Солнце встает за Уралом

После той роковой новости как будто что-то сломалось, изменилось в каждом из жителей усадьбы. Юлик не шел на диалог, занимался делами во дворе и совсем не горел желанием с кем-то контактировать; Ларин после тщетных попыток разговорить парня уехал к Алексею Пафнутичу, сославшись на то, что ему воспитание не позволяет так игнорировать приятеля. Варя же все свое внимание уделяла замкнувшемуся в себе Юлику и из кожи вон лезла, чтобы помочь тому. Но у нее не очень-то получалось. Ларина не было уже второй день, Юлик начинал переживать. Тот, уезжая, сказал, что вечером вернется, но мало ли, что могло произойти у барина. Второй день приближался к закату, и едва ли извозчик в такое время согласится запрягать своих коней. Дорога все-таки темная, ухабистая, животное может запросто себе ногу сломать. Зачем Юлик думал о дороге, о том, что сейчас может делать Ларин у барина и у барина ли он, парень не знал. Как и не знал, почему его так беспокоит отсутствие столичного гостя. Но он не мог не признать, что валяющихся в коридоре листов бумаги, измазанных чернилами, ворчания и разговоров о чем-то очень умном и далеком от Юлика, не хватало. Варя иногда пыталась заговорить с парнем, но то было совсем иначе. Девушка краснела, смущалась, путалась в словах и долго молчала. Самому Юлику же нечего было ей сказать - не то настроение было. Хоть он и кое-как смирился с утратой, голова все еще была наполнена самыми темными мыслями. Все больше он задумывался о том, а что было бы, будь Агриппина вольной крестьянкой; что было бы, если бы это крепостное право и вовсе отменили. Ларин частенько заговаривал об этом, и Юлик все чаще ловил себя на том, что согласен с каждым высказыванием Дмитрия: крепостное право угодно только царю, и никто не захочет что-то менять. Особенно после того жуткого "представления" с декабристами. Умирать не захочет никто. - О чем думаешь? - послышался робкий голос Вари за спиной. Юлик сидел на кухне со ставшим уже привычным для него угрюмым выражением лица и смотрел в стену. - Да так... - негромко ответил он. - О своем. - Меня убивает твоя тоска, - с горечью в голосе произнесла девушка. - Ну разве я не могу тебе чем-то помочь? Я же твой... друг. - Ох, Варя, милая... - Юлик закусил губу и посмотрел в глаза девушке. - Если бы я сам мог себе помочь... Не забивай голову, это все временное, пройдет, уверяю тебя. Скажи лучше: тебе никакая по дому помощь не нужна. Девушка ненадолго задумалась. - Ну, пока барина нет, можно в подпол слазить, овощей каких-нибудь достать да солений. А то уже в кладовой пустеет. Юлик коротко кивнул и кинулся поднимать тяжелую крышку на полу. Когда его старания увенчались успехом, из пола зияла огромная, черная дыра, которая всегда пугала впечатлительную Варю, и потому сама она туда заглянуть не решалась. - Ты пока полезай, а я свечу зажгу и подам тебе, - произнесла она и куда-то убежала. Скоро она вернулась с небольшим огарком, горевшим слабым, тусклым огнем. Но в подполье благодаря ему стало значительно светлее. Юлик как-то бездумно нагребал в ведра картошку, морковку, ссыпал что-то в мешок, доставал наверх банки. В один из таких моментов он, по привычке взбираясь вверх по неудобной лестнице, столкнулся лицом к лицу с Варей, которая вдруг решила посмотреть, почему Юлик так надолго пропал внизу. Ее лицо было совсем близко, парень чувствовал ее дыхание своим носом, щеками, губами. - Ой, - как-то с придыханием произнесла девушка, но отстраняться не спешила. Юлик и сам был как будто парализован этим внезапным столкновением, и, ведомый каким-то незнакомым доселе чувством, парень приблизился к губам девушки. - Ты чего... - прошептала она, отстранившись на какое-то ничтожное расстояние. Ее щеки покрылись румянцем, глаза заблестели. - Ой, Варя, прости, - Юлик тряхнул головой и скрылся в подполье. В голове все смешалось окончательно и бесповоротно. И сквозь шум собственных мыслей он услышал привычное робкое Варино. - Здравствуйте! Наконец-то вы вернулись, а мы уже заждались. И короткое, холодное: - Да, я заметил.