Январское лето

Red – Not Alone.

Your heart is full of broken dreams Твоё сердце полно осколков мечтаний. Just a fading memory Воспоминания тускнеют, And everything's gone, but the pain carries on Всё прошло, но боль осталась. Lost in the rain again Потерянная, снова стоишь под дождём: When will it ever end? "Это когда-нибудь закончится?" The arms of relief seem so out of reach Спасительные объятия кажутся чем-то недостижимым, But I, I am here Но я... я здесь...

Приятное волнение и предвкушение скорой торжественной части постепенно завладело каждым гостем. Разместившись на своих местах, волшебники и волшебницы с нетерпением ждали появления жениха, а когда Гарри Поттер, наконец, появился, Молли Уизли не сдержалась и тут же разрыдалась, спрятав лицо на плече ошарашенного Перси. Гарри заметил краем глаза, как Гермиона прикусила губу, едва сдерживая подступившие слезы, объяснения коим наверняка сама для себя не находила, потому как собственно пока плакать было не из-за чего. Но кто хоть однажды бывал на свадьбах близких людей, все поймет: праздничная атмосфера, томительное волнение и безудержное счастье - все это, несомненно, вызывает неконтролируемый всплеск эмоций и безумную волну нежности. Гарри не рассматривал гостей и секунды, не отметил красоту оформления двора перед домиком Уизли и совсем не обратил внимания на свадебную арку, на которой - словно наперевес по-зимнему холодному дню! - цвели живые оранжевые, желтые, красные цветы. Летние цвета окутали припорошенный снежком двор, запутались в атласных бантах на стульях гостей и завершили свой путь в огненно-рыжих волосах Джинни, которую словно фарфоровую куколку вел под руку улыбающийся мистер Уизли. Гарри остановил взгляд на Джинни и больше не смог отвести его в сторону – стало незачем, потому как в этой девочке было все. - Леди и джентльмены, мы собрались здесь ныне, чтобы отпраздновать союз двух верных сердец... Священник что-то говорил и говорил, казалось бесконечно, его слова превращались в едва различимую дымку, состоящую из прав и обязанностей жены и мужа друг перед другом, а Гарри видел перед собой лишь смущенное лицо Джинни и россыпь веснушек на ее румяных щечках. Служитель церкви видимо сказал что-то смешное в конце своего монолога, и двор зашелся громким смехом и одобрительными аплодисментами, а Гарри и не обратил внимания, потому что зачарованно смотрел на улыбку Джинни – теплую, солнечную, казалось, в этой девочке затерялся знойный август. Гарри улыбнулся своим мыслям: вот он – главный подарок на его день рождения стоит совсем рядом, едва не хохочет. Вряд ли и Джинни сейчас следит за ходом церемонии – теплый взгляд затуманен, шальные искорки приковывают к себе все внимание. Солнечная аура окутывает с головы до ног рядом с этой рыжеволосой девчонкой, и из головы совсем вылетает тот факт, что на дворе по-прежнему холодный ноябрь. Хочется всегда видеть ее такую – манящую, теплую, но Джинни ночами часто раскрывает свою иную сторону, о которой ранее и сама не догадывалась, сторону, которая пробудилась после злополучной войны. Гарри уже со счета сбился, сколько раз просыпался ночью в послевоенное лето от криков своей Джинни, сколько раз успокаивал ее крепкими объятиями, прогонял нежными поцелуями наваждения страшных снов и шептал: «Я здесь…я здесь». Его Джинни сильная, самая сильная Уизли, никогда не плачет даже когда страшно. Самая маленькая и такая сильная. Только Гарри знает ее настоящую, когда ночью прижимается, дрожит вся после сна и долго рассказывает, что снова видела руины «Хогвартса», и стеклянные глаза Фредди, смотрящие на нее сквозь пыль и туман, слышала шипящий, полный злобы голос. Рассказывает и не плачет, порой от этого больше всего жуть берет… И Гарри слушает, не перебивает, а потом привычно прижимает родное теплое тельце к себе, успокаивает, и Джинни вновь крепко засыпает, а ему кажется, что рано или поздно он не найдет больше слов, и его маленькая Джинни будет вечно жить с этим страхом внутри. Тяжелые мысли отступают только тогда, когда Джинни встает на носочки, вытягиваясь во весь рост, и первая касается его пересохших от волнения губ: - Не спи, Поттер, собственную свадьбу проспишь…, - лукаво шепчет она между поцелуями, и у Гарри сносит крышу от ее теплого дыхания на собственных губах. А он и не расслышал, как священник сказал жениху поцеловать невесту, и Джинни потянулась первой. Ну что же, у них всегда все было не как у людей… Ее дыхание пахнет яблоками, и Гарри про себя улыбается, думая, что Джинни наверняка успела выкрасть кусочек яблочного пирога с кухни. Она всегда так делает, когда волнуется. Когда молодых объявляют мужем и женой двор вновь гремит аплодисментами и дружным улюлюканьем, а Гарри думает о том, как бы поскорее оказаться с Джинни Поттер, (он пробует новое имя любимой на вкус) дома на площади Гримо, но волна гостей отделяет Джинни, всюду слышаться поздравления и наставления для супружеской жизни. Десятки знакомых лиц смешиваются в одно, и Гарри кивает, словно китайский болванчик, делая вид, что все понимает, а на деле ищет глазами свою теперь уже жену, которая обнаруживается в объятиях Гермионы. Даже сейчас Джинни не плачет, а звонко хохочет и, подмигнув подруге, передает ей букет невесты, а старая как мир тетушка Мюриэль возмущенно жалуется, что внучка поступает несправедливо, и на свадьбе помимо Гермионы есть еще одна незамужняя женщина. Когда вечер постепенно накрывает «Нору», тьма сгущается, и сад загорается десятками разноцветных фонариков, продрогшие гости перемещаются в дом. Наступает время танцев. Гарри тянет Джинни в сторону от толпы и прижимает к себе, ловко освобождая медные локоны от заколки. Тяжелые кудри рассыпаются по плечам, и девушка поднимает на мужа задиристый взгляд: - Люблю, когда ты распускаешь волосы…миссис Поттер. По-летнему пряный запах кружит голову, и Гарри зарывается носом в волосы Джинни, которая смущается и забавно краснеет от его слов и прячет взгляд на его груди. Они неловко кружатся на месте, не обращая внимания на полные умиления взгляды вокруг и на тихие всхлипы миссис Уизли. Рядом с Джинни он забывает обо всем. Именно в эту минуту, когда в его руках буквально плавится его персональное счастье, Гарри клянется сам себе, что с этой минуты больше не позволит страху одержать над его Джинни победу. Со временем мы научимся дышать заново, смеяться искренне, и спать всю ночь беспробудно, и старые страхи забудутся, растворятся в ворохе счастливых моментов, которых – Гарри в этом уверен – отныне будет бесчисленное множество. *** Гермиона вышла на веранду, накинув на плечи теплую шаль, предложенную миссис Уизли. После заката небо вновь заволокло тяжелыми облаками, северный ветер раздул яркие ленточки на стульях и раскидал их по всему саду. Теперь они стали похожи на бросающиеся в глаза пятна краски на белоснежном снегу. Народу на празднике хоть и было не много, но в доме стояла удушающая духота, и девушка решила подышать свежим воздухом. Последние алые солнечные лучи уходили за горизонт, и с каждой минутой на улице становилось все холоднее: - Едва начались танцы, и Гермионы Грейнджер след простыл, - девушка вздрогнула и резко обернулась, тут же наткнувшись на игривый голубой взгляд, в котором плясали озорные искорки. - Танцы тут не при чем, - Гермиона постаралась придать собственному голосу больше уверенности, но он как назло предательски дрожал. – Не люблю скопление народа… - Ну-ну…, - Джордж прищурился. – Милый букетик. Грейнджер опустила взгляд на подаренный Джинни букет невесты и хмыкнула, аккуратно проводя пальцами по пожухлым от холода полевым цветам, которые так любила подруга: - Полезнее было бы отдать его тетушке Мюриэль. - Думаешь? – Джордж с едва заметной ухмылкой обернулся через плечо. – Ты так не уверена в себе, Грейнджер? - Я не уверена в мужчинах. - Громкое заявление от особы, у которой и мужчины то нет. - Если ты хотел меня задеть, то у тебя ничего не вышло, - Гермиона сильнее сжала несчастный букет. - И в мыслях не было, - Джордж отвернулся и, нахмурившись, посмотрел на догорающий за горизонтом закат, а Грейнджер потерялась между желанием вернуться в дом и остаться на веранде, а потому просто невнятно топталась на месте. - Можешь скрасить мое одиночество, если желаешь. Его нахальство совершенно выбивает из колеи, и Гермиона окончательно теряется, но всеми силами старается сохранить на лице маску спокойствия и непринужденности: - Вообще-то, это я первая пришла сюда и хотела побыть одна. - Вообще-то, ты согласилась составить мне компанию на сегодняшний вечер, так что будь добра - потерпи мое общество еще немного, - озлобленно бросает он, и Гермиона на миг застывает. Джордж всегда был слишком импульсивен, слишком переменчив, часто за сменой его настроения было просто не угнаться. Фред был проще, на его лице всегда можно было прочесть, о чем он думал в тот или иной момент, какое настроение у него было, Джордж, напротив, был очень скрытен, и Гермиона порой сравнивала его с непрочитанной книгой, которую и за всю жизнь не перечитаешь целиком. Это ей и нравилось в младшем близнеце и одновременно жутко раздражало. И если раньше его поступки и действия целиком и полностью совпадали с действиями Фреда, то сейчас осталась лишь пугающая неизвестность: - Я лучшее потерплю общество дементоров…, - бурчит Гермиона, и Джордж усмехается. - А разница есть? - Безусловно, - Грейнджер подходит ближе и встает рядом, облокотившись на крыльцо. – Это лишь маска, Джордж, которую ты надеваешь, чтобы люди держались от тебя как можно дальше и не жалели. - Не говори так, будто знаешь меня, - глухо отвечает он, и Гермиона переводит взгляд на атласные ленты, колышущиеся на ветру, чтобы избежать колючего голубого взгляда. - Ты прав…совсем не знаю, - наконец, соглашается девушка. – Но я видела тебя настоящего миллион раз и поверь мне: я почти научилась подстраиваться под перемены твоего настроения. Но маска вечного пессимиста, озлобленность на весь мир и грубость - все это лишь наигранность и фальшь, чтобы отпугнуть людей, которые хотят тебе помочь. Я, правда, не понимаю зачем? Ты то открываешься мне и начинаешь делать шаги навстречу, то снова скрываешься в своем магазине и не объявляешься неделями. - Страх заставляет людей совершать необдуманные поступки, Гермиона, к тому же я уже один раз доверился тебе… Грейнджер дернулась как от пощечины, но не нашлась, что ответить, потому как, сейчас Джордж сказал чистую правду – сложно довериться человеку, который однажды уже бросил тебя одного со своими проблемами. Внезапно Джордж рыком выпрямился и вплотную приблизился к девушке: - Я бы так хотел тебе верить, Гермиона, - он поднял руку и едва касаясь, провел кончиками пальцев по щеке волшебницы, и Грейнджер на миг забыла, как дышать от его близости. – Дни, которые я проводил рядом с тобой, были так полны жизни. Но после войны в тебе что-то незримо сломалось – маленькая девочка, которая раньше заботилась и помогала всем вокруг, внезапно повзрослела и перестала заботиться совсем, и если ты убеждаешь меня в том, что научилась подстраиваться под мое настроение, то я, напротив, не знаю, чего от тебя ожидать…и это пугает. Гермиона прерывисто выдохнула и, не успев, как следует подумать о последствиях, сама приблизилась на шаг к Джорджу. Теперь их лица разделяло всего пара дюймов, и девушка ощущала его рваное горячее дыхание на своих губах: - И я постоянно думаю о Фреде…, - Джордж сглотнул; его взгляд судорожно метался между губами волшебницы и бездонными карими глазами. – Он так и стоит между нами, Гермиона, будто и не уходил никуда больше года назад. Я безумно люблю девушку, которую при жизни так сильно любил он. Грейнджер почувствовала, как ноги слабеют, а сознание уплывает куда-то за горизонт вместе с кроваво-красными лучами ноябрьского солнца: - Почему мне должно достаться все, когда он сейчас лежит один под землей? – голос Джорджа надломился. – Я бы, не раздумывая поменялся местами с Фредом, если бы мне кто-то предоставил такую возможность. - Но ты здесь Джордж…и я здесь, - не выдержала Гермиона и обхватила ладонями его лицо, заставляя заглянуть себе в глаза. – И ты не имеешь права корить себя за то, что ты жив, а Фред нет, ты не имеешь права корить себя за то, что тебе посчастливилось выжить в той страшной войне и тем более не имеешь никакого права винить себя за мой выбор, потому что я выбрала тебя! И всегда буду выбирать только тебя! Глаза Джорджа расширились от удивления, и он уже хотел возразить, но Гермиона не позволила вставить и слова: - Ты понятия не имеешь, как вина сжирала изнутри меня все эти месяцы за мое поведение, за мой эгоизм, за те слова, что я сказала Фреду в наш последний с ним разговор, и его ответ, который словно выжженное клеймо лежит сейчас на моей совести. Гермиона глубоко вздохнула, отпуская Джорджа и отступая на шаг: - «Никогда не вини себя, Гермиона, знай: я благодарен тебе, потому что если мир рухнет, в самом конце, я смогу сказать, что любил по-настоящему», - Фред оказался сильнее нас обоих вместе взятых – он отпустил меня, несмотря на собственные чувства, потому что знал о моих истинных чувствах к его брату – к тебе, Джордж. Грейнджер опустила взгляд в пол, чувствуя, как глаза наполняются предательской влагой: - Фред не стоит между нами, потому что еще при жизни позволил себе отойти в сторону и он бы не хотел, чтобы бы сейчас мы уничтожали и без того жалкие остатки наших отношений. Грейнджер поджала губы, молча просверливая взглядом подгнившие доски веранды, а Джордж, словно вмиг покрытая льдом статуя, сжал руки в кулаки, и, казалось, даже не дышал: - К черту…, - внезапно рычит он, и в одно мгновение, преодолевает расстояние, обхватывая онемевшее лицо Гермионы, и накрывает ее пересушенные от ветра губы своими губами, так отчаянно и нетерпеливо, что поцелуй слегка горчит, а возможно, это просто привкус «Огневиски», отпечатавшийся на его языке. От столь откровенной близости Грейнджер едва не задыхается, веки трепещут от желания закрыть глаза от удовольствия и смотреть на Джорджа вечно. Шквал безумных эмоций вспыхивает в сознании, и девушка даже забывает, что на поцелуй следует, пожалуй, ответить. Джордж нетерпеливо вжимает бедрами волшебницу в поручень крыльца, и Гермиона, наконец, расслабляет рот, позволяя ему углубить поцелуй. Ощущение непередаваемой эйфории граничит с болью, но девушка только ближе тянется к Джорджу, не оставляя между телами ни одного дюйма. Легкие горят от нехватки кислорода, но они и не думают отстраняться друг от друга – кто знает, что за этим последует, чем придется заплатить за такую желанную минуту слабости? Но вот Джордж отстраняется, а Гермиона продолжает чувствовать до одури приятное болезненное жжение на губах и терпкий вкус его недавнего проявления слабости. Она не открывает глаз, боясь спугнуть волшебный миг, но ощущает, как он скользит взглядом, по ее раскрасневшимся щекам, изучает. И словно не сдержавшись, вновь одаривает девушку градом поцелуев: касается лба, щек, подбородка, нежно проводит губами по виску, зарываясь в небрежно подстриженные волосы. Грейнджер, намертво вцепляясь пальцами в поручень за спиной, с готовностью подставляет лицо его ищущим губам, до боли закусывает нижнюю губу, пытаясь контролировать сбивчивое дыхание, и дрожит всем телом. И вот когда побелевшие от напряжения пальцы отпускают поручень, и она хочет прикоснуться к Джорджу, зарыться в его ослепительно-рыжие даже в темноте ночи волосы. Он вновь отстраняется, оставив девушку с гнетущим чувством опустошения, и медленно отступает на несколько шагов, не прерывая зрительного контакта. Внезапно приходит осознание насколько на улице похолодало. В реальность возвращает звонкий смех Джинни, кажущийся сейчас излишне громким и неуместным, и вот уже она выскакивает на крыльцо, вытягивая из дома за собой хохочущего Гарри Поттера: - Ой, привет! – Джинни хихикает и тыкает своего мужа локтем под ребра. – Кажется, вы пропустили танцы. Гермиона бросает быстрый взгляд на Джорджа, но он вновь смотрит куда-то в сторону и вновь невозможно прочитать, что написано на его лице.