Асмодей

Пролог.       Мгла окутала всё пространство. Из-за разбушевавшейся стихии практически ничего не было видно.       В это время года Северное море особенно часто показывало свою неприступную мощь. Ледяной дождь, принесенный ветром с севера и смешанный с солеными морскими каплями, стоял непроглядной стеной, сковывая все живое и застилая взор. Темные воды, словно дикие звери, набрасывались на корабль, заливая корпус так, что были видны лишь одни мачты. Ледяной северный ветер пробирал до костей, будто обгладывал тела всё ещё живых моряков, которые, сложив руки, молились Богу, чтобы море пощадило их.       Исполинский корабль налетел на скалы, и через пробоины в трюм поступила ледяная вода, постепенно опуская судно на самое каменистое дно.       Исход был один — кораблекрушение.       Казалось, что даже сейчас, спустя сутки, над осколками и деревянными ящиками до сих пор стоят крики о помощи. Собачий холод, волны накрывают с головой, и повсюду в воде осколки корабля.       Потерпевший крушение корабль перевозил на палубе продовольствия. Всё оказалось в воде. Прибитые волнами к берегу остатки корабля бьются и трутся друг о друга.       С появлением солнца среди сизого тумана появляется первое тело в нескольких метрах от берега; руки его широко раскинуты, словно он до последнего пытался ухватиться хоть за что-нибудь.       Потом ещё одно тело, и потом ещё.       Среди огромных волн плавают несколько уцелевших деревянных ящиков — остатки товара, который должен был отправиться на прилавки Лондонских магазинов.       Двое людей заходят в ледяную воду, берутся за уцелевшие ящики и вытаскивают их на всё ещё влажный песок. Он не успел высохнуть после непогоды.       Руки немеют от ледяной воды, кожа покрывается характерными пупырышками. Ящики крупные и тяжелые, и их приходится долго тащить на берег. Солёная вода из них льется на песок, оставляя за собой мокрый след. Ноги утопают в песке.       Собирая ящики, они помещают их в телегу, запряженную лошадью. «Осторожно!» — грозно доносится со стороны, однако ящик при погрузке соскальзывает из неумелых рук и падает вниз. Крышка с треском отлетает и падает на песок, вместе с алыми яблоками, среди которых оказался такой же алый бархатный мешочек, завязанный тонкой шелковой лентой.       Недоверчиво нахмурившись, один из них, сделав несколько шагов, нагнулся и подобрал столь очаровательную вещь, которая едва умещалась в ладони.       Что же внутри?       Стоило потянуть за ленту, как та, подхваченная холодным порывом ветра, сорвалась с пальцев и улетела прочь.        — Господин! — не веря тому, что открылось его взору, он позвал наблюдавшего в стороне за процессом человека в угольном плаще и цилиндре. — Вы должны это увидеть. Глава I. Шторм        — С возвращением, милорд, — приветливо улыбнулся немолодой дворецкий, отступив на несколько шагов назад, приглашая в дом. — Нынче выдалось весьма дождливое лето. Позвольте.        Он потянулся за намокшим плащом и осторожно снял его с плеч гостя.        — Здравствуй, Бенджамин, рад видеть тебя, — прошептал он, озаряя просторную прихожую усталым взглядом. Дворецкий улыбнулся и одобрительно кивнул.        Высокий потолок, украшенный фресками, стены — причудливой росписью, мраморный пол терракотового цвета, его устилает роскошный брюссельский ковер, не менее роскошные гигантские бордовые шторы — характерная показная роскошь, которая так нравилась его отцу, однако не лишенная симметрии, что подчеркивает безупречный классический стиль.        — Здесь ничего не изменилось…        — Мы ждали вас, господин, — появился белобрысый парень в таком же черном костюме, как и Бенджамин, и отдал поклон. — Меня зовут Альберт. Позвольте проводить вас в ваши покои, чтобы вы могли переодеться, а пока мы приготовим ужин и известим Леди Анну о вашем прибытии.       Поднимаясь по мраморным лестницам с золоченными перилами, он с любопытством рассматривал картины в роскошных дорогих рамках. Каждая из них словно говорила, что он, спустя столько лет, наконец-то дома. Внезапно он вспомнил, как когда-то в детстве стоял здесь и восхищенно рассматривал их. На одной из картин он увидел портрет, которого здесь раньше не было. Ее только закончили писать, когда молодой граф уехал на долгие четыре года. С полотна на него смотрели покойный граф — его отец, сидящий в кресле, обитой дорогой тканью, и он сам, стоящий возле отца; волосы, спускавшиеся до плеч, собраны в ленту, взгляд невозмутимый, гордый, тщеславный. Машинально он, коснувшись волос, что были собраны отнюдь не шелковой лентой, провел по ним, отмечая мысленно, что за время его отсутствия они значительно отросли.        — Жаль, что вы не успели приехать на похороны, — сказал Альберт, заметив, как тот смотрит на эту картину, затем, пройдя дальше, остановился у двери одной из комнат:  — Вот, прошу вас.        Старые покои. Здесь всё было так же, как и до его отъезда. Везде было чисто. Даже книги, которые он оставлял на письменном столе, всё также лежали там.       «Будто никуда и не уезжал…»        — Здесь каждое утро убирают, — раздался нежный теплый голос сзади, отчего парень от неожиданности резко обернулся. — Как ты мог уехать так надолго и оставить меня, Итачи?       Глазами, полными болью, на него смотрела сестра — единственный самый дорогой и близкий ему человек. Шелковые темные волосы девушки были распущены, что говорило о том, что она уже готовилась ко сну. Волнистым каскадом они падали на тонкие плечи и спину.        — Я так скучала!        — Анна! — вздохнул тот, заключая ее в свои объятия. — Маленькая Анна, как я рад, что снова тебя вижу.        Маленькая Анна, как ее всегда называл Итачи, из юной девчушки вытянулась в прелестную леди, чей нрав, вне всякого сомнения, остался таким же, как и был всегда.        Брат и сестра, по словам самого графа, были очень похожи друг на друга и внешностью, и характерами, хотя Итачи, пожалуй, отличался некой врожденной черствостью и надменностью, присущей, впрочем, всем членам этого рода. К нему как нельзя более относились слова: человек неплохих способностей, с потрясающе развитой интуицией, с достойными манерами, прекрасной речью, но слишком вольных правил. О нем говорили как о своевольном, упрямом и холодном человеке, и сам он считал это вполне заслуженным. Ведь из-за его характера тогда, поссорившись с отцом, он покинул это поместье на долгие четыре года.       Но люди многого не знали, хотя это никогда не мешало им судить о ком-либо. Только здесь, дома, все знали, каким на самом деле Итачи был: чутким, отзывчивым, заботливым. От матери он унаследовал лучшие физические качества: правильные черты лица, темный шелк волос, темно-карие глаза, бледный, аристократический тон кожи. От отца — властный и жесткий характер, великолепное телосложение, рост.

***

       В дверь неожиданно постучали.        — Заходите, черт бы вас всех драл! — с отвращением прозвучал грубый голос, после чего она резко открылась и в комнату вошел высокий парень в светлой рубашке.        — Простите, господин Саске, — он неловко перевел взгляд на сидящую рядом девушку в тонком шелковом халате, взгляд которой был холодным, почти суровым, — но… Но у меня важные новости. Наследник покойного графа прибыл в поместье вчера ночью.        Тот, нахмурившись, облокотился на колено, подперев ладонью подбородок.        — Хм, что ж, я ждал этого. Что еще?        — Товар был успешно доставлен, господин. Вот отчет. И… — он снова посмотрел на девушку. — И в поместье намечается прием в честь его приезда.        Тот поднялся и, задумчиво потирая пальцами подбородок, подошел к окну. Было бы весьма неплохо познакомиться с этим наследником и разведать, что это за человек, ведь от него будут напрямую зависеть дела Саске.        — Полагаю, что приглашения уже разосланы?        — Да, господин.        — Мне необходимо получить…        — Я уже достал вам и… Вашей леди.        Едва сдерживая довольную улыбку, Саске развернулся и, подойдя к тому месту, где сидел минуту назад, подал руку девушке и уволок её в свои объятия.        — Ты слышала, Ева? Нас с тобой ждет прием в поместье Учих. Скажи девочкам. Пусть отблагодарят его как следует.