Трое проклятых

      Она не знала, как долго пробыла в темном трюме — время здесь превратилось в тягучую патоку и тянулось невероятно медленно. Казалось, прошло уже несколько дней. Пираты не спешили заглядывать внутрь, будто пленница не имела никакого значения, а девушка давно уже сумела растянуть веревки, и теперь бледной тенью бродила по замкнутому пространству, пытаясь найти хоть какую-то брешь в своей темнице и выбраться наружу.       Люк был заперт. Это она поняла в первые секунды мнимой своей свободы, когда, почти обезумев от радости, бросилась к единственному выходу.       — Да будьте прокляты! — вновь выругалась Люсьена, в бессильной ярости ударив кулаком по старому дереву и засадив несколько заноз.       Девушка вздохнула, вновь обошла узкое пространство по кругу и угрюмо плюхнулась на ближайшую бочку из-под солонины, скрестив ноги под длинной грязной юбкой. Идею перевернуть все здесь вверх дном она тут же откинула. Пираты все-таки не благонравные жеманные девицы, которые от учиненного ею бардака будут падать в обмороки и обмахиваться морским окунем за неимением веера. Скорее, они ее саму засунут в бочку и спустят на морское дно, не спросив дозволения у графской особы.       Перспективка мрачная, как ни глянь.       Поэтому молодой графине не оставалось ничего, окромя того, чтобы уныло сидеть на бочке и размышлять о горькой своей судьбинушке, выковыривая из пальца занозу грязными ногтями.       Вскоре девушка ощутила неприятное жжение в животе — все-таки плен пленом, но кушать-то хочется. А перспектива помереть от голода в пиратском трюме как-то не прельщала, поэтому графиня, тщетно подобрав юбки своего измачаленного платья, спустилась с бочки и поковыляла к растреклятому люку. Наверняка же кто-то должен был сидеть снаружи и охранять пленницу. Ну, и оставшиеся бочки с ромом — от графского вандализма.       Настойчивый стук заставил задремавшего юнгу подпрыгнуть от удивления: ему казалось, что настырная девица давно уже отчаялась выбраться и ныне скулила где-нибудь в уголке безрадостного трюма, обвешавшись слезами и соплями, как и положено знатной особе женского пола. Но нет — она настойчиво продолжала скрестись в поисках выхода, как крыса, что пытается покинуть тонущий корабль.       Юнга скривился.       Стук возобновился с новой силой.       «И откуда только такие бабы берутся? — подумал юноша, шмыгнув носом и насупившись. — Вот счастье-то привалило».       — Чего тебе? — не выдержал парень, развернувшись лицом к люку, но не решаясь его открыть.       — Поесть можно? — вопросом на вопрос ответила ему девица, пытаясь разглядеть сквозь щели в досках своего невольного тюремщика. — Я голодная.       — Поесть? — тупо переспросил юнга, растерянно моргнув. Такого он не ожидал: пленница так долго рвалась наружу, едва ли не расцарапывала обшивку судна изнутри, а здесь так невинно вопрошает о дозволении, прости господи, пожрать. Нет, что-то явно с ней было не так.       — Ну да, — ответила графиня, закатив глаза на очевидную недалекость своего собеседника. — Я здесь сижу уже несколько дней. Сам потом будешь объяснять капитану своему, почему заложница померла с голоду.       — Э-э-э, — протянул юнга, в панике оглядываясь по сторонам в поисках помощи. Но боцман был далеко, а часть команды вообще высадилась на берег, чтобы пополнить запасы воды и еды. Ну, возможно, еще и по борделям заплыв совершают, пока он тут вахту несет. — Ладно. Ешь.       — Спасибо, — поскреблась пленница в ответ и, судя по шорохам, доносящимся из-за люка, направилась обратно к бочкам.       — Не за что, — буркнул в ответ юнга, вновь занимая свой пост и скрещивая руки на груди в надежде вздремнуть.       Однако уплыть в блаженные сонные кущи ему не позволил гул радостных голосов. Юнга лениво приоткрыл глаз и мгновенно вскочил на ноги, да так стремительно, что умудрился зацепить своим коротким палашом ящик, на котором сидел. Тот опасно покачнулся, но устоял.       Мальчишка устремился к трапу, чтобы взобраться обратно на палубу и присоединиться к всеобщему оживлению.       К их бригу приближалась лодка. На ее носу мерно покачивался зажженный фонарь, а весла лениво и плавно рассекли водную гладь, покрытую маслянистой пленкой ночи. Юнга бросился к борту, растолкав нескольких зевак.       В лодке было три человека, одним из которых, судя по внушительной фигуре, являлся боцман. Именно он сидел на веслах. Рядом с ним, привычным движением скрестив руки на эфесе сабли и поставив ногу на корму, стояла квартирмейстер. Тусклые блики лампы очерчивали ее строгое лицо и делали его мрачнее, чем обычно.       Третий силуэт оставался в тени. Свет будто боялся приближаться к нему, выхватывая из тьмы лишь очертания его фигуры. Он сидел спиной ко всем, устремив взгляд на удаляющиеся огни берега.        — Кто там с вами? — крикнул Грей, взобравшись вверх по вантам и вглядываясь в малочисленный экипаж лодки. — Нам тут лишние рты не нужны.       — Капитан считает, что этот рот нам пригодится, — хохотнул в ответ Боцман, кинув на предмет их обсуждения насмешливый взгляд.       Юнга перевесился через борт. Сидящий в лодке незнакомец медленно повернул голову. Кормовой фонарь на лодке погас. Его умирающий отблеск отразился в горящих глазах невольного гостя и остался плененным там.       — Капитан ошибается, — произнес тот, скрестив руки на груди.       — Знакомый голос, — протянул канонир, лениво прищурив правый глаз. — Неужели кэп умудрился тебя уговорить?       — Кэп уговаривать не умеет, Грей, — хмыкнул в ответ боцман. — Его силой приволокли и сбросили в шлюп.       Лодка вплотную подплыла к левому борту. Боцман и молчаливая квартирмейстер с выжиданием уставились на третьего пассажира своего крохотного судна. Мужчина, вздохнув, с явной неохотой поднялся на ноги и первым приблизился к борту, хватаясь руками за выступы, чтобы забраться на палубу.       Когда его ладонь коснулась последнего уступа, и он подтянулся на руках, чтобы окончательно вступить на палубу брига, кормовой фонарь тревожно мигнул, однако не погас.       — Нацу… — выдохнул юнга, узнав в новоприбывшем своего лучшего друга, и бросился на парня с объятиями. Однако поднявшаяся на палубу вслед за ним квартирмейстер резко схватила его за плечо и оттолкнула в сторону. — Эрза, что…       — Пока капитан не взойдет на палубу этого брига, никто, — она сузила темные глаза, сжав эфес сабли. Люди опасливо отошли на несколько шагов назад, — я повторяю: никто не подойдет к пленнику ближе, чем на несколько метров. Я лично за этим прослежу.       — Грозная Эрза Скарлет, — фыркнул Нацу, сунув руки в карманы своих шаровар и усмехаясь. — Понятно, что капитан нашел в тебе.       — Заткнись, — посоветовала ему квартирмейстер, толкая в спину в сторону трапа, ведущего на батарейную палубу. — Шагай.       — В трюм? — скептически поинтересовался канонир, приподняв темную бровь, но мгновенно стушевался, столкнувшись с тяжелым взглядом Эрзы Скарлет.       Понукаемый толчками в спину пленник покорно позволил конвоировать себя до люка, ведущего в трюм.       — Руки, — потребовала квартирмейстер, сведя тонкие брови к переносице. Пленник покорно повернулся к ней спиной и позволил стянуть запястья грубой бечевкой. Отомкнув массивный замок, квартирмейстер толкнула его внутрь, не особо заботясь о том, чтобы его пребывание на корабле обошлось без травм. Тот упал на колени, недовольно охнув.       — Ты просто прелесть, Скарлет! — крикнул он, когда люк над его головой захлопнулся и послышался скрежет ключа в замке. — Чтоб тебя… хоть бы веревку помягче выбрала что ли…       Он обвел взглядом пространство. Глаза начали привыкать к темноте, и парень разглядел малочисленные бочки с едой и ромом. Похоже, дела у его давних друзей пошли на убыль, и они решили пополнить запасы. Но вот как Зереф наткнулся на него — до сих пор неясно. Вроде же и следы заметал, и мордой своей светить не особо пытался, и даже шевелюру свою под шарфом скрывал постоянно. Даже меч свой умудрился запрятать так, что его бы даже самые натренированные ищейки не нашли. Так нет же!       Вездесущий капитан «Дракона» нашел его даже здесь — в портовом городке, у которого и названия-то не было. Вернее, когда-то у него было и название, и даже вывеска у въездной дороги, да вот только войска Арболеса во время последней войны постарались на славу, огнем и мечом выжигая все на своем пути к столице Фиора. И этот рыбацкий приют оказался на их пути. От когда-то блестящего прибрежного горда Фрезия — одного из основных портовых городов страны — остался один лишь выгоревший остов. И лишь старожилы помнили город таким, каким он был двадцать семь лет назад — цветущим и чертовски вычурным.       Нацу со вздохом поднялся на ноги, чувствуя, как мерно стукаются о днище корабля волны. Он взглядом нащупал в темноте старый незажженный фонарь и целенаправленно побрел в его сторону, ловко лавируя между небогатым содержимым трюма.       — Хоть бы свет зажгли, ей-богу, — буркнул он, пытаясь разглядеть наличие фитиля в стеклянном корпусе. Было бы еще, чему гореть.       Рядом что-то шаркнуло, и мужчина стремительно обернулся, ожидая увидеть крысу или даже незнамо как забравшегося внутрь краба, но никак не замершую над бочкой с солониной девицу, чей испуганный взгляд он мгновенно ощутил на своем лице.       — Вот так крысы пошли, — присвистнул он, пережив первый шок. — Все растут и растут.       — Где?! — вмиг возопила незнакомка, отскочив от бочки на добрую пару метров.       — Кто? — растерянно моргнул Нацу, внутренне сетуя на завязанные руки.       — Крыса, — все тем же дрожащим голосом ответила ему темнота. Судя по шорохам, чувствительная барышня взгромоздилась на одну из бочек и тщетно пыталась разглядеть под ногами несуществующего грызуна.       — Вообще-то я имел в виду тебя, — ухмыльнулся Нацу, поворачиваясь спиной к фонарю и незаметно щелкая пальцами. Старый фитиль медленно, но верно начал тлеть, распространяя тусклый и неровный свет.       — Хам, — констатировала девица, все еще настороженно спуская ноги с бочки. — Разве так обращаются с дамами?       — Разве дамы едят руками слегка подтухшую солонину? — скопировал ее тон недавний вышибала, отступая в сторону. Фонарь высветил изодранную неопределенного цвета юбку, грязные босые ноги, стянутую корсетом талию и грудь, длинную белую шею и очаровательное слегка округлое лицо с миндалевидными темными глазами. Насупившаяся девушка смахнула прилипшую к губам прядь некогда светлых волос и с легким отвращением встряхнула руками, перепачканными в жире и соли.       — Я не… — она мгновенно стушевалась, понимая, что незнакомец, по сути, говорит правду. Хоть и очень нелицеприятную.       Мужчина тем временем продолжал сверлить собеседницу насмешливым взглядом, что вконец заставило ее смутиться и спрятать руки за спину. Бежать ей было некуда: она понимала, что если он захочет, как и всякий пират, женского внимания, то едва ли она сумеет что-либо предпринять в свою защиту — вон, какие мускулы у него знатные, да и взгляд слишком горящий, даже лихорадочный. Или это свет так причудливо падает?       — Ты кто вообще, принцесса? — внезапно поинтересовался он с неприкрытым весельем в голосе. — Не припоминаю, чтобы пираты баб в трюме за собой таскали по всему свету. Бордели еще никто не отменял.       — Я не шлюха! — вмиг окрысилась девица, еще больше позабавив бывшего пирата. — И не портовая девка!       — Разница невелика, — хмыкнул он в ответ, а после как-то слишком подозрительно начал к ней приближаться. Девушка невольно сглотнула, вмиг растеряв весь свой боевой настрой и, сжавшись, попыталась отступить, но лишь уперлась спиной в грубые доски, едва не свалив на себя какой-то хлам с одной из полок.       — Не подходи ко мне, — пролепетала она, пытаясь рукой нашарить хоть какое-то оружие, чтобы защититься от непонятно что задумавшего незнакомца. — Не смей, я… я… — она, зажмурившись, схватила первое, что коснулось ее пальцев, и махнула рукой в сторону предполагаемого насильника.       — Побьешь меня крысой? — со смешком уточнил тот, остановившись и глядя на вмиг побледневшую воительницу. Та с писком выпустила из онемевших пальцев погнутую ложку и вжалась в доски, пытаясь одновременно с этим максимально сильно поджать ноги и не упасть в обморок. — Да брось, пошутил я. Нет здесь крыс.       — Ты… ты… — девушка задохнулась от возмущения и уже занесла руку, чтобы отвесить нахальному забияке пощечину, но тот внезапно повернулся к ней спиной, показав стянутые грубой веревкой запястья:       — Не поможешь?       — С чего это вдруг я должна тебе помогать? — поинтересовалась она, заметно расслабившись от понимания того, что никто вроде не собирается посягать на ее невинность.       — Ну, может потому, что мы вместе сидим в этом чертовом трюме? — с сарказмом произнес тот, закатив глаза. — И будет несколько несправедливо, что мои руки связаны, а твои — нет. Мало ли чего от тебя можно ожидать.       Девушка опешила. Ожидать? От нее? Она, что, похожа на того человека, который может совладать с сильным мужчиной одной левой? Да что он о себе возомнил, этот оборванец?       — От меня? — зло прищурилась девушка, уперев руки в бока. Нацу едва сдержал смех — грязная в неопознаваемом тряпье девчонка смотрелась просто смехотворно в своем праведном гневе. — А что я могу ожидать от тебя, когда ты будешь свободен? — она победно и презрительно улыбнулась. — Ну уж нет. Если нам и суждено сидеть здесь, в этой дыре, то я хотя бы буду знать, что руки твои до меня не доберутся, нахал.       — Не больно-то и хотелось, миледи, — пожал плечами Нацу, не прекращая усмехаться. — Моим рукам и без того есть чем заняться, — он, поморщившись, дотянулся до конца веревки и потянул за него, проверяя узел на прочность. Что ж, стоило признать: квартирмейстер свое дело знала, и узел у нее получился на славу — за минуту не развяжешь. — Приятно было познакомиться.       Люсьена с растерянностью смотрела, как ее внезапный сосед по злоключениям спокойно отошел в сторону и уселся на одну из слегка перекошенных балок, принимаясь осторожно растягивать узел на веревках. Он будто в одно мгновение совершенно потерял к ней всяческий интерес и во время процесса даже ни разу не взглянул в ее сторону.       Это было несколько оскорбительно.       Графиня осторожно, практически на цыпочках прокралась ближе к люку и уже там затесалась в уголок между бочками и обшивкой, пытаясь стать меньше и как можно более незаметной.       Ей было странно даже подумать о том, что ждало ее в тот момент, когда сильные руки незнакомца окажутся свободны от пут.       Нацу же, едва светлая голова девчонки скрылась где-то за бочками, вмиг стер ухмылку со своего лица и шевельнул пальцами: узел на долю секунды вспыхнул и тут же рассыпался пеплом, позволив ему спокойно скинуть ненавистную веревку и растереть саднящие запястья.