* * *
― Это было ошибкой, прости. Трисс наклонилась за полупрозрачным пеньюаром. ― Врать я не хочу, это было бы нечестно по отношению к тебе, Эскель, а ответить взаимностью… а ответить взаимностью я не могу. Прости. Эскель без слов скатился с широкой, покрытой белоснежными простынями постели, поднял штаны и нашарил взглядом мечи. Было горько и противно от осознания собственной наивной глупости. И от того, что Трисс с ее способностями, несомненно, не случайно залезла в его мысли, но и, конечно же, продолжала читать их сейчас, хоть и делала вид, что просто смотрит в окно. ― Куда ты теперь? ― В Аэдирн. ― Геральт… Ему стало совсем гадко. ― Я ничего не скажу ему, не беспокойся. Трисс едва слышно вздохнула. Облегченно. ― В Мариборе всегда будут рады тебе, Эскель. Я буду рада. Он действительно так ничего и не рассказал Геральту.* * *
За прошедшее столетие деревня Стонжки успела пережить многое: и холеру, и скоя’таэлей, и даже переименование в Новые Стонжки после огромного пожара восемь десятков лет назад. Хотя и некому было сравнить, но Новые Стонжки от старых по прошествии столького времени почти ничем не отличались. Все так же носилась деревенская ребятня, все так же брехали собаки и на разные голоса шумел домашний скот. Как и в любой другой деревне, чужаки вызывали здесь вполне закономерное любопытство. Они появились ближе к закату. Странная пара ― изуродованный жутким шрамом через все лицо ведьмак и бледная девица в разорванной грязной куртке; они выехали на одном коне из леса со стороны развалин и сразу безошибочно направились в сторону дома старосты. Ведьмак беспокойно шарил глазами вокруг, словно что-то или кого-то искал. Седая Эльса поежилась от его взгляда и, осенив себя знамением Вечного Огня, на всякий случай прочла еще короткую молитву Великой Матери Фрейе. Ведьмак скользнул глазами по лицу Эльсы еще раз и нахмурился. Вид у него был как у человека, который пытается вспомнить какую-то важную вещь, но не может. Эльса охнула от страха, прижала морщинистую ладонь к груди, пытаясь унять сердцебиение, и спешно отступила в тень крыльца. Ведьмак отвернулся, а она, поплевав для верности три раза через левое плечо, юркнула в дом. И лишь много позже, ночью, на грани сна и яви, ей подумалось, что если бы не шрам и желтые зенки, то уж больно ведьмак походил на ее давно преставившегося дядьку. Тот был пастухом, любил выпить и, как-то набравшись краснолюдского спирта, по дурости свалился с обрыва. Эльса дядьку любила за незлобливый нрав и множество веселых пастушьих песенок, но за столько лет уже и думать про него забыла. И вот те на! «Чушь и бесовщина, ― подумала Старая Эльса, с кряхтением ворочаясь на печи. ― Ведьмовские штучки это! Всем известно, что ведьмины зело на колдовство горазды!»* * *
― Сеновал, ― с грустью сказала Фрейя, глядя на покосившийся хлев с шаткой лесенкой, приставленной к широкому окошку наверху. ― И коровы. ― Это лучше, чем ночевать под открытым небом, к тому же коров там всего две, ― проворчал Эскель, заводя Василька внутрь. Фрейя печально вздохнула и пошла следом. Под равнодушными взглядами тощих коров ведьмак расседлывал коня. Она прислонилась к деревянной балке и снова печально вздохнула. На седьмом вздохе Эскель не выдержал. ― Что? ― спросил он. ― Тут наверняка есть мыши. А я их ужасно боюсь. ― Нет здесь никаких мышей, ― соврал Эскель, прислушиваясь к шороху в дальнем углу хлева. ― Давай, лезь наверх. Крепко прижав к себе раненую руку, Фрейя медленно забралась на сеновал. Сено было свежим и пахло летним лугом. Она прикрыла глаза. Есть не хотелось, спать тоже. Рядом зашелестел ведьмак, устраиваясь. Он лег молча и почти бесшумно, только по движению воздуха Фрейя догадывалась, что подле нее вообще кто-то есть. ― Какой он ― Каэр Морхен? ― спросила она, все так же не открывая глаз. ― Холодный и каменный, ― помолчав некоторое время, пробурчал он. ― Да ты просто мастер изящной словесности, Эскель. Ведьмак хмыкнул и вытянулся на сене, заложив руки за голову. Где-то неподалеку стрекотали сверчки, снаружи то и дело мимо проносились какие-то быстрые тени ― похоже, летучие мыши. Ночь принесла с собой легкий ветерок и долгожданную прохладу. ― Ну, еще там есть горы. Фрейя повернулась и внимательно посмотрела на него. Вид у Эскеля был крайне серьезный. Впечатление портил лишь слегка подрагивающий уголок губ. Фрейя несильно ткнула его в бок. ― И озеро, ― спешно прибавил он. ― Дай-ка угадаю… а также земля и деревья? ― промурчала Фрейя, придвигаясь вплотную. Прикосновение ее ладони к животу мгновенно спутало его мысли и отдалось жаром во всем теле. ― Этого добра в Каэр Морхене навалом, ― сказал он хрипло, пытаясь не думать ни о чем, кроме ведьмачьей крепости. Фрейя прижалась щекой к его плечу. ― Что ждет нас там? ― спросила она полушепотом. ― Нас ждет крыша над головой и теплый очаг зимой, ― не сразу ответил ведьмак. ― Или ты не об этом? ― Об этом тоже. Но что потом? Когда сойдет снег и наступит весна? ― Пальцы Фрейи едва заметно сжались на его руке. ― Весной и обсудим. «Правая башня совсем плоха. Плющ вьется по стене, кладка того и гляди осыплется, когда после Саовины с гор задует холодный ветер…» Они затихли, думая каждый о своем, потом Фрейя приподнялась на локте и неожиданно сказала: ― Я помогу. ― М-м-м? ― Замок рушится, ты сам сказал. Я помогу укрепить стену, чтобы не осыпалась. ― Не надо, ― ответил ведьмак. ― Но… ― Не надо. И, глядя на растерянно замершую Фрейю, жестко прибавил: ― Пусть рушится. Там не осталось ничего, кроме чужих костей и воспоминаний Весемира о том, чем это место было когда-то давно, когда мир был совсем другим. ― Похоже, ты очень хорошо относишься к этому Весемиру, если все же возвращаешься туда. ― Весемир меня вырастил и всему научил. ― Эскель пожал плечами. ― Сделал из тебя ведьмака… Он не ответил. Фрейя тут же мысленно обругала себя за несдержанность. ― А моя наставница была стервой, Эскель, ― сказала она, переводя разговор. ― Умной, красивой, эгоцентричной стервой. В мире Коралл существовала лишь сама Коралл. Я была безмерно удивлена, узнав, что она вызвалась, когда Капитул решил отправить чародеев в помощь армии Северных Королевств. ― Она была на Содденском Холме? ― Погибла на Холме, если быть точнее. ― Жаль. ― Нисколько. Коралл была расчетливой мерзкой ведьмой. Так что жалеть ее не стоит. ― Коралл… ― задумчиво пробормотал Эскель. ― Только не говори, ― фыркнула Фрейя, ― что ты тоже с ней спал! ― Я не… Постой, что значит «тоже»? Чародейка ухмыльнулась, указав пальцем на ведьмачий медальон. ― Понятно. Геральт. Фрейя чуть отодвинулась, теребя ворот рубашки. ― Похоже, привлекать чародеек ― это одно из свойств ведьмачьей мутации. Ведьмак криво усмехнулся, но ничего не сказал. ― Но, может быть, дело не в мутации, а в вас самих? Вот, например, ты. Ты привлекаешь меня просто невероятно сильно, ― продолжила рассуждать вслух Фрейя. ― Ты сильный, смелый, честный и благородный. Тут, знаешь ли, трудно устоять. Это было настолько неожиданным поворотом разговора, что Эскель озадаченно потер шрам на щеке и уставился на Фрейю. ― Хотя ты невозможно скрытен и недоверчив, ― протянула она задумчиво. Он снова не ответил. Он мог бы назвать десяток причин не доверять вообще никому ― горьких ошибок, последствия которых ощутил на собственной шкуре. ― Но я все же ничего не могу с собой поделать ― я хочу быть с тобой. Фрейя отпустила наконец воротник и отвернулась. ― Спокойной ночи, ведьмак, ― сказала она тихо. Эскель уставился в потолок. Ему хотелось пойти в ближайшую корчму и как следует надраться чем-нибудь покрепче. Но он остался на месте, прислушиваясь к дыханию чародейки и грустно улыбаясь невесть чему.* * *
― Тяни! Тяни же, щучий хвост! И зачем только я тебе плачу?! Из-за обилия деревьев и огромных, в пару человеческих ростов, камней дорога то и дело петляла, так что разбой и грабеж здесь были делом частым: в Компач ездили, как правило, семьями, прилично нагрузившись золотом и драгоценностями. Эскель прислушался. На засаду это не походило ― слишком громко. Но все же он положил ладонь на рукоять меча, лежавшего поперек седла перед ним. Фрейя сидела позади, крепко прижавшись к спине Эскеля, и, несмотря на летнюю жару, это было очень приятно. ― Что там за шум? ― возбужденным шепотом спросила чародейка, когда они приблизились к повороту настолько, что и ей стали слышны ругань и возня. ― Разбойники? ― Вряд ли, ― покачал головой ведьмак. ― Больше похоже на застрявших купцов. Судя по крикам, сломалась ось колеса. ― Мы им поможем? Ну, сталь и магия на страже добра и справедливости ― спасаем девиц и купцов из беды? ― Сталь и магия молча едут мимо. Особенно магия. Ясно? Если нам задают вопросы, ты молчишь ― говорить буду я. И никакой самодеятельности про Оксенфурт и родственников в Компаче. ― Ясно, ― пробурчала Фрейя. ― Но, знаешь ли, я решительно против того, что ты так командуешь, будто я совсем неразумное дитя! А между тем я целых семь лет провела, точно так же слоняясь по дорогам Темерии и Ривии. ― Ну, семь лет ― это, конечно, огромный срок, ― громко хмыкнул Эскель. ― Куда уж мне перед твоим-то опытом, госпожа чародейка. Фрейя обиженно фыркнула и затихла. Что, в общем-то, было Эскелю только на руку, ибо они как раз обогнули пузатый серый валун и выехали к месту, откуда раздавались голоса. «Купцами» оказались десяток вооруженных до зубов краснолюдов и низушек в богатом кафтане. Рядом, уперев руки в крутые бока, стояла дородная дама в чепце, к ней жалась бледная пухленькая, но очень миловидная девица, судя по всему, дочь купца. Причем по выражению лица низушки в чепце было видно, что еще чуть-чуть — и мало не покажется всем, включая краснолюдов. ― О, ребяты, а вот и милсдарь ведьмак нам в помощь! ― жизнерадостно осклабился один из краснолюдов. Низушек-купец смерил Эскеля долгим задумчивым взглядом, пожевал губу, потом повернулся к ребятам и заорал зычным басом, что совсем не вязался ни с его ростом, ни с внешностью: ― А ну тяните, иначе не видать вам платы как своих ушей! Четверо краснолюдов пытались вытянуть соскочившую в кювет повозку обратно на дорогу, еще двое собирали обломки колеса, негромко переговариваясь. Эскель тронул Василька медленным шагом, так, чтобы проехать аккурат подле купца. Он печенкой чувствовал, что наклевывается что-то интересное. ― Эй, ведьмак! ― окликнул его низушек. ― Ну-ка слезай, дело есть. Эскель спешился и подошел вплотную к нему. ― Слушаю. ― В Компаче меня ждут не раньше, чем через два дня, ― сказал купец, понизив голос. ― Эти воинственные чурбаны только и могут, что топорами махать, хотя, надо отдать им должное, делают это виртуозно, но ось и спицы они не починят. Эскель потер шрам и пожал плечами: ― Ну так и я не починю. Низушек нервно облизнулся. ― Послушай, ведьмак, у тебя же есть конь ― я прикажу распрячь лошадей, и ты сопроводишь мою жену и дочь до города. Получишь пятьсот крон у моего управляющего. Работа не пыльная. ― Почему не отвезешь сам? ― прищурился Эскель. Низушек взгляд не отвел, в его глазах сверкнуло что-то очень нехорошее. ― А вот это решительно не твое дело, ― холодно сказал купец. Эскель посмотрел на женщину в чепце и прижавшуюся к ней девушку, затем на небо. ― Мы можем не успеть до темноты. ― Тогда тебе тем более стоит поторопиться. ― Купец махнул одному из кряжистых бородатых ребят: ― Распрягай упряжь! Да поживее! Поживее! Потом протянул ведьмаку широкую ладонь: ― Арбальд Бибервельт. ― Эскель. Пока краснолюды распрягали лошадей, низушек что-то быстро говорил жене и раскрывшей рот от удивления дочери. Эскель подошел к переминающейся рядом с Васильком Фрейе. Чародейка нашла где-то здоровенный лист лопуха и теперь с удивительным изяществом им обмахивалась, отгоняя зудящую мошкару. ― Мы проводим семью купца до Компача, раз уж нам все равно по пути, ― сказал он, вытаскивая из седельной сумки флягу с водой. Под насмешливым взглядом чародейки сделал несколько глотков. ― Что? ― Я же говорила, что мы будем спасать девиц и купцов. ― Она понизила голос. ― Кстати, ты пользуешься необыкновенной популярностью у девиц: дочка купца глаз с тебя не сводит. Ведьмак неодобрительно покачал головой и передал ей флягу. ― Мы трогаемся через полчаса. Будь готова. Предупреждаю: останавливаться не будем. Фрейя фыркнула, мол, ее-то предупреждать не надо, и направилась вглубь леса. Эскель обернулся и посмотрел на Арбальда Бибервельта: тот передавал жене бумаги и что-то завернутое в белый носовой платок. Руки у купца дрожали.