Глава четвертая.
Вам, разумеется, известно, что если поблизости имеется зеркало, то почти невозможно не взглянуть на себя. Разумеется, все мы знаем, как выглядим, но нам хочется посмотреть на свое отражение хотя бы лишь для того, чтобы увидеть, все ли с нами в порядке. Дожидаясь встречи с новым опекуном у двери его кабинета, бодлеровские сироты
Помню тот день, когда ты спросил меня: «Что ты чувствуешь?» А должна ли я была чувствовать что-то, узнав, что моя мать, никогда не любившая меня, погибла? Я не ответила, потому что не знала ответа на этот вопрос. «Не хочешь говорить? Ладно. Лучшей отпей». В ту секунду лёгкие наполнил необыкновенный кофейный аромат, а минутой позже я уже опустошила чашку поданного мне латте. «Кофе с корицей», - объяснил ты, и я попросила у тебя блокнот с рецептом. «Его нет в блокноте», - отрезал ты, после чего загадочная и незнакомая вам Леди Элль удивилась. «Как? Ты ведь всё записываешь!» Ты же улыбнулся: «Есть вещи, которые даже я не записываю». Я поражённо смотрела на тебя, забыв от изумления про послание о смерти матери. «Например?» «Например, это», - ты осторожно поцеловал меня, и этот поцелуй я вспоминаю и сейчас, отпивая пряного латте. Если бы и Бодлеры могли заварить кофе с корицей тогда.
— Швад? - тихо сказала Солнышко, желая спросить «Что будем делать?»
— За ней гонится какой-то мужчина. Может быть, Граф Олаф, - предположил Клаус, так как он был единственным, кто мог бы ей ответить.
— Халпер, - нашла альтернативу сестра, пытаясь донести до него идею подплыть к берегу.
— А если это всё-таки он?
— Даджус! - воскликнула златокудрая, имея в виду нечто «Тогда она в опасности!»
— Ты права, Солнышко. Мы и сами не раз попадали в лапы Олафа, а он может сделать с ней всё, что угодно, - двенадцатилетний книгочей согласился с ней и начал усиленно грести в сторону незнакомки. Постепенно невнятный силуэт приобретал характерные очертания и оттенки, превращаясь в человека. Она бежала по воде, запыхаясь и разбрызгивая её вокруг себя. Только лодка Бодлеров достигла темноволосой, как выяснилось, особы, она без колебаний и приветствий запрыгнула в неё, сказав:
— Гребите быстрей, иначе он догонит меня.
Клаус понял серьезность ситуации, пусть и не знал её, продолжая работать одним веслом, а другое протягивая незваной гостье. Златовласая малышка, что в силу возраста не имела возможности помочь им, села рядом со спящей Вайолет и приставила указательный палец к губам:
— Тсс!
Незнакомка окинула презрительным взглядом младшую и старшую из Бодлеров, от чего Солнышко стало неловко.
— Шуну, - буркнула она.
— Солнышко — так её зовут — хочет сказать, что очень рада тебе, но просит быть потише, потому что наша сестра Вайолет... устала и спит, - пояснил Клаус, утаивая некоторые подробности. Он не обладал уверенностью в том, что изобретательница их семьи предалась сну от усталости, а не от чего-то другого. А белокурая малышка, употребляя в речи «Шуну», хотела сказать, что ей зябко от леденящего взора шатенки.
— Меня зовут Клаус. А ты не представишься?
— Карвин, - отдалённо ответила она.
— Приятно познакомиться, - говорила девочка таким тоном, словно она через силу не презентовала ему «неприятно».
— Нам тоже, - вежливо промолвил Клаус, рассматривая мужчину, что-то кричащего Карвин вслед.
— Олаф? - уточнила Солнышко у брата.
— Нет, - облегчённо вздохнул он и степенно начал набирать силу, взмахивая веслом.
— Она всегда так изъясняется? - пытаясь скрыть отвращение, вопросила темноволосая. Средний из Бодлеров сбавил темп работы и стал грести всё медленнее и медленнее, пока совсем не прекратил свою деятельность. Шатенка заметила регресс скорости и солидарно опустила вёсла. Смерив Клауса пустым, понимающим, но равнодушным взглядом, она дождалась объяснений.
— Кто этот мужчина, что гнался за тобой?
— Это... Мой отец, - замявшись, ответила Карвин.
— Шувивурма? - Солнышко вставила свой текст, буквально таращась на неё и стремясь познать все остальные подробности.
— Понимаете, мама умерла, когда мне было три года, а отец как-то меня и не любил вовсе. Папой перестал быть уже давно, но только сейчас получилось сдать меня в интернат. С документами проблемы вышли, а от того и не беспричинно ему представилась возможность отказаться от меня лишь сегодня, через девять лет, - девушка произносила каждое слово изящно, ловко, манерно, но слишком неравноправно. Она словно намеренно занимала столь высокую позицию, хотела показать себя взрослее златокудрой малышки и Клауса. И, как полагается, взрослые всегда добавляли:
— Ах да, «беспричинно» означает...
— Мы знаем, - раздраженно осведомил её Клаус, обдумывая навязчивую идею. Поначалу ему хотелось рассказать свою историю и Карвин, ведь она была таким же ребёнком, как и они. А Бодлеры уже давно убедились в том, что дети гораздо более чуткие и отзывчивые, нежели взрослые. Но она, казалось, стремилась к той возвышенной стадии, годилась ею.
— Это прекрасно... - с саркастическим восторгом начинала было Карвин, как вдруг она выхватила весло из рук у книгочея и принялась усиленно грести обеими лопастями.
— Что с тобой? - парень пошатнулся и едва не вывалился из лодки.
— Отец... догоняет, - сбившись в мыслях, шатенка продолжала набирать темп.
— Но я никого не вижу, - Клаус привстал и попытался сфокусироваться на силуэтах, но не заметил ни одного. Темноволосая молчала и разбрызгивала воду, стараясь отдалиться от исходной точки. От нараставшего напряжения и шума глаза Вайолет разомкнулись, и при пробуждении в её голосе проступили слабые нотки:
— Что здесь происходит?
Карвин утихомирилась и бросила долгий взгляд на изобретательницу, изучая правильные черты её лица. Внезапно она ударила по нему веслом, и старшая Бодлер выпала из «ладьи».
— Вайолет!
— Искайп! - дети взволнованно потянули руки к утопающей, но их гостья перемещала каноэ на более дальние расстояния, не отступая.
— Прощайте, кексолизы! - девушка сбросила Клауса и Солнышко в реку, а те поплыли в сторону сестры, не обращая внимания на уходящую лодку. Вайолет глотала воздух, как только могла, а брат удерживал её и златокудрую малышку на речной поверхности.
— Сюда! - мелодичный девичий голос окликнул их, и ребята обратили свой взор к берегу. У него стояла ещё одна незнакомая особа, подзывавшая детей.
— Думаешь, нам стоит плыть? - изобретательница уже совсем очнулась ото сна, глядя на расплывчатый силуэт вдали, почти ничем не отличавшийся от Карвин, с которой они встретились ранее.
— Наффин, - вмешалась Солнышко, выражая: «Нам ничего не остаётся». Из-за возникшей проблемы Бодлеры уже совсем забыли про шатенку, столь таинственно отобравшую у них лодку и назвавшую их странным словом «кексолизы». Даже Вайолет, внезапно проснувшаяся и получившая удар по лицу с её стороны, не задавала никаких вопросов. Клаус, несколько часов бодрствующий и утомленный от гребли, кое-как разводил руками в воде. А Солнышко, совсем ещё маленькая, удобно устроилась на спине старшей сестры, потому что она пока не умела плавать. Наконец, дети причалили к берегу.
— Давайте я вам помогу, - тут их поджидала русоволосая девочка — пожалуй, только это они и смогли понять сквозь призму усталости. Она доброжелательно протянула свою ладонь к ним, но Бодлеры уже не могли быть уверены в том, что эта доброжелательность настоящая. Когда они отдышались, то сумели получше её разглядеть — с двумя растрепавшимися хвостами, улыбчивая, с перепачканными и поцарапанными руками и лицом.
— Вы в порядке? - обеспокоенно спросила она.
— Да, спасибо, - ответила за всех Вайолет, но на самом деле это было далеко не так.
— Я — Айседора. А вас как зовут?
— Меня зовут Клаус, а это мои сестры — Вайолет и Солнышко, - объяснил книгочей, в очередной раз попадая на случайную встречу.
— Очень рада знакомству! А вы знаете её? - уточнила Айседора.
— Кого именно? - Клаус снял мокрые очки.
— Ту девочку, что сбросила вас с лодки, - пояснила русоволосая.
— Карвин, - средний из Бодлеров сказал лишь одно слово, которое таило в себе множество лжи и множество истины, спрятавшейся за именем темноволосой незнакомки. Он поведал девочке ту историю, что видел своими глазами вместе с Солнышко, как та вдруг воскликнула:
— Так и знала!
— Что именно? - Вайолет, выслушавшая речи брата, узнала, что происходило, пока она спала, вследствие чего подключилась к разговору.
— Её зовут не Карвин, а Кармелита. Кармелита Спатс, - с тактом и расстановкой начинала Айседора. — Она сбежала из Пруфроксой подготовительной школы, в которой мы живём. Мои родители погибли в пожаре с моим братом... Куигли. Остались только я и мой второй брат — Дункан. Мы тройняшки. Так вот, после того, как нас вдвоём сдали в этот изуверский интернат, мы познакомились с Кармелитой. Она, скажу я вам, на редкость противная личность... Всех называет «кексолизами». А последнюю неделю Кармелита вела себя довольно странно: всё время молчала и ухмылялась, при этом ни разу никого не оскорбив. А для неё это просто немыслимо! И сегодня она сбежала из интерната. Это объяснило её поведение, пусть и не до конца. А мужчина, который за ней гнался — завуч Ниро. Жуткий тип. И именно по этой причине он не захотел марать руки, ну и отправил меня за этой кексолизкой. Дункан хотел пойти со мной, но Ниро запретил, якобы «весь интернат всполошился из-за этой Кармелиты, а на мой концерт должен кто-то прийти». Завуч играет на скрипке, причём просто ужасно. И все дети и учителя обязаны слушать его горе-музыку каждый день! - Айседора рассказывала с большим увлечением, не упуская подробностей. Она поведала Бодлерам обо всём, что только знала, а они, в свою очередь, доверили ей свою историю о смерти родителей, об устаршающем Графе Олафе и всех неприятностях, что довелось им пережить.
— Вот это да! - поражаясь выдержке Вайолет, Клауса и Солнышка, воскликнула русоволосая.
— Вам, наверное, так тяжело пришлось. Но ничего страшного, вместе мы справимся с этой бедой. Возможно, мы узнаем, кто организовал пожар в вашем доме и в нашем, - помышляла она.
— А может быть, ты напишешь о нашем совместном приключении стихи? - улыбнулся книгочей. Айседора поделилась с Бодлерами своими интересами. А первым из них в её списке стояла поэзия.
— Может быть, может быть, - озарясь вдохновением, промолвила девочка. — Но для начала, я думаю, нам стоит поесть. Наш завуч Ниро наказывает тем, кто нарушил правила школы, нести ему карамель. Вот я и говорю ему: или вы даёте мне немного карамели, или я не иду за Кармелитой. Он, конечно, отпирался, но я упомянула тот факт, что все будут заняты погоней и не придут к нему на концерт, если я не отправлюсь в бега за этой кексолизкой. Тогда-то он и согласился! Угощайтесь, - Айседора протянула ребятам кулёк, набитый конфетами, и они впервые за сутки вкусили пищу.
— Спасибо, - наслаждалась кармелью Вайолет.
— Да не за что! Вот если бы Дункан был здесь, то он бы угостил вас кофе с корицей... Вот этот рецепт действительно стоит благодарности, - мечтательно обронила русоволосая несколько слов.
Но,
Леди Элль Вивьен,
Закончи за поэта
Последние слова.
И строки те об этом:
Латте уж ждёт тебя.
О, Вивьен, ты не Айседора.
