7 ноября 1999 год.
***
Гермиона Грейнджер с силой захлопнула тонкую книжечку в бордовом бархатном переплете и отодвинула от себя с выражением лица, будто предмет не иначе, как проклят. С настежь открытой форточки нещадно сквозит, но девушка намеренно не обращает внимания, на пробирающий до костей холод, стоящий в захламленной комнатушке. Почему-то, кажется, что через открытое окно уходит все плохое – чушь, конечно. Что-то с глухим стуком падает на пол, и Гермиона вздрагивает, рывком оборачиваясь на источник шума – огромный рыжий кот запрыгнул на подоконник и теперь, царапая, облупившуюся деревянную оконную раму, пытается взобраться на открытую форточку. Густую, скомканную как войлок шерсть развевает ледяным ветром. Грейнджер медленно выдыхает, стараясь успокоить разбушевавшееся сердцебиение, и подходит к окну, на ходу поднимая, сброшенную Живоглотом кулинарную книгу. Забавно, но именно сейчас проснулось желание, наконец-то научится готовить. Виной тому, внезапно, взбрыкнувший желудок, которому видимо, осточертело питаться, лишь подгорелыми омлетами. За окном, по-прежнему, промозглый ноябрь: небо бесконечным грязно-серым коконом скрывает, притихший, на первый взгляд безлюдный город, все стараются, как можно скорее добраться до своих домов, кутаются в одинаково-серые непромокаемые плащи и все время спешат, будто надеются спрятаться в своих уютных домах от вечной непогоды. Третий день город тонет в таком же свинцовом, как небо тумане – серая мгла, разбавляемая временами моросящим холодным дождем. Все серое и до омерзения одинаковое, волей неволей появляются мысли о клетке, из которой не выбраться, в которой не вздохнуть полной грудью. Гермиона бросает книжку на письменный стол, и она, проехав по обшарпанной поверхности, врезается в дневник. Возвращаться в кровать желания нет, не хочется менять влажное постельное белье, еще не впитавшее в себя, следы очередного кошмара, и спать не хочется. В последнее время хватает пары часов, чтобы выспаться, или сделать вид, лишь бы не возвращаться в постель снова. Она чувствует собственные прикосновения к предплечьям. Морщится, когда ногти вжимаются в почти прозрачную кожу, но остановить себя не находит сил. Руки действуют по собственной воле: царапают, сдирают, казалось, навечно прилипшие к коже воспоминания, как грязь. Сумасшедшая. Ничего же нет. Как доказать простую истину, обезумевшему подсознанию, которое, словно плохо снятое кино, возрождает в голове страшные образы? Остекленевший взгляд цепляется за кисею дождя за окном, будто хочет найти в сероватой дымке новые образы, но как проклятие в ответ глядят другие, до боли знакомые, некогда небесно-голубые глаза. Нет: «Серые. Как дождь». Гермиона быстро качает головой, отгоняя, навязанные воспаленным сознанием картинки, и расслабляет руки. На белоснежной коже наверняка останутся следы. Лекарства: нужно что-то принять… Девушка подрывается с места и в пару шагов достигает кухни. Открывает буфет над крошечным столиком и судорожно ищет в многочисленных коробочках магловских лекарств нужную магическую сыворотку. Наконец, колба из темного изумрудного стекла оказывается в дрожащих руках. Легче становится лишь через несколько бесконечно долгих минут, но сна по-прежнему ни в одном глазу. Зато проснулось резкое желание сходить в душ и выпить, как минимум парочку кружек кофе. Кажется, Джинни однажды назвала это: «обкофеиниться»… Джинни. Наверняка сегодня вновь явится проверить, как поживает сумасшедшая подруга: суббота же. Гермиона сделала очередной успокаивающий выдох и прошлепала босыми ногами в ванную комнату, но не успела захлопнуть за собой дверь, как квартиру огласила, пугающая порой трель соловья – мерзкий звонок, доставшийся от хозяина квартиры. Девушка закатила глаза и поспешила открыть дверь, уже подозревая, кто мог заявиться в такую рань: - Доброе утро! Как знала, что ты уже не спишь, вот... - Гермиона обреченно отступила, пропуская гостя, и машинально принимая, сетку с фруктами. - Джинни, сегодня же суббота! Не лень, было, тащится ко мне в такую рань? И... откуда ты взяла персики? - Это нектарины, - как ни в чем не бывало, пробормотала младшая Уизли, заглядывая в холодильник, и совершенно игнорируя вопрос. - Какая разница?! - Персики мохнатые… Господи, Грейнджер, у тебя кроме яиц в доме что-нибудь водится? Гермиона фыркнула, бросая сетку с нектаринами на стол: - Раньше водились тараканы… Джинни разочарованно захлопнула дверцу холодильника, захватив от туда десяток яиц и сыр, неряшливо упакованный в целлофан: - Не лопнешь? – Грейнджер с улыбкой наблюдая за действиями подруги, присела на диванчик около стола. - Я после ночной смены, - Уизли включила электрический чайник и привычно приготовила две кружки. – Мерлин, я даже ни слова не скажу о твоем подобии кофе! Гермиона бросила хмурый взгляд на упаковку с растворимым напитком и равнодушно пожала плечами: - Ну… как ты? – Джинни шлепнула на булочку непозволительно толстый кусок сыра и придвинула к Гермионе. Грейнджер с самого появления рыжеволосой подруги ждала этого щекотливого вопроса. Теперь все кому не лень встречают и провожают ее этим вопросом: - Отлично. Уизли недоверчиво скосила на бывшую гриффиндорку карие глаза и откусила большой кусок своего бутерброда: - Как всегда? - Как всегда. Гермиона отхлебнула из кружки, обжигающего кофе и поморщилась: напиток действительно та еще дрянь. - С каких пор вы тренируетесь ночью? - С тех самых, когда нам сообщили о чемпионате, в котором мы будем участвовать. Грейнджер неодобрительно покачала головой. Джинни уже как несколько месяцев играет за сборную «Холлихедские Гарпии» и, кажется, имеет там весьма не малый успех, но, несмотря на это, сама Гермиона никогда бы не связала свою взрослую жизнь со спортом. Причина тому ясна как майский полдень – отсутствие хоть малейших данных и абсолютное неумение летать на метле: «Говоришь, не умеешь летать? Но порой для полета совсем не нужна метла…». Гермиона едва прикусывает губу, окунаясь в воспоминания, и чувствует, как по позвонкам пробегает холодок, когда, словно наяву на губах проскальзывает ощущение горячего дыхания и знакомое сладкое ощущение копится, будто шерстяной клубок где-то внизу живота, разливаясь, горячим теплом, по окоченевшим конечностям: - Гермиона! – девушка мгновенно распахивает глаза и едва вздрагивает, увидев перед собой подругу. – Ты меня слушаешь?! Сглотнув горький ком в горле, Грейнджер быстро кивает и вновь отпивает большой глоток кофе, обжигая горло. Джинни внезапно затихает, и словно сомневаясь, мягко сжимает холодные пальцы Гермионы: - Ты принимаешь то, что тебе назначил доктор Филипс? – ее голос вздрагивает и переходит на шепот. Грейнджер привычно кивает и указывает взглядом на изумрудный пузырек в мусорной корзине: - Сегодня закончила. Уизли несколько секунд отрешенно смотрит на мутное стекло, будто проверяя, действительно ли он пустой, а затем переводит взгляд на подругу, сканируя до глубины души своими пронзительными светло-карими глазами: - Снова панические атаки? Гермиона делано равнодушно прыснула, но под вопрошающим взглядом сдалась и обреченно кивнула: - И, что ты собираешься с этим делать? - С этим ничего, Джинни! Доктор Филипс сказал, что со своими проблемами я должна разобраться сама, только в моих силах сделать так, чтобы все эти неврологические симптомы прошли. Уизли усмехнулась, отпивая, уже остывший кофе: - Ого, какие ты медицинские словечки выучила. - Одному Мерлину известно, каким образом, я должна это сделать? - Сама, сидя взаперти в этой захолустной квартирке, и пожирая себя воспоминаниями, – разумеется никак. Гермиона исподлобья посмотрела на подругу. Джинни Уизли, которая в скором времени готовилась стать Поттер, конечно говорить было легко: она не на секунду не оставалась одна, загоняла себя на тренировках до такой степени, что думать о чем-либо не оставалось никаких сил, да к тому же имела огромную дружную семью, которая в любую минуту готова была поддержать и утереть слезы. У Гермионы же семьи больше не было… - Что ты предлагаешь? Джинни заерзала на стуле и слегка наклонилась вперед, будто хотела сообщить какую-то тайну: - Завтра в «Норе» традиционный воскресный ужин. С тех пор, как все разъехались, мама с папой каждые выходные собирают всех в нашем старом доме: вкусная еда, домашний уют, долгие разговоры – это то, что тебе сейчас нужно, Герми! Грейнджер слегка смутилась и неопределенно пожала плечами: - Я не знаю, Джинни… мне как-то неудобно. - Брось! – рыжая махнула рукой, на изящной ладошке отчетливо просматривались мозоли от древка метлы. – Мама только рада будет тебя увидеть! Гермиона тепло улыбнулась, вспоминая привычный для сердца образ, вечно суетящейся Молли Уизли, который подсознание тут же подменило на свирепый, с растрепанными, горящими огнем волосами, и вскинутой вверх палочкой готовой к бою. Такой она запомнила милую Молли в последний раз, и такой она будет отныне видеть ее всегда: - Ну, так что? – Джинни терпеливо ждала ответа подруги, пока та задумчиво изучала неровную поверхность стола. - А… он там будет? Джинни казалась спокойной, но Гермиона явно увидела, как рыжая подруга на пару секунд задержала дыхание: - Вряд ли… - наконец, выдавила девушка и, будто извиняясь, пожала плечами. – Он не приходил ни на один из семейных вечеров, Гермиона, ни разу. Мы сами навещаем Джорджа в его квартире в Косом переулке. Грейнджер быстро покачала головой, отчего стала похожа на китайский болванчик, и натянуто улыбнулась, надеясь поскорее закончить, напряженную для всех тему: - Хорошо, Джинни, я постараюсь прийти. Младшая Уизли вмиг повеселела и тут же завела пластинку, о предстоящих свадебных хлопотах. Гермиона делала вид, что внимательно слушает, а сама, нет-нет, да прокручивала в голове время вперед, переносясь в завтрашний вечер. Может быть, дневник – это не такой уж и бред, может, завтра в нем действительно нарисуется, хоть что-то хорошее?