Трое проклятых

      Океан содрогался.       Древний, глубокий и мрачный, он выворачивался нутром наружу, вспенивая тёмные воды и заставляя их бурлить, подобно кипящей смоле — таким бывалые моряки не видели его уже очень давно. Казалось, словно вот-вот из его недр прорвется под лунный свет что-то первобытное, что-то настолько древнее и зловещее, что кровь обратится льдом в жилах даже самого бесстрашного капитана.       Что-то, от чего невозможно будет скрыться даже за краем света, если тот где-либо существует.       Многочисленные ялики, до этого момента скромно ютившиеся в изобильной и дружелюбной бухте у берегов портового городка Элмин, спешно сворачивали снасти и стремительно покидали «насиженные» места, дабы не оказаться унесенными куда-то в разбушевавшуюся бесконечность слившегося с водой ночного горизонта. Даже пирс, обычно заполненный многочисленными торговцами, рыбаками и складскими рабочими, полностью опустел — прибрежная зона словно бы разом вымерла.       И только один человек мрачной тенью застыл напротив взбешенно пенящихся волн, не спуская задумчивого взора с разбушевавшейся стихии.       — Дурак! — ворчливо процедил спешащий покинуть недружелюбное место нищий, подбирая с мостовой свое немногочисленное барахло. — Сожрет тебя вода, да кости гниющие выплюнет чрез седмицу, шел бы отсюда! — он сощурил подслеповатые глаза, презрительно сплюнув в грязь. — Аль помереть охота?       Человек повел узкими плечами, сбрасывая с них влагу. От движения колыхнулся подол его теплого плаща. Стукнули каблуки дорогих сапог, когда их владелец обернулся и окинул фигуру старика пустым, леденящим душу взглядом. Тот вздрогнул, споткнулся и, обронив пару с трудом заработанных серебряков, поспешил убраться с глаз долой, оставив странного незнакомца наедине с океаном.       Мужчина скривил губы в подобии ухмылки и вновь обратил взгляд на темную воду, зная, что разглядит там два золотых угля, взирающих на него с ненавистью.       — Явился, — протянул он, складывая руки на эфес своего меча. — Как всегда пунктуален донельзя.       Вода захлестнула берег, взбешенно ревя и стремясь вобрать землю в себя, чтобы поглотить ее безвозвратно. Однако тут же отхлынула, не успев коснуться жилых домов, в окнах которых тускло мерцал свет.       — Борешься или играешь в благородство? — золото змеиных глаз холодно сощурилось в ответ, наполняя воды потусторонним шипением. — Да брось, все мы здесь не безгрешны, иначе бы с нами не случилось всего этого, верно? — человек медитативно качнулся с пятки на носок, не без удовольствия наблюдая за тем, как гневно пенится вода у его ног. — Мне всегда было интересно, насколько хватит твоего терпения. Вечность? Две? — он прищурил темные глаза. — Или оно кончится прямо сейчас?       Рыжая искра крохотным мотыльком пронзила синеву волны, мстительно лизнув крылом мокрую ткань: подол плаща начал тлеть, хоть и был при этом промочен насквозь.       — Увидел бы кто, не поверил, — хмыкнул мужчина. — Может, ты выйдешь, и мы поговорим лицом к лицу? Негоже человеку разговаривать с морскими гадами. Чего доброго, еще прохожие за сумасшедшего примут.       Сияющие очи протестующе сверкнули, однако тут же оказались сокрыты темными водами. Волны забурлили, вспенились вновь и покорно отхлынули, выпуская из своих недр нечто.       Описать это словами мог бы, разве что, нездоровый разумом человек, ибо только ему могло приведется то, как гибкое змеиное тело, извиваясь и агонизируя, припало к непрочному настилу мостовой и на глазах начало стремительно меняться: с хрустом ломаемых позвонков складывался произрастающий вдоль хребта величественный костяной гребень, с металлическим скрежетом втягивались длинные, похожие на заточенные бритвы когти, принимая форму человеческих пальцев, сходила неровными волнами жесткая чешуя, в отместку оставляя на тонкой коже кровавые отметины-полумесяцы.       Прошло всего лишь несколько секунд, однако для знающего зрителя мгновение превращения, кажется, занимало вечность. Наблюдатель поморщился: больно, должно быть, менять одну ипостась на другую всего лишь за один короткий человеческий вздох.       — Это… нет, это выглядит мерзко, что бы ты мне не говорил, — мужчина, наклонившись, подобрал золотисто-пепельную чешуйку и как бы невзначай покрутил ее меж пальцами. — И давно это началось?       Нацу Драгнил медленно выпрямился, с хрустом разминая смуглые плечи и отстраненно оглядывая собственные заметно помельчавшие человеческие ладони. Позади него со свистом рассек воздух массивный хвост и стремительно исчез, напоследок чиркнув острым костяным наростом по влажным доскам, на которых тут же остался глубокий шрам.       — Несколько месяцев назад, — хрипло произнес наконец-то обретший голос собеседник, встряхнув головой: с влажных волос стекала морская вода. — Я… — он сжал и разжал пальцы, до сих пор ощущая на них призрак острых когтей, — с трудом контролирую это, — мужчина с пониманием кивнул, не скрывая насмешливой ухмылки. — Но… но кто?.. — глаза его полыхнули сомнением. Он заметно напрягся, сжав сильные пальцы в кулаки. — Я знаю тебя. Почему я знаю тебя? Где?.. Почему я здесь? — он окинул взглядом старую мостовую, заметил тревожно перемигивающиеся фонари, а затем вновь посмотрел на стоящего перед ним незнакомца. — Что ты такое? А-а-а!       Змей в человеческом обличии схватился за голову и как подкошенный рухнул на одно колено, до крови закусив нижнюю губу вмиг заострившимися клыками, чтобы сдержать рвущийся наружу крик. Свет полыхнул под крепко зажмуренными веками — протянувшиеся вдоль всего пирса фонари вторили ему, на долю мгновения так ярко осветив окружающее пространство, что можно было разглядеть мельчайшие трещины на стенах старого заброшенного склада.       — Хм, — мужчина согнул ноги в коленях и медленно опустился на корточки, флегматично потирая заросший щетиной подбородок и разглядывая происходящее с немалой долей интереса. — Позволь поинтересоваться, кто ж тебя довел-то до такого состояния? Твое второе «Я», конечно, тот еще мерзавец, но ни за что не поверю, что ты бы не нашел способа противостоять его дурному влиянию. И память?..       Из горла перевоплотившегося мужчины вырвался полузадушенный рык, когда он резко вскинулся всем телом. Сильные пальцы жадно впились в шею обратившегося к нему мужчины, грозя раздробить хрупкие хрящи и обратить позвоночник в пыль.       — Не с-смей… — когти цвета слоновой кости впились в кожу прямо над стремительно бьющейся жилой, — ты ничего не з-знаеш-шь!       На какое-то жалкое мгновение в темных глазах сверкнул страх. Однако вместо того, чтобы попытаться вырваться из жестокой хватки сверхъестественного существа, человек протянул руки вперед и коснулся кончиками пальцев покрытых чешуйками горячих висков, тем самым заставив нападавшего удивлено вздрогнуть и чуть отшатнуться.       Но медлить было нельзя. Он должен был знать правду, чтобы потом быть в состоянии хоть чем-то помочь этому бестолковому змею на его тернистом пути.       Гилдартс Клайв скривил губы в страдальческой ухмылке и почувствовал, как его пальцы проваливаются в куда-то вглубь сверкающей волшебной сущности, а после натыкаются на прочную и пылающую горечью безответной привязанности нить.       Белокурые локоны, полные живого блеска карие глаза и имя, клеймом вдавленное в саму суть его бытия. Не выведешь, не сотрешь, не выцарапаешь из-под зудящей чешуи, как и едва заметную отметину на тонкой аристократичной шее — пальцы незваного гостя касаются этого следа, и весь мир исчезает в ослепительной вспышке миллиардов взорванных звезд…       Испуганный выдох граничит с криком. Тонкие пальцы впиваются в рукоять кинжала почти до судороги. Глаза, в уголках которых росинками блестят непролитые слезы, распахнуты в ужасе, едва вздымается от неверия и отвращения грудь. Она до смешного слабая, беспомощная. Как и они все.       Люди хрупкие. Чуть сдавишь — ломаются, как истонченные морскими течениями ракушки. Он мог бы взмахом своего хвоста разрушить целую цивилизацию, погрузить ее на дно самой глубокой впадины, погрести под тоннами горько-соленой воды и наблюдать, как все это исчезает — растворяется в вечности, сливается с пустотой, уходит в небытие. Что может один человек против него? Что может войско? Что может царство? Они ничтожны.       А что сделает одна беспомощная женщина с ее тонкими белыми руками, трепещущим сердцем и нежным голосом? Увы, она способна на многое.       Она может сжать его сердце в своих пальцах, впиться ими так глубоко и сильно, что вместе с кровью хлынет из него то, что когда-то называлось душой. То, что было зажжено когда-то, вечность назад, упавшей в недра Океана звездой. То, что, как он думал, давно было разорвано в клочья и унесено дикими течениями куда-то вглубь бездны, где он был рожден.       И это что-то так хотелось вернуть. Вернуть, чтобы уничтожить раз и навсегда, потому что быть живым — больно. Всегда больно. Отдавать себя, свою сущность в дар кому-то, всем естеством гореть и выжигать себя дотла — искусство, не подвластное времени, смерти, вечности. Это слабость и сила, это правда и ложь, это непреложная истина, от которой хочется сбежать, когда ее бремя становится невыносимым.       Он сбежал. Она настигла снова. И в ее руках был зажат обжигающий звездный свет.       Острая боль пронзила виски и огненным комом скатилась вниз по хребту. Зверь взвыл. Рванулся навстречу задохнувшемуся от неожиданности человеку, щеря клыки и взбешенно пытаясь сбросить удерживающие его руки. Этим гневом можно было вспенить воды всех существующих морей и безвозвратно их иссушить. Сила, которую всеми силами пытался сдержать в себе Нацу Драгнил, жаждала отмщения.       Расплавленное золото сверкнуло яростью.       УБИРАЙСЯ!       Гилдартс Клайв вскрикнул и резко отпрянул назад, прижимая к груди обожженные ладони и с неверием взирая на медленно поднимающееся на ноги существо перед ним. Черты смуглого лица хищно заострились. На висках, шее и плечах пламенела полупрозрачная чешуя. То, что стояло перед старым смотрителем маяка, уже не было человеком, но и монстром его назвать было бы неправильно.       — Ты не в себе, — процедил мужчина, наблюдая за тем, как сверкающий взор существа резко обратился в сторону бушующего океана. Всем телом, казалось, стремилось оно назад — туда, откуда его гнало чувство всепоглощающего одиночества. — Нацу, послушай!..       — Люс-си… — вибрирующим эхом пронеслось над водой. Вдоль хребта, взрезая кожу, с влажным хрустом вновь вырастали костяные шипы, чья молочная белизна была покрыта кровью и ошмётками плоти — от тошнотворного зрелища Гилдартс скривился и на несколько секунд отвел взгляд. Он знал, что превращение было болезненным, но никогда не мог представить себе насколько. Сейчас ему самому казалось, что его спину вспарывают острейшей в мире бритвой — от стоящего пред ним создания так ощутимо веяло болью и отчаянием, что не прочувствовать их на собственной шкуре мог разве что полностью лишенный сочувствия и всяческого сострадания мерзавец.       Вода яростно забурлила, готовая впустить в своё лоно рождённое когда-то во тьме глубин волшебное создание.       — Ты должен себя контролировать! — рявкнул Клайв, мысленно проклиная незнакомую ему девчонку — нужно было очень постараться, чтобы довести это величественное некогда создание до такого состояния. Мужчина схватил его за плечи, сминая грубыми обожженными пальцами пылающую кожу, и что есть силы тряхнул, тут же без тени сомнения встречая взгляд двух разгневанный солнц, в которых почти умерло все человеческое. — Змей не имеет над тобой власти! Не дай ему победить, слышишь?! Не после стольких лет, Нацу! Борись!       — Что-о-о… — в искаженных звериной сутью чертах мелькнула озадаченность. Существо тряхнуло головой, пропустив сквозь удлинившиеся клыки болезненный рык. Когтистые пальцы впились в сильные предплечья, пронзая кожу и оставляя кровоточащие раны. Гилдартс стиснул зубы, но усилил собственную хватку, давая мысленную клятву Драгнилу, что всеми силами удержит его на этом пирсе, не позволив опять сигануть в морскую пучину. — Что ты?..       — Друг, — выдохнул он, смаргивая темные пятна, застилающие взор: от боли и жара хотелось отшатнуться как можно дальше. — Старый друг.       — Не-е-ет, — золото на миг ослабило свое свечение. Фонари и волны вторили ему, — нет друз-з-з-ей…       — Ошибаешься, парень, — криво ухмыльнулся мужчина, считая небольшой победой уже то, что смог достучаться до человеческой сути, но Нацу внезапно рванулся с новой силой. Сквозь смуглую, местами окровавленную из-за неровно проросшей чешуи, кожу прорвалось первозданное свечение, ослепляя человека и лишая его возможности сопротивляться.       Горькая морская вода затопила пирс, потоком ненасытного хаоса хлынула вдоль улиц, жадно облизывая стены, окна и крыши домов, погребая под своей толщей портовый городок и окончательно стирая его с лица земли. Грохот стихии поглотил остальные звуки и казалось, что ни единой живой души не существовало в Элмине, что вода просто смяла в смертоносных объятиях пустые здания и заброшенные дворы.       Затонули крики. Один за одним умерли огни. Жизнь сгинула во чреве разбушевавшегося океана. Лишь зажатый в когтях морского чудища человек тщетно рванулся в попытке избежать ужасной гибели, но его тут же обвили гибкие кольца змеиного тела. Горячая острая чешуя разрывала одежду, взрезала кожу, и тонкие потоки крови уносились вслед за ревущим потоком воды. Грудь сдавило: треск ребер был доступен лишь тонкому слуху чудовища, что по-прежнему устремляло взор куда-то за горизонт, в ярости оскалив полную острых зубов пасть.       Чувствуя, как живительный воздух покидает тело, Гилдартс Клайв, разрывая собственную плоть о чешую, с последним усилием выдернул правую руку из удушающего объятия змея и кончиками пальцев дотронулся до его гневно вздымающейся груди, за которой дрожало одинокое огненное сердце.       Сил оставалось ничтожно мало, но их хватило на то, чтобы вызвать еще одно воспоминание: болезненное, холодное, но столь нужное в этот момент времени и пространства.       СМЕРТЬ.       Люди несли только смерть — гибель для всего, что мнило себя живым. Всего, что когда-то было ему дорого. Всего, что должен был он оберегать.       Пламя, в котором рожден был Змей — вечный хранитель и верный страж, — вспенило воды мирового океана, подняло к небу и, насытив их своей яростью, толкнуло навстречу земле. Земле, на которой вырастали и множились человеческие царства и империи. Земле, у берегов которой качались на волнах, гордо вздернув мачты к небесам, величественные корабли и китобойные суда, чьи палубы некогда были утоплены в крови звездных китов.       Все они пойдут ко дну вместе со своими капитанами и их правителями.       Гигантская волна накрыла берег, а за ним и все, что простиралось от Сияющих Морей до Драконьих Шипов — высочайшего горного хребта в Южных Землях. Золотые шпили королевских замков падали ниц пред яростью стихии и оставались навек погребенными под толщею ледяных вод.       Но перед смертью бегущие в ужасе люди видели не мрак беспощадного океана, слышали не грохот надвигающегося цунами. В последний свой миг они безмолвно застывали, загипнотизированные взором огромного существа — того, кого считали они выдумкой, сказкой для своих капризных детей.       В этот момент они не испытывали боли от разрывающихся под напором горькой воды легких, не чувствовали, как ломаются кости и рвутся мышцы, как уходит из них жизнь.       Одно за другим падали царства, стирались города, исчезал прежний мир.       И однажды остался лишь он — маяк.       Гибкое тело в ожидании скользило вдоль обрывистого берега, на котором возвышалась старая, покосившаяся от времени и подточивших рыхлую землю вод башня. На горизонте вырастала грозившая уничтожить последний оплот жизни волна. Смотритель его, скованный ужасом от грозящей ему мучительной гибели, прижимал к груди плачущую девочку, зная, что бежать бессмысленно. От гнева древнего существа не смогли уйти даже самые великие правители, даже самые светлые умы и самые умелые мореплаватели.       Что мог он сделать? Лишь опуститься на колени, обнять свою единственную дочь и застыть в ожидании неминуемого. Но пред ним из темной воды, с каждой секундой все дальше отходившей от берега, поднялась огромная тень, затмившая собой свет ночных светил. Два горящих змеиных глаза с узким росчерком зрачков уставились на дрожащие человеческие фигуры внимательным взглядом.       И страх ушел.       Смотритель, медленно поднявшись с колен, приблизился к обрыву, не слыша, как вокруг нарастает яростный гул стихии. Ребенок хватался за отца, утопив мокрое от слез лицо в его сильном плече.       Мужчина протянул бледную руку навстречу, нерешительно касаясь ладонью горячей чешуи. Змей замер, шумно втянув соленый воздух. Позади складывалось в кольца его длинное гладкое тело.       Чудовище не нападало. Человек не боялся.       Золото погасло — Сын Света закрыл глаза. И в этот же миг старый маяк скрылся под нахлынувшей на берег волной.       Гилдарст Клайв распахнул слезящиеся глаза и всем телом сотрясся от кашля, выхаркивая из легких соленую воду. С трудом перевернувшись на живот, он, по локоть утопая в грязи и песке, приподнялся на дрожащих руках, окидывая неясным взглядом руины, в которые за считанные минуты превратился портовый городок.       В нескольких метрах от него лежало тело девушки — травницы, которая прибыла в Элмин всего лишь пару дней назад. Похоже, ее вынесло отхлынувшей назад водой прямо через окно дома, от которого теперь не осталось даже стен.       Человек судорожно выдохнул и опустил голову, до судороги сжав кулаки: у этих людей не было шанса. Он ничего не мог для них сделать.       За его спиной раздалось влажное чавканье и громкий плеск. Гилдартс стряхнул с себя оцепенение, подогнул под себя длинные ноги и, пошатываясь, встал. Мир перед глазами тут же завращался, но мужчина тряхнул головой (с волос тут же полетели в грязь капли воды) и повернулся лицом к океану. На берегу лежал, обхватив голову руками, Нацу Драгнил. Плечи, грудь и торс его были испещрены кровавыми полумесяцами, а вот нижняя часть тела была скрыта водой, и она не принадлежала человеку. Все человеческое заканчивалось чуть выше талии и вырастало в длинное змеиное туловище, покрытое крупными, цвета бычьей крови чешуйками.       Клайв содрогнулся: этому не было видно конца — оно занимало добрую треть берега и уходило на несколько десятков метров в воду. Массивные кольца двигались, сплетались, сворачивались, вставая на пути у прибрежных волн непреодолимым заслоном. Широкие костяные гребни напоминали мертвые паруса вечность назад ушедших ко дну кораблей.       Нацу, казалось, был без сознания, однако та его часть, что принадлежала древнему существу, все еще не спешила успокаиваться. Гилдартс боялся, что Морской Змей снова возобладает над своей человеческой сущностью, вернет устрашающий облик и скроется на дне океана где-нибудь в одной из мертвых впадин. Тогда больше у них не будет шанса все исправить.       Почва влажно проваливалась под сапогами. Поскальзываясь и то и дело теряя равновесие, мужчина все-таки добрел до бессознательного существа и упал на колени рядом. С усилием отведя скованные судорогой чужие руки от головы, Клайв что есть силы тряхнул Нацу за плечи, опасливо покосившись на вмиг вздыбившуюся змеиную половину его тела. Медлить было нельзя.       — Нацу! — Гилдартс облизнул соленые губы и, замахнувшись, отвесил ему хлесткую пощечину. Драгнил вздрогнул и резко распахнул глаза, с присвистом втянув носом влажный тяжелый воздух. Спину мужчины окатило фонтаном воды: змеиное тело забилось у берега, грозя вот-вот поглотить своим безумием то немногое, что было Нацу Драгнилом. — Эй-эй! Смотри на меня! — в глубоких серо-зеленых глазах проскользнули знакомые золотистые нити. — Нет! Нацу, смотри на меня! — Гилдартс обхватил его лицо ладонями, не позволяя упрямцу отвести взгляд. — Вот так, молодец.       — Т-ты… — на грани стона выдохнул тот, внезапно крепко вцепившись горячими пальцами в запястья смотрителя, — ты был… там!..       Гилдартс криво улыбнулся и отрывисто кивнул.       — Верно, вспоминай, парень. Что было дальше?       Тот растерянно моргнул, ослабляя свою хватку. Знакомый влажный хруст и тихий шелест возвестил о том, что вместе с сознанием и способностью связно говорить к Драгнилу возвращается его человеческое обличие.       — Кана… — золото исчезало из серого омута глаз. Нацу обеспокоенно нахмурился и попытался сесть, неловко завалившись на бок. — Кана… твоя дочь! Она жива?       — И совершенно здорова, — с явным облегчением кивнул мужчина, крепко обхватив правой рукой его плечи и подтягивая выше. Нацу уцепился непослушными руками за насквозь мокрую одежду смотрителя маяка и позволил ему поднять в вертикальное положение. — Она будет рада тому, что ты снова помнишь ее.       Нацу сделал первые несколько шагов прочь от берега, после чего на плечи ему опустился тяжелый плащ. Он отрешенно впился пальцами в лацканы, подняв взгляд, тяжело сглотнул и нерешительно замер.       Элмина больше не было. Безвинные люди были мертвы.       И это все только по его вине.       Ледяная пустота колючим безвоздушным шаром свилась в его груди. Внутренности скрутились в тугой ком, подкатив к горлу удушливой волной желчи. Несколько сверкающих искр прочертили воздух и плавно осели поверх разрушенных стен ближайшего дома.       Стоящий рядом мужчина горько поджал губы и в ободряющем жесте коснулся его плеча.       — Мы сделаем все, чтобы подобное больше не повторилось.       Нацу Драгнил в опустошении кивнул и, молча развернувшись, направился прочь от руин — туда, где на холме возвышался одинокий маяк, до которого парадоксальным образом не добралась разрушительная стихия.