Последний шанс Тома Реддла

      Он ехал и ехал, не останавливаясь, пока звезды не поблекли, а небо не вылиняло в предрассветную синь. Езда верхом оказалась настоящей пыткой — он, кажется, стер о проклятое седло все, что только мог. Поэтому обрадовался не на шутку, когда из предрассветной дымки впереди забрехали псы. Стоянка! Значит, он выбрал верное направление. Страшно довольный собой, Том пришпорил уставшего коня… и не смог сдержать вскрик злобы и разочарования. Заговоренный был мерин или он просто сбился с пути? А может, какое существо вроде лешего позабавилось… только проклятая кляча привезла его обратно к опостылевшей юрте Цэрэн-Шулам.       На лай псов вышла Алтанцэцэг, посмотрела, кто приехал, и кликнула шаманку. Том, сцепив зубы, сполз с седла, сел на выстывшую за ночь землю и чуть не плача от досады, стал дожидаться своей участи.       Конечно, его наказали, и за кражу лошади, и за неудавшийся побег. Нет, вопреки ожиданиям, ему не причинили боли. Собственно, ему и слова никто не сказал — Алтанцэцэг лишь забрала уставшую лошадь, привязала у юрты и, взяв верёвку на длинной палке — уургу, пошла ловить себе другую. А Тома просто перестали замечать. Он мог сидеть у костра, мог брать воду и передвигаться по стоянке, но больше никто не обращался к нему и даже не смотрел в его сторону. Том стал пустым местом. Кормить его тоже перестали.       Поначалу это даже радовало — никто не мешал изливать злость и досаду равнодушной вселенной. Его наконец-то оставили в покое! Он разрабатывал десятки новых планов побега, параллельно мечтая, как сожжет все перья на крыльях Аолы — по одному, не торопясь, а потом вовсе поотрывает их к чертовой матери. А когда ей станет нечем отбиваться — изнасилует мерзавку самым грубым и жестоким образом. Может, после этого он ее и простит… как знать?       Но пустой живот довольно скоро заставил вернуться от мстительных фантазий к грубой реальности. От запахов, наплывавших от костра, желудок сводило судорогами, а рот наполнялся слюной похлеще, чем пасть бешеной собаки. Конечно, у Тома не было ножа, но убить ягненка камнем и запечь целиком где-нибудь подальше от стоянки, опалив шкуру на огне, он бы смог… Вот только волкодавы, получившие выволочку за свою беспечность, стали караулить его в сто раз строже. Он и шагу в сторону скотины ступить не мог в отсутствие хозяек. Нечего было и мечтать подоить козу или стащить ягненка. Голод становился мучительным.       На третьи сутки Том сдался. Сугар как раз ловила коз и связывала, чтобы их подоить.       — Давай помогу… — предложил он, не глядя ей в глаза. Девчонка ничего не ответила, и он стал ловить остро пахнущих животных и связывать за рога, голова к голове. Козлята уже подросли, но молоко ещё было. Когда Том услышал, как тугие струйки ударяют в дно кожаного ведерка, его аж замутило. Есть хотелось ужасно. Живот, кажется, к спине прилип… Теперь у него постоянно что-то болело — то ободранный палец, то намозоленные ладони, то натруженные в седле бедра. Но ноющая под ложечкой пустота была самым неприятным напоминанием о человеческой немощи.       Сугар оставила его освобождать коз и ушла к юрте, процедить молоко. Том справился с работой быстро, потом прихватил верёвку и отправился в степь за хворостом для вечернего костра. Шаманка видела, чем занят ее батрак — пациентов не было, и она отдыхала, попивая чаек со сладостями на солнышке перед распахнутыми дверями своего жилища.       Том вернулся, набрав приличную охапку топлива, что сгорит как порох, но даст сил разгореться кизяку. Он видел, как Сугар налила в миску молока и взяла лепешку. Но отнести ему еду шаманка не позволила. Прикрикнула, заставив поставить пиалу на низкий столик, а когда девчонка что-то возразила, почтительно склонив голову, старуха вдруг влепила ей пощёчину. Том подскочил как ужаленный — это было неожиданно и дико несправедливо.       — Не трогай ее! — прошипел он, метнувшись к старухе. — Она не сделала ничего плохого! Я эту еду заработал!       Шаманка гневно сверкнула черными щелочками глаз и потянулась за ножом. Том стоял перед ней, стиснув кулаки, зная, что его ждет. Пара волкодавов с рычанием следили за каждым его движением. Но Цэрэн-Шулам вдруг передумала.       — Хол явах!* — прикрикнула она, махнув отполированным лезвием. Он плюнул, повернулся и ушел к источнику. Напился холодной до ломоты в зубах воды из пахнущих козьей шкурой ладоней. Сел на пригорке, подтянув колени к груди. Сосущее в солнечном сплетении чувство чуть притупилось, но голова все равно легко кружилась. Что теперь? Старуха заморит его голодом? Ха…       Интересно, получится поймать сурка, если лить в нору воду, а на входе из нее растянуть мешок на какой-нибудь подпорке? Собаки иногда ловили и приносили к юрте крупных толстых зверьков. Шкура у них так и лоснилась от нагулянного за лето жира… Вкусные, наверное…       Он судорожно сглотнул набежавшую слюну и обернулся, услышав легкие торопливые шаги. Это была Сугар. Девчушка поспешно спустилась к роднику, придерживая подол и все время оглядываясь. За ней следом прибежал один из кобелей, стал шумно лакать воду. Монголка подошла к Тому, достала из подола румяную лепешку и кусок вареной баранины. Потом выгребла что-то из карманов своей расшитой узорами жилетки и показала жестом — подставляй ладони. Высыпала туда горсть сухофруктов и засахаренных орешков.       — Тебе, сахарок**, опять попадет, — хмыкнул Том. Девчонка явно сделала это тайком от старухи. Она махнула рукой, и это могло означать что угодно — мне все равно, не очень-то страшно, переживу. И Том вдруг впервые в жизни почувствовал, что такое солидарность слабых перед лицом того, кто намного сильнее тебя. Магла пожалела его, не страшась наказания, хотя заступиться за нее саму в этой глуши перед ведьмой было некому. Под ложечкой тоскливо заныло, и на этот раз вовсе не от голода.       — Баярлалаа, Сугар…*** — тихо сказал он, и та вдруг улыбнулась застенчиво, закрыла круглое как луна личико рукавом и убежала.       Том долго смотрел ей вслед, ошарашенный новым для него чувством. Потом поднес лепешку к лицу и вдохнул теплый, сытный запах. Отщипнул кусочек, стал неторопливо жевать, помня, что после голодовки нельзя сразу набрасываться на еду, можно заработать заворот желудка. Пожалуй, это было самое вкусное из всего, что он ел за всю свою жизнь… даже вкуснее фиников и рахат-лукума из рук Аолы.       Вечером у костра Сугар протянула ему, как и всем, порцию наваристой похлебки, и шаманка ни слова против не сказала. Том был прощен, а инцидент исчерпан.       Жизнь пошла своим чередом. Том осваивал мужскую работу — учился ловить скот уургой, отгонять животных на пастбище. Без травм не обходилось — как-то его лягнула пугливая кобыла, а одна корова с особо скверным характером поддела рогом. Ладони покрылись коркой грубых мозолей. Шаманка хихикала, латая неумеху, но и на похвалу не скупилась, когда он что-то делал как следует.       Холодало, и как-то утром девчонки достали кучу крашенных в разные цвета реек, большие куски белого войлока, и за час собрали еще одну юрту. У Тома появился собственный угол и постель на мужской половине. Втайне симпатизировавшая парню Сугар сшила ему теплую жилетку и довольно нелепую шапку из войлока, а старуха расщедрилась и выдала теплую обувь. Принимая подарки, он с тоской подумал, что проторчит в этой дыре до весны, если не организует еще один побег в самое ближайшее время. Зимой и думать об этом нечего, морозы поди такие трещат, что только до туалета и добежишь.       Сила к нему так и не вернулась. Аола не навестила его ни разу. Похоже, она просто бросила его… Острая злость прошла, остались только тоска и сожаление о том, как он обошелся с ней… Заснуть сразу не всегда получалось даже после тяжелого дня, и он, глядя в войлочный потолок, мечтал почувствовать ее аромат, тепло ее нежного тела рядом… Наморщит, небось, свой хорошенький носик… от него теперь то еще амбре. Гигиенические привычки монголов угнетали Тома не меньше неволи. Когда он попытался вымыться там, где поили скотину, и постирать одежду, на него накричали. Нельзя, оказывается, мыться под открытым небом — надо в юрте, иначе разразится гроза и молнии побьют скот. Пришлось размазывать грязь ровным слоем, нагрев воду в тазу.       Готовя второй побег, Том специально подогревал симпатию Сугар. Если сделать маглу своей союзницей, она покажет дорогу, и тогда он точно выберется отсюда. Куда потом девать влюбленную в него девчонку, он не думал. В любом месте лучше, чем здесь, под властью чертовой ведьмы. Шаманка сама этому способствовала, отпуская шуточки на тему — а не женить ли Малэрдэ? Не такой уж и пропащий оказался. И руки не совсем из тылов растут. И подмигивала красневшим и хихикавшим в рукав девчонкам.       Ничего не зная о свадебных обычаях монголов, Том стал спать вполглаза. А то мало ли… ляжет ночью под бочок щекастенькая эта, утром проснулся — уже женатый. Поди докажи, что пальцем ее не трогал и не мечтал даже о таком счастье. Влюбленная монголка ему пригодится, жена на фиг не сдалась.       Ближе к октябрю у верблюдов начался гон. Величественные как британские лорды, взиравшие на мир с презрением флегматики превратились в совершенно дурных, ревущих и кидающихся на все живое чудовищ. Даже волкодавы их опасались. Том и так их сторонился, после того как вожак, гад такой, харкнул ему прямо в лицо, а тут и вовсе стал обходить десятой дорогой. Самцов было всего двое, их привязали по разные стороны выгона, чтобы не подрали друг друга. Но в один далеко не прекрасный день молодой отвязался и напал на вожака, здорово того искусав. Драчунов разогнали шестами и снова привязали. Сугар принесла мазь и стала смазывать раны, пока Алтанцэцэг его успокаивала. Верблюд стоял смирно, понимая, наверное что ему помогают. А потом… может, девчонка сделала ему больно, или моча дурной скотине снова в голову ударила? В общем, когда Том услыхал крики, тварь уже вцепилась в голову Сугар огромными зубами, а потом швырнула ее на землю и принялась топтать. Алтанцэцэг кричала и била его шестом, псы драли за ноги, но тот совсем обезумел.       Все случилось в какие-то секунды. Том был слишком далеко от выгона, под рукой не было ничего, что он мог бы взять без спроса. Верблюд затоптал бы ее насмерть… Сработал рефлекс, привитый годами тренировок. Он просто выбросил обе ладони вперед и крикнул:       — Остолбеней!       Энергия прошла через тело теплой тугой волной, вырвалась из пальцев красным извитым лучом и ударила во взбесившееся животное, отшвырнув от жертвы на несколько метров.       Когда шаманка вышла из юрты на шум, Том уже склонился над пострадавшей. Алтанцэцэг плакала в голос. Верблюд практически скальпировал девчонку, и кто знает, во что превратил ее внутренние органы? Осторожно подняв ее на руки, Том отнес раненую в юрту к старухе, уложил на постель. Та захлопотала вокруг - мол, дальше я сама, но он остановил ее властным движением руки, опустил ладони к голове и груди Сугар и велел:       — Вулнера санентур!       Еще один теплый толчок откуда-то изнутри, из солнечного сплетения, и страшные раны, нанесенные верблюжьими зубами, стали затягиваться на глазах. Шаманка ахнула и всплеснула руками. Том, сам себе не веря, поднес ладони к лицу и смотрел на них, улыбаясь счастливо и чуть жутковато. Так вот что чувствует Аола, когда колдует…       — Позаботься о ней, — сказал он Цэрэн-Шулам и вышел из юрты. Оглядел выгон с задравшим лапы обездвиженным верблюдом, стелющуюся до горизонта степь. Поднял полыхнувшие багровым глаза в бледное осеннее небо. Снова улыбнулся и трансгрессировал.       На пыльном дворе остались только зареванная Алтанцэцэг, вмиг переставшая плакать, да озадаченные псы. *уходи (монг.) **имя Сугар созвучно с английским sugar — сахар. ***Спасибо, Сугар (монг.)