Белая тень

Так больно иногда осознавать, что-то время, когда друзья и близкие были еще живы, уходит все дальше в прошлое. Оно медленно теряется в потоке бесконечных дней, и из памяти постепенно исчезают очертания столь знакомых лиц. Их улыбки, их смех. Все тает, расплывается в сумраке, теряется в пустынной мгле. И в окружившей тебя со всех сторон тени ты слышишь лишь злобное гоготание того, по чьей вине все это и происходит. Президент Сноу улыбается мне своей змеиной улыбкой, я смотрю на нее и чувствую тошноту. Голова болит, живот скручивает. Все начинается с самого начала. Плач наполняет палату, жалостливые стоны и мольбы о помощи. Я не сразу понимаю, что голос, молящий избавить от страданий, принадлежит мне, а слова слетают с моих собственных губ. Я трясусь всем телом, но ремни удерживают меня на постели. Извиваюсь на белоснежных простынях, но кожаные полосы продолжают царапать запястья. Четыре дня прошло. Вроде бы. За это время я видела всех: маму, Прим, Хеймитча и Гейла. Ко мне заходили Крессида и Финник с Энни. Многие. Но не Пит. Истошные вопли уже не помогают, и потому я молчу. Долго. Очень долго. Не разговариваю с врачами, лишь печальным взглядом провожаю однотипные силуэты, обрамленные белоснежными халатами. Поток успокоительного вливается в мою кровь, он заставляет сон подняться из глубин и утянуть меня в свои чернильные объятья. И вот опять. Мой голос смолкает. Слезы высыхают. А когда я закрываю глаза, сил совсем не остается. Даже на то, чтобы просто поднять веки. Тишина. Она повсюду. Она кружит вокруг меня в безудержном танце. Звоном отдается в ушах и исчезает, когда слух ловит дыхание. Память возвращается ко мне, и мир вновь обретает привычные очертания. Белая палата, заглушенный свет и одинокие стены вокруг меня. Дыхание, что разбудило меня, принадлежит мне же. А что я скажу, когда придет Пит? Зачем мне его видеть? Незачем. Мне бы просто узнать, что с ним все в порядке. Что смерть друзей не убила остатки жизни и в нем. Я горю желанием увидеть свет в его взгляде. Услышать фразу «все наладится» и подняться с этой чертовой кушетки. Только бы выбраться из пелены белоснежных стен. Только мысль эта касается моего мозга, как дверь тут же открывается. Тихий скрип привлекает мое внимание, и взгляд тут же устремляется в сторону шума. Он режет слух, будто скребет где-то внутри головы. На мгновение все опять замирает. А затем я вижу его силуэт. Он несмело делает шаг вперед и закрывает за собой дверь. Тишина не успевает окутать собой палату, когда по полу прокатывается шорох тяжелых шагов Пита. Парень подходит ближе ко мне, а я лишь слежу за ним боковым зрением. Слежу за тем, как он останавливается. За тем, как он садится на стул рядом со мной. А потом морщусь, стоит железным ножкам заскрипеть по плиткам. Остается лишь его дыхание. Моего нет — я задержала его в тот самый миг, когда дернулась ручка двери. — Койн отказалась возвращать к жизни Джоанну и Аспена, — выговаривает он. — Сказала, что лекарство и в прошлый раз оказалось слишком дорогим. Она врет. — Она врет, — его голос повторяет мои мысли. — Почему ты не приходил? — тут же выдаю, стоит словам Пита исчезнуть в тишине. Он не спешит с ответом. Даже глаз на меня поднимать не собирается. И это заставляет злость внутри меня закипеть. Брови тут же сводятся на переносице, а голос, кажется, насквозь пропитывается ядом обиды: — Ты бросил меня, когда мне было особенно трудно. За все эти дни ты пришел впервые. Где ты был? Где?! Взгляд его голубых глаз сталкивается с моими глазами. И тогда вся уверенность в собственной правоте куда-то улетучивается. Словно ее и вовсе не было. — Я был во Втором. И в Четвертом. С Финником и Энни. Мы снимали промо, — спокойно сообщает он, но блеск недовольства мелькает в его взгляде. — Большинство Дистриктов встало на сторону повстанцев за эти несколько дней, а через пару недель планируется высадка в Капитолии. Я не приходил, потому что был занят, Китнисс. Это не тот стыд, который я ощущаю обычно. Это нечто гораздо большее. Мне хочется провалиться сквозь землю, лишь бы скрыться от взгляда голубых глаз, что пронзает меня будто насквозь. Это чувство обжигает. Оно поглощает меня, замуровывает внутри себя без единого шанса на побег. Отмотать бы время назад и заткнуть себе рот… Мы с Питом разные. Порой это ощущается слишком остро. Когда случается беда, я ломаюсь на полпути. Он — нет. Я тут же впадаю в отчаяние. Он ищет способы все исправить. Или повернуть все в лучшее русло. Люди равняются на меня. Они идут за Сойкой, веря ее словам. Но они и не подозревают, что вех этих слов могло бы и не быть, не окажись рядом крепкого плеча в качестве опоры. Меня выписывают в этот же день. Я покидаю уже ставшую мне родной палату с явным намерением выйти из этой игры победителем. Первый день тренировок. Второй. Третий. Я выкладываюсь по полной, не жалея собственного тела. Мышцы ноют, а кости будто трещат от бесконечных ударов. Синяки покрывают собой кожу, и мне остается лишь терпеть их. Тренера меня хвалят, поощряют успехи минутами отдыха во время занятий. И время, когда группа солдат должна выдвинуться в Капитолий, приближается с бешеной скоростью. Я жду этого дня. Просто не позволяю забыть, ради чего я себя изнуряю. Мы с Питом почти не общаемся. Настал тот самый жуткий момент, который долго и упорно обходил нас стороной. Тишина между нами как натянутая струна. Дотронешься — порвется. Оставишь в покое — вскоре совсем забудешь о том, что находится на другом ее конце. Искоса посматривая на Пита, я не замечаю ответных взглядов. Во время завтрака и обеда мы сидим порознь, а ночами запираемся в своих отсеках. Он делает это ради меня? Дает время на то, чтобы все обдумать? Нет. Он наконец-таки дал передышку самому себе. Временную. Лишь эта мысль успокаивает меня, ведь я боюсь того, что повлечет за собой этот кусочек льда. Я до дрожи страшусь, что он разрастется и поглотит собой все нежные чувства. Что однажды он заставит нас двоих забыть обо всех столь важных событиях и с головой уйти в собственные проблемы. Разве не таким образом люди теряют любовь друг к другу? И тут уже не так важно, насколько сильно переплетены нити вашего прошлого. — Вылет состоится завтра ночью, — омрачает мои мысли голос Койн. Тишина в помещении воцаряется буквально на пару секунд. Эти мгновения быстро улетучиваются, и наполненный возмущением голос Финника тут же заволакивает собой повисшее молчание: — Но вы говорили, что у нас есть еще неделя. — Да, говорила, — кивает президент. — Но чем раньше мы окажемся в Капитолии, тем больше шансов выжить. Разведка сообщила, что на улицах расположены ловушки, и с каждым днем их там становится все больше. У нас есть карта, где обозначены все опасные точки, но наши данные могут быть устаревшими. Никто не знает на самом деле, где находится опасность. — То есть, если судить по вашим словам, вы собираетесь выкинуть нас в самое пекло и заставить там бегать вслепую? — звучит, как мне кажется, голос Пита. Но только я поворачиваю в его сторону голову, замечаю, что говорил вовсе не он — его брат Дэниел. — У нас нет выбора… — снова начинает женщина. — Есть! — перебивает Финник. — Вы могли бы хотя бы не отправлять обычных людей. Зачем в Капитолии нужна Энни? Почему нельзя оставить ее здесь, в Дистрикте? Во время боя от нее не будет много толку. — Койн молчит. — А Дэниел? Он даже на Арене ни разу не был. Он никогда не убивал людей. Думаете, это так просто — нажать на курок и забрать у кого-то жизнь? Думаете, каждый справится с этим? — Вам и не придется нажимать на курок, мистер Одэйр. Для этого мы отправляем с вами группу солдат. — Но это не исключает того факта, кто кто-то может взять и застрелить Энни! — Она в таких же условиях, как и все вы, — отстаивает свое президент. Но тихий голос девушки, сидящей рядом с Финником, смеет еле слышно слететь с губ: — Не совсем. — Она заминается. — Я жду ребенка. — Глаза ее опускаются вниз, и рыжая челка закрывает побледневшее лицо. Шок в глазах присутствующих не скрыть ничем. Удивлением и ужасом пропитаны взгляды сидящих, и ни один не осмеливается сказать ни слова: ни слова радости — это было бы глупостью в подобной ситуации, ни слова сожаления — это оказалось бы еще глупее. — Что ж, — вздергивает брови Койн. — В таком случае, мисс Креста, вас можно освободить от дальнейшего вылета. — Ее тусклые серые глаза упираются в Дэниела. — Что касается вас, мистер Мелларк. У вас нет подобной причины не лететь? Он лишь мотает головой в ответ. — Тогда, думаю, наше собрание можно считать завершенным. Сбор в восемь вечера, вылет в одиннадцать. Без опозданий. Перед тем, как покинуть помещение, я в очередной раз оглядываю всех, с кем мне предстоит отправиться в объятья очередного испытания: Пит, Дэниел, Финник, Венрей, съемочная группа и пятеро солдат во главе с Боггсом. Пять ребят с оружием на девять членов звездного отряда. Да, с ними мы точно не пропадем. Я запираюсь в своем отсеке и тут же падаю на постель. Не раздеваюсь, не умываюсь. Просто неподвижно лежу на застеленной кровати, уставившись в потолок. Завтра ночью, когда мы вылетим в Капитолий, все начнется с самого начала. Вновь испытания, вновь ловушки и реки крови. Бессмысленные смерти друзей и бездумные жертвы знакомых. Нас будет четырнадцать человек. Многие из них умрут, по-другому просто не может быть. Сейчас, в последний раз глядя в серый потолок своего отсека, я могу лишь догадываться, с кем мне стоит попрощаться в первую очередь.