Дежавю

Снова невидимая птица пролетела перед его глазами, задевая своими серебристыми перьями душу. Это было всего лишь легкое, неощутимое мгновение в вечной и нескончаемой ленте жизни, где несколько секунд запросто могут повториться, и это не будет считаться браком или каким-то повреждением пленки. Скорее, это просто тонкая царапина, которую можно разглядеть только в микроскоп. Но почему-то у Джексона Вана таких царапин в жизни было слишком много, и поначалу его это сильно пугало, заставляя уползать в укромные уголки своего сознания, выясняя, что же идет не так. Но вот это перламутровое, ни с чем не сравнимое мгновение быстро пролетало, а внутри оставался слабый осадок с кучей вопросов: «Действительно ли это было дежавю? Может, это снова последствия бессонных ночей и постоянного напряжения нервной системы?». Но, отгоняя все это в сторону и снова припадая к объективу фотокамеры, Джексон не избавлялся от этого чувства совершенно. Он просто оттягивал его, словно приглушая и оставляя на потом. После уже, когда находилась свободная минута, Ван пытался вспомнить, что же было тогда, но у него это не выходило, и дежавю улетало, обещая скоро вернуться, заново накрыв ледяной волной. — Хэй, Джексон, не пропадай, — щелкая пальцами перед носом парня, протянул Джинен. Ван вздрогнул и натянуто улыбнулся, пытаясь вернуться в реальность. — Ты снова куда-то улетел. Что-то случилось? — Ничего. Все в порядке, — легкий тон и игривое настроение, вызванные автоматически, сделали свое дело. Снаружи все было прекрасно, но внутри неспокойно, словно туман медленно застилал сознание, поселяя стальную жуть в сердце парня. — Пойдем, скоро съемки на улице начнутся, — Джинен, потягивая из трубочки кофе со льдом, выжидающе посмотрел на Джексона и встал из-за огромного письменного стола, на котором в разбросанном состоянии находились свежие фотоснимки. — Да-да, идем, — выдохнул Ван и взял в руки сумку с фотоаппаратом. Ласковый весенний ветер обдавал лица парней, а солнечные лучи терялись в их волосах. Джексона очень радовало, что сегодняшняя съемка пройдет в небольшом сквере недалеко от фотостудии. Воздух был наполнен нежным ароматом сирени и пробивающейся сквозь влажную почву травы. Тревога постепенно утихала, а в сознание прокрадывалась тягучая дремота. Напрягаться сейчас Вану не нужно было, ибо в этой фотосессии он всего лишь помощник, который следит за светом и аппаратурой, а это значит, ничего не делает. Их с Джиненом обгоняли гримеры и стилисты с горой одежды из летней коллекции, волнующиеся и трясущиеся; худенькие красивые модельки на высоких каблуках, в коротких ярких юбках с огромными шляпами на головах; хмурые парни в легких шортах и тонких футболках не по погоде. Вся эта нервотрёпка перед съемкой всегда была рядом с деятельностью Джексона, но не касалась его напрямую, зачастую вызывая лишь смех. Его дело было только в том, чтобы хорошо снять уже готовую, одетую и накрашенную модель, а дар поймать кадр был у Вана в крови. Еще с детского возраста Джексон тянулся к объективу, к искусству фотографии. Ему всегда нравилось ловить моменты, запечатлевая их на пленке. Так он словно останавливал время, крадя секунды у жизни. После уже, в темной комнате, когда снимок постепенно начинал проявляться, а на бумаге показывались контуры и цвета, Джексона всегда накрывала волна удовольствия, будто в его руках не простое изображение цветка или животного, а весь мир, все великолепие и красота природы. Почувствовав такое однажды, когда отец разрешил ему взять старый пленочный фотоаппарат и сделать свою первую фотографию, Ван уже не смог остановиться. Первая, вторая, третья… Джексон потерял счет снимкам, покрывающим стены в его комнате, страницы в его альбоме, дневнике, занимающим важное место в его жизни. Выбор профессии для Вана не был проблемой. Его родители, как ни странно, поддержали рвение сына стать фотографом, но сразу предупредили, что заработок может быть хорошим только в том случае, если ему повезет с компанией и если дар не угаснет. Пока все было нормально и на спокойное существование парню хватало. Хотелось новый фотоаппарат и съездить отдохнуть куда-нибудь, но сейчас это было неосуществимо. Часто возникали конфликты с начальством. Хотя нельзя назвать конфликтом злобное молчание одной из сторон. В Джексоне быстро и резко вскипала дикая ненависть, когда новый проект, который мог бы принести ему славу, деньги и просто новые впечатления от работы, отдавался либо какому-то непонятному жулику, называющему себя фотографом, либо сыночку владельца компании, который даже свет не может нормально поставить. Ван искренне не понимал, почему его заглушают. Талант бил из парня ключом, желание работать день и ночь никогда не угасало, но его словно не замечали. Джексон подрабатывал на стороне, выставляя свои снимки на сайте, и это давало какую-то прибыль, но имя известного фотографа он так и не мог пока получить. Еще обиднее то, что и эта съемка пройдет по классическому сценарию: проект отдается кому-либо, но не Джексону; что-то идет не так, и тот фотограф просыпает, заболевает, рожает или что-то в этом роде; на помощь приходит Ван, который быстро и идеально все снимает, но в итоге никогда не видит своего имени на глянцевых страничках. Сказать, что Джексона это задолбало, значит ничего не сказать. Чаша терпения уже наполнена до краёв. Мягкий свет пробивался сквозь кроны деревьев, украшенных молодой светло-зеленой листвой. Небо покрывалось легкими облаками. Идеальная погода для съемки. Птицы радовались теплу и солнцу, пересвистываясь между собой. Джексон остановился, выглядывая что-то в ветвях старого клена. — Джинен, подержи, — Ван протянул стакан кофе своему помощнику, а сам схватился за фотоаппарат, висевший у него на шее. Словно хищный кот, обнаруживший свою добычу, парень подбежал к дереву и начал быстро щелкать. Ван так умело делал свое дело, что Джинену показалось, что камера и человек — это одно целое. От Джексона исходила сильная, мощная энергетика, которая возникает только в те моменты, когда человек сливается со своим увлечением, когда для него мир предстает совершенно в другом образе и когда у жизни есть смысл. — Что ты там нашел? Скоро съемки начнутся! — крикнул Пак. — Да-да, уже иду! — не отвлекаясь от процесса, отмахнулся Ван и продолжил свое дело. Где-то на задворках сознания пронеслось «Эй, тебе надо уже идти, фотограф хренов!», но сейчас это было неважно. Прекрасная пара двух птичек, воркующих на фоне великолепной листвы, — вот, что действительно ему интересно. Кровь вскипала от каждого щелчка и быстрого взгляда на экран, предчувствие, какими шикарными могут получиться снимки, приносило неописуемое удовольствие. — О, господи, придурок, идем уже. Тебя ищут, — Джинен схватил друга за запястье и властно потащил к месту скопления людей. — Но… Джинен! Там же птички… — голосом обиженного мальчишки выл Джексон, но покорно шел следом. Звонкие выкрики моделей становились все сильнее, а напряженная атмосфера с каждым шагом чувствовалась явственней. — Ван! Где тебя собаки носят? Опять своих долбанных птиц щелкал?! Попросил же прийти пораньше! Сам же понимаешь, какая ситуация случилась, твоя помощь нужна, — на Джексона кричал, багровея с каждым словом, редактор журнала (та самая тварь, с которой молодой фотограф постоянно был в тяжелых отношениях из-за несправедливого распределения проектов). Полное лицо, сдавленное в висках черными очками с толстыми линзами, нос размером с картошку, большие, похожие, скорее, на пельмени, губы, прикрытые черной с проседью щеточкой жестких усов, — всё, каждая часть этого человека вызывала в Джексоне такую бешеную бурю, успокоить которую удавалось либо сильным алкоголем до беспамятства, чтобы через пару дней зайти в его кабинет, забыв все ссоры и обидные слова, либо несколькими сильными ударами по боксёрской груше, висевшей у парня в квартире, с выкриками на весь дом «задрал… мразь… ублюдок херов… сука, убью». К сожалению, Ван не может уйти отсюда, ибо этот Кан Янсон имеет много связей с остальными агентствами Сеула и считается очень влиятельным человеком в мире искусства и фотографии, несмотря на то, какая он сволочь «за кадром». Он позаботился, чтобы Джексон остался в его журнале в качестве домашней собачки, которая умело выполняет свою работу и только периодически тявкает, не в силах ничего сделать в свою защиту. — А ничего так, что это вообще не мой проект?! — Джексон завелся с пол-оборота. — Я ни хрена не знаю о том, что снимать надо! И почему опять я? Тут же этот… Как его, — имена непутёвых фотографов Ван никогда не запоминал, — Тэсок должен был работать! И вот где он? Где ваш любимый работник, который вчера надрался в клубе в хлам, а сегодня не смог поднять свою башку от подушки? — Джексон, хватит гланды рвать! Делай лучше то, что умеешь. Выручай своих коллег, — редактор всегда обрывал все разговоры на самом пике, прикрываясь занятостью, работой, важными делами. Зазвонил телефон, и ему уже не было дела ни до чего. — Hello! Nice to hear you again… Фотограф в последний раз взглянул исподлобья на Янсона, прожигая дыру в складках его шеи, и взял в руки камеру. — Господин Ван, вы готовы начать? — звонкий голосок, прозвучавший позади Джексона, вернул его к реальности. Девушки перешептывались, прикрывая ладонью ярко накрашенные губы, парни с непониманием смотрели вокруг. Джексону вдруг стало невыносимо жарко, но дело было совсем не в лучах майского солнца. — А, кхм, да. Сохи, готовьте первую модель, — просипел Ван, выставляя режим на фотоаппарате. — Джинен, настраивай свет! Остальные, пожалуйста, уйдите с площадки. Начинаем! Работа закипела. Громкий, подбадривающий голос Джексона рассеял неловкость и напряжение. Модели знали свое дело, уверенно раскрывая себя перед камерой, показывая нужные образы. Если девушка немного наклонит голову влево и томно прикроет глаза, кладя руку на плечо молодого человека и слегка сминая ноготками его светло-голубую рубашку, то снимок получится свежим и немного загадочным. Джексон всегда старался передать через фотографии какую-то историю, чтобы человек посмотрел на них и увидел не просто одежду из новой коллекции и прекрасных людей с идеальной внешностью, а нечто большее; чтобы его посетили вопросы: «Почему именно так? Зачем она так смотрит на него? А почему он отводит взгляд?». Так снимать намного интереснее, появляется тяга к любимому делу, а все плохое уходит. — Хису, наклони корпус вправо, а левой рукой возьмись за уголок шляпы, — командовал Ван. — Да, вот так! Отлично. Донкван, слегка улыбнись, как будто у тебя уже есть на эту красотку планы вечером. Спокойнее! Откуда столько разврата? Все смеялись над его точными, верными фразами. С этим молодым парнем было приятно работать. Пока Ван наслаждался работой, забыв про неприятности и тяжесть, тая в душе надежду на хорошее, пока легкое щебетание птиц наполняло майский день, ветер шелестел свежей зеленью, солнце то скрывалось, то выходило из-за туч, за фотографа уже все решили, и это решение кардинально изменит не только его судьбу.