Трое проклятых

      — Лето!       Он распахнул глаза и тут же от слабого толчка ошеломленно качнулся назад, подобно марионетке, которой резко обрезали ниточки. К его груди прижалось теплое тело. Нацу осоловело моргнул и с усилием поднял дрожащие руки, возвращая объятие прильнувшей к нему женщине.       — Ты… — горло саднило так, будто в него песок насыпали. Он сглотнул вязкую слюну и попытался снова, чуть крепче смыкая руки вокруг тонких плеч. — Ты определенно стала выше с нашей последней встречи, дитя.       Кана издала влажный смешок, пряча заплаканное лицо в грубой ткани покрывала, свисавшего с его плеч. Оказывается, он сидел на диване, спустив с него одну ногу, а она, утопая бледными коленями в густом ворсе теплого ковра, обнимала его что есть сил, макушкой упираясь ему под подбородок. Странно, Нацу не помнил, когда успел сесть. Да и тот момент, когда давняя знакомая возникла перед ним, не помнил.       Вместо этого в памяти его всплывали образы горящих в темной глубине алых глаз, а в груди — там, куда вонзились некогда гематитовые острые когти, тлели отголоски застаревшей боли. Вновь опустив тяжелые веки, он осторожно потянулся к своему внутреннему огню и впервые за долгие годы ощутил тонкую, похожую на струну нить, о которой когда-то сам предпочел забыть. От прикосновения к ней тело его содрогнулось в пароксизме боли: Нацу впился клыками в многострадальную нижнюю губу и зажмурился до цветных пятен перед глазами.       Змей внутри скрутился в тугие кольца и горестно взвыл, оплакивая утерянную часть своей сущности и одновременно желая разодрать ее на тысячи сверкающих клочков. За то, что причинила столько боли.       Эта нить, эта связь — она всегда была здесь! Она никогда не исчезала! Крепким узлом обвивалась она вокруг его сути, жадно впитывая его собственный свет — тот самый, который когда-то вложила в него Мать, даровав Морскому Змею жизнь, разум и силу. Вот почему он никогда не мог скрыться от Зерефа, вот почему Погибельный Змей всегда отыскивал его с приводящей в бешенство легкостью!       Все его попытки уйти, затеряться где-то вдали от океанской бездны и просто жить, подобно обычному смертному человеку, — все они были обречены на провал. Теперь Нацу понимал это как никогда ясно: он был проклят возвращаться в море снова и снова. До тех пор, пока вечность не сожрет его, покуда его собственное пламя не потухнет, подобно старому свечному огарку, чей фитиль уже давно сгнил и превратился в труху.       Когда-то он отказался от огрызка своей сущности, позволил ему обрести плоть, кровь и сознание, но убить… убить не решился. Да и не смог бы — их связь была нерушима. Осколок змеиной души перенял дарованные ему Матерью бессмертие и жестокость. А Нацу, беспросветный глупец, не понимал этого! Не понимал, что, оставив эту зараженную ненавистью часть себя в живых, обрекает этим на страдания если и не весь мир, то уж точно его половину.       Теперь он помнил: Погибельный Змей все-таки выбрался из-под той скалы. Драконьи когти в пыль раскрошили крепкий гранит, и монстр вновь устремился к поверхности, жадно поглощая на своем пути все те крохи оставшегося в воде от их Матери звездного света. А после, распробовав его вкус, чудовище истребило почти всех, кого в своем извечном одиночестве создала запертая на дне Звезда.       Но и этого ему было мало — когда океан потух, когда не осталось в нем ничего, что напоминало бы о Матери, монстр вышел на сушу. И полилась кровь.       Вздрогнув, Нацу со всхлипом подался вперед и уткнулся лицом в тонкое женское плечо. Слез не было — на их место пришло онемение. Теперь он знал, чем они с Зерефом являлись на самом деле — одним целым. Чем-то неделимым, но безвозвратно разрушенным. Разоренным и растерзанным существом, которое, потеряв все, оказалось не способно сохранить самого себя.       — Почему? — хрипло выдохнул он. Кана сжала его сильнее: унаследованный от матери дар позволял ей видеть и чувствовать больше, чем позволено было обычному человеку. — Почему я забыл это?..       — Лето…       Он глубоко вздохнул и протяжно выдохнул разгоряченный воздух из сжатых судорогой легких. Растерянный и глубоко огорченный открывшейся ему истиной, Нацу не замечал, как, вторя его дыханию, гасли и снова разгорались фитили зажженных в комнате ламп.       — Я ведь… я ведь и взаправду столько лет считал его братом, — голос дрогнул, и короткое откровение переросло в тихий смех. Так смеется приговоренный к казни, когда палач предлагает ему на выбор виселицу или гильотину. — Он всегда называл меня так, и я даже не думал… — чуткие мягкие пальцы легли ему на затылок, осторожно потирая разгоряченную кожу. — Не думал, что это я, что я его создал!       — Это неправда. Лето, все было не так.       Нацу лишь изогнул губы в горькой улыбке, больше похожей на оскал. Благо, обнимающая его Кана не видела выражения его лица из-за склоненной ей на плечо головы.       — Откуда тебе знать? — выдохнул он. — Тебя там не было, маленькая ундина.       На мгновение в комнате воцарилась тишина, которую прерывало лишь едва слышимое потрескивание свечей. И дыхание двух прильнувших друг к другу людей.       — О, там уже очень давно никого не было, — впавший в меланхоличный транс змей тут же вскинул голову и издал гневное шипение. Нацу едва успел совладать с ним, вскочив на ноги и резким движением заставив Кану скрыться за его спиной. Вспыхнувшие золотистой охрой глаза встретились с наполненным презрением льдистым взглядом женщины, которая стояла на ведущей на третий этаж лестнице и небрежно опиралась на изогнутое ограждение. Незнакомка насмешливо хмыкнула, вовсе не напуганная тем, что стоящее напротив нее существо, казалось, готово было разорвать ее в клочья. — Ну же, не смотри на меня так, Сын Света, — от ненавистного обращения Нацу скривился. У его нежданной собеседницы это вызвало лишь смех. — Меня твои фокусы не пугают, — она постучала длинными бледными ноготками по деревянной поверхности перилл, словно раздумывая, стоит ли ей спуститься вниз или же следует повременить. — Пламя, которое твоя безумная мать когда-то отдала тебе, почти погасло, не так ли? Змеюка берет верх.       С губ сорвался гортанный рык. Нацу по-прежнему заслонял собой вцепившуюся ему в плечи Кану, будто бы и впрямь опасаясь, что спускавшаяся ему навстречу с верхнего этажа женщина может напасть на нее. В ответ на его ярость нервно вздрогнуло пламя внутри зажженных по периметру комнаты масляных ламп и свечей.       — Не подходи! — в его голосе прозвучала неподдельная угроза. — Стой на месте!       — Отчего же? — женщина залилась грудным смехом. Светлые, отливающие морской лазурью волосы, заплетенные в толстую косу, соскользнули с тонкого плеча. Звякнули вплетенные в них тонкие золотые цепочки. Наполненные первозданной океанскою синью глаза издевательски сверкнули. — Боишься, что я обижу это драгоценное дитя, что прячется за твоей спиной?       — Я не прячусь!       Кана, проигнорировав шипение своего защитника, смело шагнула вперед и встала меж ними, скрестив руки на груди подобно обиженному ребенку, у которого отобрали заветную палочку с засахаренными фруктами.       — Вы не должны ссориться, — твердым голосом заявила она, поочередно окинув замерших напротив друг друга мужчину и женщину осуждающим взглядом. — Мы все на одной стороне.       Нацу упрямо сдвинул брови. Самодовольное лицо напротив не внушало никакого доверия.       — С каких это пор чистокровные ундины живут в одном доме с полукровкой? — хмуро поинтересовался он, тем не менее покорно погасив несколько слетевших с кончиков его пальцев искр. Кана, увидев это, наградила его ободряющей улыбкой и, мягко схватив за руку, вынудила встать рядом с собой. Жалкая демонстрация, призванная показать стоящей на лестнице женщине, что между ними не должно быть вражды. — Что ты забыла здесь?       Та в ответ обнажила белоснежные зубы в жестокой усмешке и спустилась ещё на пару ступеней вниз. Меж пальцами ее правой руки зазмеились тонкие, похожие на серебряные тонкие нити струи воды: ундина вытягивала влагу из окружающего воздуха, и вскоре в ее ладони плескалась прозрачная лужица, на которую дочь океана взирала с наигранным равнодушием.       Нацу вновь выступил вперед. Тут же к его горлу устремился острый ледяной кристалл — ладонь ундины была пуста. Старого шрама на шее коснулся обжигающий холод. По смуглой, закаленной солью и ветрами коже вниз устремилась алая капля крови.       Кана вцепилась горячими пальцами ему в плечи, одним этим жестом умоляя змея не отвечать на явную провокацию.       — Вальда, пожалуйста!..       Ундина, проигнорировав адресованную ей мольбу, стряхнула с пальцев несколько снежинок, но обращенную в смертельно опасный лед воду от горла стоящего напротив нее существа убирать не спешила.       — А кровь у тебя всё-таки красная, — презрительно хмыкнула она. — Прямо как у людей.       — Ответь на вопрос.       Льдисто-синие глаза окатили его насмешливым взглядом из-под длинных ресниц.       — С чего бы?       Нацу выдохнул: поток горячего воздуха сорвался с его губ и мгновенно обратил кристалл в облачко пара. Вальда едва заметно приподняла бровь, но второй попытки нападения предпринимать не стала. Вместо этого она спустилась с лестницы и величаво прошествовала к одному из небольших кресел, украшавших комнату. Опустившись в него с видом полноценной хозяйки дома, женщина закинула ногу на ногу и откинулась на мягкую спинку, перебросив толстую косу через плечо себе на грудь, чтобы та не мешалась. На конце косы блеснула нехитрая перламутровая заколка, которая тут же привлекла взгляд мужчины.       Нацу сделал шаг назад, положил руку Кане на плечо, удерживая ее от попыток встать перед ним. Он смерил женщину внимательным взором, позволяя всплыть на поверхность своему сверхъестественному чутью.       Сидящая напротив него ундина скрестила тонкие, но сильные руки под полной неестественно спокойно вздымающейся грудью. На ней была надета мешковатая одежда, явно снятая с чужого плеча — судя по нежным кружевам, вьющимся вдоль рукавов, верхнее платье явно когда-то принадлежало сидящей рядом с ним девочке-полукровке. На открытых участках бледной, похожей на тонкий фарфор коже проглядывали синевато-зеленые паутинки вен.       Незнакомка, которая на первый взгляд могла показаться опасной и мстительной морской богиней, на деле была уставшей практически до изнеможения. Но в глазах ее горел упрямый огонь — Нацу узнавал его: это было стремление защитить нечто, что дороже всех сокровищ океанской бездны и важнее бесчисленных небесных светил.       Кого желает сберечь разгневанная ундина, Нацу не знал. Однако изящное украшение в ее волосах наталкивало на определенные мысли.       — С того, — тихо произнес он, заметно расслабившись, — что я знаю, где сейчас капитан «Звездной реки».       Беспокойно сверкнула синева чужих глаз — Вальда подалась вперед, на миг позабыв о необходимости держать лицо перед древним чудовищем. Ее тонкие пальцы впились в подлокотники кресла, губы дрогнули. Выглядело все это так, словно она готова была тотчас сорваться с места и кинуться на поиски упомянутого капитана. Но все же ей пришлось сдержать этот порыв и вновь замереть, подобно затаившейся в засаде хищной кошке. Лишь едва заметно участившееся дыхание выдавало ее волнение.       Кана обеспокоенно выпрямилась, однако теплая ладонь Нацу, опустившаяся поверх ее руки и мягко сжавшая загоревшее под южным солнцем тонкое запястье, заставила ее промолчать и прислушаться к разговору.       — Как ты понял? — в голосе женщины серебристыми льдинами презрения стыл гнев. — Как ты понял, что я была на этом корабле? Это он тебе рассказал, верно? — каждое последующее слово, слетающее с мягких губ, сочилось ядом: — Эта гнилостная тварь все еще жаждет добраться до нас, — Вальда рассмеялась и оскалила белоснежные зубы в жесткой, полной жажды мести ухмылке, — так передай этой своей гигантской мурене, что я самолично вырву ему глотку, если он посмеет приблизиться к моей семье еще раз!       Воздух вокруг звенел опасностью: змей свернулся плотным кольцом жара вокруг ребер, готовый снова перехватить узды правления телом в свои когтистые лапы. Нацу мог лишь мысленно пообещать своей второй ипостаси, что они будут по возможности избегать драки. Судя по тому, как смотрела на него Вальда, практически пригвоздив его своей яростью к месту, сдержать это обещание будет сложнее, чем он думал.       — Калленз сейчас находится на «Морском драконе», — спокойно произнес Нацу, краем глаза наблюдая за тем, как непонимающе хмурится Кана. Видимо, новая знакомая не рассказывала ей о своей связи с командой «Звездной реки». Впрочем, сам факт того, что одна из гордых дочерей океана все же снизошла до общения с людьми после стольких лет взаимного презрения, был удивителен. И теперь Нацу собирался выяснить все до конца: для того, чтобы двигаться дальше, ему необходимо было понять, отчего его жадный до людских душ «братец» решил наложить лапы именно на этот корабль. — Он в безопасности. Зерефу до него нет дела. Как и до вашего корабля, — Нацу усмехнулся, ловя на себе полный недоверия взгляд, — уверен, что он даже его названия не вспомнит.       Женщина недоверчиво хмыкнула.       — Это был не просто корабль, — сказала она, упрямо глядя на него. — Это судно имперского флота — когда такое пускают ко дну, то это невозможно забыть.       — Именно, — кивнул Нацу, подавшись чуть вперед и внимательно наблюдая за тем, как меняются эмоции на потусторонне-прекрасном лице. — Зереф жесток, коварен, жаден, но он не идиот — нападать на такой корабль без каких-либо весомых причин он бы не стал. Значит, что-то влекло его на борт. И это была, очевидно, не избалованная аристократка, а нечто более ценное, — после этих слов все краски схлынули с лица ундины, сделав ее похожей на утопленницу. Нацу заметил, как в защитном жесте дрогнула ее рука, на долю мгновения приблизившись к животу.       Вот оно!       Кана, осознав, к чему клонит «Лето», неловко отодвинулась в сторону и как бы невзначай окинула взглядом ведущую наверх лестницу. Змей внутри одобрительно рыкнул, обдав внутренности волной тепла: девчонка за годы его отсутствия научилась недоверию. Похвально.       — У тебя есть ребенок, верно? — после этих слов Вальда, кажется, и вовсе прекратила дышать. Но сдаваться Нацу не собирался. Он сделал едва заметный шаг в сторону лестницы и тут же застыл: его горло оказалось сжато в удушающей хватке бледных тонких пальцев, покрытых острыми иглами льда. Кана тут же вцепилась обеими руками в запястье разъяренной ундины, однако та не обратила внимания, поглощенная желанием защитить. — Ребенок, — хрипло продолжил Нацу, чувствуя, как острый холод проникает ему под кожу, — такой же, как она, — он коротко взглянул на Кану.       Ундина проследила за его взглядом и сквозь зубы выдохнула:       — Ты их не тронешь!       — Их? — Нацу свел брови к переносице: в висках вновь запульсировала головная боль. Ледяные кристаллы тем временем плотным кольцом обвили его шею и начали заползать на плечи. Но выдыхающему пламя в лучшие свои дни змею такой холод был не страшен — обиднее было бы получить перерезанную сосулькой яремную вену, потому он покорно не двигался в этой удушающей хватке, вместо этого уставившись взглядом в потолок. — Я бы никогда не тронул Кану, — талая вода устремилась прохладными ручейками вниз по его спине и груди. — И твоего ребенка трогать не собираюсь. Это Зереф охоч до чужих душ, я в них не нуждаюсь.       — Вальда! Прошу тебя, — дочь смотрителя маяка вновь попыталась вразумить ведомую страхом и гневом знакомую. В этот раз в ее голосе звучали нотки гнева. Нацу почувствовал, как его кожи касается знакомый мягкий холодок. Однако в этот раз Кана руководила своими силами куда деликатнее: серебристая прохлада нежно, но решительно заструилась вдоль тела, с ловкостью водяного ужа просочилась под сковавший сильную шею лед и одним касанием превратила его в снежную пыль. Освободившись, Драгнил тут же отпрянул в сторону и поспешил стряхнуть снежинки с плеч и груди — очень уж не любил он холод, — прошу, не нужно! Он не причинит нам вреда. Лето — мой друг.       — А мне что с того, что он твой друг?! — прорычала в ответ ундина, отшатнувшись в сторону лестницы: Нацу видел, что она готова от малейшего неаккуратного движения с его стороны взвиться вверх по ступеням в отчаянной попытке защитить свое чадо, сейчас нерешительно выглядывающее из-за едва-едва приоткрытой двери. Змей, радушно поделившийся со своим человеческим «Я» феноменально острым зрением, сумел различить русые волосы, тонкие детские черты лица и ярко-голубые глаза в обрамлении пушистых, слегка выгоревших на солнце ресниц. Мальчонка, почувствовав на себе чужой взор, тут же поспешил захлопнуть дверь и, судя по нервному топоту, скрыться где-то на верхнем этаже. — Его «братец» едва не убил нас! Так с чего бы мне ему доверять?!       — С того, что мне доверяют люди, приютившие тебя, Вальда, — Нацу поднял руки в примиряющем жесте. Кана кивнула, почувствовав, как в комнате вместе с засыпавшим пол снегом тает напряжение. — Я не такой, как Зереф. Мне не нужно пожирать свет чужих душ, чтобы жить. У меня иные вкусовые предпочтения, уверяю, — невольно он усмехнулся пришедшему ему в голову сравнению: — Можно сказать, что из нас двоих я — вегетарианец.       Вальда лишь криво усмехнулась. Доверия в ней от этих слова явно не прибавилось. Но даже с этим Нацу уже мог работать: она хотя бы готова была его выслушать.       — Твоя заколка, — тихо добавил он, глядя прямиком в льдистые глаза.       — Что?       — Я отвечаю на твой вопрос: заколка в твоих волосах имеет ту же форму, что и бляшка на поясе у Калленза — роза ветров, якорь и оплетающая их нитка жемчуга, — Вальда тут же поспешила перекинуть свою толстую косу за спину, будто понадеявшись на то, что от этого треклятое украшение исчезнет. — По ней я догадался, что ты была когда-то на «Звездной реке». Твоя реакция… — он пожал плечами, — что ж, в иных доказательствах уже нет никакого прока. Ты была…       — Я была там, когда корабль шёл ко дну, — закончила за него Вальда, резко выдохнув и свив дрожащие пальцы в кулаки. — И мой сын там был. Он видел, как кровь его отца впиталась в палубу, как гибли его друзья… Как сгинула его еще не рожденная сестра, — голос ее впервые дрогнул не от гнева, а от едва сдерживаемых слез. Но, совладав со своим горем, Вальда вновь гордо подняла подбородок. Упрямая. Силы в ней было немерено. — Погибельный Змей не щадил никого в попытке добраться до нас.       «Кое-кого он все же пощадил», — мелькнула мысль в голове у Нацу. В то же мгновение память услужливо воскресила из своих недр нежный голос и чуть вьющиеся от влажности белокурые локоны. Люси чем-то его братцу очень приглянулась тогда. Некогда он в шутку бросил ей, что все дело было в ее крови, и отчасти это могло быть правдой — она была наследницей знатного рода, который наверняка бы смог заплатить за сохранение ее жизни приличную сумму. Однако уже вскоре Нацу понял, что его же шутка обратилась против него самого: кровь Люси действительно имела значение — отчего-то она видела то, чего видеть изнеженная госпожа, никогда не знавшая моря, не должна вовсе.       Ее видения… Они пугали.       Драгнил устало ссутулил плечи: голова все еще гудела от пережитых воспоминаний и никак не желала воспринимать происходящее здесь и сейчас. Незатянувшиеся, но все же перевязанные раны, напоминали о себе болезненной пульсацией. Глубокий порез между ребрами, оставшийся после памятного сражения на рабовладельческом судне, и вовсе исходил сукровицей — это все же рана от зачарованного оружия. Такая заживает долго, и процесс этот до безобразия неприятен. Это в том случае, если заживает вообще.       Заметив, как Нацу пошатнулся, Кана бросила последний предупреждающий взгляд на Вальду и, подхватив мужчину под руку, поспешила вновь усадить его на диван, накинув на плечи упавший на пол в пылу борьбы плед.       — Все в порядке, — поспешил успокоить ее Нацу, коротко улыбнувшись. — Просто устал.       — Не лги мне, — в голосе дочери смотрителя прозвучала непривычная строгость. Лежащая поверх его лопаток рука испускала ровное бледно-перламутровое сияние — уже знакомая серебристая живительная прохлада мягкой волной окатила его сущность, излечивая нанесенную ей мизерикордом рану. На этот раз поверх кровоточащего отверстия легли прочные, уверенные и крепкие стежки. Нацу с облегчением выдохнул и сверкнул в сторону сосредоточенно хмурящей брови Каны благодарным взглядом.       — Ты поднаторела в своем деле.       — У меня была хорошая учительница, — бросила та в ответ, свободной рукой указав в сторону Вальды. Ундина недовольно покачала головой.       — Если бы я знала, что ты будешь использовать свою магию для того, чтобы лечить его, — она фыркнула, — никогда б не стала предлагать свою помощь.       Нацу в ответ насмешливо хмыкнул. На полу у его ног медленно таял приличных размеров сугроб из ледяной крошки. Ковер напитался влагой, ворс потемнел. В воздухе начал витать запах старых влажных ниток и пыли. После произошедшего этот «аромат» даже казался чем-то успокаивающим.       — Команда жива? — поинтересовался он как-будто бы невзначай.       — Вальда привела с собой почти сорок человек, — прозвучало в ответ. Кана проигнорировала возмущенное шипение, донесшееся со стороны кресла. — Они жили в Элмине, но… — рука на его спине дрогнула.       — Но я уничтожил город, — со вздохом закончил Нацу, спрятав лицо в ладонях и с трудом подавив волну тошноты, подкатившуюся к горлу.       Спастись от его безумного братца, чтобы вот так бесславно сгинуть из-за разбушевавшегося из-за чувств к какой-то девчонке монстра. Как он в глаза Каллензу смотреть после этого будет?       — Верно, уничтожил, — подтвердила со своего места Вальда, не без интереса наблюдая за тем, как он корит себя за гибель прибрежного городка, — однако, к твоему счастью, уж-переросток, на маяке жили две удины, которые поднятое тобой цунами ощутили задолго до его прибытия, — Нацу почувствовал, как от этих слов узел вины в его груди чуть ослаб. Он с недоверием воззрился на ухмыльнувшуюся женщину. — Мы успели вывести из города почти всех, когда нагрянула первая волна. Сгинуло лишь несколько человек — и то это были те, кто из упрямства отказался уходить из дому.       Так вот откуда у маяка взялась та толпа людей — это все были жители Элмина, среди которых, как оказалось, затерялись остатки команды «Звездной реки».       — Мне жаль Фэй, — тихо обронила Кана. Из-под ее пальцев вырвался последний всплеск мягкого серебристого света, и она аккуратным жестом сложила руки на своих коленях. Нацу стало легче дышать: нанесенная древним клинком рана впервые за долгое время покрылась тонкой розоватой кожицей — все еще очень хрупкой и ненадежной, но дело все же сдвинулось с мертвой точки. — Она не заслужила такой участи.       Память услужливо подкинула ему образ погибшей травницы, чье тело безвольно раскинулось на берегу, наполовину погребенное под влажным песком и мусором, который волна вымыла, отходя, с улиц городка.       В висках пуще прежнего забилась боль. Пора пришла этот разговор заканчивать: он и так слишком долго уже находился здесь, на маяке. Еще с прошлого раза уяснил он, что здешние земли его не любят — даже воздух в комнате начал казаться ему напитанным удушливым дымом.       Нацу невольно покосился на Кану. Та, будто почувствовав то же, что и он, свела острые тонкие брови к изящной переносице, покрытой едва заметными веснушками, и легким, похожим на парение перышка в невесомости движением повела раскрытой ладонью в воздухе. Чуткий слух бывшего Хранителя вод уловил легкий перезвон — будто бы капли ледяного дождя короткой дробью стукнулись о поверхность замершей реки.       Поганое ощущение в висках сгинуло. Но Нацу знал: вскоре оно вернется. Похоже вокруг маяка и окрестностей были возведены чары, призвание у которых было одно — держать Змея как можно дальше от этого острова. Судя по тому, как легко управлялась с ними Кана, их источником когда-то послужила одна из дочерей Океана. Была ли то мать девочки, сама полукровка или источающая ненависть к истинной ипостаси пирата Вальда: сейчас у него не было никаких сил на то, чтобы гадать.       — Я бы извинился, но это ничего не исправит.       Вальда хмыкнула. У Нацу складывалось ощущение, что бесконечное хмыканье — это просто вредная привычка, которая прилипла к ней уже здесь, на поверхности. Едва ли со своими сестрами, обитающими где-нибудь в подводном гроте, она вообще общалась подобными звуками.       — Извинения в принципе ничего и никогда не исправляют, — фыркнула она с нарочито отстраненным выражением лица. Напоминание о потере любимого мужчины и нерожденного ребенка, кажется, все еще гложило ее сердце. — Однако действия, — ундина расправила плечи и решительно воззрилась на Драгнила, — делом ты еще можешь доказать, что на что-то годен, змей.       Нацу нахмурился. Внутреннее чутье подсказывало, что Вальда потребует от него вовсе не жемчужины из ракушек доставать.       — Чего ты хочешь?       — Всё просто, — она улыбнулась, обнажив белые зубы. И-под верхней губы блеснули чуть заостренные клыки — все еще не чета тем, которыми любили красоваться перед своей добычей кровожадные сирены, однако все же внушающие опасения. Кана, в чьих жилах магическая кровь мешалась с человеческой, таким богатством похвастать не могла. — Мне нужен мой корабль, — Нацу недоверчиво приподнял бровь. — Да-да, корабль, Лето. Тот самый фрегат, который по милости твоего отражения покоится на дне морском.       — И как ты предлагаешь мне вернуть его тебе? — прорычал он, чувствуя, что ундина над ним попросту решила поиздеваться. — Даже если я смогу поднять со дна его останки, эта полусгнившая посудина уже не поплывет!       — Ну так придумай что-нибудь, — развела руками Вальда в ответ, — когда-то кто-то из вас двоих провернул подобный трюк с одним суденышком. И сделал это настолько хорошо, что оно на плаву до сих пор, — в глазах ее сверкнула сталь. — И даже потопило целый имперский фрегат несколько месяцев назад!       Нацу изумленно моргнул. Такого он не помнил — фрагменты воспоминаний возвращались к нему постепенно и, откровенно говоря, делали они это в совершенно разрозненном порядке.       — «Морской дракон»? — недоверчиво промолвил Драгнил.       — А ты догадливый, — Вальда хлопнула в ладоши. — Однако это не все, Сын Света.       Голос ее не предвещал ничего хорошего.       — Ты убьешь Зерефа. И это не просьба.       Воцарившуюся после этих слов гробовую тишину прервал скрип открывшейся двери и последовавший за ним полный неподдельного возмущения голос Гилдартса Клайва, который держал в руках поднос с тремя исходившими паром чашками чая и круглыми от изумления глазами взирал на подтаявший белоснежный сугроб посреди комнаты:       — Во что вы превратили мою гостиную?!