернуться на кухню, чтобы разбавить чай. Потом он проверил еще раз. Все оказалось в порядке. В его действиях чувствовалось какое-то отчаяние. Как будто он готовился к смерти и сам исполнял свое собственное последнее желание. А этим желанием было заботиться о Перси. Заботиться до тех пор, пока он сам не откажется от этой заботы. Он готов был даже обжигать губы горячим чаем, лишь бы тот не обжегся. Он готов был создать ему все удобства, лишь бы отсрочить свой приговор. Лишь бы увидеть хоть малейшую благодарность во взгляде Перси. Их пальцы соприкоснулись, когда Нико передавал ему кружку, и по его телу будто пропустили разряд в несколько сотен вольт. Убедившись, что Джексон крепко держит кружку, Нико поспешил убрать руки и присесть на край дивана в отдалении от Перси, который дрожал, закутавшись в плед и откинувшись на подушки. Стоило только Перси немного отогреть чаем заледеневшие синие губы, как он медленно повернулся к Нико и заявил такое, от чего тот был готов поверить, что все происходящее сон. — Обними меня, пожалуйста, — хрипло и едва слышно, но очень уверенно произнес Перси. Его ладони обхватывали белую кружку с иероглифами, над пледом торчала только растрепанная голова, а глаза смотрели так жалобно. И Нико не смог отказать. Все еще не веря, он придвинулся ближе и почувствовал, как его сердце замерло на несколько мгновений, пока Перси разворачивал один край пледа, чтобы позволить Нико обвить руками его тело.

***

Первое, что сделал Перси, когда его руки согрелись, а тело перестало дрожать, он отстранился от Нико, мягко взяв его за плечи, чтобы тот вдруг не придумал себе чего-нибудь. Потом встал, сбросив плед с плеч, и прошелся по комнате. Под пристальным взглядом Нико он обошел комнату по периметру, провел рукой по креслу, подошел к подоконнику, прошествовал мимо шкафов. Потом остановился посреди комнаты, откуда можно было оглядеть все сразу, и выдал фразу, которая заставила Нико болезненно скривиться, будто Перси ударил его. — Здесь всегда было так пусто? — Нет, — голос Нико сорвался, он прочистил горло и напряженно поднялся, встав напротив Перси. — Не всегда. Но это уже мои неприятности. — То есть тебя обокрали, а ты отказываешься что-либо делать? — Перси не уставал поражаться упрямству этого парня. Пока он отдыхал в клубе — если это можно было назвать отдыхом — кто-то забрался в его квартиру, оставив ее почти пустой, а он даже ничего делать не собирается. И рассказывать ничего не хочет. — Перси, — Нико осторожно, словно чего-то боясь, сделал шаг к нему, — я и без того рассказал тебе слишком много. Хватит. Со всем остальным я способен разобраться сам. Перси выругался и неожиданно оказался совсем близко к Нико. В нем кипела странная смесь чувств, которую он никак не мог охарактеризовать. Нечто подобное он уже ощущал, когда впервые боролся с упрямством Нико. В тот вечер, сидя на его кухне и держа коробку с камерой. Сейчас он испытывал то же самое желание одновременно ударить Нико и помочь ему. — Я же помочь тебе хочу! — не выдержал он, хотя сильно постарался, чтобы его голос звучал не слишком резко. — Почему ты такой упрямый олень? Ну, не получится у тебя вечно справляться самому. Все это напоминало трагическую сцену в кино. Не хватало лишь драматической музыки и рыдающих дамочек с платочками в качестве зрителей. Нико чувствовал, что еще немного — и он расплачется от беспомощности. Не только Перси боролся с его упрямством, Нико и сам старался его победить. Потому что справляться в одиночку уже надоело. Это слишком трудно. А еще Перси стоял совсем рядом с ним и, кажется, не испытывал никакого отвращения. Нико не мог понять, почему он так себя вел. Не мог же Перси не помнить, что произошло между ними. А если помнит, то почему, почему не пытается отойти, не смотрит на него с ненавистью? И тогда Нико пришла в голову замечательная идея. — Объясни мне, зачем ты пришел, а я расскажу тебе, что произошло у меня, — он отошел, чтобы избавиться от чувства волнения, которое заставляло его теряться, когда Перси был слишком близко. Этого Перси боялся. Он не знал, какие слова подобрать, как все лучше сказать. Бывает так, что до последнего момента уверен, продумал, что сказать, точно разобрался в своих чувствах. Так кажется ровно до тех пор, как настает момент признаться. Вся уверенность пропадает, а на ее место приходят сомнения. Их сотни, они мелкие или огромные, но все обладают одинаково ужасной силой. И самое страшное, что большинство людей им поддается. Перси сел напротив Нико на диване, нервничая, взял в руки край колючего пледа. Рядом другой конец пледа сминал в руках Нико, не поднимая взгляд. Они сидели, как две девочки, которые боялись открыть друг другу свои секреты. И Перси должен был начать первым. — В клубе, когда ты… — он замялся, подбирая слова. — Ну, там, в туалете, ты… Короче, ты понял, — Нико на мгновение улыбнулся, а потом снова стал серьезным и кивнул. — Я растерялся. И ты не так понял меня, не дал мне договорить. Если бы ты не ушел, я бы, наверное, сказал тебе сразу, что мне как бы… Понравилось. Это было необычно и немного слишком, но все-таки мне понравилось. И ты мне понравился. Вот так. Нико забыл, как говорить. Такого варианта развития событий он не предполагал. Что это вообще было? Предложение встречаться? Или просто комплимент? Стандартное «давай останемся друзьями»? По выражению лица Перси тоже ничего угадать ничего нельзя было, на нем Нико мог прочитать только ожидание. — Нико, — позвал Перси. — Давай обсудим это потом. Рассказывай лучше, что у тебя случилось. Может быть, я могу помочь. — Вряд ли, — покачал головой Нико, печально улыбаясь. — Сомневаюсь, что кто-то вообще может мне помочь. Он посмотрел на свои кеды, задумался на секунду и забрался на диван с ногами, беря в руки одну подушку и словно отгораживаясь ею от Перси. Ему необходимо было собраться с мыслями, чтобы понять, с чего начать. Спустя час Перси окончательно разобрался во всем. Он задавал вопросы. По два раза одни и те же, хмурился, пытаясь вникнуть в ситуацию. Один раз Нико пришлось сделать перерыв и улыбнуться тому, как Перси долго и с чувством «поливал грязью» Октавиана. Это было после того, как Нико принес ему последнее письмо. А под конец рассказа Перси выглядел достаточно пугающе. Его брови сошлись вместе, лицо заострилось, в глазах появилась задумчивость. Такого Перси Нико еще не доводилось видеть. Во всем его виде читалась решительность, которой можно снести все на своем пути. Казалось, он обдумывал какой-то грандиозный план. Может быть, по захвату мира. Может быть, по жестоким пыткам Октавиана. Пока Перси сидел такой задумчивый, Нико, чтобы в очередной раз за утро отвлечься, вышел на кухню за фотоаппаратом. Он все никак не мог отделаться от образов, возникающих в голове при взгляде на Перси. В воспоминаниях невольно всплывали картинки, как Перси прикрывал глаза, когда Нико смотрел на него снизу вверх. А на затылке все еще как огнем жгло от прикосновения его пальцев, которые собирали в кулак длинные волосы. — Так он выглядел последний раз, когда ты его оставил у меня на столе, — Нико доверительно протянул парню камеру. Взяв ее в руки, Перси с интересом и задумчивостью осмотрел ее. Он будто впервые держал в руках такую странную штуку и хотел задать кучу глупых вопросов. Но сдержался. — Надо подумать, — заявил Перси, подняв голову, чтобы встретиться глазами с Нико и увидеть в них непонимание. — Мы подумаем и разработаем такой план, чтобы Октавиан забыл даже о твоем существовании. — Мы? — тупо переспросил Нико. В его голове не укладывалось, что Перси не спросил у него ничего, а просто сам решил помогать. — Мы, — Перси поднялся с дивана, вручил ему в руки камеру и с решительным выражением посмотрел на Нико. У того в животе вдруг взлетели бабочки, которые так давно не давали о себе знать. Решительность Перси рождала в его груди давно забытое чувство тепла и благодарности, от которой хотелось обнять Перси покрепче и поцеловать. Его давно никто не хотел защищать. И Уилл не в счет. Он бы никогда не взялся защищать Нико так, как на это решился Перси.

***

Помощь была той самой необычной вещью для Нико, к которой он не смог привыкнуть больше чем за двадцать лет собственной жизни. Потому что с глубоко детства отец учил его, что бескорыстно в этом мире помогают только идиоты, а с идиотами связываться себе дороже. Вот Нико и старался избегать идиотов, а от других постоянно ждал подвоха, жутко удивляясь каждый раз, когда человек ничего не просил взамен. Отец. Как много этот человек вообще сыграл в жизни Нико. Оба они об этом даже не подозревали. Но циничные советы отца всплывали в памяти Нико скорее, чем чьи-либо другие. Ему стоило понимать, что отец стал таким жестоким и безразличным эгоистом из-за своей профессии, но Нико отказывался мириться с этим. Этот человек хотел научить его быть таким же ужасным и у него это почти получилось. Почти — потому что Нико регулярно давил в себе эти циничные порывы всей силой, пусть даже не всегда получалось. После разговора с Перси Нико взялся приводить свою квартиру в порядок, потому что после обнаружения в шкафу пледа и подушек, ему в голову забрались подозрения, что и со всеми остальными вещами произошло то же самое. Так и вышло. На стол легла скатерть, а на скатерть еда, которую Перси решил заказать — он сильно хотел есть, а Нико не смог отказаться. Пицца, какие-то сладости, салаты — Перси, казалось, было без разницы, что лежит в его тарелке. Он ел все, а Нико после первого куска пиццы только налил себе в стакан воды и стал смотреть, как Перси смешно думает, промахиваясь ложкой мимо рта. Вместо воды в стакане только не хватало чего-то покрепче. Может быть, рома. Напряженный мыслительный процесс Перси можно было ощутить. Он словно источал волны усиленных раздумий, которые Нико поглощал, но никак не воспринимал. Им завладела какая-то легкость от того, что он наконец-то может отдохнуть от круглосуточного беспокойства то о Хейзел, то о своей работе и конкурсе, то о самом себе. Он спокойно устроился напротив Перси и лениво уничтожал воду в своем стакане. Единственное, что было непривычно, — нечем заняться. Он привык сидеть в такой атмосфере, только обычно по другую сторону стола сидел Уилл, но видеть там Перси было намного приятнее. Ничего особенного в его обществе сейчас не чувствовалось и, может быть, Нико даже хотел бы немного поработать над конкурсом, потому что до конца предпоследнего, второго, этапа осталось три дня, не считая сегодняшний, потому что он и так был безвозвратно потерян. Из квартиры бесследно исчезло все, что связывало Нико с миром фотографии. Его снимки, детали фотоаппарата, ноутбук с архивом фотографий. Даже из самого фотоаппарата постарались забрать карту памяти. Чистая работа, за которую Нико уже представлял, как медленно убивает Октавиана. — Знаешь, я кое-что придумал, — Перси вдруг поднял голову, оторвавшись от глубокомысленного созерцания огромного листа салата в своей тарелке. Нико без лишних слов вопросительно посмотрел на него, чувствуя, что не может долго держать зрительный контакт. Появляются совсем неуместные желания взять его за руку или стереть каплю соуса в уголке рта. — Ты готов еще раз встретиться со своим отцом? — внутри Нико что-то перевернулось и упало вниз, заставив все внутри резко сжаться от страха и ненависти. Перси же смотрел на него серьезно, ни один мускул на его лице дрогнул, он ждал решения Нико. — Другого выхода нет? — как-то слишком жалобно спросил ди Анджело. Голос капризного ребенка не сочетался со взглядом хищного веря, загнанного в угол. И Перси чувствовал странное волнение, наблюдая за этими контрастами. — Если ты не готов, я буду думать еще, — он успокаивающе поднял руки, но Нико кинул ему быстрый, резкий взгляд, полный решимости. Со стороны вряд ли было видно, как внутри него за считанные секунды произошла такая борьба, какой не видали все войны, произошедшие на земле за последнюю тысячу лет. — Я готов, — неожиданно хрипло произнес он. — О чем мне надо будет с ним поговорить? — Отлично! — Перси потер ладони друг о друга, будто замышляя какую-то проделку вроде первоапрельского розыгрыша, только взгляд его сообщал, что в этом розыгрыше ставки будут намного крупнее, чем в детских шуточках. С глубоким вздохом Нико приготовился слушать Перси. До этого момента он мог только иметь смутное представление о людях, которые пересмотрели в своей жизни детективных сериалов и боевиков. Потом Перси помог ему лучше проникнуться в суть подобных людей, потому что у них в голове со словом «план» ассоциировались только хитроумные действия, сопровождающиеся эпичными сценами и динамичными перестрелками. Воодушевившись своей гениальностью, Перси встал со стула и принялся расхаживать по комнате. Всю свою речь он сопровождал экспрессивными взмахами руками. Иногда бросал на Нико проницательный взгляд, заставлявший того на секунду терять дар речи, и риторически произносил «Ты меня понимаешь?». Нико его понимал, но категорически отказывался с этим мириться. И соглашаться. Каждое новое слово, сказанное Перси, заставляло его нервно содрогаться от отвращения. Весь его план строился на том, что он будет просить отца о помощи. Для этого нужно было стелиться перед ним и унижаться, чего Нико никогда в своей жизни не делал. И считал это выше своего достоинства. Но заявить Перси об этом он не решался, потому что разумно рассудил, что тогда встанет выбор между несколькими мгновениями унижения и прощанием с мечтой. Конечно, Перси не знал, что приз конкурса — это мечта всей жизни Нико. Однако Нико не хотел терять его поддержку, потому что чувствовал, что более гениальной идеи Перси уже не придумает. И если Нико отвергнет эту, отвергнет и Перси. Он, может быть, и не обидится, а придумает еще что-нибудь. Но эта, другая идея не будет такой гениальной. Впрочем, и этот его план гениальностью не отличался. Хотя выглядел достаточно продуманным. Интересно, Перси придумал его, когда слушал рассказ Нико или уже потом, пока они ели? — Осуществлять начнем завтра утром, — закончил Перси, запрыгнув на подоконник, чтобы опереться спиной о стекло. Прозрачная занавеска прикрыла его лицо, как фата у невесты. — Октавиану нужны деньги уже завтра вечером, — склонил голову Нико. Он стоял у противоположной стены, засунув руки в карманы. Когда Перси в ответ на его фразу посмотрел с упреком, он нерешительно качнулся вперед, а потом медленно направился к Перси. — Он их не получит, я же говорил, — он завороженно наблюдал, как Нико подошел к нему, кивнул. С улыбкой поднял занавеску, убирая препятствие, и оказался с Перси лицом к лицу. — Я понял, — с едва заметной теплой улыбкой сказал он. — Спасибо тебе за помощь. Неожиданно их губы встретились, и ни Перси, ни Нико не захотели оторваться. Их руки скользили по плечам, тела прижимались друг к другу. Пальцы Перси путались в длинных волосах Нико, пока тот невесомо проводил языком по его нижней губе, проникая в рот. Их языки переплелись, поцелуй углубился. И можно было на некоторое время забыть о конкурсе, фотографиях и Октавиане.