Дежавю

Пусть Джексон стал более серьезным и собранным и теперь порядок и строгость — его лучшие качества, но просыпаться вовремя парень так и не умеет. Фотограф просто не слышит будильники, сколько бы раз те не звонили и сколько бы штук их не было, Ван не может заставить свою голову оторваться от подушки и начать работать. Так случилось и в утро после приезда модели. Слепящий свет солнца пробирался через плотные темно-зеленые шторы, заставляя морщиться и накрываться одеялом с головой. Соседи сверху уже начали ежедневные крики и выяснение отношений, а это значит, Джексон снова проспал. С минуту осознавая, сколько сейчас примерно времени на часах, парень резко соскочил с кровати и тут же пожалел об этом, ибо голова совершенно не была готова к такому повороту событий. «Вот дерьмо», — прошипел Ван, садясь обратно, и начал массировать виски. Острая боль сразу напомнила о том, что произошло вчера вечером. Словно кадры из фильма, вспышками сменяя друг друга, перед глазами пролетели образы Марка Туана. Он хитро ухмыляется и отчаянно просит прощения, обречённо смеётся и широко улыбается от того, что признался в любви. Джексон никогда бы не поверил, что такое может быть, но стреляющая боль — подтверждение того, что вчера у них состоялся очень серьёзный разговор. «Только вот что теперь делать?» — спрашивал себя Ван, потирая глаза и пытаясь привести себя в чувство. Долго размышлять об отношениях с моделью фотографу не позволил звонок от его помощника Джинена. Бросив привычную фразу «Да-да, я скоро буду, уже в лифте еду», Джексон начал быстро собираться. Парень давно выкинул из своего шкафа всю старую мешковатую одежду тёмных цветов и неясных фасонов. В это прохладное декабрьское утро Ван выбрал синие, слегка спущенные джинсы, нежно бирюзовую рубашку, тёплый молочного цвета джемпер и серое пальто сверху. Одеваться дорого — приятно, поэтому фотограф взял это в привычку, не скупясь на качественный гардероб. В наушниках играла ритмичная музыка, а в желудке не было ничего, кроме таблеток от головы и кофе из магазинчика внизу. Прохладные мелкие капли падали с серого неба, окутывая город серебристым покрывалом. От тёплого дыхания очки запотели, покрываясь витиеватыми рисунками, но линзы надеть парень не успел. Из-за вчерашнего дежавю на сердце априори стало спокойнее, и Ван впервые за долгое время просто улыбнулся этому миру. Что-то внутри подсказывало, что все будет хорошо и не стоит париться об их отношениях с Марком. «Он приехал. Приехал ко мне», — рассуждал сам с собой фотограф. — «Значит, всё было не зря. Видимо, я запал ему в душу. Но, господи, через что он прошёл…». Мутным дымом витали в голове вчерашнее (искреннее?) извинение Туана и его фразы о любви, его прикосновения и пьяное бормотание, когда фотограф укладывал модель спать в его шикарной квартире. Из сердца Джексона словно вытащили занозу, а раны покрыли излечивающим веществом. Но любому повреждению нужно время. Может, для одних заживление занимает несколько дней, а для других может проходить годами. Ван не знал, к какому числу он принадлежит, поэтому просто решил пустить все на самотёк. Дорога до агентства уже выучена наизусть, и Джексон не заметил, как оказался в своём кабинете. Он знал, что его ждут, но не хотел торопиться. «Подождут», — подумал Ван и сел надевать линзы. Яркое, но какое-то бесцветное солнце отражалось в маленьком зеркале на столе фотографа, неприятно слепило в глаза. Моросящий дождь, грустные улицы с вечно торопящимися людьми, серые тучи в виде единого полотна навевали только тоску и скуку. Внутреннее состояние творческого человека — это всегда единое целое с природой и настроением людей вокруг. И последние несколько месяцев оно не становилось красочнее. Единственное, что приносило положительные эмоции, — периодически сменяющие друг друга фотографии на рабочем столе, сделанные в солнечном Лос-Анджелесе. Те беззаботные люди, раскидистые пальмы, жаркие улицы, лилово-фиолетовые небеса, сходящиеся с бесконечным океаном где-то за горизонтом, счастье, безграничное и, как казалось, вечное — всё это было в каждом снимке, отдавая свою энергию даже через экран и хоть как-то поддерживая позитивный настрой. «Точно, сегодня же первая фотосессия с Марком», — промелькнуло в голове Джексона, и на губах заиграла легкая улыбка, вызванная неясно чем. Волна ностальгии накрыла парня, мягкими пульсациями слегка отдаваясь в висках. Хотя, скорее всего, это уже была заслуга вчерашнего виски. «Надо прекращать пить», — подумал Ван по пути к месту съёмки, здороваясь с сотрудниками агентства. В студии все было готово, и фотографа давно уже ждали: место, свет, модели. С каждым днём создавалось впечатление, что в компании люди становились более профессиональными и собранными. — Джексон, ну, наконец-то! — к парню подбежал Джинен с кучей бумаг и эскизов в руках. Его глаза были полны волнения и беспокойства, ведь он понимал, что за позднее начало ему может неплохо влететь. — Не переживай, дружок, всё успеем, — подмигнул фотограф, хлопая по плечу, словно бывалый солдат. — Все готовы? Поехали! Ван достал из сумки фотоаппарат, настраивая параметры под освещение, как на его талию легла горячая властная рука. Джексон вздрогнул от неожиданности и тут же понял, кто именно мог так сделать. Сердце забилось в рваном ритме, а перед глазами мгновенно пролетели все прикосновения, подаренные моделью. Вспомнился день знакомства, с которого началась совершенно другая жизнь. — Здравствуй, фотограф, — прошептал Марк, слегка касаясь влажными губами уха Джексона и заставляя его повернуться. Хитрый взгляд снова прожигал Вана, а острая ухмылка играла на идеальном лице. — Буду рад с тобой сегодня поработать. Как тут у вас говорится… Позаботься обо мне? Правильно? — Да, — шумно сглотнул Джексон, и стена из самоконтроля, строившаяся больше полугода, разрушилась в одно мгновение с помощью молотка в виде клыкастой улыбки сексуального парня. Светло-голубая рубашка открывала бледную шею, а белые джинсы обтягивали подкаченные ноги. Тело модели стало ещё прекрасней и желанней. Было заметно, что парень сильно похудел, но это было ему к лицу: скулы и линия подбородка стали ещё более выразительными, адамово яблоко соблазнительно двигалось, а этот «дьявольский пирсинг» в губе не мог не привлекать внимания. Вчера фотограф не успел все отметить, ибо сердце было переполнено дикими эмоциями. Но сейчас только красота шикарного парня перед глазами заняла всё сознание, чуть ли не растаптывая последние крохи адекватности и практически открывая клетку с чудовищем. Ворох шальных мыслей не позволил сказать что-то ещё. Туан это заметил и стрельнул глазами, касаясь сухими пальцами подбородка Вана. — Ух, как я на тебя действую. Ну что ж, мне приятно, — убрав руку, промурчал Марк и спустя несколько секунд серьезно посмотрел в глаза фотографа. — Джексон, сколько бы я ни пил, я всегда помню, что делал. Такая у меня есть особенность, — робко начал он, опустив взгляд. — Так я и думал, — усмехнулся в ответ Ван, покачав головой. — Жалеешь о своих словах? — А, кхм. Я не… — Ребят, начинаем, — неожиданно захлопал в ладоши парень, призывая всех к вниманию. Внутри внезапно разорвался гигантский снаряд из обиды и злости, который хотелось погасить активной деятельностью. — У нас много работы, так что… — Ну уж нет, фотограф, ты меня выслушаешь, — прошипел Марк, резко хватая Джексона за запястье и уводя его из студии под удивленные взгляды сотрудников. Мощной вспышке сопротивляться было бесполезно, и Ван послушно пошёл за моделью, слегка пугаясь такому повороту событий, потому что тут же вспомнились прошлые ситуации, когда парень терял контроль над собой. Ноги вывели Туана на просторную площадку на балконе, усыпанную мелким гравием с зелёными растениями по бокам, стоявшими в огромных горшках. Холодный ветер обдал лица парней, заставляя поежиться, ибо они были одеты явно не по погоде. — Ну, говори, раз так хочешь, — Джексон выдернул запястье из крепкой хватки и встал, сложив руки на груди. — Я вчера все сказал, — Марк прожёг фотографа взглядом, поджимая губы и делая небольшую паузу. Через несколько секунд напряжённого молчания, когда только свист ветра отдавался в ушах, он тихо продолжил: — И это все было правдой… Видимо, я тебя люблю, фотограф, — горько усмехнулся Туан, опуская взгляд. — Я не знаю, что ты со мной сделал и как тебе это удалось. Но удалось. — Неужели ты стал что-то чувствовать? — саркастически вздернул бровь Джексон, с большим трудом скрывая невероятно мощный порыв радости и волнения. — Я к тебе приехал! Ты понимаешь?! Ты бы знал, через что я прошёл… Никогда мне так хреново не было. Слишком больно было, — голос Марка начал срываться. — Я знаю, что сам во всем виноват, сам довёл до такого. Ты пытался помочь мне, но я конченый мудак. Что мне сделать, чтобы ты меня простил? Я понимаю, что прошу слишком многого. Но… — он поморщился, поднимая взгляд к небу и в отчаянии прикрывая глаза. — Джексон, у меня ни к кому не было чувств. Никогда. И вряд ли к кому-нибудь ещё будут. Но только ты… Марк не смог больше ничего сказать и беспомощно опустил голову вниз, обречённо выдыхая. Светло-каштановая челка прикрывала глаза, а губы были искривлены в мучительной усмешке. Сердце Джексона сжалось от увиденного, парень не мог поверить, что это происходит прямо перед ним. Словно какой-то сон: Марк признаётся в своих чувствах, просит прощения, говорит, что был неправ. Ван с детства отличался сложным характером. Обиды прощались с большим трудом, но если человек сильно отпечатался в сознании, заставил улыбаться ярче, смеяться громче, целовать жарче, то этот процесс ускорялся. И в этот раз светлые чувства не угасли, они запылали ещё сильнее, потому что горючим служила искренняя просьба простить. От проявления настоящих эмоций на душе Джексона расцвели огненные цветы, растапливая ледяную корку, сковавшую слабое сердце парня. Безусловно, нужно время, но не только оно решает все проблемы. Сам человек должен прилагать усилия для спасения отношений. Если, конечно, ему этого хочется. Ван полюбил этого странного парня, и теперь был готов сделать все, что угодно, лишь бы видеть эту прекрасную улыбку перед глазами, наслаждаться горячими прикосновениями и сладкими поцелуями с терпким привкусом вишни. Возможно, путь парней будет очень сложным, но их объединяет прекрасное чувство, которое может оправдать все ошибки и промахи. За несколько секунд Джексон промотал в голове все воспоминая, связанные с Марком, и они принесли ему только приятные эмоции. Пусть Ван не умел быстро прощать, но мог легко забывать плохое, и это казалось ему важнее. — А почему ты меня полюбил? — вкрадчиво спросил фотограф, делая шаг вперёд и оказываясь в нескольких сантиметрах от модели. — О, да, ты пользуешься моментом, когда из меня льётся правда?! Ну, ладно… — усмехнулся Туан, поднимая взгляд. — Когда мы стали общаться, ты показался мне странным, каким-то слишком позитивным и добрым для этого мира. Словно тебя никогда не окунали в грязь, но ведь так не бывает. Ты такой же, как и я, просто ты не сдаёшься и идёшь дальше, стремишься к свету, — Марк горько улыбнулся, — а я понял, что застрял в страшной пучине из боли и отчаяния… Джексон, это сложно объяснить, потому что я сам до сих пор не понимаю, что со мной происходит. Этот огонь внутри меня, буря, словно здесь кто-то живёт, — парень коснулся своей груди, сжимая пальцами рубашку. — Что я вообще несу?! Ван смотрел на Туана, с трудом пряча улыбку, потому что тот был чертовски милым, потерянным и совершенно запутавшимся в своих чувствах. Но тот факт, что у Джексона в итоге все получилось, заставлял сердце биться быстрее. Обида, злость, страх внезапно испарились, а на их место пришли светлая радость, волнение и безмерное счастье, тёплой волной охватывая все тело. «Я не могу больше терпеть», — подумал Ван и поддался порыву чувств. — Наверно, там теперь я живу, — улыбнулся он и обнял содрогающегося от холода парня. Марк шумно вдохнул от неожиданности, а затем уткнулся подбородком в плечо Джексона, сжимая его джемпер на талии. — Фотограф, те две недели были самыми счастливыми в моей жизни, — тихо пробормотал Туан, обнимая ещё крепче. — И когда ты уехал, я думал, что все пойдёт, как раньше: жёстко, больно, с мольбами и ранами, но… Я не смог. Джексон не знал, что ответить, и слегка отстранился, чтобы посмотреть в чёрные глаза, играющие не жадным на боль огнём, а ярко сияющие от переполняющего душу счастья. Через объятие каждый почувствовал сердцебиение другого, понимая, что его чувства взаимны и так же сильны. Слов было сказано слишком много, поэтому Ван просто потянулся к сладким губам Туана, мягко их целуя. С каждым движением тёплыми волнами распространялось прекрасное чувство, словно объединяя парней в единое целое. Руки фотографа жадно сминали хлопковую ткань на спине, сильнее прижимая к телу, чтобы в полной мере ощутить рваное сердцебиение. Марк шумно выдыхал, зарываясь пальцами в мягких волосах и углубляя жаркий поцелуй. Обоим до безумия хотелось продолжения, которое они смогут получить только поздним вечером. Неизвестно, сколько прошло времени с тех пор, как они вышли на террасу, и сколько длился разговор, но было ясно, что пора уходить, пока их не начали искать. Губы обоих предательски распухли, а макияж модели требовал поправок, но парням было совершенно наплевать. Влюблённых не волнует ничего, кроме их самих. Яркие улыбки озаряли прекрасные лица, сияющие от счастья. Светлое настроение передалось и сотрудникам, потому что эмоциональное состояние главного фотографа часто заразительно: съёмки прошли быстро, гладко и закончились на весёлой ноте. Стилисты были в восторге от идеального во всех смыслах Марка и радовались новой модели, а помощники — удивлены, видя тот самый огонь в глазах Джексона, когда парень смотрел на маленький экран фотоаппарата и восхищался успешно пойманному снимку. Близкое к дежавю чувство охватывало все тело Вана, когда он видел в видоискателе этот сильный взгляд, прекрасное тело, и не верил, что все его мечты становятся реальностью. «Как во сне», — сам себе прошептал парень, улыбаясь его любимой модели. Туан полностью отдавался работе, потому что по ту сторону камеры был его фотограф. Вспоминать прошлое Марк не хотел совершенно, там было слишком много тяжелого. Каждая новая мысль об этом могла легко убить, и парень сам удивлялся, как ещё не сломался. Вряд ли у него получится абсолютно поменяться, ведь те ошибки и падения никак не замазать, хотя этот любящий взгляд мог перекрыть все. Вспышки софтбокса пробуждали новые воспоминания: они в клубе, жаркая ночь и невероятно обжигающий глоток боли, который может заполнить пустое сердце; дальше тёплый день с экскурсией и лилово-розовым закатом, его улыбка, такая заразительная, что нельзя не поддаться порыву, и что-то новое внутри, словно разгорающийся уголёк счастья; необычный подарок и волнение внутри от его признания, что-то странное и пугающее, не знаешь, что делать с этим; его пустой взгляд из тёмного коридора, который просто разрывает душу на части, но уже не остановиться; наклонная, по которой ты летишь, изуродованный и израненный жестокостью людей; крики и боль, отчаяние, которое выжгло все разумное дотла; неожиданно возникшие светящиеся глаза и улыбка, контрастирующие с тем, что происходит наяву, но пробуждающие желание двигаться дальше; спонтанное решение, скорый переезд и целый месяц одиночества в новом городе, но главное, чтобы все раны зажили, чтобы он ничего не увидел; практически ежедневные наблюдения за ним, уничтожение себя, втаптывание в грязь, потому что ты заслужил; его хриплый голос, удивление, злость и ненависть в глазах, и они просто могут убить; пьяное признание, но ты не жалеешь, ведь это слова из самого сердца, а дальше — свет, быстрый, словно вспышка, мягкий и дарящий надежду. По холодному асфальту и умирающим листьям шелестит моросящий дождь, заполняя пустоту города, переходя в равномерный и успокаивающий поздний вечер. Темные стены домов, расшитые заплатками в виде искусственного, но тёплого света отражают осторожный гул одиноко скользящего по свободному проспекту лазурно-синего автомобиля. Треск табака в сигарете усиливается до тех пор, пока легкие позволяют пламени сжигать тонкую бумагу, и вновь успокаивается, если отнять источник дурманящего дыма от губ, который клубится вокруг, заслоняя играющую одинокими огнями картину полупрозрачной, нежно серой и неровной пеленой. Джексон наслаждается, упивается прекрасным образом парня рядом. Марк смотрит вперёд, играя острой ухмылкой, открывает окно, впуская свежий воздух в салон автомобиля. Дорога до его дома занимает много времени, вечными секундами перетекает, словно патока в тёплых руках. Свет может только нарушить таинственное молчание, спугнуть трепетное предвкушение сладкой ночи, о которой мечтали оба. Ждать нет сил, хочется наброситься прямо на гранитном полу в коридоре новой квартиры модели, но фотограф пытается себя контролировать, часто дышит, не отрывает взгляда от парня, шагающего спиной вперёд. Это не дежавю, просто так уже было шесть месяцев назад, но словно вчера. Только обстоятельства совершенно другие. И чувства — другие. — Фотограф, ты не боишься? — вкрадчиво спрашивает Марк и, не отрывая горящего буйным пламенем взгляда от Джексона, ложится на кровать. Ван нависает сверху, оказываясь в сантиметре от идеального лица, и рассматривает каждую его часть. Пелена возбуждения застилает глаза, и остаётся лишь контур причины её возникновения. Не прикоснувшись друг к другу ни разу с того поцелуя на крыше, они сходят с ума от желания, наполняющего каждую клетку тела. — А должен? — ухмыляется фотограф, опаляя дыханием губы модели, едва улавливая сиплый вздох. — Оно внутри тебя, — кладя ладонь на грудь Джексона, шепчет Марк. — Мои чувства сильнее, — последнее, что может выдохнуть Ван, припадая к манящим губам и обхватывая худое тело сильными руками. Жар исходит из самого сердца, заставляя совершенно потерять контроль. От сиплых вздохов Туана сквозь горячий поцелуй буквально сносит крышу, и оно высвобождается, готовое выполнить любую просьбу этого невероятного парня. Бледные пальцы зарываются в мягких волосах, сжимаются в кулак, сильнее притягивая к себе. В ответ слышится только удовлетворительное рычание и глухой стук сердца, ощущаемый кожей. Футболка прилипает к телу, а плотная джинсовая ткань неприятно натирает, и модель нетерпеливо тянется к собственному ремню, но его останавливает властная рука, зажимая оба запястья над головой. Джексон отстраняется от распухших губ и, ухмыляясь, смотрит на Марка: — Ты забыл? Не смей прикасаться к себе. Грудь Туана прерывисто вздымается от сиплого смеха, а зрачки наливаются огненной страстью, становясь черней и бездонней, утягивают за собой, и фотограф теряет себя в них. Клыкастая усмешка тает на идеальном лице, когда Ван рывком снимает с парня футболку, прикасается губами к пульсирующей артерии, начинает опускаться ниже, вкладывая всю нежность в свои действия. Он не хочет, чтобы Марк испытывал боль. «Только наслаждение», — проносится в голове Джексона, когда звонко щёлкает пряжка ремня, и из груди модели вырывается несдерживаемый стон удовольствия. Его пальцы, вечно дрожащие, тянутся к волосам Вана, а руки неосознанно нажимают на его голову так, что тот утыкается подбородком в выпирающий через влажную хлопковую ткань член. — Фотограф, прошу, — хрипло молит Туан, закусывая губу. В такой просьбе грех отказать, и Джексон, усмехаясь, снимает с Марка оставшуюся тесную одежду. Длинные ноги слегка согнуты в коленях, бедра словно выточены из камня, грудь, украшенная свежим шрамом, часто вздымается, с уголка вишневых губ, буквально просящих поцелуя, стекает тонкая струйка, а глаза настолько черны, что могут поглотить без остатка и беспощадно уничтожить. Развратно прекрасная, безумно желанная картина вызывает у Вана сдавленный вздох, и на мгновение он забывает про все на свете. Только его парень перед глазами — вот что важно. Марк усмехается, когда Джексон слегка «зависает», проходится взглядом по обнаженному телу. Туан садится на кровати, протягивая руки к краю джемпера фотографа, и старается как можно быстрее снять его. Пальцы предательски дрожат, но жаркая одежда, а затем и тесные джинсы летят на пол. Стоя на кровати на коленях, с несколько секунд они смотрят друг другу в глаза, не веря, что это происходит. Капельки пота стекают по вискам и часто вздымающейся груди каждого, перекатываются по рельефному прессу. Возбуждение настигает своего апогея, держаться нет сил, но это и не нужно. Джексон впивается поцелуем в приоткрытые губы Марка и сгребает его в охапку, укладывая на кровать и устраиваясь между раздвинутых ног, затем обхватывает член Туана и свой в одну руку и начинает двигаться. Модель гортанно стонет, закидывая голову назад и царапая ногтями широкую спину. От жарких телодвижений и сиплого дыхания Марк сходит с ума, но этого не достаточно, и он отталкивает Джексона и тянется к прикроватной тумбочке. — Что? — сипло удивляется Ван. — У меня давно никого не было, — шипит Туан, вытягивая руку со смазкой и маленьким квадратным пакетиком. Фотограф еле сдерживает улыбку, но делает то, что просит от него модель. «Это чертовски мило», — мелькает в голове Джексона, когда этот прежде «развратный мазохист» слегка краснеет и ложится обратно на кровать. Горячие губы обхватывают сначала головку, а затем и весь член, и Марк выгибается изящной дугой, не сдерживая стон. Расслабляя горло и вбирая до основания, Джексон не отрывает взгляда от невероятной картины. Язык проходится по всей длине, а зубы слегка задевают уздечку, вызывая шипение. Сначала вставляя один палец и постепенно увеличивая их количество, Ван медленно растягивает Туана, потому что «нельзя, чтобы ему было больно». В сознании Марка рассыпаются неоновые взрывы, ибо Джексон делает все до одурения нежно и безумно приятно. «Такого никогда не было», — мысль, быстрая как вспышка, выстреливает в голове модели, хватающего воздух сухими губами и цепляющегося пальцами за тонкие простыни. Ван больше не может себя контролировать, но оно не овладевает им. Парень сам хочет, чтобы Туан выгибался под ним, царапал спину, обхватывая ногами его бёдра. Хочет ловить его сбитое дыхание на собственной шее, непрерывно и глубоко целовать, чувствовать его сиплые стоны кожей. — Ох, ты не будешь меня переворачивать? — удивленно хрипит Марк, когда Джексон нависает сверху и начинает медленно входить, направляя себя. Настолько узко и приятно, что перед глазами словно распадаются галактики. Из груди модели вырывается стон, а на спине фотографа остаются глубокие алые следы от ногтей. — О, господи, Джексон… — Я хочу смотреть на тебя, Марк. Я хочу сгореть, — шепчет в губы Ван и накрывает их поцелуем. Движения медленные, глубокие, тягучие. Прикосновения — словно расплавленный воск, прожигают каждую клетку, с током крови достигая сердца, и там разрываются на миллионы частиц, наполняющих все тело до кончиков пальцев. Ежесекундное «Джексон» на губах модели доводит до экстаза, а его сиплые выдохи в плечо заставляют покрываться мурашками. Туан сгорает под Ваном, кусает губы, задевая зубами металлическое кольцо, руками притягивает к себе загорелое тело, сжимает ягодицы и плечи фотографа, оставляя на них алые полумесяцы, выпивается поцелуями в шею, с вожделением и страстью смотрит в глаза и буквально убивает этим. Джексон не может оторвать взгляда от Марка, ускоряя движения и вдалбливаясь до самого основания. — Фотограф, сильнее… Волна возбуждения накрывает практически одновременно, с рычащим хрипом и гортанным стоном на сухих губах. Пот стекает по лбу, а дыхание не может восстановиться. И оба парня понимают, что им этого мало. Впереди есть целая ночь, а они настолько хотят друг друга, что нет сил держаться. Хочется ещё и ещё. Огонь в груди пылает, жаркими языками распространяя чувство, объединяющее их сердца. На лицах — улыбки, а глаза наполнены бесконечным желанием и безмерным счастьем. Неизвестно, сколько необходимо времени влюблённым людям, чтобы испить друг друга. За окном, украшенным искусными ледяными узорами, тихо падал мелкий снег, который тут же таял, коснувшись земли. Предрассветная бледно-розовая дымка, похожая скорее на туман, растворялась в тихом городе. Свежий воздух лёгкими, волнообразными порывами проникал в душную комнату через приоткрытое окно. Джексон обнимал лежащего на его груди Марка, пальцами выводя какие-то фигуры на плече модели. Оба осознавали, что это была самая ошеломительная ночь в их жизни. Не потому, что они придумали новые методы извращения и доставления друг другу удовольствия какими-то необычными способами. Просто было сильное чувство, которое ни с чем не сравнится. Только оно может принести столько наслаждения и счастья. И теперь сердце Марка не пустое, оно не требует боли страданий, ведь там — Джексон, который заставил чувствовать и радоваться, улыбаться, смеяться искренне. «Его нельзя терять», — подумал Туан, глубоко выдыхая и сильнее прижимаясь к горячему телу. Джексон смотрел в белый потолок и думал о том, что случилось с ним за эти полгода. Ничего не бывает просто так. Каждая ошибка — урок, парень был глубоко в этом уверен. Казалось бы, ничего не поможет тебе, ты не поймёшь, когда поступил правильно, а когда нет, пока судьба тебя не ударит о стену жестокости жизни. Но у фотографа был своего рода «репетитор» — дежавю, которое говорило ему: «Да, все идёт так, как нужно. Не переживай». Возможно, это полная чушь, но если так легче жить, почему бы не руководствоваться этими серебряными птичками? Рядом с ним лежал странный парень, с которым связано очень много воспоминаний. Нельзя сказать, что абсолютно все они были приятными, но ведь это жизнь, в ней не бывает вечного счастья. Если будешь бороться — получишь то, что хочешь. Главное — сохранять любовь в сердце. Она подскажет тебе, куда и к кому нужно двигаться. — Джексон, — сипло начал Марк, приподнимаясь на локтях и заглядывая в глаза Вана, — я действительно тебя люблю. На губах фотографа расцвела улыбка от услышанных слов и от смущенно-растерянного лица, освещенного первыми лучами золотого солнца. Ещё вчера жизнь казалась отвратительным и нескончаемым повтором одной и той же плёнки, но с приездом Туана всё меняется. И снова хочется дышать, двигаться дальше, «стремиться к свету». И как оказалось, свет для Джексона — искалеченный, потерянный и совершенно разбитый парень, который тоже нуждается в любви, ласке и заботе. — Я тоже тебя люблю, Марк, — прошептал Ван и потянулся к вишнёвым губам его модели. Иногда судьба может преподнести неожиданные сюрпризы, но она больше всех знает, что так нужно.