Сложно быть самим собой, когда скован обязанностями. [Ёбаный Бес.]
~
Спонтанность — твой жизненный девиз. Не знаю, шёл ты с ним по жизни всегда или взялся за него только с появлением меня в радиусе твоей досягаемости, но всё, что ты делал последние пару лет — ты делал неожиданно даже для самого себя. Ты вытворял безбашенные поступки и совсем не замечал как я, находившийся с тобой круглыми сутками, постепенно сходил с ума. Я расскажу, а ты послушай. Фундамент был заложен именно тобой, когда, притащившись на порог моего дома, ты гулко барабанил по двери и с доброй улыбкой ждал, пока она откроется. Она, хоть и через какое-то определённое время, всё-таки открылась, а в проходе встал я, помнишь, сонный, с растрёпанными волосами и в серых мешковатых штанах. Ты ничего объяснять не стал, просто стянул с себя бардовую кофту, накинул её мне на плечи и, схватив мою руку, ринулся вперёд. Привёл меня на какое-то побережье, о котором я знать не знал, усадил на сухой песок и протянул неясно откуда взявшуюся тёмно-коричневую бутылку пива. Я тогда отказался, а ты недовольно фыркнул, сам делая из неё несколько глотков. Тогда ты присел рядом, поджал к груди колени, уставился на луну, а я уставился на тебя. Такого ёбнутого и чертовски непредсказуемого. Тогда ты только через несколько минут обратил на меня внимание и, улыбнувшись, победно вскинул брови. Ты добился того, чего хотел — а я всё ещё хотел спать. Я ненавидел спонтанность и планировал почти каждый свой шаг, обмозговывал каждый выбор и заранее подбирал нужные слова, а ты всегда подолгу решал, чем будешь ужинать, выплёвывал необдуманные глупости и делал всё словно по щелчку. Однажды, после очередного выматывающего тура, ты снова заявился ко мне. Снова ничего не сказал, а просто бесцеремонно вломился в дом и помчался наверх. Скинул в дорожную сумку какие-то мои вещи, которые или валялись уже перед глазами, или были аккуратно сложены на полочке, и, посоветовав мне «сменить прикид», велел сказать родным, что у меня появились дела в другом городе. Потом ты вышел на улицу, прихватив с собой бутылку воды, закинул всё на заднее сиденье своей машины и попросил меня сесть на переднее пассажирское. На вопрос «куда мы?» ты только смеялся и прикручивал на магнитоле громкость, а мне оставалось лишь отвернуться к окну и, подперев щёку кулаком, наблюдать за мелькающими деревьями и кустами. А потом, когда мы оказались в совершенно мне незнакомом городе, ты, оказавшись в нём тоже впервые, шарил пару минут в телефоне, а потом тащил меня в какой-то дешёвый клуб. Заказывал там бутылку Джека, водку и вынуждал всё это пить. На утро ты жалобно стонал и умолял о воде, а я закатывал глаза и уходил курить на балкон. Тебе нужен был не я, а кто-то, кто с распростёртыми объятиями примет любое твоё агрегатное состояние, легко позволит остаться на ночь и на следующий день с удовольствием разделит с тобой один на двоих косяк. Тебе был нужен далеко не я, Джорел, тебе нужна была шлюха, игрушка. Когда я во всём тебе признался, помнишь, ты разглядел на мне верёвочки, как за спиной у марионетки, за которые позволял себе в дальнейшем дёргать, а сам счёл все мои слова шуткой, назвав нас «парочкой манерных пидоров», потрепав за волосы и поднимаясь по ступенькам в автобус. Но тогда, с каждым новым днём ты начинал противоречить себе всё больше и больше — трогал меня за задницу, демонстративно целовал и в общем строил из себя того, кем клеймил меня. Я уходил подальше, а ты возвращался снова. Ты считал меня лучшим другом, приятелем, тем, кто всегда будет плясать под твою дудку, в подходящий момент оказываясь рядом. А делать мне было нечего, я был влюблён. Женатый, блять, мужик с дочерью на руках. Но даже тогда у меня оставалось уважение к самому себе, поэтому я обдумал и принял решение всё прекратить. Обрубить на корню, чтобы не болело сильно. Я знал, что ты придёшь в тот вечер. Я решительно, но медленно шёл от дивана до выхода, будто давая себе ещё один шанс, но увидев тебя на пороге, такого счастливого и наигранно улыбающегося моей семье — перегорело. После тихого «можно тебя на минуту» перед тобой захлопнулась дверь и дорожка, ведущая к моему саморазрушению, оборвалась. Я знал и чувствовал, насколько тебе больно и чёрство, ведь перед тобой все двери только открывались, а тропы становились яснее. Что-то пошло не так и твоё показушное равнодушие дало сбой. Тогда я вышел из дома только через четыре минуты и быстро зашагал к тому самому побережью. Оперевшись на подкошенный заборчик, видел, как ты сидел на самом дальнем от воды камне, курил и качал головой. Но почувствовав, что могу любую в секунду сорваться и кинуться тебе в ноги — я развернулся и ушёл, думая, что поступаю правильно. А ты остался сидеть. С поедающими мыслями и с осознанием того, кто ты на самом деле такой. Потому что ты тоже был влюблён, но все силы отдавал на то, чтобы подавлять и маскировать. Тогда мы неделю не разговаривали и тактично избегали друг друга, играя перед остальными ребятами спектакль, показывая, что всё у нас хорошо и отлично. У них выбора не было — они верили, а мне с каждой твоей дотошной улыбкой становилось всё смешнее и смешнее, потому что крыша ехала окончательно. Но потом тебе страдать надоело. Зная, что я задержусь в тот день в студии, ты дождался пока все разойдутся и сам инсценировал свой уход, чтобы я, упаси боже, не сорвался с места раньше положенного. Тогда ты долго мямлил, тёр ладонями пошивку штанов и теребил край кофты, но в итоге не сказал ни слова. Просто подошёл к дивану, где сидел я, и протянул руку, ожидая, что я мёртвой хваткой вцеплюсь в неё и в слезах взмолюсь тебе. Но этого не произошло. Я посмотрел на тебя, горько усмехнулся и собирался встать, как ты этому помешал. Ты вцепился в меня, сдавливая мои плечи и присаживаясь мне на колени, бесцеремонно заглядывая в глаза. Ты медленно моргал, облизывал нижнюю губу, кусал её и, наконец, выдохнув, подался вперёд. Ты целовал меня осторожно и объяснял этим все свои ебанутые поступки, а моя дорожка к саморазрушению тогда прояснилась вновь.~
И удивительная ведь история, правда, как люди способны меняться ради того, кто им не безразличен. Как, пытаясь в себе подавить чувства, закуривая их и запивая, в конечном итоге люди сдаются, становясь такими же жалкими, как и их жертвы. Я, Деккер, был провокатором, а ты повёлся. Я — не игрушка, не шлюха и больше не марионетка, теперь мы равны, потому что… — Я люблю тебя, Дэн. Очень.