Январское лето

Andrew Belle – Sky's Still Blue. Металлические ступеньки винтовой лестницы едва слышно скрипят под ногами, нарушая мертвую тишину магазина, и отчего-то Гермиона ощущает себя взломщиком, незаконно пробравшимся на запретную территорию. В каком-то смысле так оно и есть. Мглистый серебристый свет из огромного окна на втором этаже режет глаза, и девушка поспешно сворачивает в узкий коридорчик с двумя спальнями, располагающимися друг напротив друга. Знакомое болезненное желание хотя бы на секундочку заглянуть за дверь левой комнаты вновь завладевает всем существом, и Грейнджер на этот раз даже не пытается ему противиться. Страх быть пойманной затухает вместе с мыслями о неправильности всего происходящего, повинуясь необузданному желанию просто посмотреть, что скрывает закрытая комната с позолоченной табличкой «Дред» на двери. Гермиона проводит языком по пересохшим от волнения губам и выкручивает ручку до конца, отпирая дверь. Когда прошлое сокрушительной волной накрывает так внезапно, обычно возникает единственное желание забиться в самый темный уголок, закрыть голову руками и вернуться в обыденное настоящее - пусть и не совсем радушное, но привычное - не хранящее и намека на былую жизнь, о которой так долго пытался забыть. Но через некоторое мгновение придешь в себя, осмотришься и окажется, что уходить уже никуда и не хочется. Так и стоишь, дышишь воздухом далекого прошлого, цепляешься взглядом за мельчайшую деталь, которая напоминает о былом – тоскливо, а порой больно, но устоять невозможно. Сразу на ум приходит сравнение с корочкой на ранке, которую мучительно отдирать, но чувство упоения, когда это, наконец, произойдет несравнимо ни с чем. Взгляд сам собой скользит по многочисленным рамкам с колдографиями, и Гермиона делает пару неуверенных шагов в центр комнатки, с головой окунаясь в эту неповторимую атмосферу, где десятки разноцветных двигающихся картинок сплетаются в одну живую историю. Девушка дрожащими пальцами проводит по простой деревянной рамке стоящей на комоде, внутри которой два рыжих подростка обнимают друг друга за плечи, ослепительно улыбаются и сжимают в руках старенькие «Чистометы». За их спинами высится «Нора». Рядом в идентичной рамке два младенца, с едва проступающими рыжими пучками на макушках на руках у молодой заливисто хохочущей миссис Уизли. Вся комната буквально заставлена подобными изображениями. Гермиона подняла взгляд, и наткнулась на портрет двух первокурсников в школьной форме «Хогвартса» - единственная колдография, где лица ребят серьезны, лишь одна деталь напоминает истинную сущность людей на фото: один поставил второму «рожки», и едва сдерживаемая улыбка касается его губ. Девушка оборачивается и вздрагивает от неожиданности и испуга, а затем напряженно выдыхает, увидев всего на всего собственное отражение в большом зеркале, стоящем на полу в углу комнаты. Памятник прожитой жизни - вот во что превратилась комната, бывшая когда-то спальней одного из близнецов. Гермиона старается не думать о зеркале в полный рост, старается не размышлять о том, что оно единственное во всем доме и почему оно стоит именно в этом месте? Вместо этого девушка подходит к большому письменному столу, на котором высится стопка аккуратно сложенных бумаг. Пробежав взглядом по не совсем опрятному размашистому почерку, Грейнджер понимает, что это письма. Здравый смысл все это время истошно вопящий о неправильности содеянного затихает под давлением природного любопытства, предела которому, кажется, нет. Самое верхнее письмо совсем свежее – внизу нацарапана дата восьмое октября тысяча девятьсот девяносто девятый год. Отступать некуда - она итак пала ниже некуда. Но едва девушка приступает к прочтению первого предложения, как сердце сдавливает с такой силой, что рука уже привычным жестом сжимает грудную клетку. «Это слишком личное, Гермиона, немедленно прекрати, Мерлин, насколько ты можешь быть низкой!» «Здравствуй. Знаешь, сегодня я, правда, хотел наведаться домой в «Нору». Закрыл магазин, уже поднялся в квартиру, чтобы нацепить ненавистный галстук и найти пиджак, по-моему, он у меня был, или у тебя?» Девушка прижала ладошку к губам. Взгляд будто имея собственную волю, бежит дальше по впопыхах написанным строчкам. Не слушается. «Трус» «А она ушла. Самое мерзкое: я даже не попытался отыскать ее.» Из гола вырывается тихий стон. «Возможно, ей удалось возродиться из пепла? Мне нет». «Гермиона Грейнджер, сейчас же прекращай! Убери все на место и беги отсюда, пока никто не увидел, чем ты тут занимаешься!» «Ты наверняка сейчас надо мной смеешься, я прав? Я бы тоже над собой смеялся, если бы не было так больно. Наверняка смотришь на меня и говоришь: «Д-а-а, братец, ты и правда, самый настоящий слизняк!». «Смейся, сколько влезет. Тому, кто ушел всегда проще…» Щеки обжигает от горячих слез, а губы все продолжают судорожно нашептывать строчки: «Если вдруг однажды я перестану быть «затворником», решу пройтись по Косому переулку, на котором сейчас гуляет ледяной ноябрьский ветер и встречу ее, я больше ни за что не позволю уйти из моей жизни». Дыхание перехватывает, и Гермиона горбится не в силах удержать весь гнет, сдавливающий душу. Письмо летит в сторону, а руки сами собой сжимают край стола, и только он не дает окончательно потерять равновесие и утонуть в собственном отчаянии. Сквозь горькую пелену перед глазами девушка видит строчки других писем в уже развороченной куче, и они одним бурлящим потоком вливаются в потрясенное сознание: «На меня давит пространство собственного магазина, Фредди, ты понятия не имеешь какого быть здесь одному…» «Надеюсь тебе там по-прежнему весело? Сбросил на меня все заботы…» «Мерлин, братишка, я так скучаю по тебе…» - Какого черта ты здесь делаешь? Вот теперь самый настоящий ужас завладевает каждой клеточкой тела. Гермиона вихрем оборачивается и тут же тонет в холодном взгляде. Сердце сковывает ледяными щупальцами смесь страха и стыда: - Джордж, я… - Когда ты пришла? Довольно странный вопрос от того, кто застукал чужого человека за чтением личных писем. Гермиона морщится, а затем потрясенно замечает, что взгляд Джорджа совершенно равнодушен: он не злится, не в ярости, кажется, ему абсолютно все равно, что в комнате его мертвого брата кто-то находится: - Я пришла поговорить, но… - Случайно перепутала комнаты? – на его губах мелькает призрак легкой ухмылки, и Грейнджер совершенно теряется. Джордж же напротив выглядит абсолютно расслабленно. Его льдисто голубые глаза неотрывно изучают лицо девушки, и Гермионе начинает казаться, что он читает ее мысли, что сейчас совершенно не к месту потому как все мысли в данный момент смешались и превратились в непонятную кашу. - О чем ты хотела поговорить, Гермиона? Еще одно доказательство его пугающего спокойствия – зовет по имени: - Что с тобой Джордж? – Грейнджер старается запихнуть подальше чувства, вспыхнувшие алым пламенем от произнесенного с придыханием собственного имени. -А что со мной не так? – мужчина едва заметно щурится. Грейнджер качает головой, отгоняя наваждение. Быть может у него просто хорошее настроение? - Я пришла, чтобы поговорить на счет твоих слов в нашу прошлую встречу… - Слов было сказано много, - неопределенно отмахнулся Джордж, и пройдя мимо девушки, поправил и без того ровно стоящую рамку. На его губах по-прежнему была легкая полуулыбка: - Слов о возвращении брата, Джордж…, - осторожно начала Гермиона внимательно наблюдая за реакцией. Джордж на секунду замер, а затем обернулся и улыбнулся чуть смелее. «Джордж мог бы вновь улыбаться, - голосом Джиневры Уизли напоминает подсознание». - Так и знал, что ты не оставишь это без внимания. - Я много думала об этом, скажи, прошу тебя, что я ошибаюсь и это никак не связано с вашим школьным изобретением! - Которым из них? – он улыбнулся еще шире, будто издеваясь. - Клоны, Джордж, я говорю о клонах. Мужчина на мгновение застыл, потрясенно глядя на девушку, а затем вновь расслабился и к удивлению Гермионы подошел вплотную к большому зеркалу: - Воспоминания на самом деле – опасная вещь, Грейнджер, - его лицо вновь стало серьезным, и Гермиона заметила, как он тяжело сглотнул. – Вспоминая свои самые счастливые моменты из жизни, нам приходится вновь и вновь возвращаться к гибели родных нам людей, потому как все счастливые воспоминания так или иначе связаны с ними. Все рано или поздно уходят, Гермиона, остаются только воспоминания. Джордж замолчал, и девушке показалось на секунду, что он едва улыбнулся собственному отражению: - В этой комнате я всегда чувствую себя лучше…тут столько воспоминаний, но когда возвращаешься в реальность…, - он устало усмехнулся и покачал головой. – Никогда не умел делиться чувствами – все время получается как-то скомкано. Гермиона завороженно смотрела на его отражение в зеркале, на эмоции, которые отражались на изможденном лице: - Я знаю, зачем ты здесь, Гермиона Грейнджер, - Джордж отвернулся от зеркала и посмотрел девушке в глаза. Сама же Гермиона начисто забыла, для чего она пришла и, что собственно хотела сделать? - Хочешь отговорить меня от очередной безумной идеи, прямо как в школе, извечная Мать Тереза - твое сердце настолько большое, что ты готова помочь всем и каждому, независимо от того нужна ли твоя помощь. - Джордж, но это же самообман…, - едва слышно произносит девушка - вся уверенность внезапно куда-то испарилась. - А все это не самообман? – мужчина раскинул руки, показывая на комнату. - Это другое, как ты не можешь понять? - Гермиона вновь ощутила, как глаза предательски щиплет. - Грейнджер, я общаюсь письмами с погибшим братом-близнецом, превратил комнату, в чертов алтарь, а ты пришла вправлять мне мозги из-за того, что я решил прекратить все это, вернув мне моего брата! - Это лишь жалкая копия… - Это ты жалкая. Гермиона задохнулась от обиды, охватившей душу. Слезы вновь побежали по раскрасневшимся от волнения щекам: - Почему для тебя это так важно? – Джордж подошел ближе, заметив, что девушка плачет. – Почему бы просто не дать мне сделать то, что я желаю всем сердцем? Грейнджер и сама уже не понимала, для чего все это затеяла? Комната Фреда, будто резко опрокинула правильное сознание с небес на землю, разбив его вдребезги. Мозаика мгновенно сложилась в жутковатую картинку: улыбки, приподнятое настроение – Джордж действительно собирается вернуть себе брата. Ужасно извращенным, неправильным, непонятным способом, но разве то, что сейчас она видит перед собой можно назвать правильным? - Ты же тоже этого хочешь, Гермиона? – шепотом произносит он, и подходит еще ближе, приподнимая девушку за подбородок и заставляя заглянуть в глаза. – И Фред бы хотел, чтобы мы вновь были счастливы… Удар под дых. Гермиона всхлипывает: - Меня без него нет, Грейнджер…и без тебя, - он наклонился, и девушка ощутила, как земля уходит из-под ног, сознание расплывается, растворяясь в дурманящем запахе свежескошенной травы и мяты. Этот запах всегда ощущался ею в Амортенции. Впервые когда близнецы опоили ее, а затем на шестом курсе - на уроке зелий у профессора Слизнорта. «Господи, я так скучаю по вашим проделкам». - Все будет как раньше…, - Гермиона уже чувствовала его губы на своих губах, ощущала его неповторимый вкус, но внезапно что-то огромное невиданной силы заставило открыть глаза и вернуться в реальность. - Нет, Джордж, ничего уже не будет как раньше, - она отстранилась, так и не ощутив такого желанного поцелуя. – Подумай о матери, захочет ли она видеть пустую оболочку своего мертвого сына? Подумай хотя бы сейчас не только о себе. Джордж отступил на шаг и ухмыльнулся, покачав головой: - Может, мне стоит поучиться этому у тебя? Гермиона проглотила обиду и, выдохнув, посмотрела в потемневшие глаза парня: - Ты ослеплен горем…мы все. Но надо жить дальше: вкладывать все силы в развитие магазина, найти то, что приносит тебе радость, нельзя существовать одним прошлым, Джордж, в конце концов, есть реальная жизнь. Гермиона мягко сжала локоть парня, и он едва заметно вздрогнул: - Ты не один с этими воспоминаниями – у тебя есть большая семья, подумай об этом, - девушка развернулась, чтобы уйти. – Выбор за тобой, я в свое время не сумела его сделать и посмотри, к чему это привело. Гермиона уже взялась за дверную ручку, но вновь остановилась, слегка обернувшись: - И плохие воспоминания рано или поздно вызывают улыбку, когда так случится, ты поймешь, что сумел начать жить заново. Девушка улыбнулась Джорджу и вышла в коридор, мягко прикрыв за собой дверь.