Январское лето

Evanescence – My Immortal. Приветствую тебя, дорогой дневник! Знаешь, пытаясь помочь людям, в итоге попадаешь в полное дерьмо. Прости, что выражаюсь, но это правда. Еще сложнее помочь тому, кто не готов принимать от тебя помощь. Последний раз я видела Джорджа неделю назад. Возможно, пока я запираюсь в четырех стенах и трачу свое время на бесполезную писанину, он уже сделал то, что хотел. Безумно страшно об этом думать… С другой стороны я очень надеюсь, что мои нравоучения подействовали, и Джордж одумался – бросил эту затею. Последнюю неделю только и живу этими мыслями… Джинни молчит, как и все остальные. Джордж, ссылаясь на бесконечную занятость, отказывается встречаться с семьей, а я боюсь возвращаться в магазин. Думаю, не стоит объяснять почему. Всеобщее молчание отчего-то радует. Молчат, значит, ничего сверхъестественного не произошло, да? Надеюсь, что так. Надеюсь, Джинни никому не рассказала о планах Джорджа. Я даже не могу думать о том, как он собирался исполнить задуманное, каким образом изменит состав зелья? Не похоже на меня, знаю. Просто мне дико страшно… Гарри сказал, я нужна Джорджу, как и он мне. Джордж внешне спокоен, но внутри у него вечная смута, он растерян и цепляется за единственную пусть и безрассудную возможность. Поддержки ждать не откуда – Джинни и вся семья Уизли наверняка поддержат его во всем. Остаюсь лишь я. Но я опять убежала, поджав хвост. Порой мне начинает казаться, что былая гриффиндорка умерла полтора года назад на войне, оставив после себя лишь пустую трусливую оболочку. Гермиона Грейнджер из прошлого не раздумывая отправилась бы в Косой переулок, поспешила на помощь и помогла выбраться человеку из затяжной депрессии, помогла бы вернуть магазину былое величие. Гермиона Грейнджер из прошлого всегда поступала правильно и по совести. Гермиона Грейнджер из прошлого заварила всю эту кашу, а настоящая Гермиона Грейнджер теперь пожинает плоды… Права на ошибку больше нет. Порой, чтобы помочь кому-то надо просто быть рядом, верно? Может…пора следовать этому правилу?

16 ноября 1999 год.

Девушка смахнула с глаз отросшую челку и закусила губу, задумчиво разглядывая собственный каллиграфический почерк. Рука застыла над аккуратно выведенной на бумаге датой, грозясь оставить неопрятную жирную кляксу вместо точки. За окном сплошной мутноватой дымкой непрерывно хлещет равнодушный дождь, барабанит по подоконникам и уже вторые сутки не желает уходить из серого города. Гермиона выдохнула и, отложив новенькое перо, поднялась из-за стола, думая, что оставила некую недосказанность, но копаться дальше в собственных мыслях сил просто не осталось. Из настежь распахнутой по привычке форточки нещадно задувает, но Грейнджер даже не думает закрывать ее, кажется, благодаря промозглому сквозняку здесь становится легче дышать. Гермиона секунду смотрит на безлюдный пейзаж за окном, а затем скидывает с плеч толстый махровый халат, подставляя обнаженную кожу ледяной свежести, моментально покрываясь мурашками и вздрагивая от неправильного удовольствия, граничащего с мазохизмом. Затянутое стальным куполом небо светлеет с каждой секундой, наливается светло-синими красками – близится рассвет. Где-то вдали над самыми кромками крыш виднеются отголоски предрассветных солнечных лучей; ленивые, они будто нехотя вернулись в затуманенный город и не желают показываться из-за горизонта, радовать окоченевших от вечной мерзлоты жителей. Где-то за спиной едва слышно бурчит телевизор. Он почти всегда включен в этой квартире - так не настолько остро чувствуется одиночество: - Позже вечером нас, возможно, ожидает метель… «Метель? Серьезно, в начале ноября?». Гермиона обхватывает, уже подрагивающее от холода тело и, перешагивая через халат, шлепает босыми ногами в ванную комнату. Горячая вода быстро заполняет акриловую ванну, и продрогшее тело начинает дрожать еще сильнее, предвкушая долгожданное тепло. Грейнджер машинально проводит пальцами по запотевшему стеклу, но на собственное отражение не глядит и секунды – слишком омерзительно, слишком чуждо то, что смотрит из зазеркалья в ответ. Кипяток окутывает тело, но почему-то не приносит долгожданного облегчения, лишь вызывает новый табун мурашек вдоль позвоночника. Гермиона прикрывает лицо ладонями, и глубоко вдохнув, ныряет под воду. Едва вода смыкается над головой, в ушах отчетливо звенит отдаленно знакомый смех. Детские крики просачиваются сквозь толщу воды, вызывают давно погребенные в отдаленных закоулках сознания воспоминания и, начинает казаться, что вместо холодного акрила под лопатками поле прогретой и высушенной солнцем травы. Блики на поверхности ванны играют, словно подсвеченные солнечными лучами кроны диких яблонь. А если хорошо постараться, можно представить перед собой глаза цвета рассветного неба, вместо выкрашенного бледно-голубым цветом потолка… «-Даже летом несравненная Гермиона Грейнджер не отказывает себе в удовольствии забыться за книжкой! - Завтра заканчивается лето, а наша заучка ни на минуту не расставалась с учебниками. Игривые голоса заставили девочку поднять взгляд и оторваться от чтения, как ей казалось, очень интересной книги: - Завтра заканчивается лето, а вы даже ни разу учебники в руках не держали, а у вас, между прочим, в этом году выпускные экзамены! – горделиво ответила девочка в ответ на нападки близнецов. - Мы подумаем об этом завтра, - насмешливо произнес один из братьев и присел на клетчатый плед рядом с гриффиндоркой. - Или послезавтра…, - второй примостился с другой стороны, отбирая у девочки книгу. - Или послепослезавтра! – закончили они хором. - Фред, отдай сейчас же книгу! – Гермиона попыталась отобрать свою вещь. - Я Джордж, Грейнджер, негоже до сих пор нас путать, - молодой человек небрежно забросил книгу себе за спину, не обращая внимания, на расширившиеся от ужаса глаза девочки. – Тем более я красивее… - О-о-о, снова ты завел эту пластинку! Дред, из-за твоего самолюбия нас вечно раскрывают. Гермиона неожиданно для самой себя рассмеялась, и братья моментально замолчали, удивленно глядя на повеселевшую подругу: - Вы такие клоуны! – девочка покачала головой и наклонилась спиной на ствол раскидистой яблони. – Что будет, если рассадить вас по разным комнатам на недельку другую, будете по-прежнему вести себя как шуты? - Ма пыталась, когда мы были еще детьми, - Фред равнодушно пожал плечами. – Ни к чему хорошему это не привело. Гермиона фыркнула: - Вы и сейчас как дети! - Разве это плохо, а, Грейнджер? – Джордж игриво ткнул девочку пальцем под ребра. – Мы поэтому такие гениальные – потому что храним дух детства всю жизнь. - В детстве почему-то всегда знаешь, что даже самая страшная гроза рано или поздно пройдет, и она действительно проходит, а за ней всегда светит солнце, - Фред, прищурившись, посмотрел на горизонт, где ослепительное светило лениво опускалось за горизонт. – Если будешь всю свою жизнь думать о том, что за грозой всегда идет солнце, тебе все будет нипочем». Гермиона задыхаясь, вынырнула из воды и прокашлялась. Кажется, фантазии утянули за собой на глубину слишком сильно. Грейнджер притянула колени к груди и опустила голову между ними. Время не может стереть слишком многое, так много воспоминаний, которые невозможно развеять минутами, часами, неделями. А как бы хотелось, потому что они не приносят сейчас ничего кроме горького опустошения на душе. И боли. Эта боль рождена, чтобы жить. Но и остановиться уже невозможно. Один раз, дав себе слабину, уже хочется остаться в воспоминаниях навсегда… «- Ты веришь мне, Гермиона? - Верю, - голос сорвался и перешел в обреченный шепот. – Всегда верила…но это такой риск. Рыжий довольный собой кивнул и вновь протянул девушке руку: - Ничего не бойся, – Джордж мягко улыбнулся. – Не рискуешь – значит, не живешь по-настоящему. А затем полет, от которого захватывало дух, свист ледяного ветра в ушах, безнаказанность и полная свобода…густой запах свежескошенной травы, россыпь веснушек и сияние циркона на рыжих волосах, в которых так несмело путаются дрожащие пальцы: - Мне тебя так мало… Горячий шепот и признание, от которого весь дух вышибает из легких…» Гермиона стискивает зубы и с силой сжимает руки в кулаки. Ногти до боли впиваются в ладони, но это только отрезвляет. «Нельзя. Больше не нужно, хватит…» Неизбежно хорошие воспоминания плавно перетекают в те, что хочется забыть в первую очередь, но они, как выгравированные вечными чернилами на душе… « Второй этаж разгромленного замка, за разбитой вдребезги стеной разрушенное поле для квидича… - Я полюбил смелую, дерзкую девчонку, идущую против правил, - Фред покачал головой, будто слова давались ему с огромным трудом. – А Джордж любил тебя любую…даже, когда ты была невыносимой всезнайкой, - он улыбнулся, поглаживая девушку пальцем по щеке, но затем на его лице проступила гримаса невыразимой муки. – Я так виноват перед братом и тобой, Гермиона… - Нет, Фред… - Джордж любил тебя еще с четвертого курса, помнишь ту глупую игру в бутылочку? И я это знал, но увидев, какой настоящей ты можешь быть, когда снимаешь свою маску заучки – не удержался. Так что эгоист и лгун тут только я. Ты нужна Джорджу, Гермиона – по-настоящему нужна. Все как в тумане. Прощальный взгляд небесно-голубых глаз, невинное прикосновение сухих губ к коже. Знать бы тогда, что случится чуть позже! - Нет, Фред! А чуть позже запомнилась лишь оглушающая, звенящая тишина и тело объятое болью, казалось, от кончиков пальцев. И крик. Вот самое яркое воспоминание из всех. Чей-то душераздирающий крик: - Нет…нет…нет! Она так и не поняла, кому он принадлежал… - Нет! Фред! Нет!» В реальность вернул собственный надломленный стон и жгучая боль чуть ниже колен. Гермиона выдохнула, успокаиваясь, и расслабила пальцы, остервенело вцепившиеся в кожу ног. Наверняка останутся следы. Вода в ванной уже давно остыла, и девушка содрогнулась от сквозняка, идущего из-под двери. Кажется, она все-таки окончательно заморозила комнату… Решение пришло мгновенно. Катализатором ли послужили воспоминания, раскурочившие покрытую коркой душу, или что-то другое, но отчего-то показалось, что нет ничего страшного в том, чтобы отправится по адресу "Косой переулок, 93" и, наконец, во всем разобраться. Так быстро Гермиона еще никогда в жизни не собиралась. Воодушевление, заполнившее собой каждую клеточку тела, заставляло зачем-то спешно натягивать на еще влажную кожу узкие джинсы, собирать мокрые волосы в неаккуратный пучок и судорожно искать под кроватью, казалось, ненужную сейчас волшебную палочку. Уже через десять минут девушка бежала по тротуару к привычному для трансгрессии месту, а над головой ясное незабудковое небо прогоняло прочь, осточертевшие стальные облака. О какой метели идет речь? Разве что ледяной воздух обжигает легкие. Трансгрессировав в Косой переулок, Грейнджер неожиданно остановилась. Решимости поубавилось, когда в поле зрения возник нужный магазинчик. Внезапно большая стеклянная дверь распахнулась, и из магазина показался Джордж. Гермиона машинально отскочила за угол старого кирпичного здания. Джордж улыбнулся, пробегавшему мимо мальчонке, и снял уже выцветшее объявление со стекла. Грейнджер на секунду забыла, зачем пришла и, боясь, пошевелится, наблюдала за манипуляциями парня. Джордж зачем-то отошел на пару шагов от магазина, оставив дверь открытой и задумчиво посмотрел на фигуру большого рыжего парня, выуживающего из шляпы белого кролика, затем достал из внутреннего кармана пиджака небольшой блокнот и сделал какую-то пометку. Девушка уже хотела было окликнуть его, но парень, убрав карандаш за уцелевшее ухо, вернулся в магазин и закрыл за собой дверь. Гермиона вышла из-за угла, ругая себя за неуместную здесь осторожность, и быстрым шагом пересекла улицу. Неожиданно возник вопрос: Джордж снял объявление, потому что магазин вновь работает, или просто решил поменять его на более новое? Девушка медленно подошла к стеклянной двери; помещение внутри по-прежнему скрывала темная штора. Какое-то мгновение Гермиона не решалась постучать, просто стояла и задумчиво рассматривала следы на стекле от объявления, а затем дверь сама собой распахнулась, и на пороге появился Джордж; на его губах играла задорная ухмылка: - Долго стоять будем, Грейнджер? Гермиона на пару секунд потеряла дар речи, растерявшись, а Джордж, отметив выражение на лице девушки усмехнулся: - Думаешь, я не видел, как ты спряталась от меня за углом? Гермиона вспыхнула: - Я не пряталась, Джордж Уизли! Парень закусил губу, пытаясь скрыть ухмылку: - Что тебя вновь привело к нам в магазин? - К нам? – Гермиона нахмурилась. – Ты открыл магазин, а где Верити? - Джорджи, ты не видел драчливый телескоп, Мерлин, хоть убей, не помню, куда его убирал! Джордж слегка повернул голову, а Гермиона так и застыла, чувствуя, как по позвонкам бежит неприятный холодок: - На втором этаже в коробках смотри. - Этот голос…, - хрипло выдавила девушка, когда Джордж вновь обратил на нее свое внимание. – Ты же не… - Ого, какие люди! Грейнджер, давненько, кажется, не виделись? – из-за двери показалась еще одна рыжая макушка, разбивая в дребезги все самообладание Гермионы. Девушка отступила на несколько шагов и зажала рот ладошкой. Все страхи, которые она так тщательно прятала, выходя из своей квартирки с абсолютной уверенностью, что Джордж не мог так поступить, вернулись и накрыли с головой. - Ты не мог…не мог, - шептали высохшие от волнения губы, а Фред тем временем широко улыбнулся, и сердце Гермионы ухнуло куда-то в желудок, вызывая неконтролируемый приступ тошноты. - Идем, - Джордж отступил, освобождая проход, и кивнул на винтовую лестницу. – Надо поговорить. - Грейнджер, ты будто приведение увидела, все в порядке? Гермионе показалось, что она лишилась разума от этого хрипловатого взволнованного голоса. Слезы сами собой побежали, по онемевшим от холода щекам: - Ты не Фред, - прошипела она, глядя в такие до боли родные лазурно-голубые глаза, которые сияли знакомыми игривыми искорками, а в уголках лучились обаятельные морщинки от постоянных улыбок. - Фордж, что она несет?! – Фред повернулся к брату, широко распахнув глаза, ожидая ответа. Джордж, занервничав, быстро подошел к девушке и, схватив за рукав поволок в магазин. Гермионе оставалось лишь подчиниться - тело, словно стало тряпичным, невесомым: - Она не в себе, жди здесь, я сейчас вернусь, - бросил он своему близнецу и нехотя отвернулся от него, снова сконцентрировавшись на девушке. Ноги не слушались, и Гермиона, спотыкаясь на неровных ступеньках, послушно следовала за Джорджем, пока за спиной не хлопнула дверь его спальни: - Грейнджер, зачем ты пришла?! – выплюнул он, почти вплотную подходя к девушке. – Почему именно сегодня? Не вчера, не пару дней назад, а сегодня, черт бы тебя побрал! Лицо Джорджа расплывалось перед глазами, и Гермиона с силой зажмурилась: - Зачем? – прошептала девушка одними губами. – Зачем ты это сделал, Джордж? Мужчина, казалось, не слушал: он мерил комнату шагами, словно загнанный зверь и бросал на Гермиону полные ярости взгляды: - Тебе никогда меня не понять, Грейнджер! Никогда не понять, как это - остаться живым лишь наполовину. - Это не выход… - Да оставь же себе эти нравоучения! – выкрикнул он и ударил кулаком по подоконнику. Гермиона вздрогнула и опустила опухшие глаза в пол: - Я не отхожу от него ни на секунду…, - прошептал Джордж, успокаиваясь, и вновь подошел к девушке. – Называй это как угодно…но мне хорошо. Грейнджер не знает, что сказать – Джордж кажется таким беззащитным и растерянным, что сердце невольно сжимается и переворачивается: - Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, - он мягко проводит теплыми пальцами по влажной щеке девушки. – Твое до жути правильное подсознание наверняка в ужасе! Он усмехается, а правильное подсознание Гермионы выворачивает наизнанку: - Но я без него никто…Гермиона вспомни: Дред и Фордж – неразлучные близнецы, что-то вечное, неразделимое! Грейнджер всхлипнула и покачала головой: - Теперь все будет хорошо, ты мне веришь? – Джордж наклоняется, и губы обжигает горячим дыханием, от которого кружит голову. На мгновение Гермиона забывается: хочется навсегда остаться вот здесь – в крохотной спальне, вдыхать ароматы травы и мяты, которые буквально пропитали каждый уголок этой комнаты, целовать снова и снова, пока не получится дышать за двоих: - Верю…всегда верила. Внезапно внизу – на первом этаже магазина слышится глухой удар. Джордж хмурится и, переглянувшись с Гермионой, спешит из комнаты. Грейнджер мгновение стоит, не двигаясь, борясь с желанием никуда не выходить из комнаты, а затем сердце за секунду будто сковывает коркой льда, когда с первого этажа доносится надрывный, надломленный крик. Затем еще один хриплый, разбавленный жалобным стоном. Гермиона срывается с места и, перепрыгивая через ступеньку, бежит вниз по винтовой лестнице, спотыкается и едва не растягивается на деревянном полу. А затем в груди словно разверзается пропасть. Джордж, опустив голову, стоит на коленях у головы своего брата. Снова. Его слегка пошатывает, а Гермиона оседает на пол, хватая ртом, ставший внезапно густым воздух. Пустые безжизненные глаза смотрят в потолок, а на губах отпечатанная кровью в памяти все та же улыбка. Снова. Иллюзия, обман, но боль отчего-то такая же, как прежде. Джордж сжимает рубашку брата пальцами и опускает голову ему на грудь. На это невозможно смотреть. Гермиона прячет лицо в ладонях и закусывает кожу на руке: - Почему он снова…, - Джордж поднимает глаза, и Грейнджер задыхается от того отчаяния, каким наполнен до краев его взгляд. – Гермиона, почему он снова?! Девушка всхлипывает. Грудь сотрясается от беззвучных рыданий: - Наверное, что-то не так с заклинанием…, - бормочет Джордж и, отпустив рубашку брата, тянется за книгой на столе. – Не тот ингредиент, стоило взять другую вещь… Он судорожно листает страницы, а Гермиона сжимается под лестницей, даже не стараясь унять дрожь: - Я все исправлю…сейчас…все будет хорошо…, - как мантру повторяет он и трясущимися руками перелистывает измятые страницы. Гермиона мотает головой и на корточках подбирается к Джорджу, машинально откидывает у него из рук книгу и прижимает к себе, пряча веснушчатое лицо на груди: - Нет, Джордж, перестань! Она старается не смотреть на мертвенно-бледное лицо старшего близнеца, такое родное, несколько минут назад счастливо улыбающееся. Не настоящее, искусственно-созданное, но все же лицо Фреда, и Мерлин, даже не пытается понять, что сейчас чувствует Джордж, заново переживающий смерть своего близнеца. Джордж замирает, и некоторое время они сидят без движений в оглушающей тишине магазина, прислушиваясь, лишь к судорожному дыханию друг друга. Затем тишину нарушает негромкий хлопок, и тело Фреда растворяется в воздухе, словно его и не было. Гермиона сквозь пелену перед глазами смотрит в большое витражное окно, налитое по-зимнему тусклым светом. Удивленно отмечает, что крупные капли дождя прямо в воздухе превращаются в пушистые снежинки. С каждой секундой их становится все больше и больше, и вот уже вся улица погружается в сплошную белоснежную вуаль, через которую не разглядеть даже соседних магазинчиков. Начинается метель.