Вьюга

- Прошу прощения, - оглянувшись по сторонам, Напрем окликнула невысокого кардассианца в военной форме. – Мне нужно пройти к глинну Дукату. Не подскажете, где его кабинет? Тёмные глаза смерили её изучающим взглядом. - Пойдёмте, я вас провожу. Поблагодарив, она направилась следом за ним по коридору. По спине и по рукавам на пол стекали тоненькие струйки, и Напрем тщетно пыталась отряхнуть от снега хотя бы волосы. - Сюда, пожалуйста, - молодой гил с неожиданной учтивостью отворил перед ней дверь. – Глинн Дукат, к вам посетительница. В глазах Дуката вспыхнуло весёлое изумление. - Госпожа Тора, неужели я вижу вас у себя? Присаживайтесь. Чем обязан? Опустившись на стул, она сложила руки на колене. - Я хотела поговорить с вами о Мадане. Госпожа Эйми сказала мне, что его арестовали. - Госпожа Эйми только что была у меня, - снисходительно кивнул Дукат. – Боюсь, я мало чем смог её обнадёжить. Моя подчинённая застигла Мадана в тот момент, когда он писал на стене дома хулительные слова в адрес правительства Кардассии и лично префекта. - Он ещё ребёнок, - устало сказала Напрем. – Сирота. Живёт один, только тётка его иногда навещает. Вы ведь не намерены строго наказывать его? Он и так страху натерпелся, понял уже, какую сделал глупость. Дукат пожал плечами: - Хотел бы я знать, чему его учили в школе, если он так легкомысленно относится к государственной власти. - Если вы считаете, что это моя вина, арестуйте меня, судите, - Напрем прижала ладонь ко лбу. В висках ломило. – Не надо мучить мальчишку. - Что вы, - надбровные гребни Дуката приподнялись, - у меня и в мыслях нет вас обвинять. Напротив… Я тронут той горячностью, с которой вы пытаетесь защитить вашего подопечного. Может, нам лучше обсудить этот вопрос в более располагающей обстановке? Напрем молчала, сцепив пальцы в замок. Дукат откинулся на спинку кресла, провел пальцами по колену: - Должен сказать, допрашивать ребёнка – не самая приятная перспектива. Да и ваша подруга госпожа Эйми наверняка расстроится, если мне придётся беседовать с ним как с подозреваемым. Она ведь, кажется, принимает большое участие в его судьбе? Я часто видел Мадана у неё. Кровь зашумела у Напрем в висках. Как ведек Эйми могла быть такой неосторожной? Если Дукат что-то проведал… он допросит Мадана с пристрастием, а ему всего десять лет… всё расскажет… она, Напрем, тоже рассказала бы, не выдержала… ребёнка замучают, изуродуют, хорошо, если не убьют… Поднявшись, она выдохнула: - Мне больше нечего с вами обсуждать, глинн Дукат. Я пойду. Пол под ногами дёрнулся, поплыл, окно накренилось… Ножки стула со скрежетом проехались по полу, и чьи-то сильные руки подхватили её: - Тихо, Тора, не падайте. Рагал, воды, быстро! Прохладные пальцы коснулись её лба, век, осторожно прижались к шее, ослабляя ворот платья. - Пейте. Спокойно только, не подавитесь… Вот так. Несколько глотков холодной воды придали ей сил, она открыла глаза. Дукат смотрел на неё тревожно, внимательно, за его спиной застыл гил Рагал с кувшином. - Голова не кружится? - Вроде нет, - она слабо улыбнулась. - Не пугайте меня больше так, Тора, - он медленно отвёл руку, придерживавшую её затылок. – Не собирается никто пытать вашего подопечного. Тридцать суток снег поразгребает на улицах – и хватит с него. - Вот как? - Разумеется. И, ради всех ваших Пророков, прекратите истязать себя этим глупым упрямством. Не хотите принимать моих подарков – я вам сейчас выпишу дополнительный талон на продовольствие. Вас на руки брать страшно, вы весите меньше, чем моя дисрапторная винтовка. - Быть того не может, - хохотнула Напрем. Помолчав, она негромко добавила: - И я не хочу, чтобы вы проявляли ко мне внимание. Губы Дуката растянулись в картинно-зловещей усмешке: - А меня как представителя власти Кардассии на Баджоре не интересует, чего вы хотите. Если вы не будете есть по дополнительному талону, я приду к вам домой, привяжу вас к кровати и буду кормить с ложечки. Напрем дёрнула плечом: - Меньше всего на свете мне бы хотелось, чтобы вы меня к кровати привязывали. - Жаль, - усмехнулся Дукат. – Но тогда вам тем более стоит внять моему предупреждению. Вы доберётесь до дома, госпожа Тора? Я могу Рагала с вами послать. - Не надо Рагала, - поспешно сказала она. – Со мной всё в порядке. Покосившись на оконное стекло, она окинула взглядом свинцово-сизые тучи, затягивавшие небо. - Скоро снег, наверное, опять пойдёт. Мне лучше поспешить. Проводив взглядом тоненькую фигурку, Дукат с беззвучным вздохом опустился в кресло и щёлкнул коммуникатором: - Талира, как у вас успехи? - Общаемся. Должна сказать, юный Мадан подвержен вспышкам эмоций и весьма внушаем. Кто-то очень постарался настроить его против Кардассии. - Но тебе удалось завоевать его доверие? - В некоторой степени. Он весьма охотно идёт на физический контакт: здорово расслабился, когда я потрепала его по волосам, - с оттенком пренебрежения заметила она. - О своих друзьях он не обмолвился? - Молчит. Вы не разрешали применять к нему силовые методы, поэтому… - Отлично. Можешь его отпускать. - Да, глинн. - И иди ко мне, обсудим дальнейшие планы. Выключив связь, Дукат махнул рукой подчинённому: - Иди, Рагал. Ты мне сегодня больше не понадобишься. - Слушаюсь. У двери Рагал помедлил, оглянулся, словно не решаясь о чём-то заговорить. - Ну? – подбодрил его Дукат. - Эта учительница-баджорка, что к вам приходила… Не молоденькая, а которая с утра была, постарше. Она сама подошла ко мне в коридоре, сказала, что будет буря. Такова, мол, воля Пророков. Сглотнув, Рагал произнёс: - Я до сих пор ломаю голову над тем, что значили её слова. Вытянувшись в кресле, Дукат со смешком повёл плечами: - Ты, похоже, до сих пор ещё не привык к местному менталитету. Если баджорец что-то тебе говорит, в девяноста девяти случаях из ста он имеет в виду именно то, что произносит. Тебя просто хотели предупредить о плохой погоде, Рагал. - Да. Вы, конечно, правы, глинн. Я лишь пытаюсь понять, причём здесь Пророки. - А у них на всё воля Пророков. Солнце светит – Пророки благословили, дождь пошёл – Пророки не в духе, прыщ на заднице вскочил – тоже без Пророков не обошлось. Отдыхай, Рагал. Меньше надо о суевериях думать. Как быстро темнеет… Только-только, вроде бы, она обменяла талон на продукты, забежала в школу к ведеку Эйми, поболтала с ребятами – а солнце уже зашло. Ветер так и свистит, так и крутит, обдавая полы пальто снежной пылью. Дороги не разглядеть. - Ишь, разгулялась метель, - вздохнула ведек Эйми, поправляя капюшон. – Ты бы переночевала у меня, Напрем. А то пока доберёшься… - Да я быстро добегу, - улыбнулась Напрем. – Спасибо вам, ведек Эйми. Вы, главное, берегите себя. - Ты тоже себя береги. Обняв свою молодую подругу, ведек Эйми озабоченно покачала головой: - И здесь-то огни едва видны, а как ты по тропинке пойдёшь? Оставайся у меня. Напрем поколебалась секунду, другую. Ей очень не хотелось проводить вечер с кем-то рядом, пусть даже с ведеком Эйми. Слишком много мыслей теснилось в голове – надо было разобраться в этой какофонии наедине с собой. - Всё будет в порядке. Я мигом дома окажусь, тропинку замести не успеет. Помахав наставнице на прощание, она решительно свернула с Аллеи. Шагать было легко: ветер толкал в спину, словно подгоняя. Пальцы в тонких сапогах, правда, уже ныть начали, да и щёки словно плёнкой стянуло. Ничего, сейчас она уже выйдет к дому, скинет намокшую, тяжёлую одежду – и под душ. Разок можно и отопление на всю мощность включить. А потом – пир горой. Она нарежет мобу толстыми ломтями, намажет сверху слой масла – настоящего талисового масла, сегодня кардассианцы прямо расщедрились… Вернее, расщедрился Дукат. Что ж, если Дукат надеется заботой купить её расположение, он сам виноват в своём просчёте. В очередной раз провалившись в снег по колено, Напрем досадливо отряхнула пальто. Когда же она наконец добредёт до дома? Тропинка давно уже должна была кончиться. А где, собственно, тропинка эта? Стянув капюшон к затылку, Напрем приложила ладонь козырьком ко лбу, огляделась. По взмокшей спине пробежала липкая дрожь: куда ни глянь, висела вязкая снежная пелена. Ни домов, ни чёрной полоски рощи… Может, она давно уже за ворота вышла и впереди только поле? И не крикнешь, не позовёшь никого: все звуки потонут в надрывном хныканье вьюги. Приостановившись, Напрем потёрла слезящиеся глаза и тут же вновь дёрнулась вперёд. Ни в коем случае нельзя стоять на месте, говорила мама: холод и усталость навалятся, заставят сесть. А потом и ляжешь в сугроб. И уснёшь. И найдёт тебя весной кардассианский патруль. Ну почему надо было обязательно сделать всё по-своему? Почему бы хоть раз, для разнообразия, не послушаться ведека Эйми? Только не думать сейчас о тёплой комнате, о чашке травяного отвара. Не жалеть себя. И чего она, собственно, так испугалась? Даже если деревня осталась позади, до неё не может быть очень уж далеко. Надо только понять, в какую сторону возвращаться. Колени гнулись с трудом, пульс тяжело и тупо стучал в висках. Шаг. Ещё шаг. Она дойдёт. Она обязательно дойдёт. Если только ей помогут Пророки. Ветер как будто ослаб, умаявшись собственной яростью. Сквозь белое крошево Напрем разглядела крохотный огонёк. Это же вышка связи, а рядом – её дом. Рассмеявшись вслух, Напрем подхватила полы пальто и побежала напрямик, через сугробы. Вон, вон уже крыша видна! Что-то тёмное, тяжёлое ткнулось под ноги – шатнувшись, она не удержалась, осела на колени, в снег. Железяка, что ли, какая-то… Похоже на офицерскую броню. Проморгавшись, Напрем недоуменно наклонилась ближе. Спутанные чёрные волосы, завернувшийся ворот мундира, посеревшие от холода лобные гребни… В снегу лежал кардассианец. - Эй, ты, - сиплым голосом позвала Напрем, тормоша его. – Ты живой хоть? Онемевшие пальцы легли на гребень у основания шеи. Не сразу, но она всё же почувствовала слабое биение пульса. - Я же всё равно тебя не дотащу, - пробормотала баджорка сквозь зубы. – Самой бы дойти. Крови на нём, вроде бы, не было. Почему он валялся без сознания на морозе, вдалеке от жилья? - Поднимайся, если жить хочешь, - буркнула Напрем. Тряхнула его за плечи раз, другой, замахнувшись, влепила пощёчину. От удара с бледной кожи посыпались снежные хлопья, и Напрем глухо охнула, вглядевшись в неподвижные, застывшие черты резковато-своеобразного лица. - Вставай уже, - закашлявшись, она прижала рукав пальто ко рту. – Я тебя дожидаться не собираюсь. Даже веки не дрогнули. Припоминая все баджорские и кардассианские ругательства, которые она когда-либо слышала, Напрем упёрлась коленом в смёрзшийся сугроб, привстала и вцепилась ладонями в выступ наспинной брони. Больше всего на свете ей хотелось распрямиться, бросить кардассианца и доковылять наконец до дому. Лупаза и остальные ребята наверняка бы её одобрили. Бледная широкая грудь слабо приподнималась, кожа казалась неестественно светлой в тусклых отблесках ламы. Несколько раз, не доверяя своим глазам, Напрем прижимала пальцы к ребристым гребням, спускающимся от ключиц к рёбрам. Уловив едва ощутимые толчки крови, с облегчением выдыхала. Уж раз она имела глупость притащить кардассианца в свой дом, желательно было довести дело до конца и отогреть эту рептилию хоть как-нибудь. Быстрыми, энергичными движениями Напрем растирала ноги кардассианца: от ороговелых ступней к щиколоткам, выше, к коленям и узким бёдрам. Хотелось надеяться, что он ничего себе сильно не обморозил и от такого лечения не будет вреда. - Уф, зато согрелась почти, - буркнула она, в очередной раз сдувая налипшие на лоб волосы. Может, возня с кардассианцем помогла, а может, чашка травяного отвара, горячего до того, что пить его удавалось лишь мелкими глотками – но дрожь, бившая её несколько часов, наконец отпустила. Сменив полотенце на новое, нагретое на батарее, Напрем обошла кровать и присела на краешек, вновь принимаясь за шею и плечи кардассианца. Ноги его она обмотала шерстяным покрывалом, хотя сомневалась, будет ли от этого толк. Слишком уж много тепла он потерял. За окном всё бушевала метель, стёкла, казалось, вздрагивали от ветра. Лишь бы не сломало веклаву, отстранённо подумала Напрем, вминая ладони в жёсткую кожу. Следующим летом уже мог бы быть неплохой урожай. Острые чёрные ресницы дрогнули, кардассианец повернул голову. Не то стон, не то вздох досады сорвался с сомкнутых губ. - А кому сейчас легко? – Напрем резонно пожала плечами. – Думаешь, мне много радости с тобой маяться? Отступив на шаг, она провела ладонью по лбу. Кажется, всё, что могла, она уже сделала. Да и потом, если прямо сейчас её голова не коснётся подушки, ноги просто не выдержат. - Кровать у меня одна, - сообщила Напрем кардассианцу, натягивая шерстяные носки. – Если я тебя на пол спихну, ты точно к Пророкам отправишься. И мне тоже воспаление ни к чему. Откинув одеяло, она растянулась на кровати рядом со своим спящим соседом, плотнее подоткнула ткань. Немного помедлив, придвинулась к нему ближе, поёжилась от прикосновения прохладной кожи. - Надо же тебя согревать как-то, - её рука обвила его талию, щека прижалась к плечу. – И упаси тебя Пророки спросонья понять мои старания неправильно. На мороз голым выгоню, так и знай… Потянувшись из-под одеяла, она погасила лампу. Комнату накрыла темнота, и веки сами смежились, утягивая её в сон. Смутно, сквозь какую-то сизую дымку Дукату помнилось испуганное личико Мадана, застигнутого на месте преступления, торжествующая улыбка Талиры, лукавые огоньки под её тёмные ресницами, бледные, без единой кровинки, щёки учительницы Торы, полузакрытые глаза, потерянно глядящие куда-то сквозь пространство. Потом были торопливые сборы, накидка, наброшенная на плечи, хруст снега под ногами… И ничего больше. Он словно провалился куда-то в космическую червоточину, где нет ни времени, ни пространства. Вообще ничего нет. Впрочем, ещё кое-что Дукат помнил. Холод. Мучительно медленно он вползал под кожу, скручивал жилы, вязким туманом набивался в голову. Дукат всё пытался вырваться, стряхнуть его с себя, и не мог. Не удавалось ни за что уцепиться, кроме одуряющей белой тишины. Но сейчас… сейчас ему было тепло. Таким согревшимся, таким живым он не ощущал себя долго-долго – может быть, с того самого дня, когда он прилетел сюда, в Хедрикспул. Потянувшись, Дукат сонно повёл плечами, и что-то мягкое скользнуло под его ладонью. Волосы? Удивлённый донельзя, он открыл глаза, поморгал. Узкую комнату заливал слабый сероватый свет, его хватало, чтобы разглядеть очертания шкафа, письменного стола, заваленного тетрадями, прикроватной тумбочки. А рядом с ним, разметав длинные золотистые волосы по подушке, спала Тора Напрем. Несколько секунд он лежал тихо-тихо, затаив дыхание. Потом осторожно оперся на локте, высунул из-под одеяла руку, легонько касаясь большим пальцем её щеки. Буркнув что-то сквозь дрёму, Тора повернула голову и зевнула. Глаза лениво приоткрылись, и огромные чёрные зрачки уставились на Дуката. Секунда, другая – и молодая женщина села в постели, сдёргивая одеяло на себя. Рукав блузы соскользнул с её плеча, обнажая гладкую розовую кожу. - Доброе утро, - произнёс Дукат. - Доброе, - отрывисто выдохнула она, спуская ноги на пол. – Как вы? Горло не дерёт, дышать не тяжело? - Вроде бы всё в порядке. Помолчав, он добавил: - Полагаю, именно вас я за это должен благодарить? - Да неплохо было бы, - хмыкнула она. – Впрочем, насчёт благодарности кардассианцев я не испытываю особых иллюзий. Дукат негромко усмехнулся. - Это ваш дом, полагаю? Должен сказать, я не представляю, как я здесь оказался. - Вы здесь оказались, потому что я вас сюда дотащила, - процедила Тора, закручивая волосы в хвост. – Я сбилась с дороги и наткнулась на вас. Вы лежали в снегу. По спине Дуката невольно пробежала дрожь: его вновь окатило леденящим ночным ветром. - Сейчас я вскипячу воду и заварю вам травы. И себе, - добавила она, прочистив сипевшее горло. – Ваша одежда на батарее. Проверьте, если хотите: может, она уже просохла. - А если нет? – полюбопытствовал Дукат, пытаясь скрыть внезапно нахлынувшее стеснение. - Если нет, лежите под одеялом. Ходить нагишом по дому я вам не советую: здесь не настолько тепло. Сунув ноги в затрёпанные домашние туфли, она вышла из комнаты. Дукат потянулся в постели, кое-как набросил одеяло на плечи и направился к батарее. Ткань форменного свитера на ощупь была влажной, зато брюки почти совсем просохли. Затянув на поясе ремень и поправив штанину, Дукат обвязал одеяло вокруг плеч на манер плаща, прошёлся вдоль окна. За стеклом не было ничего, кроме ослепительной до рези в глазах белизны. - Это и есть баджорская метель? – осведомился Дукат. – Сколько она обычно продолжается? - Обычно – пару часов, - отозвалась из-за стенки Тора. – Но иногда метёт и по нескольку дней. Её тоненькая фигурка в просторной шерстяной кофте и брюках появилась на пороге комнаты с подносом в руках. Новый наряд Дуката хозяйка дома не преминула оценить: в карих глазах мелькнул огонёк веселья. - Пейте, - она протянула ему жестяную чашку. – Не морщитесь, это лекарство. Он невольно усмехнулся: есть или пить что-либо, поднесённое баджорцем, любой офицер счёл бы верхом беспечности. Но зачем же Торе травить его, в самом деле, если она всего несколько часов назад возвращала его, замёрзшего, к жизни? - Я пережду у вас немного, - произнёс он, глотнув горячей сладковато-терпкой жидкости. – Мой коммуникатор тут нигде не завалялся? Тора пожала плечами: - Видимо, вы в снегу его оставили. Дукат только кивнул: исчезновение коммуникатора подтвердило подозрения, уже вспыхнувшие в мозгу. - Жаль. Ну что ж, пойду в комендатуру, как только форма высохнет. Тора приподняла брови: - Недалеко же вы уйдёте. Посмотрите, что там творится, - она махнула рукой в сторону окна. – Через два шага вам уже не удастся увидеть дверь моего дома, и всё мои заботы о вашем лечении ухнут в Огненные пещеры. Дукат слегка усмехнулся: - Так вы хотите, чтобы я остался, Напрем? Тонкие стрелы бровей сошлись в ниточку над переносицей: - Во-первых, для вас – Тора. А во-вторых, я с нетерпением жду того момента, когда смогу избавиться от вашего присутствия. Но выставлять кого-то из дома на верную смерть, пусть даже кардассианца – это как-то не по мне. Подойдя к двери, она обернулась через плечо: - Но удерживать вас я не стану. Хотите безумствовать – вперёд. - А если я не хочу безумствовать? - Тогда помогите мне намазать бутерброды. Не знаю, как вы, а я проголодалась.