МЕРТВЫ.
Ярость овладела всем естеством. Испещренный кровавыми трещинами рот раскрылся в полном бешенства и непримиримого гнева беззвучном вое. Он не спас, не уберег их! Позволил ее детям погибнуть мучительной смертью, уничтожил всех, предал ее… И ради чего?! Ради этих лживых, лишенных души алчных тварей, именующих себя людьми. Он любил их, и любил незаслуженно, за что поплатились ее дети. Все до единого. Даже самый любимый ее сын стал на сторону человечества, за что теперь должен быть казнен. О да, она отомстит. Океан вскипел. Она же разразилась смехом: супруг был в гневе. Океан бурлил, сжимал ее в своих ломающих кости объятиях, и, будь она смертной, уже была бы безвозвратно мертва. Но у него не было той силы, чтобы убить то, что убить невозможно. Он не мог ее сдержать, но и смириться — не мог. Ее супруг слишком могущественен, чтобы быть мстительным, она же — бесконечна в своем гневе, и оттого Океан вновь оказался бессилен. В непроглядной тьме вспыхнули золотом два сверхъестественных угля — глаза извечной богини, безутешной матери, мечтающей о мести. По поверхности воды разливалась кровь — звездная чешуя чарующими отблесками луны смешивалась с морским песком. А корабли уходили ко дну безмолвно, смиряясь со своей судьбой. Богиня улыбнулась: где-то посреди морских бездушных скал в предсмертных судорогах забился Легендарный Змей, распадаясь на звездный свет и предвечную тьму. На две непримиримых, но связанных вечностью, кровью и проклятьем, сущности. На огонь и дым. Палуба последнего, не ушедшего еще ко дну корабля, тихо и печально скрипнула под ногами старика. Он протянул дрожащую ладонь к небу, взглядом слезящихся глаз прослеживая плавные изгибы южных созвездий. На руке его не хватало безымянного пальца, а из кармана заношенного серого плаща выглядывал золотой диск с древними письменами. И громом среди молчаливой океанской пустыни, вспышкой среди бесконечной тьмы космоса раздалось эхо знакомого дрожащего голоса:Проснись. У нас мало времени. Ты знаешь, что он такое.
Что-то ударило ее в грудь: темное, первобытное, яростное. Оно вышибло весь воздух из легких, сжало в тисках ребра и обвило пылающими холодом пальцами заходящееся от ужаса сердце. Люси резко распахнула глаза, задыхаясь и сотрясаясь от пережитого кошмара. Вокруг царил мрак незнакомой каюты, и от этого дрожь лишь больше усилилась, иглами прокатываясь вдоль онемевшего позвоночника. Дезориентированная, потерявшаяся на границе меж сном и явью, девушка попыталась успокоиться, смутно понимая, что бояться ей, в сущности, и нечего. Мир вокруг стремительно приобретал очертания столь знакомой реальности: жестковатая ткань под пальцами, едва ощутимы морской бриз и прогорклый запах соли, въевшийся уже, кажется, под кожу. Облизнув внезапно сухие, почти до боли потрескавшиеся губы, Люси наконец-то привыкла к отсутствию света и смогла различить неясные очертания силуэта, лежащего рядом с ней. Знакомая линия плеч и поза, в которой лежал человек, окончательно уверили ее в том, что она в безопасности. Нацу, а это был именно он, спал, дыша при этом так тихо, что можно было подумать, будто он и вовсе при смерти. Грудь его едва заметно вздымалась и опадала, по-прежнему перетянутая повязками, одна рука свисала с края импровизированной постели, второй же пират будто прикрывал глаза во сне, что было странно, учитывая царящую в каюте тьму. Небрежно наброшенное покрывало само по себе теплым совсем не казалось, а тут и вовсе сползло, прикрывая лишь согнутую в колене правую ногу. А в каюте было, стоило признать, достаточно прохладно: время все-таки шло к осени, и ночи становились все темнее и недружелюбнее. Пусть море и звалось Огненным, это вовсе не значило, что здесь не бывало зимы. Люси приподнялась на локте, ощущая, как тянет отчего-то задеревеневшие мышцы, и с наслаждением потянулась до хруста в костях, а после перекатилась ближе к пирату, ведомая желанием поправить злосчастное покрывало. Что-что, а простудить Драгнила, едва пришедшего в себя, ей вовсе не хотелось. Едва тонкие пальцы сомкнулись на краешке старой поредевшей ткани, как сильная рука жестко перехватила ее запястье, сжав его до боли. Люси вздрогнула от мимолетного испуга, но послушно замерла, настороженно и с долей страха уставившись на пирата. — Мне больно, — хрипло вымолвила она, не узнавая собственного голоса. Горло саднило. — Прости, — в ответе послышалась слабая усмешка. Захват разомкнулся, но пальцы с ее запястья не исчезли, осторожно и отчасти даже бережно погладив саднящую кожу, — рефлекс. — Неужели с тебя так часто стаскивают по ночам одеяло? — хмыкнула девушка, не сумев подавить легкую улыбку и легко проведя рукой по его груди. — Нет, — шумно вздохнув, мужчина приподнялся с места, морщась. Раны вновь полыхнули болью, но пират все же пересилил себя и с явным усилием сел, окончательно сбросив покрывало на дощатый пол. — Но меня столько раз пытались придушить во сне, что и не счесть, — он на пробу шевельнул плечами, поморщился, но все же удовлетворенно хмыкнул. — Сложно, знаешь ли, спать с передавленной шеей. — Поверю тебе на слово, — Люси нерешительно прижалась к нему, впитывая всем телом чужое тепло. — Что случилось? Я, кажется, потеряла сознание там, на палубе. Не понимаю, — она нахмурилась, чувствуя запоздалое эхо боли, полыхнувшее где-то на уровне висков, — почему?.. Золото. В его глазах — расплавленное золото. Звездный мед. Люси напряглась, вскинув настороженный взор на едва ощутимо напрягшегося пирата. Нацу, казалось, знал, что творилось в ее голове, но не подавал виду — лишь тщательно следил за тем, как нарастали непонимание, недоверие и легкие блики страха в карих глазах, во тьме казавшихся черными. Ты знаешь ЧТО он такое. Не притворяйся. — Я не… — Люси мотнула потяжелевшей головой, пытаясь подавить удушливую и тошнотворную волну, подкатившую к горлу: чужой голос множился и обрастал густым эхом, подавляя ее собственные мысли. Это пугало. Дрожащие руки потянулись к единственной опоре, что была у нее на этом судне, в этой жизни: пальцы вцепились в смуглые сильные предплечья. Мужчина успокаивающе коснулся ладонью теплой женской щеки. — Нацу… Она помнила. Помнила жар, от которого плавились кости. Вскипающую, подобно лаве, кровь в иссушенных пламенем артериях помнила, а еще коросту на спекшихся губах и звезды. Нескончаемые миллиарды далеких светил, их глубокий раскаленный свет, в котором тонула и захлебывалась. И гибкое змеиное тело, обвившееся вокруг и не дающее мириадам солнц сжечь незваную гостью дотла. Холодный пот прошиб тело. Дыхание замерло где-то под ребрами: легкие оказались внезапно скованы предчувствием неминуемой катастрофы, а сердце судорожно трепыхнулось где-то в подреберье и застыло, испуганное, трепещущее. Человеческое. Тонкие руки, до того крепко сжимавшие смуглые предплечья мужчины, стремительно разжались. Ладони горели: Люси прижала их к груди, словно ожегшись о кипящее под кожей пирата пламя. Нацу же не дернулся, будто бы смиренно ожидая последующего урагана. О, он прекрасно понимал, что будет дальше. Понимал, и не желал с этим бороться. Почему? Потому что Нацу Драгнил знал, что больше оттягивать неизбежное не получится. Не было смысла в том, чтобы раз за разом сбегать от правды, от самого себя, от судьбы, от собственных воспоминаний. От Люси, в конце концов. Ведь она тоже оказалась вовлечена в то, от чего он сам столько лет пытался скрыться, и теперь страдает от этого. А ведь он, правда, скрывался. Иногда даже благополучно. До тех пор, пока не встретился взглядом с темными глазами Зерефа Драгнила, пришедшего ввергнуть его обратно. Куда? Да ведь известно, куда. В глубокий, темный и промерзший насквозь ад. В бездну, откуда они когда-то вышли. Туда, куда Нацу возвращаться никогда не хотел. — Пос-смотри на меня, Люс-с-си… Что испытала в это мгновение Люси Хартфилия? Страх — всепоглощающий, пробирающий до костей холод, плетью обвившийся вокруг шеи, металлическими шипами вонзившийся в кости и парализующим холодом омывший сухожилия. Неверие и непонимание, отрицание и невероятное, граничащее с истерикой любопытство. Нерешительно, боясь оказаться правой, Люси подняла глаза и крупно, всем телом вздрогнула. Теперь она видела: в глазах, казавшихся ей когда-то изумрудно-серыми, плескалось сияющее море. То самое, что когда-то привиделось ей в ее кошмарах. То самое, что взирало на нее с океанского дна в ту злополучную ночь. Море, в которое она влюбилась и которого страшилась до безумия. На нее смотрел монстр. — Твои глаза… — хрипло выдавила Люси, чувствуя себя до отчаяния обманутой, — они золотые. Мне тогда не показалось… Нацу слабо усмехнулся, на секунду опустив ресницы. Полыхнули и мгновенно погасли искры в глубине радужки, уступив место привычной изумрудной серости. Узрев столь резкую перемену, девушка испустила судорожный выдох, граничащий со стоном. Плечи ее дрожали. — Рядом с тобой контролировать это становится все сложнее, — тихо произнес Нацу. Люси не шевелилась, опустив взгляд на собственные руки, и молчала. И такое монолитное отчаяние читалось в этом ее безмолвии, что Драгнилу, замершему напротив нее, чудилось, будто кричала девушка во весь голос — оглушительно и страшно. Он ждал чего угодно: проклятий, слез, истерики, но не этого почти безразличного ужаса перед неизвестностью. — Поверь, я совсем не хотел, чтобы тебя это коснулось, солнышко. От столь знакомого обращения, прозвучавшего словно из прошлой ее жизни, графиню дернула судорога. Она отпрянула, оттолкнула руки мужчины, скатилась с постели и попятилась назад, вытянув перед собой правую руку, а левой слепо шарила за спиной в поисках опоры — ноги едва держали ее. Будто это тебя спасет, наивная, — отстраненно подумал Нацу, медленно поднимаясь с места и изо всех сил стараясь сдержать шипение: боль до сих не отпустила пирата из своих цепких когтей. Рана, нанесенная древним клинком, кровоточила, источая слабое сияние, едва заметное под плотной повязкой, но оттого не менее пугающее. Боль взрезала обоженную плоть, но Нацу с ней уже давно свыкся, смирившись с самым медленным в его долгой жизни исцелением. И терпеть эту боль все-таки было можно, какой бы сильной она ни была. Однако теперь… В тот момент, когда ее теплые карие глаза с почти первобытным ужасом взирали на него в сумраке каюты, он почувствовал, как лопнула с оглушительным звоном в его груди тонкая, натянутая до предела струна. И вот это было по-настоящему больно. Узкий змеиный зрачок прорезал звездное золото его настоящих глаз. — Что ты такое?.. — надсадно прошептала девушка. Оцепенение охватило ее тело, не позволяя двинуться с места. Она отчаянно замотала головой, когда мужчина сделал осторожный шаг в ее сторону. — Не подходи! Стой, где стоишь! — голос истончился, сломался, взмыл на несколько октав и снова рухнул вниз, камнем упав в воцарившуюся тишину, прерываемую судорожными вдохами и выдохами. Нацу чертыхнулся: не сумел, не захотел сдержать самого себя. — Люси… Она вновь мотнула головой, вжимаясь спиной в переборку. — Не подходи!.. Не приближайся!.. В его глазах вспыхнуло что-то, очень похожее на отчаяние. Золотое, обжигающее яростью и болью отчаяние. Вопреки всему он приблизился к зажавшейся в углу девушке, осторожно, страшась спугнуть, но не решаясь отпустить. — Люси, — тихо, на грани шепота, выдохнул пират. — Послушай, это ведь все еще я. Ничего не поменялось. Это я. Девушка склонила голову и чуть отвела подбородок в сторону, словно пытаясь отвернуться, и не ясно было, что пересилило — любопытство, страх или то размытое и необъяснимое чувство, затаившееся в груди и столь похожее на обиду, но она не отвела взгляда. Смотрела ровно, жестко, но не в глаза: на губы смотрела, скользила нечитаемым взором по подбородку, шее. Моргнула. На дрожащих ресницах блеснула влага. Взгляд ее неровно резанул по его широкой груди и излишне скоро замер на изломе сильного смуглого плеча. Она искала что-то. Сама на знала, что именно, но это искомое должно было доказать ей, что перед ней — враг, что прямо перед ней застыло в ожидании приговора чудовище, монстр, в котором не было ничего человечного. Она искала, и она не находила. И это было неправильно. — Люси, это я. — Ты? — выдавила на грани срыва. — А кто ты? — Люси все же нашла в себе силы взглянуть ему в лицо. Теперь видела: узкие зрачки в горящем море чужих глаз, заостренные черты еще столь недавно казавшимся родным лица, бледные и бескровные губы и острые белые клыки. — Пленник, враг, пират, разбойник, — произнесла девушка, облизав вмиг пересохшие губы и не сводя глаз с замершего напротив нее Драгнила. Тот смотрел на нее исподлобья, не прерывая, однако, сбивчивой речи, готовый выслушать все, что она ему скажет. — Друг, защитник, любовник, — истерический смешок, сорвавшийся с ее губ, почти заставил пирата вздрогнуть. — Я знаю, кто ты такой, но не… — вздохнула, собрала последние крупицы сил и духа, да и выстонала следующие свои слова сквозь зубы, — но не что ты такое… От той презрительно-испуганной интонации, с которой прозвучал этот роковой приговор, стоило признать, стало чертовски больно. Нацу глубоко вздохнул, невесело ухмыльнувшись и ощущая, как острой коркой холода и камня покрывается его сердце. Ничем не сдерживаемое горькое разочарование полыхнуло золотом в его глазах, заставив девушку сжаться, подобно пружине. — Знаешь, — с трудом подавив шипящие ноты в голосе, тихо произнес пират, уперев руки в бока и испустив тихий смешок, полный неизбывной злости и печали, — я к этому привык, на самом деле, — и столько невысказанной горечи прозвучало в его речи, что, не будь Люси так испугана, ощутила бы, как сжимается в ответ ее чувствительное сердце. — Но отчего-то слышать от тебя это вдвойне неприятно, — Нацу спокойно повернулся к двери и даже несколько меланхолично, как могло показаться на первый взгляд, отпер ее, не глядя на свою спутницу. — Секрет в том, принцесса, — Люси сглотнула, пытаясь незаметно непослушными пальцами подхватить лежащий на столике кинжал. Страх мешал здраво мыслить, — что я сам толком не знаю, что я такое. Не помню. — Ты не человек… — тихо прошептала она в ответ, прижав свое оружие к груди. Заметив этот неосознанный жест, Нацу криво, по-змеиному, ухмыльнулся. Никогда еще Люси не видела у него такой ухмылки. Это был совсем не тот человек, которого она знала и даже любила. Нет, это была пугающая потусторонняя тварь, от которой нужно было бежать без оглядки. Но куда ты убежишь с корабля, верно, Люси? — Удивительно точно подмечено, — в голосе Драгнила прозвенели знакомые стальные ноты. — Не человек. И не был им никогда, — в глазах Хартфилии на несколько секунд вспыхнуло изумление, тут же задавленное новой волной паники — столь человечной и столь ожидаемой эмоции, — я ужасное, жуткое и невероятно опасное чудовище, — пират внезапно осклабился, обнажая вытянувшиеся клыки, — монстр, которого многие жаждали убить, — он зло блеснул златом змеиных глаз, — но никто не смог! Вскрикнув, Люси отскочила в сторону, вытянув перед собой кинжал так, чтобы лезвие оказалось ровно напротив сердца стоящего перед ней существа. — Страшно? — участливо поинтересовался Нацу Драгнил, надменно усмехаясь и отступая от двери. — Боишься меня? — он подошел ближе: подрагивающее лезвие уперлось ему в грудь. Люси сжалась, кожей ощущая идущий от его тела неестественный жар. — Правильно делаешь, — он наклонился к ее лицу, уловив полный ужаса взор. Позабытое чувство удовлетворения вспыхнуло в его груди. Когда-то он внушал страх, и это приносило наслаждение. Зереф был бы им доволен. Но он же так хотел жить нормально! Видимо, расплата за то, кто он есть, будет длиною в вечность. Змей внутри тихо взвыл. Как бы Люси не боялась, но отвести взгляда уже не могла: мерцающая глубина заворожила ее, загипнотизировала. Ей казалось, что он смотрит сквозь, видит ее трепещущую душу, заходящееся в биении сердце. Думалось, будто смотрит он на нее — на настоящую Люси, ту, о существовании которой она сама даже не подозревала. Это золото повелевало ею. — Убей, — скорее выдохнул, нежели сказал вслух он. Люси же заметила, как сжались его руки в кулаки. — Убей же! От резкого оглушительного окрика девушка крупно вздрогнула, на инстинктах попытавшись оттолкнуть нависшего над ней пирата и на мгновение позабыв про кинжал, зажатый в непослушных руках. Но и этих секунд оказалось достаточно. Она разжала сведенные судорогой пальцы, не сводя взгляда с вонзившегося в его грудь лезвия. Только что она ощутила, как острая сталь взрезала плоть, а горячая кровь плеснула ей на ладони. — Боже мой!.. Дыхание Драгнила чуть сбилось, но ничем он больше не выдал, что ему больно. Отступив на шаг, он вытянул кинжал из раны и, задумчиво проведя по окровавленному лезвию пальцем, швырнул его к ногам Люси. — Не можешь? — хмыкнул Нацу, морщась от боли. — Вот и я не могу, как бы ни пытался, — он тихо рассмеялся, прижимая ладонь к вновь окровавленным бинтам. — Все вы хотите одного. Никто не желает выслушать. Даже ты. Люси показалось, что ее в то же мгновение ударили под дых. Его губы шевельнулись: он явно хотел что-то еще ей сказать. Даже едва заметно приподнял руку, видимо, в попытке коснуться, но тут же отдернул ее и, резко развернувшись, стремительно вышел за дверь, оглушительно захлопнув ее за собой. По каюте пронесся запах паленого дерева. Люси почувствовала, как подкашиваются ноги. Она съехала вниз по переборке, пряча лицо в ладонях. Но тут же отняла их: пальцы все еще были в крови. В обычной, человеческой алой крови. Не золотая кровь хлынула на нее из раны, не огненная — теплая, пахнущая железом и предательством. Вот только кто и кого предал? Почему все так сложилось? Почему именно она оказалась заложницей на этом корабле без возможности сбежать, почему влюбилась в пирата, на поверку оказавшимся человеком со змеиными огненными глазами и загадочным, темным прошлым?.. Отчего снятся ей кошмары, где свет выжигает глаза и плавит, кажется, самую душу? Откуда этот ужасный голос в ее голове? Чем, ну чем провинилась она перед провидением? Вопросов становилось все больше, и ни на один из них не знала она ответа. Люси вытерла сбежавшую по щеке слезу, сурово поджав дрожащие губы и пытаясь совладать со своим внезапно безвольным телом. Ведь не об этом она грезила, отправляясь в плаванье навстречу своему далекому теперь уже жениху. Как жить дальше-то, черт подери? Ей хотелось броситься за борт. С грустью и страхом думала она, что не переживет эту ночь. Всюду виделись ей обжигающие золотые искры, узкие зрачки и окровавленные ядовитые клыки, слышались шипение и рычание, над головой будто бы клацали чьи-то мощные челюсти. От малейшего шороха сердце начиналось панически биться, а руки — дрожать. Из тяжелых раздумий ее вырвал топот ног, раздавшийся за стеной каюты. Люси судорожно подпрыгнула на месте, когда в каюту ворвался насмерть перепуганный Ромео, тяжело и часто дыша. Интересно, а команда вообще знает, что плывет вместе с ними на корабле? А если они все такие же? Сердце билось столь часто, что можно было решить, будто у девушки вот-вот случится приступ. Страшно было, горестно и слишком жарко — в каюте царила удушливая атмосфера, от которой кружилась голова. — Что произошло, Люси? — в нервном голосе мальчишки слышались слезы. — Почему вы поругались? — Это Н… — запнулась, будучи не в силах произнести этого имени, — это он тебе сказал? Люси, опершись на небольшой столик, прибитый к полу, поднялась на негнущиеся ноги и, спохватившись, попыталась как можно незаметнее спрятать перепачканные в крови руки за спиной. Взгляд, которым она невольно смерила мальчонку, был полон тихой осторожности и недоверия. Искала она в его иссиня-фиолетовых глазах признаки потустороннего золота и, к ее облегчению, не находила их. Ромео был человеком. Целиком и полностью. — В том-то и дело, что ни черта он не сказал! — воскликнул в явном отчаянии юнга, закусывая губу и заламывая руки. — Что произошло? — предчувствуя беду, тихо поинтересовалась девушка. Нахмурилась. — Он тебя ударил или?.. — мальчишка, кинув на нее изумленный и отчасти даже обиженный взгляд, изо всех сил помотал головой, отрицая подобный исход в принципе. Люси облегченно перевела дух и тут же напряглась еще сильнее: вместо испытываемого ею еще несколько минут назад страха пришло внезапное осознание. Ведь Нацу, кем бы он ни был на самом деле, в порыве ярости или гнева может натворить все, что угодно! И сейчас она была тому виной. Но как могла она повести себя иначе? Ведь он не был человеком! Был монстром, чудовищем! И он даже не пытался хоть как-то опровергнуть ее слова, едва ли защищался, не отговаривал… Неужели хотел, чтобы она боялась его до конца дней своих? На долю секунды ей подумалось, что, может быть, он просто не хотел защищаться? Только сейчас вспомнила Люси, как смотрели на нее эти глаза — устало, разочарованно. Так, как смотрел бы Атлас, сбросивший со своих плеч непомерный груз всей Земли, но не знающий, что делать ему теперь со своей правдой и свободой. Это был взгляд существа, что устало от самого себя. Хартфилия ждала, что вот-вот пол под ее ногами тряхнет, корабль издаст жуткий неживой стон и начнет идти ко дну. Потому что нельзя плыть ровно, когда на твоем борту находится такой чудовищный вес тайн, недомолвок, загадок и вины. То, что сказал Ромео, заставило ее застыть: — Он промчался мимо меня так, словно за ним сам дьявол гнался, — шмыгнул носом юнга, — велел мне за тобой присмотреть, а после… — тонкие детские руки обхватили содрогнувшиеся плечи. — А после этого он просто прыгнул за борт! — в глазах паренька сверкнула влага. — Я не успел его удержать! За борт?! Люси шагнула к двери, словно под гипнозом отодвинув со своего пути изумленно воззрившегося на нее мальчишку. Сердце подкатилось к самому горлу, скрадывая дыхание. Выбежав на верхнюю палубу, девушка замерла: на нее мрачно воззрился сам капитан, стоявший рядом с фальшбортом и до этого что-то голова к голове обсуждавший с Эрзой Скарлет. Рядом переминался с ноги на ногу растерянный боцман, а канонир, усевшись на прямо у края и свесив ноги за борт, сверлил черную воду мрачным взглядом готового убивать человека. — Я не знал, что делать, и позвал капитана, — тихо пробормотал последовавший за ней Ромео, низко опустив голову. — Прости. Взгляд Зерефа пригвоздил невольную виновницу происшествия к влажным доскам палубы. Люси боялась и шаг сделать, но все же медленно приблизилась к борту, обратив больной взгляд на черную воду, в чьей глубине раскрывала свои объятия самая настоящая бездна. Нацу там не было. Вода мерно лизала борт, оставляя после себя лишь крохотные завитки пены, которые исчезали в то же мгновение, не успев коснуться обшивки. — Он просто исчез, — от исполненного арктическим холодом голоса канонира девушка вздрогнула, вцепившись бледными до синевы пальцами в перила. Глаза все пытались высмотреть знакомый силуэт среди черноты плещущихся волн и не находили его. — Мы и понять не успели… Люси ощутила, как защипало уголки глаз. Рука сама потянулась к шее, нащупывая крепкий шнурок, уходящий куда-то под ворот ее свободной рубахи. Люси готова была поклясться, что еще минуту назад его здесь и в помине не было. Что-то горячее коснулось ее груди по одеждой — будто стекло раскаленное. Однако ледяная рука капитана схватила ее за локоть раньше, чем она дотронулась до неожиданного украшения ладонью. Люси вскинула на подошедшего мужчину загнанный взгляд и попыталась отстраниться, но ей не дали этого сделать. — Море забрало то, что принадлежало ему по праву, — тихо произнес капитан. Слова его камнем упали в липкую тишину ночи. Сквозь влажную пелену, застилавшую взор, девушка с трудом заметила, как напряглись плечи Грея. Канонир, по-видимому, вовсе не желал верить в то, что Нацу Драгнил безвозвратно сгинул в пучине ночного океана. — Идите по местам. Больше ничего мы сделать не сможем, — капитан поджал узкие губы, крепче сжав пальцы на руке бывшей пленницы. Люси дернулась, но послушано замерла, стоило ему бросить на нее колкий и оттого пугающий взгляд. — А сейчас ты, девчонка, идешь с-со мной, е-ссть разговор… При звуке уже знакомых шипящих звуков в его сильном голосе графиня дрогнула, но покорно последовала за капитаном в строну его каюты, сопровождаемая квартирмейстером и напряженными взглядами канонира, боцмана и юнги — единственных свидетелей произошедшего. Когда ее впихнули во мрак капитанского обиталища и захлопнули дверь, Люси шумно сглотнула, обхватив себя непослушными руками. Здесь пахло дымом, тлением и смертью. А еще ладаном и, кажется, вербеной. — А теперь, будь добра, объяс-сни, почему мой дорогой брат решил, что залечь на дно куда лучш-ш-ше, чем плыть на одном корабле с-с тобой?.. Из темноты на нее, сощурившись, взирали полные презрения золотые глаза капитана «Морского Дракона». — Брат?!