Ломая рассвет

      Япония — страна с большими проблемами и сложным менталитетом. Каждый день, проведённый здесь, — испытание, посланное природой, оберегающей под материнским крылом как смерть, так и жизнь. Подзолистые почвы не давали больших шансов развивать земледелие, а неустойчивый климат — низкие температуры зимой и осадки летом — приносил дополнительные проблемы. Независимо от сезона крестьяне, словно беспомощные дети, боролись за жизнь: день и ночь работали на неплодородных почвах, выращивая рис и пшеницу. Летом обжигающие лучи солнца забирали влагу из истощённых земель; зимой благодаря океану климат смягчался. И всё же люди старались выжить, ухаживая за посевами риса, чайными плантациями и зерновыми культурами. Голод, способный посетить крохотные земли, побуждал крестьян заниматься различными ремёслами, чтобы иметь шанс купить самые необходимые продукты и вещи для существования.       Однако дождь — редкое явление в Киото. Бедные жители страдали от недостатка влаги, а иногда и вовсе умирали от истощения. С матерью-природой не поспоришь — она жалела только тех, кто будет трудиться. Природа учила жизни, требуя, чтобы её почитали, но не смели приручить, ведь тогда, как считал народ, мог обрушиться гнев Бога Земли, который сотрясёт материк и разрушит дома. Каждое явление — знак, сообщающий о будущих опасностях.       Как бы ни было тяжело, народ радовался апрелю. Именно в этот месяц можно увидеть красоту японских садов. Именно в этот месяц у одних молодых и вековых деревьев виднелись почки, а у других — яркие листья, укутавшие стройные ветки зелёным покрывалом. Самое долгожданное событие — цветение сакуры. Как приятно видеть, когда загадочное дерево с необычными розовыми лепестками дарило радость бедным детям и измученным родителям; как приятно измученным тяжёлым трудом крестьянам, не видавшим красоты жизни, наблюдать за танцем розовых лепестков. Тонкие отцвётшие бутоны кружились над серыми двухэтажными и одноэтажными домами, опадая на ещё необработанную землю.       — Камелия! — звонким и наполненным радостью голосом прокричала Сакура, сидя возле маленького дерева на зелёной траве. — Посмотри сюда!       Бодро вскочив на ноги с яркой улыбкой на белёсом лице, она сорвалась с места жаждущей свободы птицей, лёгким бегом направляясь к Камелии.       — Сакура, ты нашла нечто интересное и на этот раз? — улыбаясь, спросила та, аккуратно спускаясь с деревянных ступенек.       — Сакура отцветает! — приподняв бледно-зелёный подол платья, тем же невинным тоном произнесла она, остановившись на половине пути. — Сестрица, ну, не стой на месте! — топнув ногой, игриво прокричала Сакура, видя, как та таким же лёгким бегом направилась к ней.       — Где? Покажи! — с любопытством и неподдельным энтузиазмом, добежав до неё и аккуратно схватив за тонкие запястья, спросила Камелия, убрав прядь непослушных волос за ухо.       Непрошеным гостем появился тёплый ветер, который принёс несколько бледно-розовых лепестков к девушкам, локоны которых принялись играть с невидимым шалунишкой. Не соблюдая приличия, они кружились по просторному саду, наблюдая, как молодые листочки, словно редкие бабочки, кружились в воздухе.       — Вот! Видишь? — указав длинным пальцем в голубое небо, восторженно произнесла Сакура. — Очередной лепесток! — не сдерживая детского восторга, пропела она, поправив длинную прядь волос.       Сёстры кружились, словно в сказке, танцуя с воображаемым возлюбленным, который пообещал подарить им долгожданное счастье и радость, греющую сердце.       — Тебе замуж пора давно, а ты всё равно радуешься таким вещам, точно четырнадцатилетняя девчушка, — невольно посмотрев в небо голубыми глазами, тихо произнесла Камелия.       У неё не было желания отвлекать любимую сестру от такого невинного занятия, но она была старшей и должна показывать достойный пример. Обе прекрасно знали этикет, манеру речи и язык веера, вот только абсолютно не любили серьёзные мероприятия, на которых собиралось бесчисленное количество народа, приветствующего глав различных кланов.        — Нам следует вернуться в мастерскую и продолжить заниматься нашими делами. Смею заметить, что мы ещё не выполнили заказ от клана Хьюга, — понуро произнесла Камелия, поправляя бледно-жёлтое платье.       — Мне так хочется полюбоваться цветением сакуры, — погрустнев, горько ответила Сакура. — Но благодаря нашему умению наша значимость в искусстве растёт, а отец следит за землями, — прошептала она, печально выдохнув с закрытыми глазами.       Очередные нежные порывы ветра коснулись девушек, заставив тонкие платья развеваться на воздухе, а по телу, словно покинутые мирные жители, пробежались лёгкие мурашки, заставляющие невольно содрогаться. Сёстры всё бы отдали, лишь бы приятные мгновения так же ласкали душу, но прерывистый кашель развеял мечты в одно мгновение.       — Камелия? С тобой всё хорошо? — спросила Сакура, обеспокоенно и растерянно посмотрев на Камелию, схватив её за плечо.       — Да, конечно, — ответила та, непонимающе взглянув на сестру. — А ты что подумала? — поинтересовалась она, прищурив глаза.       — Да нет, ничего. Просто, — произнесла Сакура, натянуто улыбнувшись, и предложила: — Пойдём тогда.       Они не спеша направились к дому, что находился неподалёку. Сёстры шли по достаточно широкой тропинке, выложенной из крупных серых камней. Тёплый ветерок продолжал дуть навстречу, отчего по коже проносилось ощущение прохлады. Статные деревья, окутанные в листья и росшие по обе стороны тропинки, медленно покачивались от потока ветра, звучно шелестя. Летали птицы и что-то щебетали, да так громко, что даже на земле можно было услышать. Светлое небо в некоторых местах застилали перьевые облака, и слабо светило солнце. Создавалась приятная атмосфера умиротворённости. Сакура и Камелия шли молча, каждая наслаждалась щемящей душу красотой и думала о своём, да и не хотелось нарушать такую дивную тишину, которая сейчас была очень кстати.       Вскоре они оказались буквально в нескольких шагах от поместья. По одному только дому можно было подумать, что жили они лучше крестьян, но чуть хуже дворян. Небольшое деревянное поместье с широкой входной дверью и двумя окнами спереди. Стены были белого цвета, а крыша — кирпичного. Вокруг — яркая зелёная трава и могучие деревья. Семья Харуно славилась прекрасными садами и добрым нравом. Многие крестьяне верили, что у хороших людей и урожай хороший, а про то, что их маленькую семью защищала сама природа, и говорить нечего. В засуху и голод добрые помещики раздавали плоды, выращенные семьёй, бедным крестьянам, которые трудились на просторных землях клана.       — Скоро и у нас сакура расцветёт, — мечтательно произнесла Сакура, мурлыкая себе под нос какую-то мелодию.       — И тогда я не увижу свою сестру за рисованием, — слегка усмехнувшись, заметила Камелия, приподняв плечи, скрывая вырывающийся кашель.       Сакура засмеялась, зная, что так оно и будет, ведь её слабость — красота природы. Она никогда не стеснялась вести себя, словно ребёнок, радуясь жизни и судьбе. Как и Камелия, Сакура знала, что выдавать дочерей из-за состояния отец не станет, собственно, эта традиция сохранялась не первое поколение, что не могло их не радовать.       Сёстры медленно поднялись в дом, внутри которого находилась маленькая кухня, узкий коридорчик и несколько небольших комнаток. Некоторые пустовали, но в конце коридора маленькая дверца вела туда, где творились шедевры с посудой, тканью и нитками. Вокруг поместья росли деревья, цветы и кустарники, а на задворках стояло ещё два довольно высоких здания. Одно представляло собой конюшню, а другое — жильё прислуги, следящей за летней усадьбой.       Несмотря на статность, клан Харуно предпочитал летом покидать славное поместье в префектуре Вакаяма и уезжать в глухую деревеньку Такебото, чтоб некоторое время побыть в гармонии с природой. Юные наследницы могли расхаживать в европейских платьях, дурачиться и веселиться, прекрасно зная, что огороженное деревом поместье скроет их от людских глаз и порицания. Только в Такебото Камелии и Сакуре было дозволено шуметь и брыкаться, спать дольше, чем положено, и расхаживать в не самом лучшем виде. Именно там Камелии становилось лучше благодаря особым горячим источникам, а главе клана было удобно следить за работой крестьян.       Во дворе сёстры увидели маму, сидящую на новой деревянной скамейке около двери, ведущей в дом. Перед Мебуки на земле стояла изрядно потрёпанная деревянная чаша. Она сидела, наклонившись, и перебирала какие-то травы.       — Что, Сакура, снова рано встала и убежала, да? — с улыбкой покачав головой, спросила мать. По аккуратному, слегка морщинистому лицу стекали капли воды, перемешанные с потом, а короткие золотистые волосы пребывали в беспорядке.       — Прости, мама, — извиняясь в поклоне, произнесла та и вскрикнула, подняв зелёные глаза к небу и закружившись в немом вальсе: — Сегодня прекрасная погода!.       — Ты безнадёжна, — привыкшая к такому, сказала Камелия.       — Дорогие мои, — посмотрев на дочерей и поднявшись со скамьи, произнесла мать, требуя внимания.       Остановившись, Сакура, поправив длинное платье, встала рядом с Камелией, скрестив руки на животе. Обе чувствовали, что виноваты за столь дерзкие поступки перед матерью, но, привыкшие к заботе, любви и ласке, всегда спускали всё на авось, надеясь, что ничего непредвиденного не произойдёт.       — Мы слушаем, мама, — спокойно произнесла Камелия, одновременно с Сакурой кивнув.       — Девочки мои, не поймите неправильно, но вам следует держаться манер, — бросив неразобранные травы, произнесла Мебуки; дочери несколько раз моргнули. — Мне не нравится, что вы распускаете волосы. Вы должны понимать, что это даёт шанс молодым людям понять, что вы готовы выйти замуж. Однако в данный момент ни у одной из вас нет фаворита. — Она подняла руку, показывая, что речь не закончена, ибо прекрасно знала, что Сакура примется задавать вопросы. — Второе. Оно тесно связано с первым — ваши наряды. Следите, в первую очередь Сакура, за подолом. Мы не запрещаем тебе кружиться, но ноги должны быть скрыты хотя бы до колен, — строго сказала Мебуки, глядя в виноватые глаза дочерей. — Вы всё поняли?       — Мы поняли моменты, в которых оказались неправы. Просим простить нас, — склонилась в поклоне Сакура, говоря тихим, но достаточно ровным голосом. — Позвольте приступить к домашним делам? — выпрямившись, спросила она, улыбнувшись уголками губ.       — Ты и правда безнадёжна, Сакура, — покачала головой Мебуки, видя её несерьёзную улыбку, а затем рассмеялась в унисон с дочерьми. — Не можешь ты быть сдержанной до конца. Камелия, прикажи слугам выстирать все вещи, — велела Мебуки, поправляя тёмно-синее платье, на котором был повязан белый фартук.       — Как скажете, ма… — в очередной раз закашлявшись, не успела договорить Камелия, слегка согнувшись в спине.       Весёлость сразу сменилась серьёзностью. Когда она резко прерывалась, Сакура не находила себе места. Если кто-либо, наблюдая за такими сценами, проходил рядом, то всегда спешил помочь.       — Камелия! — шагнув к ней, вскрикнула Сакура. — Иди в кровать. Тебе нельзя долго быть на улице! — поучительно, но со страхом в голосе, шмыгнув носом, произнесла она, прижав Камелию к себе. — Я сделаю всё, а ты, если переживаешь, сплети верёвочку для цветов, но не перенапрягайся, — умоляющим тоном добавила она, слыша повторяющийся кашель.       — Солнышко, иди отдохни, — произнесла мать, выдохнув. — Сакура тебя никогда не подводила. Ступай вместе с ней.       В этих трёх хрупких женщинах семьи Харуно скрывалась самая настоящая мощь, способная сокрушить любого противника. Юные красавицы были весьма умны, способны помогать и направлять мужчину, а в опытной матери давно образовался стальной стержень, который даже Кизаши не мог сокрушить. Но самое главное — доброта, забота и любовь, присущие воспитанницам клана, ждавшим вторых половинок, которые способны развить эти чувства. Выйти замуж по любви — единственный способ дать дочерям развиваться, а матерям не страдать, подарив возможность чувствовать умиротворение в сердцах и безопасность за своё чадо. Слишком необычная семья для нравов, устоявшихся в обществе.       — Камелия, не перенапрягайся. В конце концов, у тебя есть я! — ободрительно улыбнувшись, скрыв печаль в глазах, игриво произнесла Сакура, придержав сестру за плечи.       Они неспешно добрались до входной двери, медленно ступая по деревянному светлому полу.       — Я знаю, что ты у меня есть, — переставая кашлять, ответила Камелия, измученно улыбнувшись. — Прости, что доставляю проблемы, — грустно добавила она, прекрасно зная, как тяжело бывает Сакуре справляться со всем одной.       — О чём ты говоришь? — повысила тон та. — Ты не виновата, что у тебя слабое здоровье. Главное, что ты жива! — прижав Камелию к себе за плечи, произнесла Сакура, приподняв уголки губ в полуулыбке.       — Я старшая сестра, а младшая обо мне заботится, как-то странно, — печально заметила та, проходя по узкому коридору, принимая помощь.       — Зато ты единственная, кто способна удерживать меня в рамках приличия. Я ведь слушаюсь только свою сестрёнку, — хихикнула Сакура, открывая дверцу, ведущую в их покои.       — Хоть на что-то я годна. Спасибо за заботу, — добавила Камелия, тряхнув волосами. — Я отдохну и примусь рисовать, а может, и за другую работу, кто знает.       Она легла на односпальную кровать.       — Отдыхай, — добавила Сакура, выходя из комнаты.       Тяжело вздохнув, она аккуратно закрыла фусума, украшенные рисовой бумагой с цветами. Улыбка тут же пропала с лица; сделав несколько шагов в конец коридора, Сакура шумно выдохнула. Неприятные мысли проникали в голову. Она понуро склонилась, печально глядя на свою комнату, в которой в очередной раз раздался глухой кашель.       — Почему ты так болеешь, сестрёнка? — стараясь скрыть боль, рвущуюся наружу, едва слышным шёпотом спросила Сакура, делая несколько шагов к очередной двери, ведущей в мастерскую.       Она медленно прошла в большую комнату, стены которой были разрисованы красками, а пол выкрашен в зелёный. Улыбнувшись, Сакура подошла к сёдзи и медленно, словно проверяя, не следит ли кто за ней, раскрыла дверцу, впуская воздух. Она лениво отошла от дверцы, беря тонкую кисточку и белую кружку, на которую осталось нанести лишь пару голубых цветов. Однако заниматься даже любимым делом сейчас не хотелось. Мысли были заняты совершенно другим.       И всё же… С невероятным интересом и любовью Сакура держала кисть, ставя точки и линии настолько аккуратно, что любой человек поразился бы её сосредоточенности. Работа продвигалась медленно, а время летело, не позволяя расслабиться. По крайней мере, рисование приносило удовольствие.       — Сакура, ты так и не убрала волосы, — качая головой, сказала Мебуки, держа в руках ярко-зелёную ленту.       — Ой, я забыла о твоей просьбе, — повернув голову в её сторону и тут же закусив губу, виновато произнесла Сакура. — И волосы не убрала, — ещё тише добавила она, ставя кружку на деревянный столик.       — Ты такая рассеянная, — обречённо заметила Мебуки. — Я так и знала, что ты обо всём позабыла.       — Прости меня, матушка, — смущённо прося прощения, опустив голову, ответила Сакура.       — Я давно с этим смирилась, — нежным, даже слегка убаюкивающим тоном ответила мать, вставая позади неё. — Кто бы мог подумать, — с горькой улыбкой на лице печально начала она, — что две девочки, похожие друг на друга как две капли росы, будут так отличаться.       — Я всегда вас расстраиваю, — опустив голову, всё тем же виноватым тоном произнесла Сакура, сдерживая слёзы.       Конечно, она уже привыкла, что её часто сравнивали с сестрой, но иногда это настолько смущало и раздражало, что хотелось плакать от беспомощности. Сакура была уверена, что Камелия во всём превосходила её: в манерах, сдержанности и умениях. А Сакура всегда старалась вырваться вперёд, мечтая, чтобы её заметили и хвалили так же, как старшую сестру, но откуда она могла знать, что всё происходило именно так, что все, кто знал клан Харуно, с завистью и небывалой искренностью расхваливали сестёр, преданных традициям.       — С чего ты взяла? — изумлённо спросила Мебуки, аккуратно собирая розовые волосы в замысловатую причёску.       — Камелия была вашей надеждой, вашим долгожданным ребёнком, — подбирая слова, чувствуя заботливые руки матери в волосах, начала Сакура, прерывисто дыша. — А сейчас она больна и невероятно слаба. От малейшего ветерка она может заболеть! — не сдержавшись, заплакала она, роняя крупные слёзы на руки, испачканные голубой краской. — Нечестно. Несправедливо.       Сакура не знала, как объяснить свои чувства. С одной стороны, нескончаемая и искренняя любовь, а с другой — скрытая зависть. Эти чувства пугали, загоняли в угол, а после принимались пытать душу и разум, словно надеясь надавить на болевые точки, о которых она и не смела догадываться.       — Глупая ты, — обняв её со спины, произнесла Мебуки. — Именно потому, что вы такие разные, такие необыкновенные и непохожие друг на друга, мы вас любим. Неужели ты думаешь, что я могу ответить на вопрос, кого из вас люблю больше? — присев на стул перед Сакурой, спросила она.       — Но ведь… я младшая и неуклюжая, — боязливо поднимая взгляд, прошептала она.       — И только из-за этого я и отец не должны любить тебя? — с удивлением и улыбкой на лице спросила мать, взяв её ладони в свои, не боясь измазаться краской. — Запомни, — видя слёзы, капающие из глаз, несколько строгим тоном начала она. — Ты любишь резвиться, Камелия — сидеть на месте, ты прекрасно рисуешь, а Камелия — поёт, ты быстро запоминаешь разные диалекты, а у Камелии подвешен язык, но именно вы обучаете друг друга. Вы как одно целое, и всем кланам это известно. Да, я признаю, что в последние годы мы говорим лишь о твоей старшей сестре, но ведь…       — Я понимаю, — убрав одну руку, вытирая краем рукава слёзы, сказала Сакура: каждое недомогание сестры всегда пробиралось в душу, заставляя нервничать, а затем, не сдерживаясь, плакать в надежде, что Камелии станет легче.       — Вспомни, скольким мужчинам вы отказали? — приложив руку к щеке дочери, спросила Мебуки.       Сейчас она, как никто другой, понимала чувства младшей дочери, зная, что внимание их образованию они практически не уделяли, а лишь нагружали обязанностями и поручениями. Мебуки и Кизаши без всяких разговоров могли понять, что отсутствием требований принуждали их к различной работе. Денег с каждым годом становилось всё меньше, а неурожайные годы изрядно подпортили капитал, но родители не смели обременять детей, продолжая работать ради их улыбок и счастья, желая им такой же любви и искренности, как у них. Мебуки помнила, с какой радостью надевала свадебное кимоно, выходя замуж за любимого мужчину, который долгое время ухаживал за ней.       — По-моему, на встречах и других вечерах мы многим дали отказ, — хихикнула Сакура, улыбнувшись, да так, что в глазах появилась искорка надежды и едва видного счастья.       — Вспомни, как ваш папа твердил, что если вы желаете, то он даст благословение на брак? — заботливо спросила мама, поцеловав её в щёку. — Ты неуклюжая, а Камелия трусишка, так что, нам теперь нужно с отцом третью девочку, которая будет идеальной? — встав на ноги, громко спросила она. — Да даже если и третью, то, я уверена, будет сверхактивной, а может, ленивой, — качнув головой, усмехнулась Мебуки. — Улыбайся, солнышко, — погладив Сакуру по волосам, заботливо добавила она, увидев любимый огонёк в ярко-зелёных глазах. — Вы самые лучшие! — громко добавила она, отходя к двери. — Закрой сёдзи, уже вечереет. Не хочу, чтобы ты заболела.       — Хорошо. Я только раскрашу ту вазу в жёлтый цвет, а после пойду помогать тебе, — измазав лицо в краске, произнесла Сакура, смущённо покраснев. — Вы вызвали Камелии лекаря?       — Конечно. Только не надо мне помогать на кухне. Уж лучше посуду помоешь и понаблюдаешь, — зная её кулинарные таланты, усмехнулась мать, выходя из комнаты.       Сакура ещё гуще покраснела, вспоминая, что лишь пару раз у неё получилось удачно сделать рисовый шарик, а о том, что нет таланта держать в руках нож, и говорить нечего.       — Зато я чай вкусно завариваю! — улыбаясь, сказала она, вставая со стула, и пошла вслед за матерью. — Надо навестить сестру.       Закрыв дверцу в творческую обитель, Сакура лёгким бегом добралась до знакомой комнаты и без каких-либо предупреждений ринулась в спальню.       — Камелия! — радостно вскрикнула она, резко закрыв за собой картонную дверцу. — Отдохнула?       Подбежав к сестре, Сакура тут же обняла сестру, марая кожу её лица краской, оставшейся на щеке.       — Что ты делаешь? — выставив руки, не сдерживая смеха, принялась спрашивать Камелия, сидевшая на кровати.       — Хочу поднять тебе настроение! — так же улыбаясь, весело ответила Сакура, отходя от неё.       — А если бы я спала, а ты так забежала? — встав с постели и взяв зеркальце, спросила Камелия, улыбаясь и глядя на сестру в отражении, видя её довольное лицо.       — Когда было такое, чтобы ты спала и соблюдала постельный режим? — закатила глаза Сакура и едва слышно усмехнулась.       — Ты права, — согласившись, произнесла Камелия, вытерев краску с лица. — Посмотри на себя и посмейся! — не скрывая улыбки, протянув зеркальце, сказала она, рассматривая голубые полосы на лице.       — Я знаю, что у меня на лице. А ещё и волосы слегка голубые! — повернувшись к ней спиной, ответила Сакура. — Сейчас я покрашу вазу в жёлтый, а затем приведу себя в порядок, — добавила она, слегка высунув кончик языка.       — Иди, доделывай. Мне лучше. Не беспокойся, — ободрительно произнесла Камелия, помахав ей рукой. — Главное, закрой сёдзи! — крикнула вслед она, привыкшая к растерянности Сакуры и привычке сидеть допоздна с открытыми дверьми.       Прокричав нечто похожее на «Хорошо», довольная Сакура вернулась в мастерскую и уже с приподнятым настроением принялась за работу, не забывая выполнить указы матери и Камелии. Она признавала, что порой вела себя слишком уж безрассудно, однако ничего не могла с этим поделать.       На улице вечерело, да так стремительно, что Сакура не знала: то ли она засиделась, то ли время действительно решило бежать настолько быстро, чтобы она опаздывала. Изрядно испачкавшись в краске, она тяжело выдохнула, отодвигая труды. На лице появилась довольная, но вымученная улыбка. Сакуре всегда трудно давалось усидеть на месте, практически не выходя из помещения. И всё же её вольность была слабее, нежели понимание, в каком положении их клан. Конечно, женщинам запрещено вести хозяйство, ведь патриархальному устою были подчинены все, кто проживал в Японии. Но кто говорил, что во время приближающейся войны нужно сидеть тише воды и ниже травы? Кто говорил, что женщинам запрещено интересоваться политикой? Причиной непонимания многих женщин было то, что они, ссылаясь на привычные запреты, не интересовались серьёзными вещами, продолжая ходить по шумному рынку в поисках дорогой ткани и заколок ручной работы.       — Ну, вроде всё хорошо! — осматривая комнату, произнесла Сакура. — Краску не закрыла! — Она вернулась к большому ведёрку на столе с посудой.       Собравшись с силами, Сакура схватила тяжёлую посудину и понесла к стене, но не выдержала: ведёрко с грохотом упало на пол, обрызгав платье, а после послышался шум падающего мольберта. Она лишь вскрикнула.       — Нужно срочно убрать! — испуганно произнесла Сакура, механически приложив жёлтые пальцы к щекам и губам.       Понимая, что понадобится помощь, она выбежала из комнаты, направляясь в центр дома, где, по её мнению, должен находиться отец.       — Папа! — прокричала она, ещё не добежав. — Папочка, я…       Склонив голову так, что волосы, собранные в ленту, расплелись, Сакура поклонилась ниже, как бы прося прощения за поведение, а после уже выпрямилась, намереваясь продолжить фразу.       — Здравствуй, Сакура, — улыбнулся черновласый мужчина, глядя на виновницу переполоха, ворвавшуюся в комнату, словно маленький вихрь, а после выпрямился, сидя на бело-красном татами, слегка кивнув.       — Фугаку-сан, — тихо произнесла Сакура, безудержно хлопая глазами, пристально глядя на знаменитого главу клана Учиха. — Здравствуйте, — тихо добавила она, наблюдая на то, как дёрнулся его слегка морщинистый лоб.       — Что-то случилось, дочка? — спросил отец, отрицательно качая головой, заметив небрежный вид Сакуры.       — Я… Да! Ой… — Сакура мгновенно отвернулась, вспомнив причину, побудившую её прибежать к отцу. Она невольно покрылась ярким румянцем, понимая, что стояла перед наиболее знатным кланом в простых вещах, да при этом измазанных в краске.       — Сакура, приведи себя в порядок, а затем вернись, — приказным тоном произнёс Кизаши.       — Я с радостью. Но у меня упала банка краски, а после — мольберт, но я при всём желании не могу поднять его. Вот и испачкалась… — снова повернувшись лицом, произнесла Сакура, заметив за спиной знакомого отца ещё одного молодого человека, сидевшего с необычайно серьёзным выражением лица.       — Я сейчас помогу ей, а затем мы вернёмся к разговору, — произнёс Кизаши, кивнув.       — Позвольте мне, — проговорил незнакомец, доселе тихо сидевший позади мужчин.       — Но ведь… вы гости, — отрицательно покачала головой Сакура, тут же прикрыв губы руками, зная, что она не имела права перебивать мужчин.       — Вы всё не меняетесь, — изрёк Фугаку, поправив чёрное кимоно, обращаясь к Сакуре. — Саске, помоги ей, — произнёс он, глядя на сына. — Мы после представим вас более официально, — изрёк он, получив кивок Кизаши.       — Спасибо, я откажусь. Попрошу прислугу привести всё в порядок, — сказала Сакура и, не дожидаясь ответа, быстрым, но тихим шагом направилась в сторону купальни, намереваясь переодеться в парадные ткани.       — Простите за такое поведение, — произнёс Кизаши, приложив к розоватым волосам руки. — Сакура никогда бы себе такого не позволила, видимо, она очень удивлена.       — Вы дали им слишком много свободы, — выдыхая, произнёс Фугаку. — И всё-таки, зная их уникальность, мне не нужны извинения.       — Отец, — подал голос Саске, — я полагаю, мне нужно дождаться дочь Кизаши-сана?       Он тряхнул головой, чтоб убрать несколько угольно-чёрных прядей с лица.       — Скоро мы вас представим, а после примемся обсуждать наши дела, — поспешил ответить глава клана Харуно. — Сакура расскажет тебе всё, что ты у неё спросишь, а после проводит в комнату. Мы надеемся, что вы найдёте общий язык.       — Всё ясно, — коротко ответил Саске, переводя взгляд на Кизаши.       — Не говори девушке ни о чём, связанном с браком, — получишь отказ, — добавил Фугаку. — Мы собираемся помочь клану Харуно, но с помощью вашего союза это невозможно. Совершенно другие моральные устои и нормы у этого клана.       — Я сам расспрошу Сакуру обо всём, — зная, что здесь он лишний, добавил Саске, глядя на место, где недавно стояла смущённая Сакура с ещё более невероятным цветом волос, чем у Кизаши.       — Саске, — непривычно серьёзным тоном обратился к нему Фугаку, — вы виделись с ней всего несколько раз. Будь к ней почтителен.       Он лишь глубоко поклонился, осознавая истинный смысл его слов. Он и сам знал, что громкая фамилия и так много значит для любого человека, вот только нельзя забывать, что клан Харуно — вечный спутник клана Учиха, чьё сотрудничество длится не одно поколение. Так было заведено когда-то и должно продолжаться впредь, ведь когда-то эта умная мысль позволила удержаться на плаву. Правильная политика спасла, потопив врагов. Саске мало разбирался в привычках и нравах этой семьи, но речь отца давала понять, что одно неверное слово в сторону Сакуры — и его будет ждать серьёзный разговор, который может закончиться чем угодно.