Асмодей

      Итачи бился и корчился в сумасшедшем потоке реки, словно животное, попавшее в западню, из которой оно не могло вырваться.       Он в отчаянии ухватился за мокрый скользкий ствол, а вода тем временем заполняла его нос, глаза, рот, вытесняла воздух из лёгких и пожаром подбиралась к его мозгу. Его не волновал сам факт того, что жизнь его вот-вот может оборваться: умрёт ли он сейчас, или позднее будет убит меткой пулей преследователей, которые охотились за ним последние несколько часов, — не всё ли равно?       Итачи нащупал корявую ветку, вонзившуюся ему в щеку, всем телом навалился на вращающийся над ним ствол и из последних сил выкарабкался на поверхность. Однако он не слышал выстрела, он лишь почувствовал пулю, которая слегка царапнула ему бровь и ушла в глубину. Он непроизвольно схватился за голову. Следующая стрела боли пронзила правое плечо, и он мгновенно соскользнул и вновь упал в воду, окрашивая ее в багровый оттенок. Река поглотила его, засосала в глубину, пока мир не стал тихим, спокойным местом неопределённости и пустоты. Мимо проплыли образы прошлого, детские воспоминания, которые он недавно похоронил. Дикий звон в ушах, а потом ничего…       «Анна» — промелькнула мысль в голове перед тем, как впасть в мрак.       Неужели это всё?       От сильного толчка в грудь вода горьким потоком хлынула из его горла. Он простонал, глотнул воздуха и поперхнулся. Вероятно, это ад. Эта агония — наказание за всю ту ложь, которую он говорил годами, за весь гнев, что преследовал его.        — Спокойно, — послышался совсем близко тихий голос. — Ещё чуть-чуть, и ты был бы покойник. Глаза открыть можешь?       Дрожащими руками Итачи медленно ощупал грудную клетку, но боль в правом плече пригвоздила руку обратно к сырой земле.        — Осторожно, — донесся голос, — у тебя паршивая рана в плече… и на лбу.        — Пуля, — словно обожгло его содранную глотку, и он застонал.       Всё тело болело. Итачи попытался открыть глаза, но так и не справился с этой задачей. Дезориентированный тишиной, он покрутил головой.        — Вы кто?        — Друг, — доброжелательно проговорил незнакомец.        — У меня нет друзей. Особенно из шотландцев, тем более ни единого в здешних местах.       Итачи попробовал перевернуться и чья-то рука осторожно коснулась его плеча.        — Как вы нашли меня?        — Я рыбак, живу неподалёку… ***       Итачи вздрогнул от мягкого касания на плече. Чьи-то холодные пальцы.        — Откуда у тебя этот шрам? — послышался мягкий голос Бастиана, который продолжал водить кончиками пальцев по давно затянувшемуся рубцу.        — Заслужил, — прошептал он, поворачиваясь с живота на бок. — Бас?        — Ох, прости, что так рано пришёл, — он робко улыбнулся. — Мне было неудобно тебя будить.        — Что-то случилось?       Бас, сидевший до этого у края кровати, поднялся, неспешно подошел к кушетке и присел.        — Один из наших кораблей из-за разбушевавшейся непогоды утонул по пути назад, — мрачно сказал он, закидывая одну ногу на другую. — Останки принесло на берег. Отец отправил туда работников спасать уцелевшее. Я хотел бы туда съездить с тобой.        — Господи… — Итачи поднимается с постели, замирает испуганно. Он почти обнажен, а мягкие волосы растрепались. — А где твой отец?        — Его карета отъехала час назад, решать проблему с пострадавшей провизией. Решил, что правильным решением будет взять тебя с собой.        — Да, конечно — согласился тот, — дай мне пару минут.       И всё-таки удивительно, как эти редкие, но вполне заметные шрамы не уродовали, а напротив, как-то даже неплохо сочетались с его белесой гладкой кожей, через которую просвечивалась серая сеточка вен. Тело исхудало, и выпирающие рёбра, казалось, вот-вот разорвут тонкую плоть. Но эти волосы… Всегда ухожены и бесподобны. И утренний свет, падая на этот тёмный шёлк, словно угодив во мрак, терялся в нём.       Тонкая цепочка на шее за эти годы не потускнела и не потеряла присущую ей прелесть. Словно грани рождения, жизни и смерти заключены в этих холодных металлических кольцах на ней. Наверное, потому их и три. Будто они таили в себе эту недосягаемую тайну, доверенную богами простому человеку, чья жизнь рано или поздно оборвётся, замыкая этот круг рождения и смерти. Так или иначе, их выбор пал на неуспокоенную душу, перед безупречным ликом которого меркли краски, превращаясь в ахроматический фон. Лик, который вынужден был встречать невинный рассвет и провожать закат в его греховном падении на забытых грязных улицах, пропахших сыростью и тленом. В душу наведался страх, в сердце залегла тревога. Что-то сломало Итачи там.       Сердце предательски колотится, ломая рёбра, выдавая с потрохами волнение Бастиана при виде черноты этих глаз, надменных, будто от рождения на них наложена дьявольская печать.       Возможно, Бас слишком резко отводит глаза, столкнувшись с ним взглядом. Поспешно поднимается с места и, сообщив, что подождёт внизу, покидает Итачи. ***       Карета спускалась по склону в ущелье, которое было покрыто низкорослыми растениями, из-за холмов выступали то какие-то развалины, то полуразрушенная стена или обвалившаяся башня.       В просвете между ними мелькал иногда вдали голубой горизонт, опоясанный океаном, залитый лучами полуденного солнца. Уже ближе к берегу открывался мрачный вид из обломков некогда исполинского корабля. Группа работников уже загружала уцелевшее в телеги, доставала тела из воды, опускала на мокрый песок и покрывала белой простынёй. Среди всех стоял человек в черном плаще и в цилиндре, наблюдавший за происходящим.       Карета остановилась как раз возле той, в которой прибыл тот человек, который, к слову, напоминал кое-кого.        — М, господин Хант уже здесь, — подтвердил Бас мысли Итачи.       Как давно барон участвует в жизни компании, и почему он до этого момента не знал об этом?        — Почему он здесь?        — С недавних пор он назначен отцом вести наши внешние дела. Я сам был удивлён.       Как ни странно, Аррон встретил их как-то растерянно, без тени былого насмешливого вида. Очевидно, он не ждал появления графа. Рассказывая о происходящем, в своей руке он нервно сжимал красную ткань, что не могло не привлечь внимание Итачи.        — Вы не покажете нам то, что вы так бережно сжимаете в руке, господин Хант? — кивнул граф на ткань, отчего речь того сорвалась на хрип.        — Мы нашли это среди ящиков с яблоками, — наконец выдал он, раскрывая дрожащими пальцами ткань, которая оказалась бархатным мешочком, который носили обычно купцы. — Я не мог поверить глазам, когда увидел это…       Действительно, поверить глазам было сложно при виде прозрачных камней, отливающих голубым оттенком. Бриллианты?!        — Господи… — прошептал Бас, протягивая пальцы к ним, — быть того не может…        — Если верить вам, барон… — вмешался Итачи.        — Что значит «если»? — возмущённо перебил тот.       Неслыханная наглость.        — …то, раз нашли это в одном из ящиков, — с невозмутимым видом продолжил Учиха, — значит, должны быть и в других. Предлагаю проверить еще несколько.       Хант недоверчиво покосился на него.        — Именно так мы и сделаем, когда довезем груз…        — Не нужно, — перебил его Итачи, — пока вы его довезёте, всякое может произойти. Эй! — окликнул он одного из работников. — Откройте-ка вон те ящики!        — В этом нет необходимости, — бросил грубо барон. — Мы нашли ещё два в этом же ящике.        — Как, собственно, я и думал, — скривил он губы. — Но я всё равно желаю посмотреть остальные.       Его самоуверенность уже крайне раздражала, и это переходило уже все границы.        — Бастиан! — яростно выпалил Аррон, когда Итачи направился в сторону работников. — Остановите своего кузена! Он слишком много о себе возомнил.       Вдалеке показался экипаж, двигающийся, очевидно, сюда.        — Дорогой барон, это вы, кажется, забыли, кому принадлежит всё это.       Проигнорировав напряженный взгляд господина Ханта, Бас прошел вдоль ящиков в сторону Итачи, где, к слову, один из них был уже вскрыт.       Подъехав, карета остановилась. Стоило только пассажиру внутри распахнуть массивную дверцу экипажа, как ему навстречу помочь выбраться и поприветствовать подошёл барон.        — Господин Уолтон, — взволнованно проговорил он не без запинки, — как хорошо, что Вы приехали.       Его пронзил раздраженный взгляд серых глаз, вопреки своему цвету не скучных и тоскливых, а «живых» и высокомерных, будто являющихся сосудом, вобравшим в себя мудрость нескольких поколений.       Несколько прядей, выбившихся из-под черного блестящего цилиндра, были абсолютно седыми и выдавали истинную возрастную категорию мужчины, хотя его статность, высокий рост и пронзительные черты лица легко обманывали зрение окружающих, вынуждая принимать его за более молодого.       Хоть говорят, что внешность порой обманчива, в данный момент это утверждение было совершенно ошибочно. Прибывший гость был холоден, как кусок льда, и мрачен, точно осеннее небо.       Съежившийся Хант, встречающий его, потерял дар речи, прогибаясь под тяжестью темной энергетики, исходящей от господина Уолтона.        — Лучше скажи мне, почему с Бастианом здесь находится еще и Итачи? — низким строгим голосом поинтересовался он, поправив отрывисто ворот черного, такого же, как и у самого барона, плаща.       Лоб разрезали две складки морщин, эффектно завершая образ мужчины.        — Он прибыл сюда вместе с вашим сыном и принялся сразу же исследовать всё, словно он тут…        —…хозяин? — закончил вместо него фразу Уолтон, бросая мрачный взгляд на двух юношей у побережья. — Он и есть. Именно поэтому, уважаемый барон, он и не должен здесь находиться.        Этот голос таил в себе некую скрытую угрозу, отчего лоб аж покрывался испариной.        — Тебе лучше остаться здесь и не выходить, — обратился он к человеку, который всё ещё находился в карете. — Ни к чему им видеть тебя.       Однако тот в ответ так и не сказал ничего, пряча лицо в тени.        — Что ж, поприветствуем графа…       Собственно, сам граф, заметив гостя, как раз шёл навстречу вместе со своим кузеном. Так же уверенно и статно, как и всегда.        — Отец? Я думал ты не приедешь, — удивлённо произнёс Бастиан. — Я взял с собой Итачи…        — Здравствуйте, Дьюэйн, — протянул правую руку Учиха. — Рад видеть вас.        — С возвращением, — кивнул тот, пожимая тонкую, но тем не менее крепкую ладонь.        — Я не видел вас на приеме в честь моего возвращения, — прозвучало больше как намёк, или даже как замечание от Итачи. По крайней мере господином Уолтоном было воспринято именно как замечание.        — Меня не было в городе, к сожалению, — вежливо, но по-прежнему с тенью холода ответил он. — Позже я наведаюсь в поместье с визитом и, надеюсь, буду рад, если сможем пообщаться в располагающей для этого обстановке.        — Разумеется, — коротко кивнул Итачи. — Наслышан вашими успехами в компании. Однако сейчас я обеспокоен тем, что мы нашли в уцелевших ящиках.        — Да, барон мне сказал уже, — он бросил хмурый взгляд на Ханта. — Вы с Басом напрасно столько времени потратили на дорогу.        — Нет, я не мог не приехать, ведь такое произошло, — возмутился он, явно имея в виду далеко не разбившийся корабль. — Кто-то положил это в ящики, — Итачи раскрыл вторую ладонь, показывая алый мешочек. — Это крайне плохо!        — Согласен с вами. Позвольте, я сам разберусь во всем. Вам стоит позаботиться о более важных на данный момент делах. Пусть мой сын отвезет вас в компанию и все покажет. Там много что изменилось.        — Не беспокойся, Итачи, — поддержал Бас отца, — раз он здесь, то волноваться не о чем. Мы действительно будем лишь мешать.       Четыре года не было Итачи дома, и неужели сейчас что-то будет зависеть от того, останется он или покинет это место вместе с Басом? Дьюэйн ведь прав. Сейчас стоит заняться лучше другими делами.        Крупными шагами, будто спеша уехать, Бас прошел вперед, оставляя на сыром песке аккуратные следы. Следом волочился Итачи, то и дело периодически бросая взгляд на мешочек с камнями в ладони. Всё-таки правильно он сделал, что захватил его с собой. Сидеть сложа руки, несмотря на то, что отец Баса наверняка во всём разберётся, он не будет. Кто-то посмел проявить неуважение к имени его отца, и так оставлять определённо нельзя.       Он только прошёл мимо экипажа господина Дьюэйн, в то время как Бас уже дошёл до кареты, на котором они сами, собственно, и прибыли, и как-то досадно окликнул Итачи, прося поторапливаться. Тот поднял растерянный взгляд на него, однако его внимание переключилось на тень возле одного из прибрежных исполинских камней, которые возвышались над песчаным берегом, словно неприступные горы над широкими просторными равнинами. Или словно забытые и стёртые временем монументы, охраняющие эти воды.       Пройдя ещё пару шагов вперёд и приглядевшись, он увидел силуэт человека. Копна его светлых волос на фоне серых камней выдавала его присутствие. Глаза сосредоточенно куда-то смотрели. А вытянутые руки сжимали…       Арбалет?       Тогда в кого он целился?       Итачи развернулся и взглядом провёл черту до предполагаемой цели.       «Итачи, ты чего застыл?» — как-то размыто прозвучал на заднем фоне голос Баса, однако взгляд застыл на юноше, который только что вышел из кареты Дьюэйна.       Значит, отец Баса приехал не один?       Лёгкий ветерок взъерошил гладкие до этого момента пряди на макушке парня и, видимо, пробрался сквозь клетчатый пиджак, судя по тому, как он сжал худые плечи и торопливо захлопнул дверь кареты. В голове друг за другом пронеслась цепь событий, которая должна была вот-вот случиться: стрела вонзилась бы в спину, сквозь одежду, плоть, прямиком к сердцу, отчего он упал бы на колени, захлёбываясь в собственной крови, которая багровой лужей стечёт и впитается в песок.       Дальше всё будто происходило под пеленой.       Слишком быстро.       Внутри что-то щёлкнуло, и Итачи, не раздумывая ни секунды, рванул к юноше, что есть духу. Но расстояние слишком большое, а ноги слишком тяжелые.       Слишком медленно.       В голове предельно чётко — спасти его. И ни единого вопроса: почему он был в карете, почему он приехал с отцом Баса, кто этот человек?       Главное сейчас — толкнуть, сбить, спихнуть его со смертельной метки любым способом. Уже близко… Но скользкий песок не дает бежать быстрее. Убийца наверняка увидел его и предпримет что-то… До юноши рукой подать, когда парень разворачивается и встречается с темнотой его выразительных глаз. Эти острые скулы, высокомерное до абсурда выражение лица сменяется испугом.       В чём дело?       Левый бок Итачи пронзает острая боль, отчего он резко и шумно выдыхает, ноги перестают слушаться, тело становится слишком тяжёлым, словно оно превратилось в такую же каменную глыбу, что украшают сейчас этот берег. Сознание режет глухой звон в ушах и хриплый крик «Итачи!!!» где-то позади, и чёрными рваными пятнами взор застилает тьма. Юноша едва успевает податься вперёд и подхватить падающего. И, прежде чем кромешная тьма поглотит пространство, он узнает в этих аккуратных чертах лица Саске Иноа…       Он тряпичной куклой сползает с рук вниз, и Саске, чтобы удержать, по-прежнему не отпуская раненного, падает на колени. Пальто небрежно распахивается, показывая, как из раны сочится густая, вязкая кровь, окрашивая белую ткань одежды в красный.        — Тихо… тихо… — шепчет он, кладя его на колени и убирая волосы с побледневшего лица.        — Итачи! — Бастиан буквально падает следом на песок, обрывисто дыша, задыхаясь. — Итачи, посмотри на меня! Не смей умирать. Пожалуйста… — Последнее слово он произносит почти не слышно. — Господи…       Но Итачи уже их не слышит. Сознание отработало свой лимит.        — Все будет хорошо… — тихо отвечает Саске на мольбы Бастиана, понимая, что планы относительно графа начинают потихоньку меняться.