Эдана

— Фу! Не могу! — Рут оттолкнула от себя тарелку. Ее лицо выражало отвращение. Вчера на моделировании ей привиделось, будто она ест ванильное мороженное, а оно кишит червями. Дарра со смехом — но ужасом в глазах — рассказывал про то, как семенил по самому краю крыши, боясь сорваться вниз. Полное молчание вызвало бы неоднозначную реакцию и нездоровый интерес, так что я поведала о воде — цунами — и змеях, но об одиночестве, о страхе потерять близких — Эрика — и паническом страхе застрелиться молчала. Это было уже не увлечение, не влюбленность. Это что-то на порядок выше. Эрик наряду с семьей. В моей галлюцинации не было друзей, к которым я хорошо относилась, о которых беспокоилась. Там был монстр. Я вспомнила его глаза: пустые и стеклянные. Они замерли, уставившись на меня, за ними не было расчетливого жестокого ума. За ними не было Эрика. И всё же он сидел на том треклятом стуле в той крохотной цементной коробке и ждал приговора. А я не пожертвовала им ради семьи. Не смогла. Не представляла даже, что это возможно. Панически боясь погубить саму себя, я решительно принесла себя в жертву не только за маму, папу и брата. Я убила себя и за него. Это болезнь, психическое расстройство. Это должно быть еще одним страхом — страхом неразумного, губительного увлечения неподходящим человеком, но я не боялась этой любви. Я боялась, что ее не станет. Всю ночь я разглядывала высокий потолок спальни, отчаянно желая уснуть. Но сон не приходил. Вместо него в голове бурлили мысли и обрывки галлюцинаций, а на боку чесался шов. Пейзаж страха открыл мне глаза. Я столь многого не знала, не понимала. Да, мне не раз снились кошмары о воде, больших волнах и смертоносных змеях. Я любила своих родных, и при мысли, что с ними что-то случится, у меня сжималось сердце. Но я не представляла, что это не обычная забота, не беспокойство, это глубокий панический страх. Страх остаться одной. Совершенно одной. Я всегда ценила уединение и покой, мне с самой собой комфортнее, чем с другими. Но одиночество — не уединение. Одиночество — пустой серый город без людей, особенно без дорогих людей, особенно без Эрика — ужасало. Это казалось нелогичным и закономерным одновременно. Стремлюсь убегать от всех, но боюсь остаться одной. И боюсь умереть. Это инстинкт, вполне ожидаемый и понятный. Более того, каждый боится умереть. Но у каждого этот страх замаскирован под что-то другое, пугающее и смертоносное. Волны и змеи, например. А я боюсь умереть от своей же руки, покончить с собой. Казалось бы, что проще — не совершать самоубийство. Впрочем, в страхах мало логики. Ни цунами, ни змей в современном Чикаго не сыскать. И за Эрика не стоит отдавать жизнь. И зачем мне вообще кого-то из родных убивать? — Ублюдок! И как он пробился в Лидеры? Я мотнула головой, просыпаясь от мыслей. Рут толкала из руки в руку чашку и, нахмурившись, смотрела прямо перед собой. — Что? — вырвалось рефлекторно, я догадалась, о ком она говорит. Я увидела. Проследила за взглядом подруги, направленным на Эрика. Он сидел за столом напротив, рядом с Четверкой и другими инструкторами, медленно и вдумчиво жевал, уперев стальной взгляд в меня. Четверка ему рассказал? Показал запись моего моделирования? Задал тот же вопрос что и мне? Мог ли он такое сделать? Разумно ли это? Возможно ли? Что там делал Эрик? Твои глаза. — Он отомстит тебе, — Дарра отклонился назад и посмотрел на меня за спиной Рут. — Уверен, он не спустит это на тормозах. Я непонимающе уставилась на друга. Если ты не прекратишь это делать, я тебя растопчу. — О чем ты? — Макс вставил ему по самые гланды, — Дарра довольно хохотнул. — Из-за тебя. Конечно, это его вина. Но это же Эрик. Он опять на тебе сорвется. Я не ответила и лишь отвернулась. Слова Дарры не лишены смысла. Из нас четырех — Тимоти сидел напротив и переводил тяжелый взгляд с меня на Дарру — он знал Эрика дольше, и был в этом своеобразным экспертом. Он чаще всего верно предугадывал его действия. Пожалуй, отчасти благодаря этому он так долго держался наверху таблицы, а сейчас стремительно возвращал былой успех. Тимоти покосился на Эрика поверх плеча. Ему было известно кое-что неведомое Дарре, и он делал свои выводы, впрочем, довольно схожие с заключениями друга. Он не говорил о них, — очень похоже на Тима в последнее время, — но мы поняли это уже спустя час, в Яме, когда, молча отстав от нас, он направился прямиком к Лидеру и замахнулся.