~
Собравшись, вся Нежить в неполном составе нервно ёрзала на своих местах, про себя матерясь и ругаясь, ожидая одного-единственного. После громкой деккеровской фразы «Чарли написал» и последующих объяснений, что тот немного задержится, Мэтт чуть было не потерял от смеха сознание и, пока все косые взгляды были прикованы только к нему, у себя в голове глупо шутил и как только мог измывался над вчерашней ситуацией. Но когда проснулись демоны, возмутились, мол, ты, чувак, не лучше, и швырнули в левое лёгкое осколок воспоминания, он поперхнулся, чувствуя как начинают гореть щёки, и принял серьёзный вид. Поднёс ко рту кулак, в который вчера обильно кончил от вида синовской эрекции, и прокашлялся, неловко пробубнив какие-то извинения. Через пятнадцать минут, как и предполагалось, заявился виновник ожидания. Поплотнее натянув на переносицу очки, он, глазами отыскав свободное место, плюхнулся на диван рядом с Джонни, закидывая ногу на ногу и поправляя на макушке кепку. — Что, приятель, удачная ночка? — отшутился мексиканец, бросая другу бутылку минералки, замечая его не совсем здоровый цвет лица и вид в общем. — Красивая, наверное? — Даже не представляешь насколько, — саркастично парировал тот, окидывая беглым взглядом передёрнувшегося на месте ударника. — Грубить не обязательно. — А кто грубил? Как есть ответил. — Надеюсь она выебала тебя огромным чёрным дилдаком. — Я предпочитаю односторонние отношения, братан, — фыркнул Син. У Мэтта тогда демоны изо всех щелей полезли.~
Всё проведённое в студии время проходит с пользой. Музыкантам удаётся отрепетировать пару новых песен для сет-листа, удаётся даже накидать приблизительный текст для нового шедевра и подобрать подходящую для него гитарную партию. Всё проведённое в студии время Мэтт и Чарли не перестают украдкой зыркать друг на друга. Не перестают оголтело лизать собственные губы и драть с них мёртвую кожу. Ещё не перестают нелепо потирать затылки и громко, беспричинно кашлять — иногда они перебарщивают, поэтому Джорел не сдерживает себя от гомогейской шутки про передачу заболеваний путём анальных утех. Его, конечно, игнорируют и, в лучшем случае, шлют нахуй, но шутку оценивают. А что, неплохая же. По прошествии четырёх часов парни обоюдно решают отправиться в бар неподалёку — перевести дух, остудить накалившиеся нервишки и уставшие от кропотливой работы мозги — если те, конечно, у присутствующих будут иметься. По приходу они выбирают самый дальний угол, который половина, откланявшись, после любезно покидают. Остаются четверо. Дилан безуспешно пытается втереть Мэтту о беспощадных вселенских заговорах, Дэнни копошится пальцами в пуговицах собственной рубашки, а Чарли просто потягивает взятый пять минут назад модный коктейль с добавлением водки, лайма и острого соуса. Смесь, конечно, та ещё, но обмякшему после терпкого виски телу плевать совершенно. План Рейгана, который звучит как «нажраться в три пизды», осуществляется практически сразу. Крепкие напитки, задушевные разговоры и всё, шестеро великих музыкантов, пьяные в слюни, почти лежат друг на друге и тихонечко мечтают себе о смерти. Так бы и было, будь это другие шесть музыкантов. Но Нежить она на то и Нежить, чтобы выживать там, где делать этого не следовало бы. Когда Мэтту альварезовский трёп надоедает, он насильно отворачивает противную голову по направлению к ничего не делающему вокалисту, затем, пользуясь случаем, подрывается на ноги и сматывается в уборную. Нужно охладить рожу и заставить демонов успокоиться, потому что рука у мексикашки слишком нежная, а ленивые движения вверх-вниз по колену совсем неприятные. Такие они, конечно, только для Мэтта, потому что демоны ликуют. Им хорошо и комфортно, а Мэтту нисколечко. Мэтт заёбывается с ними, что пиздец. И умывая лицо ледяной водой, он надеется, что пыл это у них поубавит, но тщетно. — Да какого х… — и перед глазами — живое воплощение одного из них. С пьяным взглядом и недоброй улыбкой. — Чарли? — Чарли, Чарли, — медленно басит тот, притягивая кучерявого за майку и вбивая в кафельную стену. — Хуле ты делаешь? Отпусти меня! — Не-не-не, не сейчас, — он крепко держится пальцами за ворот и ведёт беднягу к дальней кабинке, — проходи давай, — грубит он, когда жертва упирается об дверцу двумя руками, не собираясь идти, — не еби себе мозг, Мэтти, я же знаю, что ты хочешь это. И голос точно демонский, Мэтта аж молния прошибает. А потом он оказывается прижат к той же двери, в которую упирался. У него на талии крепкие и грубые руки, а напротив — сумасшедший, да к тому же ещё и перепивший. Смекнув, что попытки вырваться закончатся однозначным провалом — а то, глядишь, и разбитой губой с обещаниями больше никогда не видеться — Мэтт позволяет себе расслабиться. Демоны побеждают, вынуждая хозяина поддаться вперёд и обвить татуированными руками жилистую, чуть напрягшуюся шею. В любом случае, Мэтт знает, чем будет оправдываться и какие контраргументы предоставит бесовски́м уродам в самом себе. У Джордана пульсируют виски, в голове звучно хлопаются друг об друга барабанные тарелки, и внизу, в районе живота, затягивается тугой узел. У него перед глазами плывёт и двоится, а вместо сердца бьётся страсть и желание обуздать упрямца. Он опускает трясущуюся ладонь на небольшой бугорок, застланный чёрной обтягивающей тканью, и улыбается в поцелуй. В мокрый и рваный. В беглый и без демонстрации каких-либо чувств, которые — надо признать — таятся у обоих где-то в самом тёмном и потаённом уголке их организма. Правда, у одного их стараются выпихнуть наружу демоны, а у другого выпихивать их некому. Когда причмокивания обрываются, Джордан неслабо толкает Мэтта в противоположную сторону, прижимая его лицом к стене и свободной рукой стягивая до колен джинсы. Тот, словно послушная, голодная до ебли шлюха, оттопыривает задницу и услужливо задирает длинную майку. Джордан входит быстро и на приготовления скуп, поэтому обделяет сегодняшний секс собственной слюной, полагаясь на будущие соки из красивого тела напротив. — Больно, — шипит тот, упираясь лбом в сжатый кулак, а пятью незанятыми пальцами надавливая на чужие мясистые бёдра. — Стой… — просит, соскальзывая с причины своего недосыпа. — Да погоди, блять… — Завались нахуй, расслабься и прогнись, — командует Джордан, возвращая бунтаря на давно заслуженное место. — Ч-чарли… — Делай, что говорю. Боль не стихает ни спустя минуту, ни спустя две, но под напором Мэтт всё же выполняет сказанное, нехотя и под собственные жалкие всхлипы — пока демоны радостно танцуют ламбаду на рёбрах — выгибает спину, шкрябая неровными ногтями загрязнённые промежутки между выцветшими кафельными квадратами. Тело ноет и неприятно пульсирует, но вместе с тем, там, под коркой мозга, в агонии бьётся наслаждение и, кажется, удовлетворённый трепет. Мэтта разрывает на две противоречащие самим себе части. Ему хочется остановить всё это и уйти — желательно в лес, желательно навсегда — а ещё хочется повалить Сина на пол, сесть на его хер и скакать на нём как конченная проститутка, которой в своё время не уделили должного внимания. А тому Сину плевать абсолютно. Больно партнёру, не больно, приятно, не приятно, главное, что ему — ахуенно, а значит ничего больше значения имеет. Прикрывая от удовольствия веки, он толкается в горячее и узкое тело, глухо стонет и стискивает зубами тонкую кожу на чужих плечах. Сжимает пальцами кучерявые волосы и тянет на себя, заставляя их обладателя откинуть голову назад. Их обладатель выглядит прекрасно. С покрасневшими от напряжения глазами, с открытым ртом и исходящими оттуда громкими выкриками. Громкими настолько, что приходится бедняжку затыкать ладонями или губами. Второе ему явно нравится больше. Он так потешно хмурится, будто думает, что скоро всё кончится. Глупый. Но кончается всё только через восемь минут и только потому, что кому-то из посетителей приспичило поссать. Ебущиеся в кабинке замирают и тихо скулят друг другу на ухо, потому что у обоих сочится смазка, а организм требует разрядки. Это происходит лишь после шумного дверного хлопка. Они, словно звери, хватаются за члены и рьяно, практически секунда в секунду, спускают кто на белоснежный бачок унитаза, кто на покрывшуюся испариной ровную спину. Следующие четыре минуты они восстанавливают дыхание, натягивают штаны и пытаются закурить. Первые две попытки успешно отправляются нахуй — почти в прямом смысле. Получается только с третьего раза и с дрожащими влажными руками. Они курят одну на двоих, а Мэтт недобро скалится — кажется, демоны до мозга добрались. — Хуле? — рычит Джордан, проводя ладонью по взъерошенным волосам. — Ты сделал это специально, — говорит тот, нагло отбирая сигарету. — Да, я специально трахнул тебя. Ты чё… — Та фотка, — с дьявольской улыбкой — демоны точно добрались до мозга — перебивает его Мэтт. — Ты отправил её специально. — Нет, — обрубает Син, делая две быстрых и резких затяжки, а затем бросая окурок в канализационную бездну. — Я же сказал, что хотел отправить не тебе. — А кому тогда? — Это уже нихуя не твоё дело. Он делает шаг и дёргает створку, когда в ответ за руку дёргают его. — Ты отправил её мне, верно? — Катись к хуям, Мэтти, — беззлобно и с самодовольной ухмылкой, признавая ею поражение и правоту кучерявой сучки.