***
Горячий чай приятно обжигает горло, а тёплая чашка греет замерзшие ладони. За окном льёт дождь; тяжёлые капли бьют по подоконнику, падают и разбиваются. Волосы сидящего напротив Даичи всё ещё влажные, как и чёрная униформа. Он громко шмыгает носом, поёжившись от прошедшего по спине холода. — Ты прекрасный человек, — наконец произносит Мичимия, закидывая одну ногу на другую, — и я более чем уверена, что он это знает. — Этого мало. Даичи выдавливает из себя неуверенную улыбку, внимательно разглядывая чай в своем стакане. Жидкость мерно покачивается, ловит блики от включённых ламп. — Мне кажется, ты напрасно так боишься, — сделав паузу, продолжает негромко говорить Юи, зевнув. То, что Даичи просто очарован Сугаварой, было понятно ещё три месяца назад, когда тот только-только к ним пришёл. Его тихим голосом, тёплыми улыбками, аккуратными прикосновениями; тем, как он держит себя — с одной стороны кажется мягким, как зефир, но внутри твёрдый, стальной стержень. Его смехом; тем, как в уголках глаз собираются редкие нити едва заметных морщинок, а сам Коуши по привычке прикрывает ладонью рот. Тем, как он действует в трудных ситуациях; тем, как он, не задумываясь, готов пожертвовать собой, чтобы спасти кого-то. И этой небольшой, аккуратной родинкой под глазом, к которой так и хочется прижаться губами в коротком, нежном поцелуе. Даичи тяжело вздыхает, снова одёргивая себя: такое поведение — верх непрофессионализма, это отвратительно, и, боги, если сам Сугавара узнает, какие мысли обитают в его голове, страшно даже представить, что будет. В первую очередь с его, Даичи, сердцем. Но не очароваться, не влюбиться в Сугавару невозможно. Он потрясающий. Самый потрясающий человек, которого ему, Савамуре, повезло повстречать. Сидящая рядом Мичимия не в счёт: они лучшие друзья, знающие друг друга почти что с пелёнок; прошедшие вместе и огонь, и воду, и, наверное, какой-нибудь апокалипсис тоже встретят спина к спине. С Сугаварой легко. Он подобен белому, пушистому облаку, в которое хочется упасть всем телом, утопая в нежности и мягкости. Они знают друг друга около трёх месяцев, но, если честно, Даичи кажется, что знакомы всю жизнь. Сугавара чуткий, прекрасно улавливает чужое настроение, всегда готов помочь — даже если это не в его силах. Он не очень владеет настоящим оружием (и Даичи сам вызвался его научить), но отлично справляется с ним в каких-нибудь играх, в которые они играют на приставке Даичи. Он обожает китайскую кухню, особенно если блюда острые. Все эти маленькие и незначительные факты заставляют нечто в груди сжиматься и тянуще болеть, пока сердце дико колотится. — Если ты сам что-нибудь не сделаешь, то сделаю я. — Я думал, — со вздохом произносит Даичи, — если задание пройдёт нормально, позвать его куда-нибудь. Если вы, конечно, не останетесь сегодня в Токио. — Не забудь сообщить, что это свидание, — ловит укоризненный взгляд, — он, конечно, довольно проницательный, но тут может оказаться ещё большим идиотом, чем ты. Боги, Даичи, я готова пойти в храм и молиться за вас. Не волнуйся так, всё пройдёт отлично. И я постараюсь привезти его обратно. Даичи скомкано благодарит, чувствуя, как в груди приятно теплеет.***
Главный токийский центр по борьбе с онкологическими заболеваниями встречает шумом и неприятным больничным запахом. Сугавара, посильнее кутаясь в чёрное пальто, морщит нос. Рядом идущая Мичимия на это лишь усмехается, покачав головой; короткие каштановые пряди падают на лицо; она, фыркнув, убирает их за ухо. Звук шагов, смешиваясь с разными голосами, доносящихся отовсюду, эхом отскакивает от голых, белых — где-то с пятнами грязи — стен, проносясь по длинному коридору с множеством дверей. Дорога до Токио казалась настоящей вечностью. Позвоночник до сих пор приятно ноет от долгожданного движения. Они покорно следуют за невысокой девушкой, одетой в голубую больничную униформу, прижимающей к груди какие-то папки; Сугавара щурится, вглядываясь — судя по всему, карты пациентов или что-то подобное. Он не знает как назвать присутствие Мичимии рядом: или это огромная удача, или не менее огромная помеха. Изначально Коуши казалось, что сюда обязательно должен поехать Даичи как капитан, но в итоге — Коуши усмехается уголком губ — послали его, можно сказать, ещё совсем новичка, и врача, прикреплённого к команде. С одной стороны, думает он, заходя в небольшой лифт, Мичимия намного лучше разбирается во всей этой медицинской хреноте (сам Сугавара разбирается только в том, как оказать себе первую помощь при ранениях, чтобы не сдохнуть в какой-нибудь подворотне от потери крови) и, вполне возможно, найдёт общий язык с доктором, которая должна ввести их в курс дела — если она будет им доверять, то получится вытащить намного больше информации. С другой же стороны, у него, Сугавары, есть свои методы работы, но теперь придётся подстраиваться под кого-то ещё. Жучок прослушки, который нужно незаметно установить в кабинете Киёко Шимизу, лежащий в кармане, на секунду кажется огромным камнем, тянущим вниз. Лифт медленно движется на несколько этажей вниз, под землю; уши закладывает. Коуши сглатывает вязкую слюну, помотав головой. Замечает небольшое пятно уже подсохшей грязи на подоле дорогого пальто и мысленно ругается; чёртова грязь и чёртов дождь. Ему-то казалось, что тут, в Токио, не должно быть ливня. На нижних этажах медикаментозный запах становится более сильным, неприятно ударяя в нос. Ведущая их девушка останавливается возле белой двери, пару раз стучит, заглядывая внутрь. — Доктор готова принять вас, — повернувшись лицом, говорит она. И, поймав кивок головы в ответ, молча уходит обратно в сторону лифтов. Сугавара несильно сжимает руки в кулаки, тут же разжимая; на секунду прикрывает глаза, напоминая себе помнить о задании — о своём задании — и, пару раз стукнув по двери костяшками пальцев, пропускает вперед себя Мичимию, заходя следом. — Добрый день, — Юи растягивает губы в улыбке, — Вы, должно быть, Киёко Шимизу? Сугавара, пройдя вглубь весьма просторного кабинета, сделанного в таких же светлых тонах, как и, видимо, весь центр, неторопливо оглядывает доктора, сидящую в мягком кожаном кресле. Шимизу поправляет съехавшие очки на переносице, открывает рот, чтобы что-то сказать, но Коуши её перебивает: — Не волнуйтесь так, наше присутствие не более, чем формальность, — старается немного успокоить, внимательно разглядывая разные сертификаты, висящие на одной из стен. Мичимия соглашается, заверяет, что это обычная проверка. Не вслушиваясь в их болтовню, Сугавара внимательно рассматривает кабинет ещё раз, подмечая новые детали. На втором столе, расположенном у одной из стен, лежат разные пробирки, некоторые из которых пустые, а некоторые — с чем-то внутри. Вокруг них раскиданы разные записи, сделанные от руки; Сугавара мысленно чертыхается. Он снова пробегается взглядом по немного скачущим строчкам иероглифов, старается впитать всю эту информацию, как губка воду, чтобы позже порыться в книгах и интернете, понять, о чём тут говорится. А затем, сделав глубокий вдох и подойдя, наконец, ближе к доктору, переводит взгляд на заваленный бумагами стол. Он замечает коричневую бумажную папку с пометкой о секретности содержимого, торчащую из-под наваленных друг на друга записей. С губ едва не срывается очередной смешок. Вся эта шумиха, связанная именно с этим онкоцентром, начинает казаться слишком подозрительной. Сугавара знает, что здесь идёт разработка какого-то лекарства, но что в нём такого, раз некоторые хотят по максимуму скрыть сам факт работы над чем-то совершенно новым, а некоторые отдают дело о расследовании не полиции и даже не какому-нибудь федеральному бюро, а военным, пусть и тесно связанным с ним. В чём опасность? — Не знаю, для чего вас вообще сюда направили, — Шимизу передёргивает плечами, — вся наша работа не выходит за рамки закона. Сугавара вопросительно поднимает бровь, опираясь руками на стол. Шимизу, резко дёрнувшись, что не укрывается от пристального взгляда, накидывает на папку ещё больше листов, полностью скрывая. — Чем сейчас занимается ваш центр? — Недавно нам прислали некоторые наработки из филиала в Саппоро, — помедлив, тихо отвечает Шимизу. Она прикусывает нижнюю губу, бегая взглядом с одной точки на другую, — они проводили некоторые исследования, касающиеся злокачественных опухолей, и сейчас мы только начинаем знакомиться с проделанной работой. Сугавара кивает, внимательно слушая. Он сжимает пальцы, — угол стола больно впивается в ладонь — заглушая искру раздражения. Шимизу лжёт и это прекрасно видно — может быть, какая-то часть из сказанного сейчас является правдой, а может вовсе никак не относиться к тому, почему они — он — здесь. Внутри просыпается азарт, жгучий интерес, заставляющий зубами впиться, руками рыть землю, чтобы вытащить правду на поверхность. В голове проносится множество способов, как можно добиться хоть чего-то в более короткие сроки: можно прижать саму Шимизу, надавить так, что ей не останется ничего больше, кроме как выложить всю необходимую информацию на блюдечке. Киёко, заметив в глазах Сугавары опасный блеск, нервно ёрзает. ***
— Ты пришёл, — выдыхает Даичи, улыбаясь. — Разумеется, — пожимает плечами Сугавара, подходя ближе, — как я мог не прийти? — опирается локтями на тёмные, пыльные перила. Даичи тихо посмеивается, вставая рядом — плечом к плечу, даря искру тепла. Оно накатывает сплошной волной, погребая под собой все роящиеся в голове мысли, утягивает их на дно, уничтожает. Разгорается пожаром. В груди тянет, будто рукой схватили сердце и теперь пытаются его вытащить из тела, вырвать, как какой-то кусок мяса. Сугаваре уже давно казалось, что у такого человека, как он, сердца нет. Оно остановилось, умерло и иссохло, почерневшими ошмётками рассыпаясь по грудной клетке, оставляя на своём месте лишь сосущее ничего. По позвоночнику проносится дрожь. Страх сжимает шею — на секунду перехватывает дыхание; волнение льётся горным ручьём, который не остановить. Рядом с этим человеком внутри пробуждается что-то давно забытое, вылезает наружу, расцарапывая душу ещё сильнее, сдирая её до саднящих кровавых полос. И вот оно, сердце — снова бьётся, гоняя кровь. Он чувствует сильные, быстрые удары под рёбрами — хочется сорваться с места, сбежать как можно дальше, убедить себя, что это — лишь сон, недоступная блажь. И больше никогда не возвращаться. Но он стоит на месте, словно приклеили к неровной поверхности крыши штаба, а тепло продолжает литься, расходясь по всему телу. Как бы сложилась его, Сугавары, жизнь, если бы они встретились раньше? Даичи поворачивает голову, с нежностью смотря прямо в глаза. Коуши не замечает, как собственные губы трогает улыбка, пока его привычный мир трескается, со стекольным звоном разлетаясь на куски. Под рёбрами тянет, болит; он несколько раз моргает, но продолжает смотреть на Даичи будто завороженный, тонет в глубине чужих глаз, с едким шипением растворяясь. Он не должен это чувствовать. Надо идеально отыграть свою роль, завершить то, зачем он здесь. Смотреть на Даичи, ощущая знакомую пустоту, пульсирующую холодом и чётко помнить цель. Но сейчас эта самая цель расплывается, растворяется, словно в кипящей магме — лишь поднимающийся вверх дым становится напоминанием. Ночной ветер прохладный. Он ловко проникает под легкую одежду, щекочет своим дыханием кожу, по которой сразу бежит дрожь. Огни города ярко мерцают в опустившейся на землю темноте, светятся. Внизу видны куда-то спешащие люди — высота здания и тихое завывание ветра заглушают чужие голоса, словно там никого и нет, словно там — пустые улицы. — Ты, наверное, устал после сегодняшнего, — мягко замечает Даичи, моргнув. — Нет, — Сугавара отрицательно качает головой, — не устал. Готов идти на подвиги, только позови, — смеётся, переводя взгляд на горящие огни. — Уверен? — скептично поднимает бровь, — я-то думал, вернёшься и пошевелиться не сможешь. И пришлось бы мне тащить твою обездвиженную тушку. — Боги, — Сугавара лукаво прищуривается, — и что же ты собрался делать с моим бренным телом, капитан Савамура? Даичи теряется, шире раскрыв глаза — Коуши заливисто смеётся, невольно накрыв своей ладонью чужую. — Сходим куда-нибудь? — серьёзно роняет Савамура, и намеревается ещё что-то добавить, но Сугавара успевает перебить: — Только если это свидание.***
— Осмотри его, а, — запихав Сугавару в медкабинет, просит Даичи, натыкаясь на вопросительный взгляд Мичимии, — он поранился где-то. — Всё нормально, я отлично себя чувствую, — снова повторяет Коуши, закатив глаза, — кровью не истекаю, боли не чувствую, и, как видите, не умираю, — разводит руками. — Осмотри его, а, — вновь повторяет Савамура, — он с самого утра твердит, что все нормально, но я чую, что это не так. Мичимия, обогнув свой рабочий стол, молча подходит к несопротивляющемуся — но явно очень раздражённому Сугаваре — и, ухватив его за запястье, тянет в просторную операционную. Коуши заметно морщится от резкого движения и чуть горбит спину от прокатившейся по телу боли. Даичи, остановившись в дверном проёме, несколько секунд внимательно смотрит на то, как Сугавара, что-то недовольно пробубнив себе под нос, усаживается на кушетку. В кармане вибрирует телефон; Даичи, достав мобильный, читает пришедшее сообщение и тяжело вздыхает. — Я оставлю вас, — говорит он, — Асахи просит срочно заглянуть к Тсукишиме и Ямагучи, — ловит вопросительный взгляд Коуши и, скрестив руки на груди, строго произносит: — а ты остаёшься тут. — Ни капли справедливости, — шепчет Коуши, когда Даичи, подойдя, коротко целует перед уходом, — Даичи! Даичи, чёрт возьми! Стой, — возмущённо выкрикивает в чужую спину, — ты не можешь меня просто тут бросить. — Не бросаю, а оставляю в руках профессионала, — поправляет Савамура, обернувшись через плечо, — Юи подлатает тебя и будешь как новенький. Я, так и быть, попрошу Ямагучи скинуть тебе инфу, если она, конечно, окажется полезной. Сугавара раздосадовано хмыкает ему вслед. Мичимия рядом обречённо качает головой: нелюбовь Коуши к больницам и врачам иногда достигает абсурдной точки. После слабого хлопка двери, Юи внимательно осматривает Сугавару на наличие каких-либо внешних повреждений и, не найдя, громко цыкает: — Раздевайся, чего сидишь, — натягивает на руки латексные перчатки, — и говори, как ты это получить умудрился. Сугавара пожимает плечами, комком кидая тёмную форменную водолазку на стул в углу. Пожевав губу, он опирается на вытянутые за собой руки, чуть откидываясь назад, давая полный обзор на болящее тело. Глаза Мичимии удивлённо распахиваются, когда она видит россыпь синяков — которые точно оставлены не Даичи в порыве любви и не на миссии, потому что, если бы кого-то избили, Савамура, как капитан, тут же привёл бы на осмотр — а затем цепляется за два широких лейкопластыря на рёбрах. Коуши отводит взгляд, смотря в окно, на серое небо. Он тихо шипит, когда Мичимия аккуратно снимает пластыри — и охает, разглядывая не очень длинный кривой порез. Касается холодными пальцами — Сугавара прикрывает глаза, чтобы не выругаться; всё тело ужасно ломит — обводит припухшие края. — Оставлено чем-то острым. Ножевое? — берёт с небольшого столика антисептик. — Порез совсем новый, не пытайся меня обмануть, — предупреждает Юи, — но у вас же всю эту неделю были только тренировки. Накладывать швы не нужно, при правильном уходе быстро заживет, но... Суга, — хмурится, — что произошло? Сугавара тяжело вздыхает: — Вы все правда зря волнуетесь, — коротко ойкает, чувствуя, как умелые руки обрабатывают болящую рану, — я знаю, что выглядит ужасно, но всё произошло только из-за моей невнимательности. Я слишком торопился, когда вчера вечером шёл к Даичи. И поскользнулся, упав на какие-то осколки. Вот и все, — внимательно смотрит, как рана скрывается под бинтом; он неприятно стягивает грудную клетку, мешая, — на мне всё заживает как на собаке. — Суга, — окликает Мичимия собравшегося выйти из кабинета Коуши, — пожалуйста, будь осторожнее. Я не только про это, — кивком головы указывает на перевязанное тело и баночку мази от синяков в руке, — но и вообще. В Мияги сейчас не спокойно, — передергивает плечами, чувствуя прошедшую по спине дрожь. Коуши требуется несколько секунд, чтобы понять, о чём говорит Мичимия. Он выдыхает короткое «о» и кивает, спешно скрываясь за дверью. Юи грузно плюхается в свое кресло, пару раз крутанувшись. Район, в котором живёт Даичи, считается очень благополучным. Фонари всегда исправно работают, ярко освещая улицы, а на асфальте не валяется мусор — даже фантики от конфет. Где Сугавара умудрился найти разбитое стекло? И как же нужно было упасть, чтобы так порезаться? Она невольно хмурится, постукивая указательным пальцем по подбородку: порез совершенно точно сделан вскользь, острие чего-либо только коснулось, проезжая по коже, повреждая верхний слой. При падении след должен ведь остаться более чёткий, более глубокий — даже если Сугавара успел вовремя вскочить на ноги. Все эти синяки — они тоже свежие, им столько же, сколько и порезу. Мичимия, вздрогнув, вырывается из кокона своих мыслей. И, желая отвлечься, бездумно тыкает по пульту, включая телевизор. На экране снова транслируют новости. Палец касается мягкой кнопки, почти что нажимая; Юи останавливается, внимательно вслушиваясь в только начавшуюся новую тему. Позавчера убит какой-то крупный бизнесмен (это, наверное, второе убийство за этот месяц), о котором она, Мичимия, никогда и не слышала. В последнее время у всех на слуху объявившийся в префектуре убийца, который, если верить новостным сводкам, которые недавно читала Юи, раньше обитал в окрестностях Токио. Что заставило кровожадного монстра поменять своё место — загадка, ответ на которую в какой-то мере хочется знать. Что вообще может заставить человека пойти на такие зверства? Некоторые сделаны со стороны, совершенно чисто, но некоторые бросают в дрожь своим жестоким исполнением. — На месте убийства был найден нож, — продолжает вещание диктор, — предварительные анализы показали, что кровь на лезвии не принадлежит жертве, — картинка на экране меняется; появляются кадры с места убийства: небольшая комната, перевернутая вверх дном — и, судя по всему, там дрались, — пока полиция не может определить личность убийцы. Кроме того, следователи сделали заявление, что был найден использованный лейкопластырь, и предполагают, что убийца мог скрывать особую примету. — изображение снова меняется. — В Нагасаки сегодня утром... Мичимия смотрит в экран телевизора, не моргая и больше не слушая. Мысли быстро бьются внутри черепа, одна о другую. Даичи рассказывал, что позавчера, буквально за пару часов до этого убийства, Сугавара отказался сходить с командой в какой-то новый бар, отысканный Кинношитой, ссылаясь на усталость, а теперь ходит с порезом и синяками. Но, — Мичимия хмурится, массируя виски указательными пальцами — это ударяющее под дых, сбивающее с толку совпадение, от которого в первые секунды темнеет в глазах. Сугавара — это Сугавара. Слишком добрый, часто жалеющий преступников, за которыми их посылают, жаждущий справедливости для всех. Даичи верит ему безоговорочно, а Мичимия верит ему, человеку, которого знает всю свою жизнь. К тому же, данные Сугавары есть во всех базах. Если бы кровь принадлежала ему — вычислили бы сразу. Она фыркает. Совпадение — и до чего же идиотское. Сугавара не способен и муху убить без сожаления. Но что-то внутри грудной клетки давит, а назойливая мысль, задвинутая как можно дальше, не исчезает.***
Время идёт, а странностей не убавляется. Или ей так только кажется: невольно присматривается к определённому человеку уже пару месяцев. Подмечает мелкие жесты, мимику, слова. Мичимия чувствует себя кем-то вроде чокнутого сталкера (в меньших масштабах, конечно; в чужой дом, к примеру, проникать не надо, она и так у Даичи частый гость, а Сугавара там обитает на постоянной основе). Может, ей всё только кажется. Все её мысли — плод воображения, уставшего от навалившейся работы мозга. Пустое надумывание, не имеющее под собой никаких действительно весомых доказательств, лишь горсть леденящих душу совпадений. Шимизу, с которой они удивительно сдружились за все эти долгие месяцы, всё чаще просит больше уделять времени себе и отдыху, взять больничный на пару дней. Странностей становится только больше. Ей действительно не по себе от того, что их, кажется, замечает только она одна. Расскажи кому — покрутят у виска пальцем и скажут, что точно крыша поехала. И, наверное, будут совершенно правы. Но всё это настолько стало бросаться в глаза, словно крича «заметь!», что игнорировать просто не получается — она старалась изо всех сил, но каждая попытка оказалась провальной. Сугавара фальшивый. Он фальшивый насквозь, постоянно носит маски, которые иногда дают трещину — на несколько секунд вырывается мимика, отражающая его настоящие чувства, но он быстро их прячет за добродушной улыбкой, от которой саму Мичимию начинает кидать в дрожь. Сугавара показывает себя настоящего — утаивая некоторые детали, конечно — только, наверное, рядом с Даичи. Рядом с капитаном улыбки превращаются в настоящие, искренние, пропитанные бесконечной любовью. И всё так или иначе возвращается к чёртовому онкоцентру. Несмотря на то, что дело считается закрытым, Даичи, вцепившись в него мёртвой хваткой, до сих пор пытается что-то узнать, а Сугавара, зная это, постоянно спрашивает, нашёл ли капитан что-то новое — как бы невзначай, совершенно случайно, просто к слову пришлось. Шимизу на всё это только вздыхает и разводит руками. У Сугавары есть какая-то своя собственная цель, ради которой он тут появился. Мичимия уверена, что это тоже связано с новой разработкой. У него есть цель и он уверенно идёт к ней, умело огибая различные препятствия. У него на ладонях едва заметные мозоли от оружия, которые появляются от частых тренировок, но вся команда упорно твердит, что на заданиях Сугавара использует огнестрел по минимуму, Даичи всё ещё учит, а ножи использует только для того, чтобы что-то перерезать. Какую-нибудь верёвку, но уж точно не чью-то глотку. В нём так много противоречий; Мичимия трёт виски, словно это поможет избавиться от тянущей, пульсирующей головной боли. Со всех разговоров об нашумевших убийствах, которые иногда заходят, он умело сливается, переводя тему. Она даже просила Ямагучи пробить данные Сугавары. Тсукишима на это хмыкнул, кинул язвительную шуточку, но просьбу выполнить помог. Мичимия прикусывает губу и тут же шипит: больно. Все найденные результаты почти не отличаются от того, что известны всем им, но не может же быть жизнь человека настолько праведной и чистой? Вероятно, стоит поделиться переживаниями с Даичи, но не создаст ли это лишних проблем? Доказательств вины по-прежнему нет, все они лишь на словах, лишь предположения, основанные на череде совпадений и странностей — это ведь будет просто обвинение человека в, всё же вполне возможно, чужих грехах. Сугавара часто отсутствовал по вечерам, приходя домой — к Даичи — глубокой ночью. А стоит начать спрашивать, где он был — Коуши ссылается на какие-то дела, обещает рассказать чуть позже. В голове формируется идея — абсурдная и идиотская. Но ведь кто-то должен же что-то сделать? Кто-то ведь должен докопаться до истины? Даже если она обвинит действительно невиновного человека, даже если потом придётся извиняться за все свои беспочвенные подозрения — кто-то должен это сделать, чтобы раз и навсегда поставить точку. Для того, чтобы никто из близких для неё людей не пострадал. Телефон щёлкает, оповещая, что блокировка снята. Юи бегло ищет нужный контакт, пишет короткое: «можем сегодня встретиться? это срочно, пожалуйста». Эта идея тоже идиотская, учитывая обстановку в стране. Пару недель назад сообщили про какой-то новый штамм то ли гриппа, то ли ещё чего похожего, гуляющего по улицам. Недавно Шимизу рассказывала, что в больнице, в которую её отправили помогать из-за нехватки кадров, уже нет свободных мест, больных размещают в холле и коридорах, а люди всё продолжают и продолжают поступать: кого-то привозят в тяжёлом состоянии, а кто-то приходит сам, но болезнь быстро прогрессирует, буквально сжигая человека изнутри за считанные часы (или дни, кому как повезёт). Чем только думает министерство здравоохранения, сейчас уже пора объявлять карантин, чтобы люди по возможности оставались дома, в хоть какой-нибудь безопасности, а не разносили вирус ещё больше и дальше. Но никто не хочет паники, никто не хочет беспорядков (которые, в принципе, уже начинаются — Даичи и остальных несколько раз посылали разбираться). Шимизу отвечает через пару минут согласием. Мичимия сжимает руки в кулаки. Кто-то должен.***
— Так что случилось? — спрашивает Киёко, ставя перед Мичимией стакан с горячим кофе. — На тебе лица нет. Юи усмехается, сдвигая медицинскую маску к подбородку, открывая лицо. Тихо шмыгает носом, тщательно обдумывая всё ещё раз, рукой тянется к карману, доставая дешёвый телефон, купленный в какой-то забегаловке по дороге. Она кладёт его на середину небольшого столика, кончиками пальцев пододвигая к удивлённой Шимизу, севшей напротив. В небольшом кафе, расположенном недалеко от вокзала, почти пусто — оно и понятно, на улицах бушует болезнь, о которой так и трещат по всем каналам. Приезжать лично, рискуя заразиться — не самая хорошая идея, но зато безопасная — лишние уши не смогут услышать того, что для них не предназначено. Голоса доносятся будто сквозь пелену, словно она под водой. От собственных действий очень хочется начать смеяться в голос, но получается выдавить из себя только измученный смешок. Что она вообще творит? — Мичимия-сан? — Шимизу аккуратно касается своей ладонью чужой, ужасно холодной. Юи вздрагивает, очнувшись от своих мыслей. — Произошло, я так понимаю, что-то серьёзное? Ты сорвалась сюда, в Токио, в разгар эпидемии, и... — Да, — перебивает Мичимия, проводя рукой по своим волосам, пальцами зачёсывая назад, — можно сказать и так. Я кое-что хочу проверить и мне нужна помощь. Я понимаю, если ты не согласишься, это может быть опасно- — Стой-стой-стой, — обрывает, делая небольшой глоток из своего стаканчика, — давай с самого начала. Юи набирает кислород в лёгкие, шумно, прерывисто выдыхая. — Я хочу кое-что проверить, — приглушённо начинает она, обдумывая каждое слово, — сегодня вечером хочу встретиться с одним человеком и... — заминка, — и поговорить. Он одноразовый с такой же одноразовой симкой, — пододвигает телефон чуть ближе к Шимизу, — я позвоню на этот него, когда всё начнётся. Мне просто надо, чтобы ты записала весь разговор. И, если там будет что-то, то слила в сеть. Киёко растерянно моргает: — Х-хорошо, — немного замявшись, берёт телефон в руки. — Ты уверена? Шимизу, это правда может быть очень опасно, я не знаю, что будет в итоге. — Я помогу, — кивает Киёко, — но почему ты сама не сделаешь запись и не сольёшь? Мне кажется, это легче, чем надеяться на телефонную запись. Мичимия, на мгновение прикрыв глаза, слабо улыбается. — Если мои догадки вдруг окажутся правдой, то я вряд ли спокойно уйду, — снова кусает губы, срывая тонкую кожицу, — если со мной что-нибудь случится, то все старания пойдут коту под хвост. По спине, поднимаясь от поясницы вверх по позвоночнику, проходит холод. Он скребёт острыми кончиками льда по коже, вынуждая поёжиться, обхватить себя руками. Лёд впитывается в кожу, тает, проникая глубоко-глубоко в тело, в душу. Страх охватывает и сковывает. — Шимизу, — смотрит прямо в чужие глаза, — я не знаю, чем всё закончится. Но если что-то произойдёт, — делает паузу, — то как можно скорее перекинь запись куда-нибудь, а это, — кивком головы указывает на телефон, — уничтожь. Сломай, не знаю, — снова запинается, собираясь с мыслями, — сожги, утопи, но только избавься.***
Ночью в пустых и безлюдных доках холодно. Воздух, кажущийся ледяным, ловко пробирается под одежду, словно её и вовсе нет. Мичимия сильнее кутается в свою куртку, надетую на довольно тёплый свитер. Мысль о том, что же она творит, колотится в голове так же гулко, как и сердце в грудной клетке. Внутри всё ещё дымится надежда, что она просто очень сильно ошиблась. Справа доносится глухой звук неторопливых шагов. Она поворачивается, застывая на месте, разглядывая приближающуюся мрачную фигуру. Мужчина, держа руки в карманах, медленно выходит из кромешной темноты в свет фонаря, останавливаясь в полуметре от сжавшей в ладони телефон Мичимии. Сугавара одет во все чёрное; он, приподняв натянутую почти что на глаза кепку, внимательно смотрит и ждёт. Взгляд Мичимии сразу цепляется за тонкую нить обычного лейкопластыря, наклеенного поверх родинки под левым глазом. Коуши, подняв руку, кончиками пальцев цепляется за край чёрной тканевой маски, опуская к подбородку, громко хмыкает. — И для чего мы тут? — он оглядывает пространство вокруг. — Ты решила устроить какой-нибудь пранк? Очень вовремя. — Ты знаешь причину, — сощурившись, отвечает Юи, внимательно следя за удивлённым выражением на чужом лице. — Мичимия, — он прячет под кепку вылезшие светлые пряди, — я не знаю. Сейчас, — он смотрит на наручные часы, — почти одиннадцать вечера, мы вдвоём в богами забытом месте, в котором впору снимать фильмы про тайные встречи мафии или конец света. А ещё у нас рано утром задание, спешу напомнить, и я бы очень хотел выспаться сам и дать хорошо отдохнуть Даичи. — Ты сказал ему, куда направляешься? — Нет, — тяжело вздыхает, — поэтому, пожалуйста, не знаю, зачем мы тут, но давай быстрее закончим. Руки, спрятанные в карманы, мелко трясутся. Звонок уже идёт, Юи очень надеется, что разговор будет нормально слышно. — Что у тебя с лицом? — М? А, ты про это? — указательным пальцем трогает пластырь, растягивая губы в привычной улыбке, — поцарапался. А сейчас сама знаешь какая ситуация, не хватает только занести что-нибудь. Нет, думает Мичимия, нет там никаких царапин, ты ведь просто хочешь скрыть чёртову родинку, не так ли? Страх сковывает всё больше, будто тело обмотали стальными цепями. Сильно стянули, так, что дышать становится тяжело, а рёбра мерзко скрипят под натиском, грозясь сломаться, острыми обломками пронзая мягкую плоть лёгких, насовсем перекрывая кислород. — Тот убийца, — сжав ладони в кулаки, впиваясь короткими ногтями в кожу, — это ведь ты. Сугавара щурит глаза; и в этом жесте, в их блеске, Мичимия видит опасность, а улыбка на его губах — очередной фальшь. — Ты ударилась? — со смешком спрашивает Коуши. — Слушай, если это все же пранк, то, ладно, смешной. Ха-ха, — он мрачно посмеивается, — а теперь можно пойти домой? Тебе вот, к примеру, явно нужно хорошо отдохнуть. — Нет, — сжимает зубы, — я серьёзно. — И какие у тебя есть доказательства? Или ты просто кидаешься непонятными обвинениями во всех подряд? Мичимия цыкает. — Я давно наблюдаю за тобой, — Коуши, поджав губы, кивает в такт её словам, — и если ты задурил голову остальным, то не значит, что не найдётся человек, который не будет видеть тебя насквозь. Ты как-то раз сам сказал: можно заметить что угодно, если знать, куда смотреть. И все эти, — морщится, — совпадения, в которые я не верю. Даже тогда, несколько месяцев назад, когда Даичи просил тебя осмотреть — я военный врач, Сугавара, я видела самое разное и подготовка у меня отличается от простого рядового доктора в больницах. Если бы ты тогда действительно упал, хотя негде, район Даичи едва ли не вылизывают до блеска, уж я это знаю, порез был бы меньше и глубже. И всё тело в синяках и ссадинах, ты явно с кем-то дрался. Как думаешь, что я вижу потом? Убийство, комнату с явными следами борьбы, нож, которым ранили убийцу и, — сглатывает, — пластырь. Такой же, как у тебя сейчас. Сугавара, внимательно слушая, вопросительно приподнимает бровь: — Ты обвиняешь меня на основе лишь этого совпадения? И, прости, из-за какого-то пластыря? Да кто угодно может купить их в любом магазине. — Есть множество других, — голос чуть срывается, — похожих. К примеру, — задумывается, — у тебя ладони в мозолях от оружия, но если верить остальным, ты его почти не трогаешь. — Перестань нести чушь, — добродушно усмехается Сугавара, делая небольшой шаг вперед; Юи невольно отшатывается. — Тебе правда нужно отдохнуть. Пойдём, уже поздно, я провожу тебя. — Я знаю, что ты попал в команду с какой-то целью. Уже больше полугода что-то тщательно вынюхиваешь. Только ведь мы не занимаемся ничем особо важным, что может быть достойно внимания, — Мичимия кусает внутреннюю сторону щеки до боли, собирая кучу мыслей воедино. Она, скорее всего, действительно ошиблась. Нужно извиниться, постараться замять начавший разгораться конфликт, но слова вылетают изо рта раньше, чем это осмысливает: — В любом случае, пусть с этим всем разбирается Даичи. Сугавара молчит. Улыбка медленно исчезает с лица, испаряется, будто её никогда не было, ровно как и напускная теплота в глазах, уступая пронзающему холоду. Страх, сковавший цепями тело, пригвождает, мешает пошевелиться. Остаётся только смотреть, ртом хватая воздух, чувствуя, как лёгкие горят огнём. Юи чувствует себя выброшенной на берег рыбой: беспомощно бьётся телом о землю, выгибаясь, беззвучно открывая и закрывая рот. Дёргать жабрами, пытаясь вдохнуть — и снова начать биться, изо всех сил стараясь очутиться снова в воде, которая совсем рядом, маняще журчит, но не выходит сдвинуться даже на жалкий сантиметр. Сугавара нервно сглатывает; кадык двигается под кожей, выдавая беспокойство. Он, облизав пересохшие губы, рявкает: — Не смей вмешивать сюда Даичи, — раздражённо шипит, приближаясь, — и что у тебя есть? Только слова, ведь так? Ты не сможешь никому ничего доказать. — Даичи поверит, — упёрто отзывается Мичимия, задирая голову, чтобы иметь возможность смотреть подошедшему совсем близко Сугаваре в глаза, — можешь даже не сомневаться в этом. Коуши усмехается. — Что, испугался? — На себя взгляни, ты же почти трясёшься, — лениво фыркает Сугавара, — сама боишься. Но продолжаешь кидаться смелыми выражениями. И я не знаю: это назвать настоящей храбростью, — наклоняет голову вбок, — или настоящим идиотизмом? Так, — снова облизывается, — хочешь знать для чего все это? — он едко ухмыляется, сделав театральную паузу. — Убить его, — не без удовольствия наблюдает, как Мичимия широко распахивает глаза, — убить капитана Савамуру, начавшего лезть туда, куда не следует. Сугавара, продолжая криво ухмыляться, делает пару шагов назад. — Ты не больше, чем чёртов головорез. — Нет, — парирует, — но ты можешь считать как хочешь. Работа есть работа. Мичимия, зажмурившись, опускает голову, сильнее сжав в руке корпус уже успевшего нагреться телефона. Мыслей в голове становится только больше, они смешиваются, одна перекрывает другую. Боль в висках давит, страх липкой паутиной расползается по всему телу. Услышав тихий шорох одежды, а затем короткий, но такой знакомый щелчок, она медленно, будто в замедленной съёмке, поднимает голову. Сугавара вскидывает руку с крепко зажатым в ладони пистолетом; его руки не трясутся, он не боится — держит оружие уверенно, не сводя глаз со своей цели. И Мичимия окончательно видит, кто перед ней. Это не тот добряк, старающийся помочь всем и каждому, это холодный и расчётливый убийца, чётко знающий своё дело; убийца, рука которого не дрогнет, если нужно чьё-то тело нашпинговать свинцом. Губы мелко дрожат, а в уголках глаз скапливается тёплая влага — Мичимия задирает голову, чтобы только не дать ей скатиться вниз, по щекам, оставляя после мокрые следы. Сугавара видит чужой страх — чувствует, будто он осязаемый. Будто к нему можно прикоснуться рукой, кожей почувствовать удушающий холод. Он уже давно с треском провалил это чёртово задание — ещё тогда, когда впервые встретился с Даичи лично. В этой работе нельзя допускать никаких привязанностей, но в итоге он волнуется за команду, с которой пришлось находиться долгое время рядом. И, что самое главное, не может навредить самому Даичи. Человека, которого нужно было убить. Выбор. Он стоит на перепутье двух дорог, ведущих в неизвестность. Сугавара мог и дальше отнекиваться, отметая подозрения, давить на отсутствие физических доказательств, но она ведь и так уже всё поняла. Если Мичимию убить, то Даичи будет больно — потерять лучшего друга, который с тобой всю жизнь. Но если её не трогать, то Юи ведь не успокоится и будет рыть дальше. Она может посеять зерно сомнений в нём, Сугаваре, среди команды, поделиться своими догадками с Савамурой — и, в конце концов, действительно обнаружить что-то такое, что станет прямым доказательством, становящимся крышкой гроба. Если он хочет иметь возможность и дальше быть рядом с Даичи, иметь возможность защитить его, — раз уж он провалил заказ, то обязательно наймут кого-нибудь другого, кто постарается убрать и Савамуру, и его самого — то лишние свидетели ни к чему. Сугавара не хочет, но не может не признать: отчасти он успел привязаться и к ней тоже. И что выбрать, как поступить, чтобы не было непоправимых последствий? Какой будет обратная сторона? В конце концов, почти за каждый выбор необходимо платить свою цену. Дуло чёрного пистолета смотрит прямо в голову. Мичимия сжимает зубы, быстро, судорожно хватая носом воздух. Ей очень хочется рассмеяться — нервно и надрывно, чтобы хоть немного скрыть пожирающий изнутри страх. Изо всех сил давит в себе желание сорваться с места в попытке убежать, скрыться, выжить. Это ведь всё равно окажется бесполезным, да? Он же всё равно не отпустит? Её учили самообороне, но разве это сможет сравниться с по-настоящему подготовленным солдатом? Она знала, что так может закончиться. Знала, на что шла, даже предупреждала о таком исходе слушающую по телефонной связи происходящее Шимизу, но сердце всё равно бешено колотится, выстукивая рваные, сорванные ритмы. Смириться со своей смертью никогда невозможно. Даже готовясь к ней заранее. Может быть, надо было сделать для Даичи какую-то подсказку, оставить хоть что-то, что прольёт свет на её гибель, но поздно жалеть. Остаётся надеяться только на Шимизу. И что с Даичи будет всё в порядке. Палец, поглаживающий курок, резко вжимает его в корпус. Выстрел эхом разносится по пустым докам, сотрясая воздух, слегка закладывает уши. Внутри — пустота, идущая мерзкими, уродливыми трещинами, сквозь которые льётся тёплая, горячая кровь. Под рёбрами болит, выламывает с хрустом. Мичимия, пошатнувшись, с глухим звуком валится на асфальт. Под пробитой пулей головой растекается алая лужа, пачкая волосы и одежду. Тело несколько раз дёргается и наконец замирает. Коуши, уже собравшийся уходить, замечает что-то выпавшее из чужой ослабевшей ладони. Он, бросив сожалеющий взгляд на застывшее лицо Мичимии, садится на корточки, ладонью прикрывая остекленевшие карие глаза. Привычный густой запах железа забивается в ноздри, вынуждая сглотнуть подкативший к горлу ком. А затем переводит взгляд на привлекший внимание предмет, беря в руки; экран автоматически загорается. — Блять! — гневно шипит, нажимая на кнопку сброса. Торопливо поднимается на ноги, пряча чужой смартфон в карман своей куртки, и, натянув маску обратно, резко срывается на бег. Подумать о последствиях можно будет чуть позже, сейчас главное как можно быстрее отследить этот номер, найти того, кто всё это время безмолвно слушал. И уничтожить. Шимизу трясёт. Она чувствует, как по щеке бежит чужая кровь; алые капли — совсем тёплые — медленно катятся, мерзко тянутся вниз, и, повисев пару секунд на заострившейся от плохого питания скуле, срываются вниз. Стёкла очков тоже заляпаны: Киёко, едва заставив себя поднять руку, дрожащими пальцами стирает вязкую жижу. Желудок скручивает спазмом до боли; схватившись за свою одежду рядом с солнечным сплетением, крепко сжимает, наклоняясь вперёд, ближе к полу, чувствуя горький вкус желчи на языке. Она и раньше видела трупы — когда мир только-только начал стремительно рушиться, угасать на глазах — и видела, как убивают люди Шираторизавы и те, кто к ним прибился после конца света. Сказать, почему сейчас такая реакция — сложно. Может, потому что не ожидала. Может, потому что Ячи не казалась ей злом, а просто запутавшимся, испуганным подростком, который провёл несколько месяцев в одиночестве среди полчища голодных тварей. Может, потому что боялась Сугавару столько времени — того, что он найдет её. Апокалипсис спас её однажды, но за что цепляться теперь? Она не Мичимия, готовая пожертвовать собой ради высшего блага. Кто-то хватает её за руки, аккуратно поддерживая, не давая окончательно упасть на грязный пол. — Киёко-сан, — обеспокоенно обращается Нишиноя, — не смотрите туда, давайте мы поможем Вам встать? Нужно отойти подальше. Ну же, давайте, ага, вот так, — помогает подняться на ноги, — Рю, помоги. Сугавара опускает руку, держащую пистолет. Он молчит, смотря на то, как под упавшим телом стремительно растекается кровавая лужа. Криво усмехается, испытывая грызущее чувство дежавю. — Какого... — сглатывая, приглушённо спрашивает Даичи, медленно переводя взгляд с Ячи на него, — какого хрена только что было, Суга? Ты с ума сошёл? — он хмурит брови, сводя их к переносице. Голос звучит громче и с примесью злости, — Суга! Даичи зовёт его, но Коуши смотрит в одну точку — на мёртвое тело с пробитой головой. Под рёбрами начинает привычно свербеть и царапать. Даичи хватает его за плечи, с силой встряхивая. Из ладони выпадает пистолет. — Ты вообще понимаешь, что сделал?! — рычит Даичи, сжимая в ладонях чужую одежду. Я спас вас, хочет сказать Сугавара, но продолжает упрямо молчать. У девчонки поехала крыша, Тсукишима много раз предупреждал, и теперь Ямагучи — лишь гниющее под жарким солнцем тело. Сколько ещё должно погибнуть их людей? Потери и так уже огромны, их осталось не так много. И если сейчас, в такое время, продолжать расшаркиваться на длительные разбирательства, как можно было прежде — до того, как мертвецы стали пожирать всё живое, то их перебьют всех до одного. Апокалипсис не спрашивает, чего ты хочешь, твари не спрашивают о твоих моральных принципах — они с ужасно громким хрустом ломают их, вытягивая всю черноту души наружу. Не хочешь поддаваться, мечтаешь сохранить последнее человеческое — умрёшь, разрываемый сильными челюстями, захлёбываясь собственной кровью. Иначе просто нельзя выжить. Любое промедление грозит неминуемой смертью — и не так уж важно, будет она от пули или в разлагающейся пасти. Сугавара знает, что поступил правильно, но вина всё равно комом застревает в горле. — Это же человек, Суга! — Мы тоже люди, Даичи! — Коуши срывается на ответный крик, вцепившись в руки капитана, по-прежнему лежащие на его плечах, придавливающие к полу, будто камни, весом в тонну. Он вбирает в себя воздух ртом, и, найдя в себе какие-то крупицы сил, слегка отталкивает Даичи от себя, делая небольшой шаг в сторону. Савамура тяжело дышит, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями. Коуши трёт ладонями лицо, думая, что можно сказать. Он злится и устал. Так чертовски устал — от собственных чувств, тянущих ко дну, от мертвецов за этими стенами, от жалких попыток выжить, от лжи, которой он продолжает всех кормить. — Прости, — выдыхает едва слышно, подняв красные, воспалённые от усталости и недосыпа глаза на капитана, — я... не хотел. То есть, в смысле, я хотел... Чёрт! — облизывает пересохшие губы, — Мне жаль. Я знаю, что это не искупит моего поступка, я сделал это на эмоциях. Просто... — отводит взгляд, — сколько ещё наших людей должно погибнуть? Сколько из них должно быть вот так вот подло убито? Ямагучи, он... чёрт возьми, Даичи, он же безобиднее котёнка. Он уж точно не заслуживал такой смерти. Если бы я раньше прислушался к словам Тсукишимы... — обрывает себя на полуслове, замечая шагнувшего к нему Даичи. Капитан несколько секунд внимательно смотрит, а затем заключает в тёплые, успокаивающие объятия. — Сугавара-сан, — с дрожью в голосе доносится из противоположного конца кабинета, — но это ведь были не эмоции, Вы чётко знали, что делали. — Даичи оборачивается на сжимающую край своей одежды Шимизу, вопросительно подняв брови. Нишиноя переглядывается с Танакой, непонятливо пожав плечами. — Прямо как тогда с Мичимией-сан, не так ли? Тогда Вы тоже отлично понимали, что делали. Даичи крупно вздрагивает, переводя нечитаемый взгляд на стоящего, словно вкопанный, Сугавару. Выждав пару мгновений, он хрипло произносит: — Что? Бокуто ладонями отталкивается от ставшей уже тёплой стены и ещё раз кидает взгляд на приоткрытую дверь чужого кабинета на чужом этаже. Он честно проходил мимо, спускаясь с крыши, но, услышав крики и последующий выстрел, просто не мог остаться в стороне и не подойти. И, оказывается, не зря. Предателя, наличие которого вызвало у всех присутствующих в этом здании волнение, нашли — и более того, хладнокровно убили, не углубляясь в дальнейшие разборки. Куроо будет полезно узнать, что среди его людей крыс нет: на него и так навалилось слишком много за такой короткий срок. Акааши скрещивает руки на груди, стреляя недовольными взглядами в воодушевленного Бокуто, который, судя по всему, нашёл в этом мире, полном рычащих голодных тварей, новое хобби. Раздражающее его самого — в конце концов, то, что происходит за чужими дверьми, не их дело и не следует в это как-либо вмешиваться. Но вот как это объяснить Бокуто? Ощущение, что в этой академии спокойно никогда не бывает; стоит только хоть немного расслабиться, ослабить бдительность — и обязательно что-нибудь произойдёт. Непонятно откуда взявшееся чувство тревоги резко охватывает всё тело, словно предчувствуя очередную надвигающуюся бурю. Акааши устало вздыхает. Иногда перспектива быть съеденным кажется не такой уж и плохой.