Метелица

14. Рухнул мостик в Лондоне…

Идя сквозь дебри экзистенции Мы танцевали ча-ча-ча Мы проникали вглубь концепции, Не замечая палача… (Агата Кристи - Целовались и плакали)

      Сознание возвращалось к ней медленно, и самым частым спутником на дорожке в реальный мир был тот, кто врос в ее память, видимо, навечно - штандартенфюрер Вольфрам. Вновь и вновь над ней нависало его заросшее щетиной лицо с резкими чертами, вновь и вновь прокалывал он ее насквозь своим жутким взглядом - глаза мага были не живее цветных стекляшек.       Ты должна быть сильной. Должна держаться.       Вновь и вновь они терзали ее, заставляя познать боль, о которой ни одно человеческое существо и помыслить не могло, вновь и вновь он говорил с ней своим хриплым, тяжелым голосом.       Я знаю, тебе трудно. И будет еще труднее. Но такова черная стадия. Ты должна держаться. Должна претерпеть многое…       Этот голос возвращался к ней во снах - часто вместе с болью.       …как первичная материя умирает, разлагается и в ходе брожения…       Тысячи раз она молила тогда о смерти. Но каждый раз он, доведя ее до грани, до последней черты, преграждал путь к спасительному забвению.       Ты должна быть сильной. Я знаю, тебе больно. Но чем чернее оперение ворона, тем ослепительнее засияют на нем белоснежные ризы.       В иные ночи она, уже проснувшись, все еще видела тот белый, в трещинах, потолок, все еще ощущала, как скребутся в ушах голоса Вольфрама, Флайшера и других.       Я знаю, ты меня ненавидишь. Я знаю, ненависть - все, что у тебя осталось. Не дай ей угаснуть - ведь с нею угаснет и твоя жизнь. Ненавидь меня. Желай мне смерти. Только не сдавайся.       В иные ночи ей казалось, что она все еще там, все еще проходит первую фазу, все еще не выбралась - а все прочее было лишь мимолетным, преступно достоверным бредом, что нашептала ей агония.       Ненавидь меня и живи. Живи, чтобы добраться до конца. Чтобы перепрыгнуть собственную тень. Чтобы расправиться со мной. Живи, чтобы забрать мою жизнь. Только живи. Только живи…       Амальгама открыла глаза - последней вехой на пути к пробуждению стал громкий хлопок двери и быстрые шаги. Щелкнул выключатель и свет, не давая толком опомниться, ослепил Неус на какие-то мгновения - когда же комната, на холодном полу которой она очутилась, приобрела более или менее четкие очертания, раздался и голос.       -Проснулась, тварь?       Закутанная в одеяние Красной Смерти, Герда сделала еще один осторожный шаг вперед, остановившись на почтительном расстоянии от пленницы. Руки последней были надежно скованы за спиной, а все оружие, при ней найденное - несколько небольших Ключей и простой, пусть и неплохо сделанный, кинжал - давно было отнято, но вряд ли на том можно было успокоиться: это забинтованное существо, сидящее сейчас в углу, было оружием само по себе, куда более смертоносным, чем можно было себе представить.       Очки-консервы остались где-то там, на лондонских улицах, и потому Герду сейчас разглядывали ничем не прикрытые глаза. Было в них что-то неестественное - что-то, что никак удавалось поймать, что-то, что было то почти незаметным, то будто бы всплывало, выбиралось на поверхность. Перетекало по зрачку. Шевелилось. Герда почувствовала, как в ней нарастает отвращение, как дает о себе знать ненависть столь сильная, что стало тяжело удерживать мысли в порядке. Это…это…       Да. Именно это. Сложенное как человек, одетое, как человек, даже владеющее человеческой речью, и вместе с тем им никак не являвшееся. Бинты скрывали почти все, а выглядывающая там или тут полоска красной кожи сама по себе не могла быть причиной для подобных чувств - и тем не менее Герда чувствовала, что буквально захлебывается от желания прострелить эту голову, разбить, разорвать, раскрошить это тело. Избавить мир от того, что он никогда прежде еще не встречал, и чего в нем просто не может жить. Просто не имеет права.       Чувствуя, что теряет контроль над собой, она встрепенулась - и, прогнав по Цепям волну обжигающей боли, обнаружила, что дышать внезапно стало легче. Похоже, это создание каким-то образом умудрилось задействовать довольно тонкие чары - и чуть было не преуспело, убедив ее напасть, подойдя ближе…скрипнув зубами от злости, Герда на всякий случай опустила руку в карман, нащупав пистолет.       -Вижу, что проснулась, - холодно произнесла она, доставая оружие. - Сейчас ты будешь отвечать на вопросы. И каждый раз, когда вздумаешь молчать…       -Я не думаю, что вы станете стрелять, - голос Амальгамы был куда спокойнее, чем хотелось бы Герде - казалось, положение, в котором она оказалась, беспокоит ее не более, чем дождь за окном. - На то есть несколько причин. Во-первых, вы сохранили мне жизнь, значит, я вам еще необходима. Вряд ли рассчитываете использовать меня в качестве заложника - вы не можете не понимать, что Башню нисколько не волнует, буду ли я жить, или умру. Следовательно, вам нужно от меня нечто иное. Это значит, что вы осведомлены о том, кто я… - Неус почти грустно вздохнула. - На это указывает и тот факт, что вы решили использовать этот маскарадный костюм для защиты. Во-вторых, исходя из того, что я только что сказала, вы не станете идти на риск именно поэтому - вы не можете поручиться, что ранив меня, не выпустите наружу…например, какой-нибудь яд, от которого не спасет и это одеяние. В-третьих, что тоже вполне очевидно, вы не станете привлекать ненужное внимание, устраивая пальбу в жилом доме. А люди в нем есть - если прислушаетесь, вы сами услышите, что этажом выше кто-то двигает мебель…       Рука с пистолетом вздрогнула, но не опустилась. Лицо Герды застыло - не прошло и минуты с момента пробуждения твари, а та уже читала ее как открытую книгу.       -Четвертую причину, по которой от вашего оружия толку будет не больше, чем от простых угроз пустить его в ход, я назову вам сама, - тем временем продолжила Неус. - Я пережила вещи намного более болезненные, чем несколько огнестрельных ранений. Если вы думаете, что боль от последних может к чему-нибудь меня принудить, то лишь зря потратите свое время и свои пули.       -Ты…       -Спрячьте ваше оружие. Я никуда не денусь, - Амальгама покачала головой. - Я ведь знаю, что он рядом.       Медленно, невыносимо медленно, Герда позволила пистолету скользнуть обратно в карман. Резко обернулась, проверяя, заперта ли дверь. Снова уставилась на тварь - та преспокойно сидела в своем углу, будто бы вовсе не заботясь о близости смерти. Одно только это спокойствие выводило ее из себя - но, встряхнувшись, она напомнила себе о том, что время не ждет. Как и вопросы.       -Сколько ты весишь? - прорычала она.       -Думаю, я могу ответить. Но я тоже буду спрашивать вас о чем-нибудь взамен.       -Ты смеешь ставить условия? - выдохнула Герда. - Да ты понимаешь, что…       -Я понимаю, что нужна вам, и, как уже говорила, вы не можете меня ни к чему принудить. Разве что убить - и сорвать тем самым планы вашего хозяина. Кстати, судя по тому, что он не появился лично, то намного умнее вас. Дело в том, что…       Амальгама медленно поднялась на ноги. Герда вновь рванула пистолет наружу, но Неус уже успела сократить расстояние - нетвердой походкой она приближалась к ней, продолжая говорить своим тихим голосом:       -Я прошу вас, спрячьте свое оружие. Если вы выстрелите, то можете пострадать.       -Назад! - рявкнула Герда, сплетая пальцы свободной руки в защитный знак. - Назад, я последний раз говорю!       -Вам известно, насколько опасны пары диметилртути? - подойдя почти вплотную, тихо произнесла Амальгама. - Их вдыхание в количестве, достаточном просто для восприятия запаха, уже будет фатально. Это своего рода эталонный нейротоксин. Большинство стандартной лабораторной одежды не способно защитить от нее, и единственным средством, способным дать хоть какие-то шансы, является использование ламинированных средств защиты, работу же следует вести только под вытяжным колпаком. Ваш костюм не спасет вас, если вы выстрелите…       -Н-назад… - побледневшее лицо Герды скрутило, перекосило от чудовищного напряжения. - Назад, ты…       -Никто из нас не избавлен от необходимости дышать, - заглянув ей в глаза, произнесла Неус. - Если бы я желала вашей смерти, то мне достаточно было бы с момента вашего появления в комнате начать выдыхать…например, хлористый винил, известный своим токсическим воздействием на человеческий организм. При сравнительно небольшой его концентрации в воздухе уже начинаются головная боль, потеря координации, тошнота и сонливость. Немного увеличив эту концентрацию, можно легко добиться паралича центральной нервной системы и остановки дыхания…       Почувствовав, что отступать дальше некуда - за спиной была лишь шершавая стена - Герда вздрогнула, выронив пистолет.       -Хорошо, это мы с вами преодолели, - вздохнула Амальгама. - А теперь, пожалуйста, освободите меня и поговорим, как это обычно делают нормальные люди… Ширнесс.       Прошлой ночью ему не удалось толком сомкнуть глаз. Причиной тому был страх, но не страх перед грядущим - оно-то как раз волновало Ренье меньше всего прочего - а страх застарелый, отлично знакомый, время от времени дающий о себе знать короткими всполохами видений. Те, что уж греха таить, не всегда отличались разнообразием - но разве было ему от того хоть когда-нибудь легче? Нет, нет, и еще раз нет. Прошлой ночью он чувствовал, что не должен засыпать - и если бы кто-нибудь спросил, отчего так, то, наверное, не смог бы дать точный, конкретный ответ. Не говорить же, в самом деле, о своих опасениях, о том, что…       Что-то словно шевелилось внутри него с той самой минуты как они оказались на землях Часовой Башни. Не рвалось наружу, нет, ни разу - лишь осторожно прощупывало почву под ногами, давая знать о себе лишь участившимися кошмарами и этим гадким чувством, что он вскоре должен будет сделать что-то…что-то…       Он никогда не мог до конца себе доверять - больше никогда с той самой поры, как родился заново, заново учился ходить, говорить, заново узнавал тех, кто раньше значил столь много. Он никогда не мог смириться с тем, что ему доверяют другие - ведь он знал, знал, насколько опасен может стать, наверное, в любой момент. Он никогда не мог позволить себе расслабиться - но в последнее время все становилось хуже. Хуже, чем когда-либо. И скрывать это, держать в себе - было все трудней.       Трудно было не думать о словах, которые оседали в ушах, стоило только ему проснуться - словах, чьего значения он не понимал, не в силах даже предположить, на каком языке они выговаривались - и доводилось ли вообще говорить на нем человеку. Трудно было не думать о том, что три или четыре раза только за последние полгода он просыпался отнюдь не в своей постели - но за книгами, что обычно хранились под семью замками, и, несмотря на все усилия, не мог вспомнить, как их удалось ему добыть.       Трудно было не думать о том единственном предмете, которому от начала до конца были отданы те страницы…       И я увидел звезду, падшую с неба на землю, и дан был ей ключ от кладязя бездны…       Что-то приближалось. Не Кай - с этим созданием предстояло схватиться Кату и остальным в Лондоне. Нечто другое, нечто, о чем его словно что-то предупреждало, и предупреждение то облачалось в нестерпимый зуд в плененной стеклом руке, череду холодных липких кошмаров и начавшуюся поутру головную боль, которую едва-едва смогли перебить таблетки.       Что-то приближалось. Что-то, с чем справиться мог лишь он…       Холодная вода брызнула Ренье в лицо, вырвав из размышлений даже вернее, чем рука Шепот, уже неизвестно сколько минут трясшая его за плечо. Обернувшись, он взглянул в том направлении, в котором смотрели сейчас остальные, взглянул туда, куда неслась, поднимая в воздух целые тучи грязных холодных брызг, их утлая моторная лодчонка. Еще три или четыре шли сейчас следом, специально чуть отставая: при мыслях о боевиках Башни, еще точнее - о людях, превращенных кем-то из ее работников в живые инструменты, чья судьба никого особо не волновала - он почувствовал что-то, похожее на отвращение пополам с грустью. Взглянув же туда, куда указывала Шепот, сам не заметил, как чувства эти сменились удивлением, если не шоком.       -Они же должны были ждать нас…       Верфь пылала. Столбы черного дыма текли вверх, сливаясь в угольного цвета тучи. Запах гари - и звуки отчаянной перестрелки - уже начинали понемногу добираться до них, заставляя проснуться окончательно.       -Кому-то, похоже, неймется, - фыркнула Шепот.       -Кто бы там сейчас не запекал русских, надеюсь, он и мне немного сбережет, - распластавшийся за установленным на носу пулеметом Факел оскалил свои пожелтевшие зубы.- Кстати, а правда - кто?       -Корнелиус Альба и Людвик Швец, - мрачно вздохнул Ренье. – Один из них бывший башенный охотник, другой - действующий чистильщик Пражской ассоциации…вернее, того, что от нее осталось. В следующий раз, Эрик, внимательнее слушай инструктаж.       -Два сильнейших огневика Восточной Европы, - Шепот поморщилась. - Если только ее одной. Славу, я гляжу, оправдывают…       -Я тоже лицом в дерьмо падать не намерен, - прорычал Эрик. - А вот этих окуну по самые плечи.       -План-то помнишь?       -А то как же. Мы с тобой прикрываем высадку, потом идем наводить шороху, пока башенные стелют дорожку для нашего стеклянного мальчика, - он покосился на Ренье. - А уж он-то…       -Найти и обезвредить установку, раньше чем она будет активирована, - тихо проговорил Ренье. - Я помню, Эрик, я помню.       -И то радует. Черт, хоть бы успели только…       -Успеем, - вглядываясь в стелющийся над верфью дым, все так же тихо произнес Стекольщик. - Должны успеть. Лондон.       Это был, несомненно, самый тяжелый разговор, который ей доводилось вести за последние несколько лет. Прислонившаяся к подоконнику Герда была напряжена, будто пружина, одного неверного слова или жеста определенно хватило бы, чтобы она сорвалась - но боялась сейчас Неус вовсе не этого. Нет, куда сильнее ее тревожил тот - то - что был сейчас за стеной.       Кат далеко не всем открыл то, что вынес из разговора с Матиасом. Насколько она могла судить, правду доверили лишь ей и Ренье - и если реакция Стекольщика так и осталась тайной, скрытой за его вечно непроницаемым лицом и нежеланием обсуждать услышанное, то вот она сама…       Знание о Кае - и о том, что стояло за ним - многим вещам добавило смысла, но не обошлось в этом плане и без потерь. Одно это знание было как невероятно болезненная заноза в мозгу, которую кто-то беспрестанно шевелил, заставляя каждый свободный час, каждую лишнюю минуту думать лишь об этом. Думать о той силе, что рвалась наружу, думать, что если и существовало где-то подлинное зло, до которого далеко любому из живущих на свете - то оно именно там, за стеной. Скрывается под плащом Красной Смерти.       И если она хотела - нет, не выжить, хотя бы потратить свою жизнь с максимальной пользой - оно и должно было оставаться за стеной. У него не должно возникать повода сюда являться.       -Я ответила на ваш вопрос, - говорить она старалась спокойно, время от времени заглядывая в глаза Герды, ощупывая взглядом ее лицо - осунувшееся, напряженное, будто бы обескровленное. - Теперь, как мы и договаривались, вы тоже дадите мне ответ.       -Спрашивайте, - буркнула Герда. - Только поживее.       -Как он заставил вас себе служить?       -Заставил? - в глазах Герды заплясали недобрые огоньки. - Вы ничего не понимаете. Он никогда не принуждает. Выбор есть у всех. У меня тоже был. Я выбрала. Правильно выбрала.       -И в пользу чего же вы выбрали, по-вашему?       Говоря, Неус с опаской взглянула на дверь - но та по-прежнему оставалась недвижима. Размять затекшие руки, избавленные от кандалов, было неплохо, но она старалась даже дышать потише - по Герде было видно, что, пусть сомнения и страхи и прогрызли себе несколько дыр в давным-давно выстроенной скорлупке, этого было еще недостаточно, чтобы та пала.       -Освобождения, - глаза Герды на миг затуманились, но сквозь туман стремительно прорвался фанатичный блеск. - Освобождения от боли.       -Вашего?       -Для всех. И в первую очередь - для того, кто вынужден служить сосудом этой боли. На кого с давних времен сбрасывают свой тяжкий груз человеческие души, отходя от своих мертвых тел, - голос Герды стал глухим, монотонным - она говорила, то и дело сбиваясь на, казалось бы, простых словах. - Думаете, ваш Христос пострадал за грехи человечества? Нет. Есть нечто другое. То, что страдает вечно - поскольку грех нашего существования никогда не может быть прощен. Мы рождаемся, чтобы умереть, а умирая, возвращаемся на круг - но уже без боли, без тех мук, которые суть следствие этого бесцельного, бессмысленного…процесса. Все это достается ему, - прохрипела она. - Тому, что вы заточили в крепчайшей из тюрем. Но ни одна тюрьма не может вечно удерживать правду, ни одни стены не могут вечно стоять у нее на пути. Я знаю, знаю, как вы думаете…вы ведь не видите в нем ничего, кроме зла?       -Я…       -Я знаю, что это так. И потому вы слепы. Смерть неизбежна. Смерть естественна. Смерть не есть зло, как бы ваш страх не шептал вам иное - и смерть человечества, этой…ошибки природы, строчки, выбившейся из ее до того идеального уравнения, тоже должна наступить в свой черед. Чем больше вы стремитесь об этом не думать, чем сильнее вы стараетесь забыть, чем отчаяннее тщитесь этому противостоять, тем больше боли течет к той, третьей силе. И тем сильнее она становится. Сила противодействия - так ведь это мы зовем, правда? Но воля человека к жизни вынуждена воевать на два фронта - с волей Земли и со своей собственной тенью. У первой шансов нет, она одряхлела, поистрепалась и стала уже слишком слаба - ее хватает лишь на оборону. Но вторая пожрет нас всех. Сейчас, через десять, сто или тысячу лет - но так будет. Так должно быть, чтобы мы, наконец, избавились от боли, о которой не помним. Это не зло. Это милосердие. Истинное.       Цель была, похоже, достигнута - увлеченная разговором, словно бурным потоком, Герда и думать не думала уже о том, что разговор тот вовсе не входил в число полученных ей приказов. Она уже не могла остановиться - и, чувствуя это, Неус задала еще один вопрос.       -Как вы к этому пришли? Как…он пришел к вам?       Могло показаться, что отвечать Герда не намерена - прежде, чем она, наконец, решилась заговорить, прошло несколько минут томительного молчания.       -Он спас мне жизнь, чтобы указать на ее бесцельность. Он показал мне, что есть человек - и что должно быть сделано для человека, - говоря поначалу тихо, Герда все больше распалялась. - Я была ребенком мага, не сильнее и лучше прочих. Я была…на самом деле я была никем. Я была слепа, пока смерть не протянула ко мне свои руки. Нас собирались истребить за то, что мы отказались склониться пред этой глупой человечьей диктатурой. Я осталась одна, я бежала. На пороге смерти или чего-то худшего я встретила его, - ее передернуло. - Не знаю, что сделали бы со мной те солдаты…       История ее была недолгой - но оттого, по мнению Неус, не становилась менее достойна жалости.       -…и так я поняла все. Узнала, каков мир на самом деле. Он пообещал мне, что закончит страдания моей души, оборвет их навсегда, не позволив ей больше вернуться. Я должна лишь немного потерпеть…и сделать то, что должно. Помочь ему завершить работу. Дать свободу тому, что даст свободу нам всем… - подернув плечами, она устало вздохнула. - Я…все это время, пока его не было рядом, я боялась лишь одного. Боялась, что умру и моя душа снова ускользнет, что он не сможет дать ей покой. Но теперь, когда он здесь…теперь все будет кончено. Уже скоро. Каждый день жизни был для меня болью, которую вы и представить не можете, но теперь…теперь…       -Не могу?       Герда встрепенулась. Голос, которым обратилась к ней сейчас Амальгама, казался чем-то чужим, незнакомым - чем-то, казалось, не способным принадлежать этому тихому существу в бинтах…       -Значит, не могу, - хрипло произнесла Неус все тем же чужим, чудовищно усталым голосом. - И верно, куда уж мне до тебя. До тебя, так много знающей о смерти…       -Что вы…       -Думаешь, смерть полна величия, девочка? - безжизненно протянула Амальгама, глядя ей прямо в глаза. - Думаешь, смерть преисполнена значения? - сухой смех сорвался с ее губ. - Знаешь, а ведь я могу тебе рассказать кое-что о ней…       Герда молчала, ошеломленная, сбитая с ритма - одним только этим голосом, одним только этим взглядом.       -Ты когда-нибудь испытывала голод? Если нет, то, боюсь, это будет сложно объяснить…так же, как что такое тифозный блок или вши…сложно, но я попробую. Это точно не ощущение, скорее…состояние, я бы сказала. Болезнь, может, так. Болезнь, от которой ты умираешь. И он не в желудке, как можно подумать - нет, во всем теле, а прежде всего в мозгу. Ты не можешь ни о чем думать, когда он приходит к тебе, ты просто не понимаешь, зачем…не видишь в том смысла…да и был ли он вообще хоть в чем-то? - устало вопросила Амальгама. - Думаю, невозможно поймать этот момент, момент перехода. Эту черту, за которой человек кончается, уже навсегда - и место его занимает какое-то животное. Ты их видела, хоть когда-нибудь? Видела эту серую кожу, где места нет без укусов? Видела эти ноги, которые спотыкаются на каждом шагу? Видела, как слабый забивает более слабого, чтобы забрать его хлеб?       -Зачем вы…       -А ты видела, как возят трупы в крематорий? Видела лица тех, кто с утра до вечера тягает повозки с ними, пока не падет замертво? Тебе бы стоило посмотреть, девочка, посмотреть, как выглядит смерть, которой ты так ищешь. Тебе бы стоило заглянуть им в глаза. Они знали о смерти куда больше, чем должен знать человек, знали, наверное, обо всех ее видах, но уже никому бы ничего не сказали, ведь они давно разучились говорить…да и просто думать, наверное, тоже. Единственным смыслом их существования стали эти трупы, - Неус подалась вперед. - А ты была когда-нибудь в поезде смерти?       Герду против воли передернуло - но оторвать взгляда она так и не сумела, равно как и что-то сказать.       -Самые слабые умирают молча. Всегда так. Другие часто жалуются, но ты их не слышишь. Быстро учишься этого не делать. Так же быстро, как не замечать этот запах, запах тлена. Думаешь, мы тогда желали себе смерти? Думаешь, мы были такими, как ты?       -Я…       -Я видела смерть, видела ее постоянно. Она всегда была рядом с нами, была в каждом лице. Но она никогда не манила, как, наверное, думается тебе - она лишь казалась ужасной. Ты смотришь на нее, смотришь, потому что некуда было больше смотреть. И не видишь ни одного мертвого лица, по которому можно сказать, что для его хозяина она была освобождением. У первого моего мертвеца была такая странная усмешка…казалось, он ожидал чего-то совсем другого… - Неус говорила спокойно, но твердо, больше не повышая голоса. - Нужно смотреть на них. Нужно смотреть и думать, что они закончили так, как ты закончить не хочешь.       -Но ведь легче…       -Легче? - устало рассмеялась Амальгама. - Да, были и такие, как ты. Они словно готовились ко сну. Но такая смерть, смерть подобных тебе, не способна ничему научить, способна лишь обмануть, лишь нашептать, что она легка, что она есть единственный способ сбежать из этого ада. Нет, нужно смотреть на тех, кто своей смертью взывает не сдаваться. Тех, кто умер так, как ты никому не пожелаешь. Нужно смотреть, когда они умирают - и смотреть после, когда они окоченеют. И после того тоже - нужно смотреть, когда за них принимаются крысы…       -Зачем? - выдохнула Герда. - Зачем нужна жизнь, подобная вашей?       -Чтобы подобных ей больше никогда не было, - тут же последовал ответ. - Чтобы помнить самому и не дать забыть другим. Чтобы отомстить. Чтобы посмеяться над ними. Посмеяться над смертью. У всех нас были свои причины…       Живи. Только живи.       -…и когда я вижу подобных тебе, которые готовы выбросить дарованную им жизнь в пропасть лишь потому, что однажды испугались, или однажды испытали боль, или однажды дали себя убедить, что она ничего не стоит - я желаю лишь одного. Желаю, чтобы вы оказались на нашем месте. Чтобы вы увидели, как выглядит смерть на самом деле. Чтобы вы хорошенько вгляделись в то, что вам кажется красивым и правильным.       Бинты с тихим шелестом поползли вниз, открывая лицо Амальгамы, ее шею, ее руки…       -Взгляни на меня. Взгляни, чем я стала. Почему, если подобная мне нашла причину жить, не можешь ты? Почему ты желаешь не просто умереть, но измолоть свою бессмертную душу в порошок? Насколько же силен должен быть страх, чтобы…       -Это не страх!       -Да неужели? - Неус вдруг улыбнулась. - Да в тебе ничего ведь и нет, кроме страха…       -Замолчи!       Налившиеся ненавистью глаза застыли, остекленевший их взгляд нацелился точно в лицо Амальгамы.       -Мне удалось посмеяться над смертью. Если хочешь то знать, я смеюсь над ней и поныне.       С перекошенных от злости губ сорвались первые строки заклятья.       До удара оставались считанные мгновения.       Но удар так и не был нанесен.       -Ч-что…я…       По бинтам расползались мерцающие литеры. Герда, несколько раз моргнув, словно сомневаясь в реальности происходящего, отступила на шаг, затем еще на один. Сложно сказать, что дрожало сильнее - ее руки или же лицо.       -Я…я…я просто…       Бинты ползли вверх, укрывая лицо. Цель была достигнута - и целью в этот раз было отнюдь не убийство. В том попросту не было нужды.       Страх вцепился в Герду, тряся ее с такой силой, что, казалось, еще чуть-чуть - и голова ее, отломившись от шеи, покатится по полу.       -Нет…нет…нет…       Но страх пришел далеко не один - за ним ступало все то, что когда-то вычеркнул, вымарал из ее жизни Кай, придавая той жизни новый смысл, заключавшийся единственно в ожидании ее прекращения. Все, чему она столько лет училась не придавать значения, все, что она старательно забывала, все, что она…       На глазах Герды выступили слезы - “броня милосердия” оказалась отнюдь не милосердна к ней, но это, как прекрасно понимала Неус, был единственный возможный способ пробудить ее от страшного сна, навеянного Каем, единственный шанс хоть немного сбить ледяную коросту с души, которая в смертельном холоде искала покой…       -Все хорошо, - тихо произнесла она, осторожно шагнув вперед. - Теперь все хорошо. Скажи…       Герда, испуганно вскрикнув, отступила было назад - но Неус все-таки успела схватить ее за руки.       -Скажи. Как твое имя? Как твое настоящее имя?       -Вряд ли это теперь имеет значение.       Новый голос слился со скрипом открывающейся двери - но боль, зародившаяся в Цепях, дала Амальгаме понять, что он - что это - ближе, чем хотелось бы.       Смертельно близко.       -Я вижу, вам удалось заронить некоторые сомнения в мою Герду, - лицо стоявшего на пороге человека скрывала коридорная тьма - в отличие от компактного пистолета на ремешке, что был нацелен точно в лицо Амальгаме. - Что ж, значит, я вовремя решил взять ситуацию под личный контроль. Ширнесс.       Он уже успел привыкнуть к холоду. Последнее лето оставило после себя память о нестерпимой духоте и вездесущих солнечных лучах, которые проникали, казалось, в каждую щель, в каждое, неважно сколь крохотное, оконце - и даже с началом осени ничто не спешило меняться. Конец сентября и первые тревожные дни месяца, что плелся следом, Лин тоже запомнил хорошо - никакие лекарства не смогли бы, наверное, выдрать вон из его рассудка все эти бесконечные тренировки, “репетиции”, как пошучивал Неудачник, проводимые пред финальным броском. Операцией, ради которой они все жили и сражались столько лет, операцией, которая ознаменует начало конца.       Каждый ожидал неизбежного с чем-то своим, сходясь с другими лишь в том, что не спешил вытаскивать эти чувства на поверхность. С самого начала месяца настроение Притворщика оставляло лучшего не просто желать, но умолять изо всех сил, и даже обычно безучастная к подобным вещам Сетка все глубже погружалась в свои мысли, все реже касаясь мыслей чужих. Что же до лейтенанта…Лин видел его лицо в те дни после “Огнива”. И, пусть это ему и казалось странным, не испытывал желания подолгу задерживать на нем свой взгляд.       Пристроенный в соседнем окне пулемет вызывал отчаянное желание до него дотронуться: для начала три раза левой рукой с закрытыми глазами, а после - столько же правой, уже распахнув их до предела. Потом наоборот. И еще раз. Лекарства, как и всегда, хорошо справлялись с задачей опустошать его череп, поганой метлой гоня оттуда все лишнее, но в такие моменты, моменты предельного напряжения, не помогали даже они.       Шли годы, и по мере того, как он взрослел, взрослели, развивались вместе с ним бывшие, в общем-то, законной его частью вещи от боли. Некоторые отжившие свое страхи уходили, иногда даже навсегда, но на их место неизменно вставали новые, приходя иногда внезапно, в один вечер утверждая свою власть, свое право терзать его сознание, а иногда постепенно прорастая внутри, опутывая, глубоко-глубоко запуская корни. Среди прочих навязчивых мыслей нового поколения Лин больше всего не мог терпеть те, что вынуждали на несколько секунд прикрывать глаза: ритуал попросту не мог считаться исполненным, если он мысленно произносил последние слова из цепочки с глазами открытыми, и - это было хуже всего - оказался настолько прилипчивым, что вынуждал переделывать себя раз за разом, до идеала, который, как известно каждому дураку, в принципе не был достижим.       Чего он боялся сейчас? Он знал ответ, ибо тот лежал на самой поверхности, он знал его более чем хорошо, но не желал, отчаянно не желал о том думать - и именно потому болезнь избрала инструментом для пытки именно эти мысли.       Мысли о том, что будет, когда все закончится. Будет с ними. С ним. С Анной.       Мысли о том, что ее…       …дотронься левой рукой три раза с закрытыми глазами, потом - правой рукой с открытыми глазами, после сделай это без подсказки без подсказки то есть не проговаривай про себя эту мысль…       Скоро все закончится. Внешний враг, войну с которым они бережно планировали и готовили столько лет, будет повержен - и тогда настанет время врагов внутренних. Настанет их время. Ленинградский Клуб и все те, с кем он вынужден был сотрудничать, чтобы очистить остальной мир, повернут оружие друг на друга. И те и другие это знают, не могут не знать, так ведь? Знают и продолжают действовать по созданному сообща плану, плану, который закончится уничтожением тех, в ком больше нет нужды. Иногда он думает о магах. Иногда он думает обо всех тех, кто сражается на стороне Клуба не потому, что внутри него сидит контрольная схема, которым известно, что они лишь оттянули время своей казни почти на целый век - но если все выгорит, то придут и за ними. Иногда он думает о людях, которые уже успели к ним привыкнуть, с ними сработаться - и которые тоже знают, чью кровь им придется пролить. Иногда он задается вопросом, почему, и не находит ни одного ответа, кроме безумия.       Мир вокруг безумен, был таким с самого начала. И единственный способ не нахлебаться этого безумия большой ложкой - делать то, что приказано. Даже сейчас. Даже на пороге конца.       Интересно, это его собственная мысль или в ней стоит винить лекарства?       Подняв глаза, Лин смотрит на пришпиленную к стене грубую карту, всю в корявых пометках Алеева. Бывшие портовые здания опутаны сложной сетью из чар - поддержку “стрелам” оказывает сам Двадцать Второй Прародитель. Бывшие портовые здания укреплены и оборудованы всем, что успели выгрузить в то судорожное утро, что выгружали и тащили по местам весь тот судорожный день. Мысли его, наконец, освобождаются от ритуала, и, не задержавшись на Клубе с его операциями - слишком много лекарств для таких пространных размышлений - останавливаются на отдельных деталях, вместе составляющих грозный механизм. На таких вот пулеметах. На в спешном порядке заминированных проходах. На отборных штурмовиках “Атропы”, каждый из которых умрет, но не оставит доверенной ему позиции. На Двадцать Втором и на магах, которых не удалось задействовать в операции - ведь экспериментальные установки, будучи активированы, сделают из них всего лишь балласт. Пару деталей внесли они с Анной: сложная сеть из крепких канатов, крюков и лебедок, которая теперь соединяет здания, дополнительно укрыта маскировочными чарами - глаз просто не желает задерживаться на всех этих “воздушных дорожках”, если, конечно, на стекле, тот глаз укрывающем, не вырезан загодя специальный знак. Жаль, конечно, что у них не так много времени: если бы Двадцать Второй успел установить тут территориальное поле, смести этот крохотный плацдарм стало бы задачей не из легких.       Он терпеливо ждет, время от времени выходя на связь - до соседнего здания рукой подать, но оставлять облюбованную позицию уже как-то не хочется. Он ждет долго, почти не замечая того, как проходят часы - как тут заметишь, когда мысли постоянно заняты чем-то другим - и когда, наконец, в помещении появляется лейтенант, встряхивается, поднимает голову, отвечая как ни в чем не бывало.       -Двадцать Второй связался с нами, - каждый раз, когда лейтенант волнуется сверх меры, фразы его словно отделяют друг от друга топором - это Лин успел заметить уже довольно-таки давно. - Они на подходе. Со стороны города.       Он почти не задает вопросов. Не спрашивает, как враг узнал, где их искать, почему те небольшие отряды, что затаились в самом городе, ничего не предприняли - и живы ли они вообще? Это далеко не то, о чем сейчас стоит думать.       -Сколько?       -Внешние поля успели зафиксировать всплески в Цепях, прежде чем их снесло, - сухо произносит Алеев. - Мощь такая, словно там с десяток магов собралось, вот только…       Лин молча смотрит ему в глаза, ожидая продолжения.       -…кажется, их всего двое.       Это не удивляет. Их противник не из тех, что имеет возможность брать числом - и если бы только его умений тоже можно было не опасаться…       -В нашу сторону уже что-то пускали. Раза три. Кажется, пытаются вывести из строя связь, - остановившись у окна, тихо говорит лейтенант. - Наружное наблюдение уже доложило о приближающейся машине…       -Мы активируем установки?       -Нет, - с ответом Алеев чуть медлит. - Приказа не поступало.       -Но если мы лишимся связи…       -Приказа не поступало. Понадеемся на Прародителя. Мы…       Треск рации прерывает его рубленую кусками речь.       -…Двадцать Второго…подтвердилось. Основные…с моря…       -Похоже, они думают, что застали нас врасплох, - в несколько шагов добравшись до дверей, Алеев обернулся. - Все по местам. Надо показать, насколько крепко они ошибаются…       Старая верфь оживает в считанные минуты - жизнь пришла туда, конечно, намного раньше, но таилась до сигнала в этих давно брошенных постройках. Лейтенант исчезает в дверном проеме, бегом отправляясь проверять посты, а Лин, выбираясь на хлипкий железный балкончик, чувствует, как раскидывается над домами Ловчая Сеть.       -…они черны и до конца…       -…вонзятся в черные сердца…       Связь пока еще есть, но становится хуже, кажется, с каждой секундой.       -…они без промаха летят…       Враг и правда совершает скверную ошибку. После “Огнива” они не просто готовы к предательству, о нет. После “Огнива” они ждут его отовсюду.       -…и никого не пощадят…       И когда в их сторону, знаменуя начало бойни, отправляются первые чары, они уже готовы. Они отвечают. Лондон.       -Сделайте два шага назад, пожалуйста, - в голосе Кая чувствовалась усталость. - Вы мне еще понадобитесь, это верно, но думаю, я могу себе позволить сделать несколько выстрелов по вашим ногам.       Она молчала, переводя взгляд с оружия в его руке на Герду - начисто парализованная страхом, та никак не могла сдвинуться с места, не могла решить, в чью же сторону ей должно шагнуть.       Кай сделал выбор за нее. Войдя в комнату, он остановился точно за ее спиной, и, положив своему живому щиту руку на плечо, чуть дернул Герду назад. Целиться он при том и не думал прекращать. Взгляд Амальгамы остановился на его лице - взор ответный же заставил ее отступить вернее любого оружия. Позволил ужасу проникнуть в нее и свести судорогой все тело.       -Я думаю, вы уже осведомлены, что прибегать к чарам в моем присутствии бесполезно, - тихо продолжал Кай. - Если же вы вздумаете воспользоваться…иным оружием, вначале я убью вас.       -Вначале?       -Да. После же я сделаю это со всеми обитателями данного дома. Как вы верно заметили в недавнем разговоре с моей Гердой, здесь есть люди. И если своя собственная судьба вас волнует в мере явно не достаточной для того, чтобы можно было строить на этом сколько-нибудь эффективную угрозу, то их судьбы - дело другое. Я прав?       Она не ответила. Да и был ли смысл говорить о том, что этому и так было известно, был ли смысл лишний раз подтверждать очевидное? Отступая к окну, Неус медленно опустила руки, продолжая держать их на виду. Она могла бы…       Да, конечно. Могла бы отправиться на тот свет с пулей в лице и последней мыслью о том, что по ее вине…       Этому не требовалось предъявлять какие-либо доказательства. Зная, кто он, она знала и то, что он может…нет, что он непременно сделает. Просто потому, что для него нет ни единой причины не делать.       Надежды на чары и правда не оставалось - каждая Цепочка в теле буквально пылала, и не будь она знакома с болью так близко и так долго, та наверняка уже свела бы ее с ума. Все остальное…можно было бы рискнуть, если бы не те слова, и если бы между ними не стояла сейчас в оцепенении эта несчастная, эта безмозглая…       -Значит, вы слышали наш разговор? - ни одна из тростинок, за которые можно было ухватиться, особой прочностью не отличалась, так что мучиться выбором первых слов смысла почти не было.       -Верно, - не выходя из-за спины Герды, ответил Кай. - Можете считать это своего рода…экспериментом, если хотите. Проверкой.       -И кого же из нас…       -Обеих, разумеется, - проговорил он, еще крепче сжимая плечо своей спутницы. - Герда, ты слышишь меня?       -Д-да… - едва шевеля губами, вытолкнула наружу та.       -Хорошо. Я думаю, время уже пришло.       -Время? - голос ее понемногу начинал крепнуть.       -Время для тебя сложить свою вечность. Время твоего освобождения. Ширнесс.       Пулеметы грохотали так, что Алееву оставалось лишь удивляться, как еще он способен был слышать собственные мысли. Сухощавый штурмовик “Атропы”, припавший к захлебывающейся своим жутким криком адской машинке, беспрестанно что-то орал, перекрывая иногда даже этот разрывающий голову треск. Еще немного и этот стук очередей, этот треск огня там, снаружи, выбьет из него последние уцелевшие крохи рассудка. Впрочем, на что он, тот рассудок, сейчас нужен? Связь все одно накрылась, все приказы уже черт знает сколько времени он сливает через Сетку, заталкивает напрямую в те головы, которые еще не превратились в пыль и пепел вместе со всем остальным…       Тощая как былинка Ольга вся вжалась в свое кресло, тоненькие ручки ее, побелевшие от напряжения, стискивают подлокотники. Ольга старается. Старается различить слова, что он, скорчившийся позади, выговаривает ей в ухо, старается успеть донести все, что нужно, до каждого адресата, да еще и успеть дать контролеру ответ. Ольга старается. Он не хочет загадывать, сколь долго еще она сможет держаться.       Очередная очередь. Очередная ослепительная вспышка. Хриплый вой, полный поистине звериной радости, служит сигналом того, что еще один утлый катерок так и не добрался до берега.       Тоже мне, радость. С тех, что уже пристали, ссыпалось муравьями такое количество башенных инструментов из мяса и костей, что хватит задавить числом и не одну такую верфь. И если бы только числом давили…       Голова раскалывается. У Ольги нет уже никаких сил говорить, поэтому ответы бойцов она вонзает напрямую в его сознание, и вот уже перед глазами радостно пляшут цветные пятна, а из носа стекает, зарываясь меж губ, соленый красный ручеек.       -Лин, Крестова, что маги? - выдыхает он Сетке в ухо и сплевывая в сторону кровь. - Повторяю…       Отлезь. Работаю. Мать. Твою. Не. Берет. Ничего.       Мысли Анны Сетка передает с большим трудом - ибо их становится все сложнее воспринимать за пеленой чистой, животной ярости: разошедшийся не на шутку костюм уже накачал ее до бровей, и знай только поддает жару. Сейчас, однако, что-то все-таки пробивается наружу, пробивается в него, переданное Ольгой, похоже, невольно - и вот он уже вовсю пытается понять, почему лежит на полу, сжав виски, и почему так больно, больно, больно…       Старенькую верфь стремительно пожирает огненный ад. Одного из магов им еще не удалось даже толком разглядеть: пропахав начисто заминированный пятачок перед самым въездом, он окружил себя непроницаемой стеной огня - и с той самой минуты не взял ни единого мгновения на передышку. Пулеметные очереди впустую тонули в бешеном огненном мареве, от треска которого начисто закладывало уши, несколько пущенных из гранатомета зарядов сработали в полуметре от цели, когда маг просто-напросто расширил обхват. Когда же этот ходячий огненный столб решил, наконец, ответить…       Одно из строений сложилось, словно карточный домик, стены другого вздрогнули, и оглушительный хлопок тут же забил все уши, до которых смог дотянуться. К небу взметнулась лавина пыли, стеклянной и бетонной крошки, чтобы тут же оказаться пожранной пламенем - вместе со всеми, кто был еще жив после обвала. Установленный в грузовике - одном из трех, которые утром пригнали сюда из города - пулемет отчаянно огрызался еще несколько секунд, прежде чем превратиться вместе с машиной в искореженные чадящие обломки. Лин и Анна были немедленно отправлены вниз: времени на раздумья цели им оставлять не собирались, и, отдавая через Сетку приказ, лейтенант прекрасно понимал - сейчас оставалось либо довериться “стрелам” и их опыту, либо встретить глупую и чертовски скорую смерть.       Был, кончено, еще один вариант…       При одной только мысли об установках Алеев чувствовал, как его бросает в жар. Расположенные в подвальном помещении под охраной нескольких “глушителей”, они, казалось, только и ждали его, только и ждали, когда он вытащит из кармана небольшой ключик, присланный ему незадолго до отплытия самим первым секретарем, когда вставит тот ключик в узенькую щель и сделает один, всего лишь один оборот…       Мог ли он, если на то пошло, в действительности это сделать? Вопрос этот определенно дорого стоил, да вот ответа что-то никак не находилось. После того, что он видел и слышал, после всех тех сомнений, которые в нем заронил сам Кай, мог ли он поверить - или хотя бы найти в себе силы, чтобы отстраниться от всего на свете и просто выполнить приказ?       Как много вопросов. И как мало времени…       Убогого вида моторную лодочку настиг заряд из гранатомета - за долю секунды до того, как первый из сидящих в ней бойцов Башни успел перебраться через борт, спрыгивая на землю. Ее соседке, прикрытой какими-то чарами, повезло чуть больше: взрыв развернул ее и вышвырнул на берег, перекувырнув вверх дном - при всем этом на корпусе не появилось ни одной царапины. Порадоваться такому развитию событий, впрочем, удалось не всем - особенно тем, кого при падении хлипкое на вид транспортное средство просто-напросто раздавило. Оставшихся перечеркнула пулеметная очередь, но к тому времени берег уже клюнул большой, крытый брезентом, катер - засевшие там бойцы явно были не в настроении медлить, подарив ближайшему дому ответный залп. Полыхнули синим светом руны, прорезанные в толстых листах железа, которыми частично были укрыты некоторые окна, на краткий миг все затихло, словно мир старательно набирал воздуха, прежде чем вновь обрушить на всех, еще способных что-то слышать, свежую порцию грохота и лязга, которую сопровождали дрожащие стены, осыпающаяся с потолка серая крошка и осколки лопающихся стекол.       Дышать становилось невыносимо трудным занятием - даже сквозь маску Лин ощущал, пусть и частью, тот кошмарный букет запахов, который составляли окалина, жженая резина и плоть, горящие волосы и что-то еще, что он не мог - да и не пытался особо - узнать. Ему было не до запахов - и думать о них сейчас, в эти минуты, его вряд ли бы принудила и болезнь.       Все его существо сейчас сосредоточилось единственно на выживании. И он не знал, сколько еще ему будет улыбаться удача.        Маги, что атаковали верфь в лоб, пытаясь отвлечь внимание от заходящей с воды группы, быстро разделились, и одного из них - хмурого типа в темно-зеленом костюме - Лин быстро потерял из виду. Спустив на дома целую орду похожих на бабочек существ, которые радостно поджигали все, чего касались, сотнями облепляя солдат и превращая их в воющие от непредставимой боли живые факелы, враг исчез - и, судя по тому, что вычислить его до сих пор не могла даже Сетка, закрылся вглухую. Но был еще и второй - и он-то и служил причиной, по которой о том, что куда-то провалился, никто и не думал толком.       Лин толком не видел цели - лишь все расширяющийся огненный столб, что неумолимо двигался вперед, оставляя позади один лишь пепел. На совести засевшего внутри мага, что монотонно начитывал лирику, было уже целое отделение - и полминуты назад к нему присоединилась добрая часть второго. Сила укутывающего врага пламени была столь высока, что не оставалось ровным счетом никакой надежды пробиться сквозь эту бешено ревущую стену - и не то, чтобы Лин не пытался. Проглотив без остатка автоматную очередь, маг послал в его сторону жуткий пламенный шквал - и лишь натянутая меж зданиями канатная дорога и готовность в любую секунду сорваться по ней до следующей позиции не дала Юрию превратиться в горсть обгоревших костей. Второй раз на помощь пришла Анна: забитый доверху взрывчаткой грузовик, который приготовили утром специально на такой случай, отправился аккурат в спину магу, которого, отчаянно пытаясь при том не обратиться в головешку, отвлекал, поливая свинцом с очередной крыши, Лин. И снова провал - противник, который, казалось, имел лишнюю пару глаз на затылке, разметал на куски несущийся в его сторону смертоносный гостинец: взрыв частично обрушил еще одно здание, по счастью пустое, но даже дождь из обломков не смог замедлить продвижения посланной Башней твари - столб огня играючи пожрал все, что коснулось его, и, спалив до костей троицу отступавших бойцов “Атропы”, вновь занялся Юрием.       Лин в очередной раз сменил позицию - трос, по которому он только что проехался до приземистого здания, оккупированного штурмовиками Второй Площадки, уже полыхал, и едва успев отцепиться от того, он откатился от края, срывая с себя бесполезные ныне ремни: крюк оплавился до неузнаваемости, и, похоже, удержал его в последние секунды только чудом. Стену лизнули языки нестерпимо жаркого пламени. Маг приближался.       Первого русского Шепот, ворвавшись в здание, прикончила не сбавляя хода, второго, что уже успел в нее прицелиться, свалил Факел - выстрел Эрика расколол череп противника на куски и заставил конвульсивно вздрагивающее тело завалиться на спину.       Дальше, как всегда, начинались проблемы.       Старенькая верфь, превращенная в поле боя, определенно грозила в самое ближайшее время превратиться в одно большое пепелище. Посыпая многоэтажной руганью привлеченных Башней горе-специалистов, которые не нашли ничего умнее, чем затолкать все живое в одну большую и весьма скверную огненную ловушку, явно не думая ни о ком, кроме себя любимых, они с Эриком умудрились довести свою группу до этого серого трехэтажного уродства - чистым чудом, не иначе. Вырвавшиеся вперед бойцы Башни - несчастное пушечное мясо, замордованное чьими-то чарами настолько, что лишь единицы из них сохранили какое-то подобие личности - в большинстве своем остались лежать в этом изуродованном пальбой холле: у этих людей несомненно был кое-какой опыт за плечами, иначе бы маги попросту не сделали из них свои инструменты, но до комитета по встрече из “Атропы” каждому явно было как до небес.       У оперативников Клуба, казалось, вовсе не должно было быть времени, чтобы должным образом оправиться после первого взрыва, сотрясшего здание, что уж говорить о втором - но если в какой-то момент Шепот и ожидала, что их удастся хоть немного встряхнуть, то уже за порогом этим надеждам наступили на горло тяжелым солдатским сапогом. Зачастую противник, встречая палачей, хоть немного, но сбавлял в уверенности, даже самые гордые и самоуверенные маги думали дважды, стоило ли вообще дело крови - но этих людей, казалось, удивить не был способен даже ад. С достойным уважения хладнокровием встретив неистовый натиск и обломав зубы первому из отрядов Ассоциации, они держались столь уверенно, что, казалось, паниковать здесь полагалось вовсе не им. Когда Эрик, собрав уцелевших, направился наверх, их встретил огонь столь яростный, что не осталось иных вариантов, кроме отступления - оно забрало жизни еще двух башенных бойцов и заставило одного из оставшихся в панике кинуться к выходу, спотыкаясь об изувеченные пулями тела на ходу.       В ход пошли гранаты. Череда взрывов и градом осыпающиеся обломки заставили штурмовиков “Атропы” отойти, позволяя в свою очередь палачам броситься вперед. Пришло время защитников нести потери: выстрелы едва ли не разрывали тела на куски, отбрасывая на залитый кровью и засыпанный бетонной крошкой пол. Ворвавшись в коридор, Эрик свалил двоих, что не успели укрыться за стеной, и резко повернулся, намереваясь уложить еще одного, что судорожно перезаряжал оружие в комнате поблизости. Эта цель ему, впрочем, не досталась - Шепот, уже закончившая с раненым бойцом, который, распластавшись у лестницы, не оставлял попыток дотянуться до откатившейся в сторону гранаты и забрать убийц с собой, оказалась в комнате едва ли не быстрее, чем Факел успел прицелиться. Реакции солдату было не занимать, но пальцы его так и застыли на спусковом крючке, сведенные вместе со всем телом чудовищной судорогой - вбитый в тень Ключ не оставил несчастному и малейшего шанса. Оттолкнув штурмовика “Атропы” к стене, Лено утопила новый клинок в его горле - выдернув Ключ и отступая назад, она обернула к напарнику окровавленное лицо.       -Одну порцию русского шашлыка, с собой…       Кривая ухмылка не удержалась на лице Шепот и секунды - рявкнувший вдруг выстрел, пришедший, казалось, из ниоткуда, ударил женщину-палача в бок, успешно прорвав не только защитные чары ее облачения, но и плоть. Лено, отступая к стене, закружилась волчком, но комната была совершенно пуста - в поле зрения ее и Эрика не было ровным счетом никого живого.       И вновь - выстрел. Бросившись назад, Эрик не нашел ничего лучше, чем использовать в качестве щита одну из башенных марионеток: поймав еще три или четыре пули подряд, тело выгнулось в его руках с надрывным хрипом, прежде чем оказаться отброшенным в сторону подрагивающим мешком с кровью.       -Какого дьявола…       Едва слышный щелчок у лестницы заставил его пригнуться и дважды выпалить на звук - разворотив своими выстрелами несчастную стенку и осыпав все вокруг серым крошевом, он на краткий миг увидел…что-то. Не более чем фантом, плывущий по миру гари и дыма.       Следующие два выстрела он встретил уже за ближайшей дверью - одна пуля, прошив гнилое дерево, разминулась с виском Эрика лишь на пару дюймов. Разрядив револьвер в пустоту - невидимка, оставаясь вне досягаемости, лишь хрипло рассмеялась - он откатился в ближайшую комнату, раздирая руки до крови о битое стекло. В игру вернулась Шепот - несколько Ключей ушли в то место, где полагалось быть цели, но не настигли ничего, кроме дыма и стен. Башенные марионетки лишь слепо вертели головами - эта задача была им определенно не по силам.       -Эрик! Уводи их! - отправив пару небольших Ключей в тот угол, откуда только что знакомо рявкнули пистолеты, проорала Шепот. - Этот мой!       Просить дважды не пришлось. Оставляя позади Лено и ее незримого противника, направляясь к затянутой дымом лестнице, что вела на третий этаж и отчаянно надеясь, что если пули и настигнут сейчас чьи-то спины, то его собственная в этом печальном списке не будет, он почти против воли вспомнил кое-что и горько усмехнулся.       Им, конечно, было тяжеловато, но стоило только подумать, с чем, если слухи не врали, могла запросто схватиться сейчас группа Ренье…       Мостки под ногами оказались не только старыми и хрупкими, но и достаточно сырыми, чтобы он чуть было не поскользнулся, почувствовав на краткий миг, как мир переворачивается вверх тормашками. Если бы не подскочивший вовремя башенный боец, он бы сейчас определенно уже погрузился с головой в эту мутную, грязную воду, которой постеснялось бы и болото - восстановив равновесие, Ренье устало выдохнул, пробормотав сквозь зубы слова благодарности.       Вряд ли последние вообще стоили затраченной на них энергии - бывшее когда-то человеком существо, вся жизнь, вся суть которого ныне была подчинена служению кому-то из башенных магов, никак не отреагировало…да и вряд ли вообще этот живой инструмент мог его слышать - из-за всего этого стекла…       До сей поры им везло. Его группа - самая крохотная из всех, и понесшая по благосклонности судьбы наименьшие потери при высадке - продвигалась к цели, встречая сопротивление, которое стыдно было бы назвать даже символическим: спрятанный среди догнивающих остовов старых судов корабль, который принес на земли Ассоциации войска вторжения, казалось, вовсе никто не охранял. Принимая во внимание, насколько жаркую встречу устроили русские тем, кто сейчас метр за метром отвоевывал у них старенькую верфь, Ренье в своих размышлениях оставлял возможным единственное объяснение этой странности - худшее из всех, что вообще могли постучаться в голову.       Странно, но страха он почему-то не испытывал - словно кто-то или что-то старательно выдавливало из него сейчас все лишние чувства. Кокон из мутного стекла, что по обыкновению хранил его от смерти, казался сегодня почти невесомым, а когти, привычно проросшие под привычный же перезвон незримых колокольчиков, вышли сегодня, если ему не мерещилось, куда как менее грубыми и уродливыми на вид. Было что-то еще, что-то, едва заметное, существовавшее на самой грани, что он никак не мог толком уловить и объяснить самому себе. Была ли проблема в том, что обычно неуклюжий на вид покров из стеклянной корки сегодня отчего-то обрел более гладкие и утонченные формы, начиная, пусть это и звучало безумно, напоминать настоящий доспех? Или, быть может, в том, что в те редкие моменты, когда можно было перевести дух и стряхнуть с когтей чужую кровь, ему мерещились всплывающие то там, то здесь причудливые символы - рябь на воде, вернее сказать - на стекле?       Ответа не было. Но была цель - и ноги несли Ренье прямо к ней с такой скоростью, словно приказы им отдавал вовсе не его собственный разум, а…что-то…       Другое.       Эта простая вроде бы мысль отчего-то отозвалась болью в висках и глазах, в очередной раз едва не заставив его оскользнуться на узеньком причале. Остановившись, он пропустил вперед двух башенных марионеток…       Крик, что прорвался в реальность несколько мгновений спустя, не только начисто перекрыл звуки все еще идущей позади перестрелки, но и пробился к Ренье сквозь стекло, казалось, во всей своей полноте. Выпрямившись и сделав несколько нетвердых шагов вперед - теперь ноги почему-то едва его слушались - Стекольщик замер, отчаянно пытаясь понять, на что же он сейчас смотрит.       В отдалении стоял - нет, возвышался скалой - старик, закутанный в истрепанный плащ червленой шерсти. Вытянутая морда - назвать это лицом язык попросту не поворачивался - похоже, давно и прочно забыла, как выражать хотя бы жалкие подобия эмоций, застыв мраморно-белой маской с тонущими в ней малиновыми пятнами глаз. Сложив костлявые в самом буквальном из смыслов руки на груди, старик неотрывно смотрел на них, или, скорее, сквозь них - у иных кукол в глазах-стекляшках было больше жизни, чем в его взгляде…       Еще мгновение или около того все было тихо. А затем они начали умирать.       Вырвавшиеся вперед башенные марионетки упали на колени, в кровь раздирая собственные лица. Кто-то, повернувшись спиной к краю и широко раскинув руки, завалился назад, стремительно погружаясь на дно. Кто-то, глупо рассмеявшись, раскрывал рот и просовывал туда, сколько хватало сил, ствол пистолета - другие же оборачивали оружие против тех, кто стоял ближе всего…       В этом не было системы, в этом не было чего-то изощренного или необычного сверх меры. Обрушенные на них чары были просты, были грубы до безобразия, но ни у кого из них не было Цепей, способных дать отпор чужой силе, что вторгалась в человеческие тела, в мгновение ока подчиняя их себе, отдавая столь же простой и столь же страшный приказ. Они были всего лишь людьми. И потому для мага - не говоря уж о Прародителе - были не опаснее блох.       По стеклянному панцирю заскреблись пули. Ренье хрипло выдохнул, с трудом сделав шаг назад - обрушившееся на него давление было столь сильно, что будь на то время, он бы точно удивился, что еще не размазан по мосткам ровным слоем и не припорошен стеклянной крошкой.       Старик сделал шаг вперед. Что-то невнятно-темное, вывалившись ему в ладонь из рукава, мелькнуло в воздухе - тело одного из еще живых башенных агентов в ту же секунду оказалось взрезано вдоль всего хребта. Оно еще только начинало завалиться вперед, а ближайшие к нему бойцы уже развалились на две неаккуратные половины. Чья-то голова распрощалась с плечами. Кто-то, издав жалобный хрип, выгнулся всем телом, когда из его груди вынырнул на миг кончик исполинского уродливого хлыста с костяными наростами…       На расправу не ушло и минуты. Вперив взгляд в Ренье - единственного, кто еще стоял на ногах, пусть и чувствовал, что они вот-вот откажут держать тело - Порфирий сделал еще один шаг. Замах и удар слились воедино…       Стекло выдержало.       Ренье задыхался. Внутри черепа завелась, кажется, целая армия колотушек, что есть силы лупивших по вискам - вместе с ритмом явно спятившего сердца они начисто перекрывали все оставшиеся мысли. Одеревеневшие ноги словно вросли во влажные мостки, налившиеся свинцом руки не желали подниматься для защиты ни на дюйм…       И вместе с тем он все еще был жив. А в мертвых глазах Прародителя, сделавшего в его сторону третий шаг, проклюнулось какое-то подобие удивления.       Страха отчего-то не было. Ничего иного - тоже. Все человеческое сейчас словно высосали из него, оставив только безвольный и бесполезный остов, закованный в стекло, что продолжало сдерживать лавину чар, сплетаемых Двадцать Вторым. В миг наивысшего напряжения, в момент, когда боль дошла до той точки, за которой человеческое существо попросту не способно ее выносить, оставаясь в сознании, в опустевшей голове Ренье родилась одна краткая, неведомо откуда пришедшая мысль, залившая все его существо непредставимым, удушающим страхом.       То, что сейчас по крупице отбирало у него контроль над собственным телом и разумом, не было Прародителем.       Еще один взмах костяного хлыста - столь быстрый, что человеческий глаз просто не мог за ним поспеть.       Рука в стеклянной перчатке дернулась вверх. Глаза Ренье, по обыкновению всегда чуть прикрытые, распахнулись до предела, полные животного ужаса, причиной которого служил он сам.       Рука в стеклянной перчатке перехватила хлыст. И крепко, до хруста, сжала.       Мир судорожно заплясал пред глазами Ренье, теряя краски и звуки. Чехарда образов пронеслась мимо, и каждый следующий заставлял его все глубже и глубже погружаться в вязкое, удушающее, тошнотворное болото страха.       Стены из белого камня и стекла.       Массивный стеклянный стол, причудливые формы которого явно не могли прийти в голову ни одному разумному существу - во всяком случае, существу человеческому.       Тонкие пальцы мягко касаются клавиш из странного рыжеватого металла. Устройство, похожее на гибрид печатной машинки и органа. Там, где у последнего полагалось быть трубам, бешено крутилось огромное зеркало в искусно сделанной раме.       Он увидел там свое лицо.       И то, другое.       Ренье захлебнулся криком.       Мир без остатка залило белым. Лондон.       Страшнее всего, несомненно, была беспомощность. Дело было даже не в том, что Кай продолжал держать ее под прицелом, дело было даже не в боли, которую он вызывал в Цепях, лишь стоя рядом. Сражение за душу Герды не могло быть делом легким, но теперь, когда явился он - оно, вероятней всего, не могло быть и выиграно. Одно лишь знание о нем, о том, чем он являлся, лишало сил, лишало воли - но это не шло ни в какое сравнение с его присутствием. С одним взглядом его глаз, за которыми таилось, иногда пробираясь наружу, что-то еще. Что-то бесконечно пустое и голодное.       -Твоя миссия завершена, Герда, - чуть отстранившись, тихо проговорил он. - Ты сделала все, что было в твоих силах, и благодаря тебе…       -Не слушай его, - столь же тихо произнесла Неус. - Не слушай это, девочка.       Герда все еще не могла толком пошевелиться. Сбросив руку Кая со своего плеча, она медленно поворачивала голову то к нему, то к Амальгаме, в любую секунду готовая сделать шаг - но не способная выбрать, в чью сторону.       -Я знаю, ее слова могли показаться тебе убедительными, - голос Кая был спокойным, с небольшим налетом усталости. - Я знаю, что прожив среди них столько лет в ожидании своего времени, ты могла начать сомневаться. Могла подхватить их заразу. Могла забыть, что они есть на самом деле…       -Скорее, она забыла, кто ты, - выдохнула Амальгама. - Но теперь, похоже, воочию видит и понимает - иначе бы выбор давно был бы сделан в твою пользу…       -Выбор? - покачал головой Кай. - Выбор всегда есть, я не могу с тем не согласиться, но иногда его отнимают. Вы не считаете это…преступлением, скажем? То, как вас лишили выбора? Сделали из вас то, что вы вынуждены скрывать за всеми этими старыми бинтами?       -Что бы изменилось, считай я так или иначе? Я бы стала человеком вновь? Вряд ли. Я бы погрязла в ненужных сомнениях? Определенно.       -Но сомневаться должно любому по-настоящему разумному существу, и прежде всего - сомневаться в себе, в своей жизни, которой вы придаете значение слишком большое, болезненно большое, я бы сказал, - Кай вздохнул. - И слово “болезненно”, поверьте мне, я упомянул неспроста. Болезнь всегда в вас, она переполняет вас, является неотъемлемой вашей частью…само ваше существование - та болезнь…       -А вы, надо полагать, лекарство?       -Если мы продолжим игру в аналогии, то скорее простой иммунный ответ, - покачал головой Кай. - Сражаться против которого есть действие столь же лишенное смысла, как избиение моря плетьми…или же попытки плыть против течения. Подобные попытки в конечном итоге вас утомят и, обессилев, вы просто-напросто утонете. Но и не делая их, вы пойдете на дно. Исход один, и его невозможно обойти или предотвратить. Все умирает. Сопротивление лишь причиняет вашей душе еще больше страданий. А вы ведь должны что-то понимать в страданиях, я прав?       Герда оглянулась - знакомый голос успокаивал, всеял уверенность, разливал по телу приятный холод, за которым почти не чувствовалась даже боль в Цепях. Амальгама молчала - а Кай, посмотрев на нее, продолжил говорить.       -Взгляни на это существо, Герда, взгляни и послушай, что оно есть. Я вижу его до конца, до самого корня, я вижу, что гнездится внутри него, что его питает и дает ему силы двигаться дальше, что причиняет его душе нестерпимую боль, - Кай вновь позволил себе грустно и устало вздохнуть. - Из всех, с кем мне доводилось встречаться за эти годы, вы, Неус, должны не лучше меня самого понимать правду, стоящую за человеком, понимать, что никто, ни одна человеческая душа не хочет продолжать. Кому как не вам, перенесшим все эти невероятные муки, не добавить к моим словам, что, к тому же, ни одна душа того не заслуживает? Но вы так не поступаете. Почему же? Скажите мне, Неус, хранить веру после Дахау - это фанатизм? Или вас ведет нечто иное, некий безумный, недостойный даже несмышленого ребенка оптимизм, который вы с болью прирастили к себе, чтобы не сойти с ума? Что за вашей дверью, Неус? Вы хотите то знать? А ты, Герда, хочешь услышать об этом?       Герда лишь тихо, несмело кивнула.       -Возможно, вы и были когда-то чисты, Неус. Но сейчас я не вижу в вас ничего, кроме бесконечного самообмана. Вы уверяете себя, что живете и сражаетесь ради других, но вы зациклены на себе самой, и ни на ком более. Вы громоздите костыль за костылем, чтобы оправдать сам факт своего существования, поскольку в глубине души, как и все - нет, куда сильнее многих - вы понимаете, сколь оно ущербно. Ни тайный, ни явный мир людской не готовы вас принять и никогда не примут, в лучшем случая смотря на вас, как на забавную диковинку, а в худшем же - как на опасный инструмент. Неужели вы думаете, что люди, которые вас окружают, терпят вас по иным причинам, нежели нужда в ваших талантах? Если же среди них есть кто-то, кто, как вам кажется, относится к вам лучше…что ж, они умрут. Рано или поздно, но это случится - они уйдут, а вы останетесь, останетесь в неведении, повезет ли вам так еще хоть один раз…       -Кого вы сейчас убеждаете? Меня, ее…или себя? - после недолгого молчания произнесла Амальгама.       -Странный вопрос, - вновь покачал головой Кай. - Мне нет нужды в чем-либо себя убеждать, в отличие от вас. Вы верите. Я знаю. Я знаю, что вами движет, Неус, поскольку вижу ваш Исток. И вы можете поверить, ваше внешнее уродство не идет ни в какое сравнение с уродством внутренним. За вашей дверью нет ничего, кроме безграничного лицемерия и помешательства на своей персоне, на своей измененной природе. Вы старательно убеждаете себя, что творите добро, но вам нет никакого дела до чужих душ, Неус. Все, что вы делаете, вы делаете лишь затем, чтобы спасти свою собственную. Но спасти человеческую душу могу один я.       Движением мягким, но уверенным он развернул Герду к себе, осторожно коснулся своих глаз.       -Сейчас я докажу вам это.       На пальце Кая блеснул осколок. Ширнесс.       Сознание возвращалось столь медленно и неохотно, словно сомневалось в своих правах на это тело. Приоткрыв глаза, Ренье почти сразу же зажмурился вновь - даже простой дневной свет сейчас резал их не хуже опасной бритвы. По ушам пребольно колотил чей-то голос, плечи его кто-то с силой сжимал, вытягивая наверх, подальше от того лихорадочного забытья, куда он провалился с головой…       Когда? Сколько времени прошло с той секунды, как он со своей группой покинул готовую в любой момент словить очередной взрывоопасный гостинец от русских лодчонку? Десять минут? Десять часов? Судя по тому, как раскалывалась голова, верным было, скорее, последнее…       Маячивший пред глазами силуэт, начавший уже приобретать относительно четкие очертания, наконец дождался помощи - едва чувствуя ноги, Ренье все же попытался воспользоваться ими по назначению, поднимаясь туда, куда его так отчаянно тащили. С грохота, терзавшего уши, постепенно слезало все лишнее, оставляя одни лишь слова.       -…слышишь, скажи что-нибудь!       -Что-нибудь… - едва отодрав друг от друга пересохшие губы, выдавил из себя Стекольщик. - Что-нибудь…       -Какого дьявола тут стряслось? Ренье!       Лицо было знакомым. На миг ему даже показалось…показалось…       И снова он почувствовал нечто вроде стыда - как можно было второй раз дать себе обмануться, как он мог дважды увидеть Арлетт там, где ее и близко не могло быть?       -Ты должна была оставаться в резерве, Сильвестра. Разве не…       -Мне, наверное, полагалось там оставаться, пока вас всех тут не перебьют? - шумно выдохнув, она опустила свою маску на лицо. - Хотя, похоже, все к тому шло.       Боль постепенно утихала. Ошалело оглядываясь по сторонам, он почувствовал острую необходимость на что-нибудь опереться. Ноги и так-то с большим трудом соглашались держать тело, а уж после подобных картин…       -Что здесь случилось, я спрашиваю?       Изуродованные останки тех, кого он, казалось, лишь считанные мгновения назад вел в бой, словно заставляли на себя смотреть, не давая ни отвести взгляд, ни даже моргнуть. Чувствуя, как где-то в недрах черепа снова начинают исполнять свою нехитрую партию легионы молоточков, Ренье сглотнул подступивший в горлу горький комок и до боли сжал зубы, чувствуя, как мысли его одна за другой разбиваются о выстроенную памятью преграду.       Сильвестра даже представить себе не могла, насколько сильно было в нем желание дать ей ответ. Но чтобы сделать это, следовало - такая малость - знать его самому…       -Я…я не помню…       Были ли на свете слова, более ненавистные ему, чем эти?       -Я…я ничего не помню…       -Ты это сделал?       Взгляд его напоролся на бесстрастную железную маску, на ней и застыл.       -Не…не уверен, - выдохнул Ренье, не желая лгать. - Я помню свет…       Сердце билось все сильнее. Покачнувшись, он начал заваливаться вперед, но руки в поношенных перчатках не только не дали телу Ренье завершить начатое, но и наградили звонкой пощечиной.       -Соберись! Я тебя на горбу таскать не намереваюсь!       -От-тойди… - оттолкнув Сильвестру, он отступил назад, к краю мостка. - Не приближайся. Не приближайся ко мне…       Слова, похоже, должного эффекта не дали - напротив, лишь разозлили ее еще пуще прежнего. В два шага подскочив к Ренье, она схватила его за плечи, встряхнув со всех своих сил.       -Я все про тебя знаю, - яростно зашипела она. - Знаю, тебя хорошо поломало когда-то. Знаю, что и потом не особо сладко пришлось. Вот только глянь туда, - буквально развернув его в сторону объятой огнем верфи, прорычала Сильвестра. - Все наши там. Сражаются. Быть может, уже умирают. И, хочешь ты с этим соглашаться или нет, но сейчас ни у кого нет времени на твою личную драму.       -Ты…не должна, - с трудом проговорил он. - Если ты знаешь…если ты слышала…то должна знать и то, как я могу быть опасен. Со мной опасно просто находиться рядом. Неужели ты не видишь…не видишь… - он снова поглядел в сторону тел. - Все это мог сделать я.       -А мог и кто-то другой, - раздраженно произнесла Сильвестра. - Но, уж прости, я вряд ли смогу уговорить всех тех, кто сейчас там вышибает друг дружке мозги, взять небольшой перерыв, чтобы мы с тобой смогли провести всестороннее расследование, - отстранившись, она сделала первый шаг в сторону верфи. - Пошли, стеклянный мальчик.       -Ты…ты понимаешь, что мне нельзя доверять? - едва не вскричал Стекольщик. - Ты понимаешь, что я мог…       -Держись впереди, - зло произнесла Сильвестра. - Пока этот балаган не кончится, мне хватит.       Жар становился поистине невыносимым. Зашедшийся визгом пулемет захлебнулся быстрее, чем Лин успел добраться до середины крыши: позади не осталось уже ничего, кроме огня и жуткого воя - выпущенные на волю чары отыскали укрывшихся в комнате бойцов, а теми, кого они по какой-то причине упустили, занялось со всем возможным старанием пламя. Здание ощутимо тряхнуло. Юрия бросило вперед - резко оттолкнувшись от крыши, он вскочил на ноги, на целую секунду больше допустимого смотря на свои ободранные перчатки в пятнах крови. Очередной толчок он встретил уже на бегу - в этот раз удалось устоять, но судя по тому, как нагревалась под ним крыша, задерживаться здесь явно было бы глупейшей из возможных ошибок.       Вот только что ему оставалось? Разве не возьмут его там, внизу, еще вернее?       В уши бросился грохот взрыва и рушащихся перекрытий. Еще отчего-то целые окна лопались с оглушительным звоном, выплевывая наружу стеклянную крошку, панели здания оплавлялись на огне, будто воск. Еще один толчок даже немного помог, бросив Лина к дальнему краю - туда, где виднелся ржавый, с давно слезшей краской, кончик пожарной лестницы…       Череда взрывов - огонь, похоже, пробирался все дальше и дальше, достав уже до помещения, где были оставлены некоторые боеприпасы. Сложно было что-то услышать среди всего этого треска и грохота, но в ушах продолжали почему-то стоять крики - то ли эхо, оставшееся от тех, кто сгинул первыми, то ли все новые и новые…добравшись до вожделенного края, Юрий первым делом отправил в полет автомат - еще не хватало зацепиться чем-нибудь во время спуска - и принялся перелезать на ту сторону…       И снова - толчок: хорошо хоть, уцепился за ржавые поручни он на совесть. Скосив взгляд, Лин оценил расстояние до земли, после чего заставил себя прикрыть глаза - то, что он собирался сейчас проделать, требовало предельной концентрации, часть которой, к счастью, обеспечивали вовремя принятые лекарства.       -Остановись, - проговаривает он себе под нос, вжавшись - жар чувствуется даже сквозь маску - в чудовищно быстро нагревающиеся прутья. - Остановись. Остановись…       Глаза под маской вспыхивают молочно-белым. Утопая в черноте, которой сейчас залило весь, без остатка, мир, он безошибочно находит там себя, представленного, как довольно простая и четкая схема. Даже в чем-то примитивная.       Коснуться ее, интуитивно внося поправки - дело еще проще…       Жар отступает, уходит и боль. Уходит прочь вообще все, что может помешать - и, не дожидаясь, пока оно соизволит вернуться, Лин срывается вниз, соскальзывает по раскаленному уже металлу, в лохмотья раздирая поначалу перчатки, а затем и то, что под ними. В нескольких метрах от земли отцепляется, приземляясь без малейшего отзвука боли - с одним лишь знанием, что долго терпеть, прежде чем явить себя, она не сможет.       Взгляд на руки - левая содрана до мяса, но это грошовая цена за спасение. Здание, превращенное магом во внутренности доменной печи, уже ходит ходуном - пламя вырывается из окон, его языки жадно лижут воздух…       Двигаться с нужной скоростью после “отключения” - дело не из простых: не раз и не два Юрий убеждался в том, что потеряв, пусть даже на время, все те ощущения, к которым с рождения привыкало тело, многие с трудом могли толком ходить, что уж там говорить о беге. Был бы в их числе и он сам, если бы не бесконечная череда тренировок, если бы не следовавшие день за днем попытки овладеть до конца своим даром - или, что вернее, проклятьем. Если бы он только мог снять боль с тех, кто были там, внутри…       Мотнув головой, он прогоняет прочь лишние мысли. Живых там уже нет. И если он позволит себе думать о чем угодно, кроме своей цели - об этих ли людях, об Анне, которая наверняка уже схватилась с врагом, о Сетке или лейтенанте - то лишь пополнит, причем с позором, список потерь. Где с трудом помогли бы даже лекарства, выручает старый, не всегда до конца работающий прием - клятвенное обещание себе заняться очередным ритуалом чуть позже. В теории, увеличивая постепенно время - от пары минут до пары дней и больше - подобный ему, при наличии достаточной воли, мог и вовсе прогнать болезнь, но Юрий был уверен, что до практики это не доходило ни у кого: даже если и удавалось проделать такой трюк раз, два, или даже десять - его второе проклятье всегда возвращалось вновь, просто-напросто сменив личину.       Сейчас, однако, ему не нужен был долговременный эффект…       Я подумаю об этом позже. Через три часа. Через три часа я подумаю обо всем, что меня сейчас пугает…через три, через три…       Окровавленные руки отрывают от земли автомат.       Она справится. Справится. И Сетка тоже. Но убрать мага должен ты…       Эта мысль, столь простая на вид, скрывает за собой целую бездну вопросов, ни на один из которых он не может пока найти ответ. И, уже на бегу - к следующему, вроде бы еще пустому, дому - подгоняет свое оцепеневшее сознание, не давая болезни уцепиться за страх, спутать и парализовать, оставив в ожидании огненной смерти…       Анна сейчас далеко, а Сетка вся без остатка поглощена координацией оставшихся бойцов - нет ничего, чем бы они могли сейчас помочь…       Но что он сам может сделать для них?       Он непрерывно атакует. Заклятье чрезвычайной мощи, и, похоже, его активация занимает продолжительное время - потому он всеми силами старается его поддерживать, зная, что прервав однажды, может уже и не успеть воссоздать вновь…       Если ад и есть, то грохот за спиной точно вырвался из самых его глубин - иначе просто и быть не может.       Ждать, пока он выдохнется, бесполезно. Даже если это случится, к тому времени все уже будут мертвы - да и Цепи его, наверное, могут накачивать чары силой целые сутки. Оружие, включая тяжелое, неэффективно…       Здание позади осыпается, хороня бойцов “Атропы” в клубах черного дыма и грудах бетонной крошки.       Успешно отражал атаки со всех направлений. Однако, эта огненная стена ни на секунду не опускается, а значит, должна работать в обе стороны - он не должен видеть и того, что впереди, не должен видеть вообще ничего дальше своего носа…       В узком проходе между двумя зданиями Юрий на краткий миг оборачивается, видя столб пламени. Он еще выше, да и двигается, кажется, куда быстрее прежнего. Спешит прямо за ним, не отвлекаясь на отдельные выстрелы с других направлений.       Варианты? Следящие чары и использование наблюдателя. Первое…нет. Ему нужны все силы без остатка, он бросает все на поддержание этого пламени. Значит…       Вновь обернувшись, он смотрит на живое, ревущее пламя, смотрит на то, как к нему неумолимо приближается смерть. Первую мысль - позвать Сетку - отбрасывает почти сразу: если Ольга не связалась с ним раньше, значит, она сейчас ни на что вообще не способна - устала и отключилась или вовсе…       Ты подумаешь об этом позже. Ты подумаешь об этом через три часа…три часа…       Весь до капли обратившись в зрение, он старается забыть о пламени начисто - там нет ответа, который ему нужно отыскать. Забыть о пламени. Забыть о криках. Забыть о погибших и тех, кто скоро последует за ними. Забыть о Сетке, лейтенанте и об Анне. Забыть обо всем и посмотреть на мир чуть иначе.       Проверить, пока еще есть шанс, свою догадку.       Глаза Юрия сейчас - два мерцающих белых пятна. Мир кто-то снова окунул в бутылек с чернилами, и единственными, пусть и едва видимыми, светлыми пятнышками остались те, в ком теплится жизнь. Где-то там, впереди - все ближе и ближе - есть и пятно, обозначающее мага, но добраться до него сейчас нечего и думать: след настолько нечеткий, что он только попусту растратит все силы, пытаясь нащупать то, что едва может разглядеть. Где-то там, где-то…рядом…       Тусклое серое пятнышко на уровне земли. Мелькает между домами. Явно не человек. Просто какая-то кошка или собака…       Есть!       В мир возвращаются цвета, а к Юрию возвращается ни с чем не сравнимое чувство холодного спокойствия. Цель ясна - а больше ничего и не нужно.       Бросаясь за угол, он старается вытравить в памяти мельком виденный след, выжечь его там намертво - он готов вцепиться в него зубами, лишь бы только удержать.       За спиной ревет пламя - маг, спешащий по следу, лишь подбрасывает Лину очередное доказательство того, что он не ошибся.       Женщина-палач отбивалась отчаянно. Разрядить в нее все, что осталось в двух пистолетах, как оказалось, было более чем недостаточно, чтобы прикончить или хотя бы замедлить на должном уровне - убийца в измочаленном выстрелами черном облачении действовала столь стремительно и свирепо, что определенно заслужила бы уважение Анны - если бы в опустошенном сознании последней оставалось сейчас хоть что-то, кроме жажды крови. Снова и снова она бросалась вперед, снова и снова Ключи встречались с ее ножами. Тяжело, хрипло дыша, она кружила вокруг бывшей ее, наверное, на две головы выше противницы, нанося удар за ударом. Та отвечала - один раз даже едва не вскрыв Притворщику живот безумно удачным движением. Счет, впрочем, вела пока Анна - в последние мгновения записав в него вспоротую ткань и кожу на спине этой бесноватой дылды, а после, играючи уйдя от двух Ключей, низко пригнулась, прорвалась ближе, и почти достала до горла, будучи вынуждена отступить в последний момент.       Коридор плясал пред глазами, утопая в неведомо откуда взявшейся красноте. Бешено стучащее сердце требовало одного - размозжить это ненавистное лицо, изрезать, искромсать ломтиками это тело, и, прежде чем выпустить из него жизнь вместе с кишками, заставить покричать. Покричать для нее хотя бы немного.       Еще один порез, еще одна тщетная попытка достать клинками воздух. Анна захлебывалась смехом - и даже зная, что тот выдает ее с головой, ничего не могла с тем поделать.       Скоро. Уже совсем скоро. Еще с десяток разрезов и останется только добить.       Черный дым, текущий с нижних этажей, все настойчивее лез в то, что осталось от окон, расползался все дальше, пробиваясь через зияющие в потолке дыры.       Не так давно из одной такой дыры прилетела граната, покончившая с двумя башенными бойцами. Он старался надолго у них не задерживаться.       Сверху что-то орали - лающая русская речь вперемешку с выстрелами. Какие-то хлопки, какой-то треск - кажется, что-то горело…убедившись, что оставшиеся марионетки Башни движутся в верном направлении - вверх по лестнице на последний занятый противником этаж - Эрик прислонился к изрытой выстрелами стене, переводя дух. Окровавленные - и где только успел измазаться? - пальцы были как деревянные, но видавший виды револьвер забивали исправно.       Выдохнуть. Выждать для верности еще три секунды.       Пора.       Преодолевая по две ступеньки за раз, он метнулся наверх, в хаос, сотканный из дыма и визга чьих-то автоматов.       Мимо прокувыркалось измочаленное чьей-то удачной очередью тело башенного бойца. Вовремя отпрыгнув в сторону и, преодолев последнюю ступень, Эрик вынырнул уже наверху - и тут же распластался на грязном полу, в последнюю секунду разминувшись с градом свинцовых подарков. Выпалив на звук - все равно в этом дыму ничего иного не оставалось - откатился в сторону: судя по булькающим хрипам и шлепку медленно оседающего в пыль тела - а также по тому, что он все еще был жив - выстрел пришелся куда надо.       В строю осталось лишь две башенные марионетки - укрывшись за какими-то ящиками, которые вот-вот должны были разворотить в месиво вместе с их телами, они молотили почти что наугад. Вовсю воспользовавшись тем, что противнику еще есть кем заняться, Эрик, держась как можно ближе к стене, кинулся вкруг комнаты, к окнам. Глаза беспрестанно слезились от дыма, нос и глотку резало так, словно внутрь забросили по меньшей мере мешок иголок - с каждой секундой становилось все яснее одно: если не покончить со всем прямо сейчас, добьют их даже не русские - а само это местечко, что оно треснуло.       Углядев - или, скорее, услышав - его в дыму, наперерез кинулось какое-то тело: выстрел Эрика согнул его пополам и бросил в пыль. Уцепившись рукой за ободранный подоконник, где был закреплен здоровый на вид пулемет - Грей продвинулся еще немного вперед, и, наконец, увидел.       У внушительных размеров инвалидной коляски - или чего-то похожего - склонился какой-то высокий, коротко стриженый человек с зажатым в руке пистолетом - другая рука его отчаянно совала в лицо сидящему в кресле существу дыхательную маску на толстом перекрученном шланге. Русский почувствовал приближение Эрика еще раньше, чем тот успел направить оружие в нужную сторону - и, пусть выстрелы и прозвучали практически одновременно, первым все-таки оказался он.       Скулящие пули взрыли пол и выбили крошку из стен. Если бы у Эрика было время, он бы, несомненно, оценил иронию происшедшего: что он, что русский оказались настолько напряжены, настолько взвинчены этой бойней, что, разрядив в считанные секунды свое оружие, поразили кого угодно, но только не друг друга.       На иронию, впрочем, времени не оставалось.       Русский был довольно предусмотрителен - доказательством тому служил запасной пистолет, что он стремительно рванул из кобуры, надеясь завершить начавшийся так позорно для них обоих поединок. Но Эрик уже сделал свой ход. Бросившись вперед подобно разъяренному быку, он всем весом впечатал русского в кресло, что не упустило возможности завалиться на бок - следом полетели сам Грей, упустивший оружие противник и какая-то опутанная проводками чахлая девка, что захлебывалась жутким, рвущим горло кашлем.       Несколько секунд форы Эрик использовал с лихвой: со всей силы приложив русского головой об пол, он навалился сверху, сжимая окровавленные пальцы на его глотке. Опухшие, слезящиеся глаза не видели ровным счетом ничего, кроме мутных пятен, но это было не так уж и важно - важным было продолжать давить.       -Закончу с тобой, будь уверен - отдеру твою увечную сучку в каждую дыру, - захлебываясь частью от дыма, частью - от бешенства, выплюнул Грей в морду отчаянно отбивавшегося русского. - А потом набью в ней новых дырок. И буду их трахать до тех пор, пока ее милый трупик под завязку не…       На затылок Эрика обрушилось нечто, по силе сравнимое с ударом молота. Даже не успев толком удивиться, он повалился вперед, в гостеприимно распахнувшую свои объятья чернильную тьму. Лондон.       Едва заметная крошечка осколка призывно мерцала. Не в силах отвести от нее завороженный взгляд, Герда дышала так прерывисто, словно тело ее с неохотой вспоминало о том, что вовсе должно заниматься чем-то подобным. Кай, храня молчание, протягивал ей открытую ладонь с осколком - оружие в другой руке его оставалось направленным в сторону Неус.       Амальгама из последних сил сопротивлялась терзающей ее мучительной лихорадке. Дело было не в одних Цепях, что разгоняли по телу жаркие волны боли, дело было даже не в том, что в равной степени страшно было как вглядываться в лицо Кая, так и прекратить на него смотреть, выискивая все новые и новые следы общей неправильности, вызывающей неподдельное отвращение.       С силой, чей проводник стоял сейчас в двух шагах от нее, невозможно было договориться, ее невозможно было в чем-либо убедить. Возможно, ее в равной степени невозможно было и одолеть…но так ли обстояло дело и с эмиссаром? Слова зеркальных дел мастера, переданные ей Катом, всплыли в памяти как нельзя вовремя.       Были и другие. И если она верила в те слова, верить определенно следовало и в то, что стоящее пред ней существо было уязвимо - и речь шла далеко не о ранах телесных.       Что-то должно было остаться. Что-то, пусть даже опустившееся на самое дно, забитое и законопаченное так хорошо, что хозяин никогда в жизни бы больше этого не отыскал без посторонней помощи. Что-то человеческое - ведь он был когда-то человеком, этот глашатай потаенной боли всех людских душ? Что-то человеческое…самая малость, самая крупица, пусть даже бы размером с этот проклятый осколок…       На мгновение, лишь на мгновение, она почувствовала, что слова Кая, возможно, были правдивы. Чем еще могла быть эта наивная даже для ребенка вера, кроме слепого оптимизма, кроме очередной лжи, которую она так старательно пытается скормить себе, и лишь для того, чтобы…       Встретившись взглядом с Каем, она прочла в этих страшных глазах куда больше, чем хотела. Он знал. Он не мог не знать. И чтобы безошибочно находить и ударять в самое больное место, ему не нужны были никакие ключи от чужих мыслей - зачем, когда для него открыты были сами души, пусть и представая в самом неприглядном, самом уродливом и ущербном виде? Ошибкой было уже вступать в разговор с ним, ошибкой было предоставлять ему такой отличный шанс заразить сомнениями, подтолкнуть к тому, чтобы принять его правду - или сдаться ей, оборвав свою жизнь…       Он знал, пусть так. Но ведь и он когда-то был человеком…       -Пришло время, Герда, - тихий голос Кая заставил Неус вздрогнуть вместе с той, к кому сейчас он обращался. - Время исполнить обещание.       Весь мир Герды сжался сейчас до размеров сверкающей песчинки, что ждала ее, что манила ее, что была - верно, как же верно - обещана ей уже так давно. Нужно было лишь протянуть руку и взять дарованный ее душе спасительный билет в место, свободное от боли и тревог, нужно было лишь протянуть руку и коснуться, как тогда, посреди белого безмолвия, его руки. Ей казалось непростительным любое промедление - и вместе с тем она никак не могла заставить себя сделать ту малость, что должна была быть проложена лишь ее волей, а не чьей-нибудь другой.       Но отчего? Неужели ее, столько лет уже знавшую правду, успевшую привыкнуть, срастись с нею, не просто поверить, но принять - смутили речи этого глупого существа с красной кожей, что из одного ослиного упрямства цеплялось за свою жизнь - когда каждая человеческая жизнь была лишь источником боли, лишь острой иглой в его сердце? В сознании ее всплывали долгие холодные вечера, в которые Кай открывал ей правду - горькую и неприглядную, но заслуживающую того, чтобы мир познал ее до конца - и среди прочих слов вспомнились и долгие рассказы о том, кто окружает их ежечасно, ежесекундно, кто скрывается под масками, глядеть сквозь которые способен лишь тот, кто принял правду вместе с осколком. Сомнения, что пробудила в ее душе Амальгама, словно шелуха, слетали прочь. Это воплощенное уродство ведь что-то сделало с ней, разве не так? Обратило против нее какие-то гадкие чары, запрятанные в ее дурацком одеянии - и все единственно для того, чтобы смутить ее, заставить оступиться и отступить. Заставить причинить боль ему и вернуться в число чудовищ, что терзали его каждый миг…       Амальгама что-то говорила, но Герда больше не слышала слов - они попросту потеряли для нее всякий смысл. Вначале неуверенно, но с каждой секундой все смелее и смелее, она потянула руку за осколком.       Нужно было последнее доказательство. Нужно было убедиться.       Дрожащие пальцы коснулись осколка.       Это смешное, это глупое забинтованное создание кинулось ей наперерез, кажется, что-то крича, но в мире Герды больше не осталось ненужных звуков. Не слышала она и выстрела, которым Кай отогнал Амальгаму назад, кажется, что-то сказав той…последний раз взглянув в лицо Кая, она почувствовала, как шевелятся ее одеревеневшие губы.       -Весь мир…       Да. Весь мир. Весь мир в награду для ее души. Мир бесконечного покоя.       -…и пару новеньких коньков в придачу, - прочла она по губам Кая.       Когда осколок вошел в глаз, из него выкатилась, пробежав по щеке, одна-единственная слезинка.       Герда, впрочем, ее уже не почувствовала. Ширнесс.       Фамильяра загнать в угол вышло не сразу. Несколько бесконечно долгих минут мелькали пред глазами почерневшие от копоти стены домов, стучали в ушах казавшиеся сейчас такими далекими выстрелы - все меньше и меньше…       Об этом я подумаю через три часа.       Столб живого пламени шел за ним, убыстряясь с каждой секундой. Едва не настиг в паре узких проходов, там, где пришлось бросить автомат. Едва не испепелил его парой мгновений позже, когда Лин вынужден был показаться противнику на глаза.       Из пламени долетали крики и смех - наверное, магу даже нравилась вся эта беготня. Ему достаточно было лишь быстро шагать, подливая сил в единожды раскинутые чары, тащиться вперед и сносить все на своем пути.       Юрий задыхался. Без маски перемещаться в этом дымном царстве было попросту нереально, но и она добавляла своих мучений - нестерпимый жар, муть в глазах, целые ведра, наверное, хлюпающего пота…       Предпоследняя из оставшихся у него гранат нисколько не повредила магу, равно как и все прошлые - зато вот обломки, завалившие едва заметный с первого взгляда коридорчик меж домами, оказались весьма кстати. Черное пятно, что улепетывало от Лина все это время, с почти невозможной ловкостью избегало каждый раз его пуль, но Юрий и не рассчитывал особо задеть фамильяра на бегу, лишь гнал его туда, откуда оставался единственный путь - через его изодранный труп. И когда тварь влетела в тупик, едва не врезавшись мордой в обшарпанную кирпичную стену, он уже был в трех шагах позади. Уже упал под ноги разряженный пистолет, сменившись огромным ножом с тяжелым лезвием.       Собак Лин никогда особо не любил - а те, что ему встречались, чаще всего отвечали взаимностью. Откровенно говоря, на Второй площадке видал он псов и побольше, но вот такой злобы в глазах не встречал еще ни у одного. Зверь, по всей видимости, тоже впервые увидел кого-то, чье лицо словно бы отсутствовало, скрытое за ничего не выражающей серой маской. Кого-то другого, наверное, это бы несколько смутило. Но только не этого пса. Уши прижаты, клыки оскалены…весь подобравшись, застыл он перед прыжком. Он даже не рычал - лишь хрипел тихо-тихо и обильно пускал слюну, точно бешеный. И переводил остекленевший свой взгляд с ножа на серую маску.       За мутными стеклами вспыхнули молочно-белые огоньки. Зверь прыгнул долей секунды раньше - так быстро, как не бросалась на Лина еще ни одна собака. Импульс уже ушел в цель, но Юрий знал - боль просто не успеет разойтись до конца по этой размазавшейся в воздухе черной, с вздыбленной шерстью, туше, просто не успеет вовремя сбить на землю эту летящую на него страшную пасть, страшные глаза. Знал еще до того, как прошептал нужные слова.       Но на боль в этот раз он ставку почти и не делал.       Его проклятье лишь выиграло время, выиграло те ничтожно малые крупицы его, которые отделяли Юрия от крови, бьющей из собственного разорванного в лоскуты горла. Лишь самую малость притормозило зверя, пусть и не прервало его бросок, а удар - тяжелым, обитым железом сапогом в самую морду - нанес он уже сам. Фамильяр, издав какой-то странный жалобный звук, отлетел до самой стены, захлебнувшись начисто так и не начавшимся воем. Волна ослепляющей боли, прокатившаяся по телу, терзала пса не очень долго: лезвие, мелькнувшее пред глазами, что налились теперь не злобой, но страхом, положило конец и разгоравшейся агонии, и всему остальному.       Где-то позади орал во всю глотку маг - выл ничуть не хуже своего зверя. И если крик тот был связан не только с потерей наблюдателя как такового, но значил нечто большее…если можно было на это сделать расчет…       Выбор вариантов все равно был не очень велик - и хотя бы потому стоило попытаться. Занявшись отделением лохматой головы от все еще подрагивающего под его ножом туловища, Лин почувствовал нечто сродни холодному удовлетворению.       Теперь - если только он не ошибся - бой пойдет уже по его правилам.       Утомительная кровавая игра продолжалась полным ходом. Анна не могла вспомнить, когда последний раз уходило столько сил и времени на одного-единственного врага - впрочем, в своем нынешнем состоянии она вряд ли вспомнила бы и собственное имя. И вряд ли бы тому сильно расстроилась - ведь имена, равно как и все прочее в этом мире, давно уже потеряло всякий смысл. Смысл имели лишь две вещи - держаться за спиной этой здоровенной суки, чертовски подвижной для человека своих размеров, и резать, резать…       Обе они выдыхались - то было ясно как день. Тяжело дыша, вновь и вновь они поднимали ножи и Ключи, вновь и вновь на теле Шепот появлялись глубокие порезы, вновь и вновь клинки ее не достигали ничего, кроме раскаленного воздуха. Да и был ли где-то еще здесь воздух? Один сплошной дым…       Обе они выдыхались, то верно, но Анна все еще могла рассчитывать на костюм - раз за разом впрыскивал он в кровь что-то, бывшее, наверное, дистиллятом чистого бешенства, раз за разом спускал - нет, сбрасывал через все ступеньки - ее по эволюционной лестнице до первобытного страха и неугасимой животной ярости. И только потому Вторая все еще была жива. Только потому она все еще не сдавалась - в ее сознании просто не осталось такого слова. Как и вообще каких бы то ни было слов.       Только желание резать и жить. Разве нужно было человеку что-то еще?       Еще одна рана - в этот раз прямо по руке. Ее противница отступила на шаг, роняя один из Ключей. Кровь запятнала стены…стены…       Какого дьявола творилось со стенами?       Коридор вокруг шел трещинами и плевался целыми клубами бетонной крошки. Ее становилось все больше и больше - настоящие серые облака, что сбивались друг с другом, стремительно раздуваясь, будто на дрожжах. Анна кинулась вперед - единственное, чего она сейчас желала, это прикончить эту треклятую дылду - но непроглядная серая туча ринулась прямо на нее, начисто забивая линзы, дыхательные и слуховые фильтры.       Взревев от ярости, Притворщик прокладывала себе дорогу вперед, нанося и отражая удары на один только звук, и то уже едва слышный. Ответный удар, пришедшийся в живот, отбросил ее назад, на пол, скручивая внутренности в пружину чистейшей боли: когда та пружина распрямилась, Анна, скорчившаяся теперь на полу, едва успела сорвать маску с лица - лишь это не дало ей захлебнуться рвотой.       По ушам колотили чьи-то тяжелые шаги. Сейчас…сейчас…надо встать…надо…       -Ne, - устало прохрипел кто-то над самой ее головой. - Potrebujeme ji nazivu (1).       Корнелиус Альба давно уже перемахнул черту, обозначенную как “бешенство” - то, что начиналось за ней, вряд ли вообще имело название. Ярость застилала глаза почище любых стен огня, что он гнал перед собой, ярость давно уже разлилась в его сознании кипящим морем, в котором потонуло без остатка все остальное.       Дьявол забери Людвика, который не нашел ничего лучше, чем бросить его, будто сквозь землю провалившись - что это было, интересно, месть за то старое совместное дельце? Дьявол забери и этих распроклятых русских, что палили по нему из каждой щели, не давая ни мгновения продыха - вынужденный, наверное, добрых минут пятнадцать поддерживать не самые-то простые чары, он уже начинал задыхаться. Бессильная злоба на самого себя тоже нашла место в общем котле: годы, как ни крути, брали свое, и не имело ровным счетом никакого значения, сколь ловко магу удавалось скрывать свой истинный возраст - невыносимо горькая истина всплывала на поверхность каждый раз, как дело доходило до драки. Он уже совсем не тот - и винить стоило лишь себя, так беззаботно, так безоглядно бросавшего в топку силы, которые, как и свойственно молодости, считал когда-то бесконечными. Расплата - крайне жестокая тварь, и - того не отнять - крайне пунктуальная. Который раз она уже приходит точно в срок, нарядившись в чудовищную, плывущую по каждой цепочке в теле, боль? Который раз уже является в виде позорной старческой одышки, жара в голове и пучка острых игл, терзающих готовое в любой момент надорваться сердце? Который раз он будет врать себе, что ничего не изменилось, что жизнь башенного охотника, оставленная слишком поздно, не успела нанести непоправимого вреда его телу - да что уж там, и всему остальному за компанию?       Людвик, чтоб его черти взяли, прав. Пора на покой. Пора перестать уже корчить из себя неукротимую машину смерти. Быть может, даже…даже после этого дела…       Как только он расквитается с тем недоноском, что прикончил Фокса. Как только он спалит его конечности по одной за раз, чтобы лежал себе смирно, а от того что останется, примется отрезать по куску…о, тогда ему несомненно полегчает. Быть может, к нему даже вернется былая уверенность. Быть может, он даже…       В сердце словно кто-то проворачивал с чувством и расстановкой здоровенную спицу, предварительно вымочив ее в кислоте. Тяжело выдохнув и содрогнувшись от кашля, маг чуть пригнул голову и ринулся в узкий проход, за которым его должен был ждать тупик. И этот русский выродок. Ему некуда бежать. Некуда. Лучшее, что он может сейчас сделать - это застрелиться, если осталось чем. Вышибить себе мозги, пока не…       До конца прохода оставалось всего несколько шагов. Можно было, конечно, просто спалить все впереди, даже не заглядывая туда - так определенно сделал бы Людвик, на дух не переносивший ненужного риска, но эту идею Альба отбросил почти с негодованием. Это, конечно, было бы просто и надежно, вот только простых и надежных методов обрести покой не бывает - о нет, помочь в том деле могут одни лишь глаза этого подонка, молящие о быстрой смерти. И то ни с чем не сравнимое чувство, с которым он медленно выдавит их один за другим…       Только так получится пусть даже ненадолго, но все же убедить себя в том, что бывший башенный охотник Корнелиус Альба еще чего-то да стоит.       Узенький проход остался за спиной. Впереди же, в клубах дыма, виднелось какое-то прижавшееся к стене дальнего дома смутное пятно в тяжелой, явно не по размеру, шинели. Так его все же удалось ранить?       -Ты убил моего пса, русская паскуда!       Чары вырвались в реальность раньше, чем Альба, прищурив глаза, сумел толком сообразить, на что же он вообще смотрит - и что очертания того предмета, который прислонили к стене, накрыв шинелью, даже отдаленно не похожи на человеческие. Было, конечно, уже поздно. Взрыв вынес из стены внушительных размеров кусок, частью расплавив, частью - разметав на ошметки, и дымное полотно стало еще толще, еще непроглядней прежнего: когда в том дыму раздалось несколько едва слышных хлопков, маг лишь чудом успел прижаться к стене - пули взрыли кирпич и серую краску в нескольких сантиметрах от его головы. Едва ли не скрипя зубами от злости, Корнелиус бросился в дым.       И снова - едва слышные выстрелы, в этот раз, впрочем, ушедшие совсем уж далеко от цели: дым, как ни крути, портил игру обеим сторонам. Перемахнув через обломки, маг, бешено вращая головой, влетел в здание, проход в которое так неосмотрительно проложил для своей жертвы. А вот, кстати, и она - какой-то невзрачный на вид паренек в серой маске…и это он-то так долго от него улепетывал? Он-то так легко расправился с…       -Сдохни!       Спустив с цепи целый шквал чар - сердце снова отозвалось такой дикой болью, что на мгновение Альба почти забыл как стоять на ногах - маг обратил большую часть помещения в дымящиеся, обугленные клочки и хлопья пепла, что весело кружились, набиваясь ему в ноздри и рот. Цель, однако, была жива - и то, что она стояла без единого движения в коридоре, словно призывая расправиться с ней, было издевательством выше того предела, который Корнелиус мог вынести, не растоптав окончательно жалкие остатки своего самообладания.       -Ты убил Фокса! Он был такой добрый! Такой ласковый!       Жар слепил, дым терзал горло. Почувствовав кровь на губах, Альба дернул головой, пытаясь различить в устроенном им самим хаосе обгорелый труп цели, но очередная серия выстрелов - пришлось, едва не задохнувшись от боли, расплавить эти пули на подлете - доказала, что слепая ярость отрабатывала скрытый за своим именем смысл: он в очередной раз уничтожил все, что угодно, кроме этой назойливой мухи.       -У меня больше никого не было!       И снова на волю вырвался огненный шквал. В этот раз цель не могла уйти, просто не могла, как раньше, резво убраться за очередной угол, откатиться в другую комнату или раствориться в дыму. И все же…выстрел. Снова.       Неважно. Уже неважно. Сейчас он просто снесет разом все, за чем еще можно спрятаться. Обрушит на этого выродка потолок, дом…само небо, если придется. Сейчас…сейчас…еще бы не было так больно…       Нечеткая тень мелькнула в дыму, что-то швырнув в его сторону. Слишком большое для очередной гранаты - потому-то маг и промедлил лишнюю секунду, позволив этому новому предмету докатиться до его ног.       Целая секунда - непозволительная в бою роскошь - ушла у мага на то, чтобы сообразить, что в носок его ботинка ткнулась отрезанная собачья голова. Еще одна - чтобы разглядеть торчащий из ее пасти небольшой серый предмет.       Останься у Альбы время, он бы определенно пустил от злости пену. Но все те драгоценные мгновения, что были в его запасе, заняло падение на почерневший от копоти пол с отчаянным, нечеловеческим хрипом - и ничуть не менее отчаянной попыткой откатиться подальше. Едва коснувшись пола, он вздернул вверх и вперед правую руку. И, на излете последней отпущенной до взрыва секунды попытался простонать нужные строки.       Строки те, впрочем, быстро утонули, как и все остальное, в нестерпимом звоне, что без остатка залил уши мага. Картинка пред глазами плыла, словно его усадили на какую-то бешеную карусель, но различить выходящее из дыма темное пятно у Корнелиуса все же получилось. Равно как и протянутую в его сторону руку - не с оружием, как ни странно, но с растопыренными, сплошь в крови, пальцами.       А затем бывший башенный охотник Корнелиус Альба понял, что ничего еще, ни малой крупицы не знал о настоящей боли. И, будучи уже совершенно не в силах совладать с этим новым знанием, позволил себе раствориться в подступившем забытье… Лондон.       Хлещущий по лицу ливень был даже отчасти приятен - жаль, конечно, что его отнюдь не было достаточно, чтобы смыть всю эту уже успевшую присохнуть кровь.       -Полагаю, спрашивать, как вы меня так быстро нагнали, бесполезно?       -К сожалению, я не до конца уверен, что мой ответ вам понравиться, потому предпочту не давать его вовсе. К тому же, у нас сейчас полно дел неизмеримо более важных…с этим, полагаю, вы спорить не станете, господин палач?       -С вами поспоришь…       Действительно, спорить с магом, который меньше, чем за минуту избавил Хлыста от ран, вполне способных перекочевать в категорию смертельных, как-то не хотелось - и отнюдь не из чувства благодарности. Подобной демонстрации силы Асколю было достаточно по самое горло и даже выше того, чтобы отодвинуть подальше большинство вопросов - по крайней мере, он смог попридержать их там, где Кай чуть было не расправился с башенной королевой. Сейчас же, десять или больше минут блуждания под проливным дождем спустя, вопросы вновь рвались наружу - равно как нетерпение, злость, что-то, до омерзения похожее на панику, и прочие вещи, что вблизи от мага подобного уровня определенно стоило душить в зародыше - просто для того, чтобы не выяснять пределов его терпения.       Однако, когда собственное уже подвалило к той грани, за которой оставалось только распрощаться…       -Откуда вы знаете, что он будет там? - кажется, этот вопрос палач уже задавал не один раз - головная боль мешала быть в том до конца уверенным. - Какая из ваших птичек то нашептала?       -Не моя, - покачал головой Каранток, отворяя калику и впуская Ката и хмурого башенного бойца - по одним только глазам было видно, что воля этого человека срезана накрепко, под самый корень - в небольшой, уютный на вид дворик. - Скажите спасибо гостье из Атласа за то, что она и для меня сделала несколько…прогнозов.       -Сейчас окажется еще, что вы знали, в какой бардак все перельется, - выдохнул Асколь, пытаясь заглянуть в лицо под темной шляпой. - А вы ведь и знали, наверное, так?       -Быть может, быть может… - сквозящая почти в каждом слове мага неприкрытая насмешка раздражала даже больше поля, что тот растянул вокруг себя, не позволяя коснуться своей одежды ни одной, даже самой крохотной дождевой капле. - Для вас это сейчас не столь важно.       -Да ну?       -Важно то, что королева теперь с нами и под надежной охраной, а лорд Бартомелой уже донес до гостей все то, что ранее мы были вынуждены держать в тайне. Празднество, конечно, пошло прахом, но, между нами говоря, я не расстроился бы, не случись его вовсе - обеспечение безопасности на…церемониях подобного масштаба всегда ощутимо бьет по кошельку.       Боюсь, русские съездили вам скорее по морде…       Дьявол, надеюсь, эта мысль к нему через ту штуку не уплывет…       -Значит, гости уже сейчас спешат по домам, пока Клуб от них еще что-то оставил?       -А вам, я гляжу, так и хочется, чтобы мы оказались в наиболее неловком из всех возможных положений, - улыбнулся Каранток. - Нет, господин палач, боюсь, тут я вас разочарую. Больше половины гостей изъявили желание присоединиться к охоте.       -Это их похороны.       -Верно. Но знать им о том вовсе незачем. К счастью для всей Башни, они не знают, где искать. В отличие от нас…       -К счастью для всей Башни, в ней не одни дураки, - Асколь остановился в трех шагах от входа. - А значит, кто-то из новых загонщиков рано или поздно найдет нас, раз не может сыскать его самого…просто чудненько. Мне так не хватало каких-нибудь неумех под боком.       -Не думайте о том.       -Ладно, давайте тогда подумаем, как его брать. У нас обоих Цепи, так что если кто и сможет это сделать, не подгорев изнутри, так разве что ваш молодчик.       -Боюсь, его одного может не хватить, - снова улыбнулся маг. - А сделаем мы вот что. Патрик, ты идешь в лоб. Третий этаж, квартира в конце коридора. Ох, не смотрите так на меня, Кат. Хром была довольно-таки точна в своих…показаниях.       -С такой точностью я вообще не вижу смысла куда-то дергаться, - огрызнулся палач. - Что нам не дает просто постоять, околачивая кусты, прямо тут, пока какой-нибудь ваш стрелок не пробьет ему череп? Господи, вы знаете все вплоть до комнаты и, похоже, как минимум летаете по городу, если не что похуже. Почему эта местность еще не оцеплена вглухую вашими отморозками?       -Потому что, господин палач, в прогнозе, который я получил, данный вариант ведет к последствиям крайне неблагоприятным. Более того - даже сейчас существует определенный риск, что ваша…Амальгама…все-таки будет сломлена раньше, чем мы успеем прийти на помощь.       -Я еще не встречал никого, способного ее сломать.       -Потому что вы еще не встречали Кая, - говоря так, словно ужинал с ним каждый свободный вечер, лорд-надзиратель вытянул руку, указав куда-то за кусты. - Пожарная лестница. Поторопитесь. Патрик отвлечет их, и, скорее всего, получит пулю или даже несколько. Пока его будут убивать, проберитесь вон в то окно. Если Хром не ошиблась, там мы найдем нашу цель.       -Чудненько, - со злостью повторил палач. - Я прямо-таки мечтал полазать по чьим-то мокрым балконам…       -Все мы делаем то, что приходится, а не то, чего желаем на деле, - пожав плечами, произнес Каранток. - Надеюсь, вы помните, что Ключи против этой цели бессильны?       -Еще я помню, что он не один, - направляясь к зарослям колючего кустарника, буркнул Асколь. - Не первая свернутая шея, не волнуйтесь…       -И не думал, господин палач, и не думал… - дождавшись, когда Кат скроется за углом, лорд-надзиратель вытянул из кармана совершенно обычную рацию. - Докладывайте, Маршалл.       -Мы уже в воздухе, сэр, - пробился ответ сквозь треск и хрип. - Аканта…       -Превосходно. Если прогноз нашей гостьи верен, здесь цель взять не выйдет - есть вероятность, что в процессе погибнет не только мой человек, но и палач. У меня нет желания проверять свои Цепи на прочность встречей с этой тварью. Я отступаю к мосту, к моему прибытию все силы должны быть в полной готовности.       -Сэр, мы уже…       -Не дайте словам провидца вас обмануть, Маршалл. Шанс поразить цель на последней точке составляет более семидесяти процентов, но это отнюдь не повод расслабляться. Как только Полсердца поймает его в прицел, пусть делает свое дело.       -А если что-то окажется на нашем пути, сэр?       -Не мелите чепухи, Маршалл. Вы не хуже меня знаете, что все остальные приоритеты второстепенны. Конец связи.       Рация скользнула в карман. Выждав для верности еще минуту - и убедившись, что палач поднимается по лестнице к ждущей его судьбе - лорд-надзиратель неторопливо покинул дворик, затворяя за собой калитку.       Дождь молотил землю с такой силой, что создавалось стойкое ощущение - там, на небесах, что-то знают. Вытянув дорогую сигарету из причудливого серебряного портсигара, лорд-надзиратель проследовал к самой большой и самой чистой на вид луже. Прошептал несколько едва слышных слов - помнящих те слова в этот скорбный, скучный, промозглый век остались на свете считанные единицы. Наблюдая за тем, как водяная гладь уступает место сначала молочной белизне, а затем - отблескам чего-то, встречу с чем человеческий разум не всегда был в состоянии пережить, тихо улыбнулся.       -London Bridge is falling down, falling down, falling down, - не скрывая веселья, пробормотал Каранток, вставив меж зубов самостоятельно вспыхнувшую сигарету. - London Bridge is falling down, my fair lady…       На долю секунды или около того отблески иного мира стали четкой, до боли осязаемой картиной, в которой и потонул без следа маг. Последние следы его смыло дождем.       Герда сидела на полу, прислонившись к стене и вытянув ноги. Медленно переводя взгляд с небольшого ножа - уже вторую минуту как перекочевавшего из кармана Кая в ее чуть подрагивающие руки - столь же медленно и тихо она покачивала головой, словно в такт какой-то не слышимой никому, кроме нее одной, музыке. Слышала ли она сейчас вообще хоть что-то? Неус была почти уверена, что да - равно как и в том, что несчастную ни одно чужое слово более не волновало…       Не волновали же ее, в конце концов, собственные располосованные руки - и теплые красные ручейки, что сбегали на пол, образуя липкие, быстро подсыхающие лужицы.       -Еще несколько минут, - тихо проговорил Кай, не обращаясь, похоже, ни к кому конкретно - и устремил свой тяжелый, пропитанный невыносимой для любого разумного существа болью на Амальгаму. - Изначально я этого не планировал.       -Неужели? - хрипло проговорила Неус, вглядываясь в направленный на нее ствол.       -Не столь рано, - последовал монотонный ответ. - Но ей известно слишком многое. В числе прочего и вещи, которые знаю теперь один лишь я. Риск слишком велик…но я думаю, она сделала достаточно, чтобы заслужить награду.       -Так вы это называете…       Отвернуться никак не выходило - ни сейчас, ни раньше. Каждая секунда, в которую Герда резала себя, отпечатывалась в ее сознании раскаленным клеймом, каждую секунду она, стоявшая под прицелом и не способная теперь ни на что, кроме как просто быть вместе с этой несчастной дурочкой, шагнувшей за последнюю грань, быть с ней до самого горького конца, отдавала себя этому делу без остатка. Говорила, пока ей позволяли говорить, пыталась поймать ее взгляд, когда у нее забрали и это. Герда делала свое дело без страха, но и без радости, делала - это-то и заставило Неус почувствовать невиданный ранее страх - монотонно и спокойно, как что-то, что просто нельзя было не сделать.       Время еще было - здесь она должна была согласиться с Каем. Ей случалось латать раны куда более страшные, ей доводилось возвращать тех, кто, казалось, ушел уже слишком далеко - но даже не будь в метре от нее воплощенной смерти, не дающей ни шанса прибегнуть к чарам, даже не будь она уверена, что получит пулю в лицо, едва Кай почувствует в воздухе хоть что-нибудь, что она могла бы туда вплести одним своим дыханием, смогла бы она? Смогла бы она вернуть того, кто захлопнул за собою все существующие двери, кто сделал, наверное, все возможное, чтобы не вернуться?       Ответы, определенно, могли быть лишь у того, чьи глаза сейчас безотрывно смотрели на нее - глаза, где была собрана вся усталость людского рода от своей жизни - и того, что неизменно следовало после нее…       -Так значит, вы осознаете, что и этот ваш план может пойти прахом? - забросила Неус очередной крючок. - Иначе бы не было нужды…       -Это несущественно, - спокойно проговорил Кай. - Вы не видите цельной картины, вот почему вам кажется, что если вы одержите одну или даже несколько побед, это что-то изменит. Я говорил об этом не так давно тому, кто мог заглянуть в будущее, но он совершал ту же ошибку, что и вы сейчас. Вы смотрите вперед, когда вам следовало бы обернуться, - он вздохнул. - Впрочем, для вас это уже неважно. У меня осталось еще две или три возможности закончить все здесь. С учетом того, что оловянный солдатик так и не вышел на связь, пожалуй, лишь две. Одна из них - вы.       -Я не приму осколка.       -Вот как? - безразличным тоном произнес Кай. - В таком случае, вы не оставляете мне иного выбора, кроме как…       -…убить всех в этом доме? - прервала его Амальгама. - А вы не так уж и оригинальны. И не так уж умны. Если я откажусь вам…помочь, умрут они. Если я дам согласие - умрут все. Так неужели вы считаете, что…       -Я ничего не считаю. Я знаю, - теперь прервал чужую речь уже Кай. - Не забывайте, я видел вас до конца. И я знаю, что сама ваша испорченная суть, которая требует то мученичества, то иных безумств, присущих тем, кто для вас свят, и кем хотите себе казаться вы, не позволит вам остаться в стороне. Послушайте меня, Неус…       -Вы не сможете убедить меня, как ее.       -Я и не буду пытаться. Быть может, я просто расскажу вам сказку?       -Ч-что?       -Жила-была монетка, - шагнув вперед - по Цепям тут же разлилась обжигающая боль - произнес Кай. - Она только что появилась на свет, чистенькая, светленькая, покатилась и зазвенела - “Ура, теперь пойду гулять по белу свету!” (2)…       Если и существовал удачный момент для удара, то наступил он именно сейчас - вот только Неус, совершенно не готовая к такому повороту разговора, так и осталась стоять там, где была.       -Монетка была серебряная, меди в ней было очень мало, и вот она уже целый год гуляла по белу свету, то есть по той стране, где была отчеканена. Потом она отправилась путешествовать за границу и оказалась последнею родной монеткою в кошельке путешественника…       Кай подходил все ближе. Боль становилась все сильней. Остановившись совсем рядом с ней, он продолжал говорить - глухо, скорбно, устало…       И - если ей только не почудилось - с ощутимыми нотками жалости.       -… и тут монетка вывалилась из кармана на пол; никто не слыхал, никто не видал этого. “Вот славно-то! Опять пойду гулять по свету, увижу новых людей, новые обычаи!” - подумала монетка….       Оцепенение постепенно спадало, но она все еще не могла ударить, все еще не могла решиться. Показное пренебрежение этого существа собственной жизнью - а ведь он знал, прекрасно знал, как легко она могла бы ее прервать - служило лучшим из доказательств того, что недавние его слова правдивы. Она знала далеко не все - в этом, конечно, не было и капли сомнений. Какой план будет обращен в пыль вместе со смертью Кая, а какой она только приведет в действие? Что еще осталось у него в рукаве для одной только лондонской операции?       -Это что за монетка? Это не наша монета. Фальшивая! Никуда не годится!       Они и правда не могли ничего изменить…или же он в это истово верил, потому и подставлял себя под нож, даже не пытаясь более угрожать ей, будто бы забыв начисто о том, на что она способна.       -Я же знала, что я чисто серебряная, хорошего звона и настоящей чеканки! Верно, люди ошиблись, не могли они так говорить обо мне! Однако они отзывались именно обо мне! Это меня называли фальшивою, это я никуда не годилась! “Ну, я сбуду ее с рук в сумерках!” - сказал мой хозяин и сбыл-таки. Но при дневном свете меня опять принялись бранить…       Она не знала, что из этого было верным - и потому все еще не могла решиться. Пусть даже там, за его спиной, и продолжала совершенно молча, принимая происходящее с ней как должное, как самую правильную вещь в мире, истекать кровью Герда.       -Ах, несчастная я монетка! Что толку в моем серебре, в моем достоинстве, чеканке, когда все это ни к чему! В глазах света останешься тем, за кого он тебя примет! Как же, должно быть, ужасно иметь нечистую совесть, пробиваться вперед нечистыми путями, если мне, ни в чем не повинной, так тяжело потому только, что я кажусь виновною! Переходя в новые руки, я всякий раз трепещу от того взгляда, который упадет на меня сейчас: я ведь знаю, что меня тут же отшвырнут в сторону, бросят, точно я обманщица!       Лицо Кая, казалось, расплывалось пред ее глазами, становясь чем-то иным, чем-то смутно знакомым - знакомым по невообразимой боли, которую с собой этот образ нес. Простые слова старой сказки становилось оружием, заточенным, нет, произведенным на свет лишь для поражения одной конкретной цели - ведь видя самую суть той цели, Кай лучше всех прочих знал, какие слова пробудят в ней что-то, нужное ему, какие слова больнее ее ранят.       -Не хочу я никого обманывать! Я пробью в тебе дырку, пусть каждый знает, что ты фальшивая. А впрочем…постой, мне пришло на ум - может быть, ты счастливая монетка? Право, так! Я пробью в тебе дырочку, продену шнурок и повешу на шею соседкиной девочки - пусть носит на счастье!       Кая не было пред ней - да и был ли вообще когда-то? Сказка не имела значения как таковая - только то, что стояло за нею. И слова - те, что назначены были ей, что могла услышать она одна, заставляли увидеть, что это были стылые коридора бункера в Дахау, белый потолок зала метаморфоз. Склонившийся над нею штандартенфюрер Вольфрам.       -И она положила меня в кислоту, так что я вся позеленела, потом затерла дырку, немножко почистила меня и в сумерках пошла к продавцу лотерейных билетов купить на счастье билетик…       -Остановись.       Она сама удивилась безмерно, что откуда-то нашлись силы вымолвить хоть слово. Но, едва оно прозвучало, дышать стало легче - и, неуверенно моргнув, Амальгама вновь увидела Кая - тот же посмотрел на нее почти с удивлением.       -Но ради чего? - проговорил он, отойдя на шажок. - Разве я где-то ошибся, Неус? Разве я рассказываю сейчас не вашу собственную историю?       -Ты ничего обо мне не знаешь. Ничего. И…       -Но ведь это не так, Неус. Я знаю о вас все. Я знаю вас даже лучше, чем вы сами. Я знаю о той боли, через которую вы прошли, серебряная монетка…и я знаю, как кончается та сказка. Ваша сказка. А знаете ли вы?       -Я…       -Но вот однажды явился путешественник; ему, конечно, сейчас же подсунули меня, и он был так прост, что взял меня за здешнюю монету…       Невыносимо трудно было заставить себя отвернуться, прекратить вслушиваться, прекратить сопоставлять, искать смысл - ведь этого он только и добивался своими речами. Этим он сделал из той, что сейчас умирает за его спиной - и один Господь знает из кого еще - нечто неизмеримо меньшее, чем человеческое существо, нечто, принявшее без остатка свою жалкую роль…не человека более, но персонажа очередной старой сказки, чьи слова и поступки расписаны наперед до самого конца. Невыносимо трудно, но, едва ей это удалось, как Неус едва не рассмеялась в это бледное лицо. В его власти, несомненно, было убить ее, но и только. Еще одним персонажем она не станет.       К тому же, отрешившись от самой смерти, что начитывала ей строку за строкой, она услышала кое-что еще. И, если ей только сейчас не показалось…       -Ведь это наша родная монетка, хорошая, честная монетка с моей родины, а в ней пробили дырку и зовут ее фальшивою! Вот забавно! Надо будет сберечь тебя и взять с собою домой! - Кай шагнул ближе. - Ваша жизнь была полна боли, Неус, но скоро все закончится. Вы…       Речь оборвалась на полуслове. Несколько показавшихся Амальгаме вечностью мгновений Кай напряженно вслушивался в то, что ее ушей достигло куда раньше. И, резко изменившись в лице, рванулся вбок, прижимаясь спиной к стене, вздергивая вверх свой небольшой пистолетик…       Всаживая, одну за другой, несколько пуль в трухлявое дерево двери.       -Нет, - протянул он, едва Неус успела шевельнуться - и вновь направил ствол ей в лицо. - Не пытайтесь.       Медленные шаги к дверям - вдоль стены, подняв оружие. Остановившись, Кай, стараясь не выпускать Амальгаму из-под прицела больше, чем на несколько секунд, наградил дверь пинком - открылась она не до конца, ударившись о распростертое за порогом тело в темном костюме.       -Слишком тяжелая обувь, - холодно произнес он. - Не знаю, как они сумели обнаружить нас столь быстро, но вот так топать ногами точно не стоило…       Треск, звон. В соседней комнате словно что-то взорвалось - и, раньше, чем Кай успел направить оружие в ту сторону, соединяющую помещения дверь вынесло вперед с жутким грохотом.       -Обувь разная бывает, - сухо произнес Асколь, перешагивая через порог. - Та, что поумнее, пользуется окнами. Ширнесс.       Кое-где еще раздавались отдельные выстрелы - но все реже и реже. В который уже раз закашлявшись от заползшего в глотку дыма, Алеев поправил нацепленную на лицо Ольги дыхательную маску - Сетка была сейчас столь слаба, что даже шевелить могла не руками, но одними лишь пальцами.       -Итак…как мне вас называть?       Темноволосый маг, чей нелепый шарфик начисто разрушал всю мрачную серьезность его облика, наградил его тяжелым взглядом, и заговорил на почти безупречном русском, не скрывая усталости:       -Людвик Швец, Пражская ассоциация, - по сухости голос чеха давал фору пустыне-другой. - Вам хватит и этого. Вы?       -Лейтенант Григорий Алеев, контролер “Черных стрел”. Вам, думаю, тоже довольно будет, - столь же сухо ответил он, смотря не столько на мага, сколько на уложенную им у стены Анну - едва дышащую, в опаленном и изорванном костюме.       -Вполне, - кивнул маг, в свою очередь кинув взор - не без раздражения - на тело Корнелиуса Альбы, у чьего затылка застыл пистолет Лина. - Так вот вы какой, значит…       -Ожидали чего-то иного?       -Кого-то постарше и, наверное, поумней, - фыркнул Швец. - Впрочем, не удивлен провалу по обоим статьям - служа “Атропе”, состариться успевают единицы, а чтобы счесть тех из ее солдатни, кто обладает хоть каплей мозгов, придется забираться в дроби.       -Дипломатия явно не ваш конек, - хмыкнул лейтенант.       -От советского оккупанта слышу, - усмехнулся в ответ Людвик и потер руки в перчатках. - Но, как бы у нас не было паршиво с этой самой дипломатией, товарищ Алеев, вопросы решать надо. Я прав?       -Было бы неплохо, - сдержанно ответил лейтенант. - Быть может, у вас даже и парочка вариантов найдется?       -Боюсь, больше двух не отыщу, - хрипнул Людвик. - Первый довольно прост - в нем я соглашусь, на пару-тройку минут, считать вас людьми разумными, и в знак того верну вам эту девку. В ответ хотелось бы получить вон ту парочку бесноватых, - палец в перчатке указал на разложенного на полу Альбу и, дернувшись в сторону, остановился теперь на Эрике - последний все еще пребывал в глубокой отключке. - И нет, обмен равен. Я к счету еще кое-что добавлю.       -И это…       -Правда, - просто сказал Людвик. - Зачем вы здесь. И что чуть было не устроили по указке стервеца, что у вас Каем зовется. Что до второго варианта…       -Он и так кристально ясен, - со всем возможным спокойствием в голосе произнес лейтенант. - Его обеспечат, если придется, все те, что сейчас за нами.       Молчание, повисшее после этих слов, казалось, вполне можно было потрогать или уколоть иглой. Алеев смотрел за спину магу - там, у входа, собралась команда настолько разношерстная, что голова шла кругом. Светловолосого типа с печальными серыми глазами и стеклянной перчаткой он узнал еще по Польше, где видел его, правда лишь мельком - но видел достаточно, чтобы уже никогда не забыть. Узнал лейтенант и ту высоченную женщину, с которой, как сообщил ему маг, сошлась в бою Анна, другая же женщина - что лишь на несколько секунд приподняла укрывавшую лицо железную маску, входя в помещение - была человеком новым, но, вне всякого сомнения, столь же опасным, раз дотянула до этой самой минуты и не распрощалась с жизнью. Людвик смотрел за спину Алееву: и видел там уцелевших бойцов “Атропы”, до которых, едва спали чары, смог добраться сигнал о прекращении огня, последнюю из отправленных в порт тройку “глушителей”, хрупкую, как тростинка, девушку в массивном кресле, существо в маске, что в любой момент было готово разбить череп бывшему башенному охотнику единственным выстрелом…       И, конечно, превосходившую ростом всех в помещении фигуру Прародителя. Последний не говорил ни слова - лишь стоял, сложив руки на груди, возвышался закутанной в шерстяной плащ горой, что дарила свой мертвенный взор одному-единственному человеку в комнате. И тот был готов пойти на что угодно, лишь бы тварь прекратила на него смотреть.       Алеев был удивлен, что Порфирий внял его словам о временном прекращении огня. Людвик удивлялся скорее тому, что все они, находящиеся столь близко к Прародителю, еще дышат.       -Нам уже пытались рассказать некую “правду”, - первым прервал молчание Алеев, искренне опасаясь, что иначе прервет его уже треск автоматов. - Стальная ведьма…       -Слышал, - резко ответил Людвик. - Ее проводили из Союза орудийным огнем, что может значить две вещи, ни одной из которых я не был бы удивлен. А именно - толпа орясин, что составляет ваш Директорат, в очередной раз пополам треснула, когда у кого-то появилось отличное от их мнение…или же графиня просто выбрала не ту форму, чтобы высказать свои подозрения. За что и поплатилась. Я, в отличие от ее сиятельства, словами не играю. С детства того не любил.       -Это радует.       -…так что буду краток, как список ваших бескровных побед, - Швец в который раз уже потер руки. - Вас отправили сюда на смерть. Нет, даже не так - успей вы активировать ваши…установки, она бы побрала все население Британских островов как минимум.       -Мы, конечно, должны поверить вам на слово?       -Будь вы на это способны, то были бы полными идиотами, а с таковыми я дел не имею, - проворчал маг. - К счастью для вас, вы всего лишь полудурни.       -Вы, случаем, в переговорах шестьдесят восьмого года с Клубом не участвовали? От лица Пражской? - не удержался Алеев. - А то они, знаете, быстро что-то в тупик зашли…       -Увы, - развел руками маг. - Обо мне вспоминают обычно лишь тогда, когда нужно срочно кого-то подпалить. Вот и сейчас…впрочем, для нас обоих будет лучше, если до того не дойдет - мне не придется мучить лишний раз Цепи, а вам - лететь по ветру пеплом. Отвечая на ваш вопрос, лейтенант…нет, на слово вам верить не нужно. Где они?       -Кто?       -Дурочку не включайте! - рявкнул Швец. - Установки. Проводите меня к ним, лейтенант. Проводите и я покажу вам, на сколь толстой пороховой бочке вы сидели все это время…       Дым постепенно выветривался - в подвальное помещение же, с его намертво закупоренными дверьми, этого самого дыма проникло и вовсе меньше всего. Несказанно радуясь одной только возможности дышать, не заходясь каждые несколько секунд кашлем, лейтенант остановился, вытягивая из кармана небольшой ключ.       -Я вот думаю…       -Смелое заявление.       -Швец, Прага…а вы, случаем, не…       -Нет, я не родня тому дурню, который отгрохал у нас в городе “Очередь за мясом”(3), - проворчал маг. - Ему, впрочем, хватило понимания кончить с собой раньше, чем это убожество торжественно открыли. Интересно, лейтенант, хватит ли вам, когда узнаете, что чуть было не учинили? Впрочем, кого я обманываю, вы, конечно же, найдете себе вагон и тележку оправданий, чтобы продолжать и дальше портить чужие жизни.       Возясь с ключами, он, почти против желания, вспоминал. Что-то, связанное с этой фамилией, так и крутилось в голове, что-то старое, виденное мельком в каком-то древнем отчете…       -А это не вы, случаем, расплавили два танка в шестьдесят восьмом?       И, если память не подводит, сделали это в возрасте семнадцати лет…       -Они помяли наши цветы, - пожал плечами Людвик. - Мать очень расстроилась.       Решив, после недолгих раздумий, что нужной степени язвительности у него для соперничества с магом не наберется, во всяком случае - сейчас, Алеев открыл дверь, первым входя в подвал. Свет, разумеется, давно уже не горел, но холодного свечения, что пробивалось наружу сквозь щели в защитном кожухе установок, было более чем достаточно. Запустив руку за воротник, он сдернул с шеи бечевку с еще одним ключом.       Быть может, он успеет? Всего-то и дел - провернуть тот ключ два раза в нужную сторону, и не нужно больше беспокоиться ни о каких озлобленных типах с Цепями…а об остальном позаботится Прародитель. Быть может, быть может…в конце концов, карты на их руках точно будут получше…       -Не советую, - сухо бросил ему Людвик, лишь поймав его направленный на одну из установок взгляд. - Уж не знаю, какую по вашему мнению функцию они должны исполнять, но с ней вас надули, как последнего лаптя. Впрочем, почему “как”…       -А что же они могут…исполнить на деле? - мрачно поинтересовался Алеев, остановившись у ближайшей установки - похожего на уродливый шкаф устройства с отверстием для ключа и тусклым крохотным табло на боку.       -Боюсь, мне придется ответить вопросом на вопрос, - пробормотал вставший рядом Людвик. - Лейтенант, что вы знаете о планетарных терминалах? Лондон.       Счет шел на секунды, но даже ничтожных их долей хватило палачу, чтобы почувствовать удивление. Это и была его цель? Это и был великий и ужасный глава Ленинградского Клуба? Это вот худосочное недоразумение со скорбным взглядом?       Время удивляться прошло весьма быстро - как-никак, своей очереди давно уже домогалось время убивать.       Первый ход оказался за Асколем - и у него вполне была возможность рискнуть: к тому располагали и секундное замешательство цели, и яркий свет, что заливал помещение. А где свет, там и…       Стоило, по крайней мере, убедиться, что тень Кая не получится поразить так же, как и само его тело.       Два коротких клинка, уже проросших из своих рукояток, покинули руки палача раньше, чем первый секретарь Директората успел хотя бы на дюйм сдвинуться в сторону.       Пред глазами Ката мелькнула какая-то серая тень в уродливых красных разводах.       Время словно застыло - ничем иным Асколь не мог сейчас объяснить то, с какой ужасающей четкостью проникала в его глаза эта смертельно бледная девушка, на каждой руке которой красовался глубокий продольный разрез.       Прохрипев что-то себе под нос, Герда, принявшая оба Ключа в живот, покачнулась, словно крохотное деревцо под ветром, и, выдавив наружу слабую       торжествующую       улыбку, завалилась под ноги Асколю.       Еще несколько секунд комната утопала в неестественной до боли тиши.       А затем время вновь дало ход.       Все происходящее сознание палача воспринимало какими-то бешеными рывками. Вот Неус кидается на Кая со спины, распустив бинты на руках - а вот уже согнулась до пола, судорожно пытаясь вдохнуть - удар в живот, нанесенный раньше, чем она успела коснуться цели, выбил из нее весь воздух, и странно что не сделал то же с внутренностями. В считанные мгновения распрямившись, Кай вскинул пистолет, пытаясь поймать стремительно идущее на сближение смазанное пятно в палаческом облачении - и успел, к своей чести, даже выстрелить раз или два.       Последняя пуля коснулась Асколя, царапнув в бок, но не помешала наброситься на Кая. Пистолет, сорвавшись с ремешка, отлетел в сторону - сцепившись, противники покатились по полу мимо все еще подрагивающего тела Герды в луже стремительно остывающей крови.       Боль в Цепях, там, на пороге, казавшаяся легким покалыванием, теперь, так близко к Каю, стремительно нарастала, угрожая переродиться агонией. Локоть первого секретаря впился палачу в уже порванный пулей бок - зарычав от боли, Асколь уперся сапогом в живот Кая, перебросив через себя.       Оба оказались на ногах почти мгновенно. Не особо ловкий выпад Кая не привел ни к чему, кроме того, что он пропустил ответный удар, вытряхнувший все, что было у первого секретаря в легких - мгновение спустя палач уже навалился на своего противника, сдавливая шею.       Хватка Асколя становилась сильнее - но вместе с тем крепла и боль, терпеть которую не было уже решительно никакой возможности. Каждая Цепь пылала огнем, а эта бледная морда все никак не желала прекращать хрипеть. Удушье было близко - вот только ничуть не дальше была собственная смерть или потеря сознания - на что уж там расщедрится этот гадкий болевой шок…       Тело словно залили расплавленным оловом. Чувствуя, что стремительно теряет силы, он попытался вложить те, что еще остались, в последний рывок - и свернуть, наконец, ненавистную шею - но слепой удар назад, проведенный Каем, что все силился вывернуться из захвата, оборвал и эту ниточку.       В глазах отплясывали черные точки. Он был слишком близко - и слишком долго. Еще два почти слившихся воедино удара потребовалось первому секретарю, чтобы освободиться - откатившись в сторону, Кай нащупал на полу, там где недавно сидела Герда, окровавленный нож. Помогая себе руками, в два рывка подполз к палачу…       Сквозь непроглядную черную стену, сквозь шум в ушах, сравнимый разве что с перезвоном нескольких сотен колоколов в каком-нибудь загруженном на полную заводском цеху, палач все-таки почуял ринувшуюся к нему смерть и отбил удар - но коснувшись Кая, лишь обрек себя на новую порцию боли. У него почти получилось - но “почти” в таких делах никогда не кончалось ничем хорошим. У него был шанс, несомненно. Но он его уже истратил попусту.       И сейчас последует заслуженная кара.       -Нет, - донесся до него голос Амальгамы, долетел откуда-то, наверное, из другого мира. - Я пойду с вами. Пойду добровольно. Но оставьте его в живых.       Нож замер в волоске от его глотки.       -Неус… - выдохнул с болью палач. - Не надо…перестань…геройствовать…       -Я пойду с вами, куда скажете! - перекрывая начисто его хрипы, выкрикнула Амальгама. - Я сделаю, что вы захотите, но вы оставите ему жизнь!       Нож отодвинулся еще дальше. Последняя отчаянная попытка перехватить с трудом видимую руку Кая и рвануть на себя, закончилась провалом - и новой волной…       Да. Это уж точно заслуживало зваться агонией.       Последним, что он видел, прежде чем сознание окончательно уступило боли и отправилось на покой, был Кай. Его лицо.       Если то не было очередным обманом зрения, то там проскользнула тихая, немного грустная улыбка. Ширнесс.       Каждый шаг давался ему с большим трудом. Дело теперь было не только в погибших, не в одних только приказах, что они получили еще там, дома. Дело было и не в маге, что следовал за ним, что-то раздраженно бормоча себе под нос. Даже не в том, что может сделать с ними всеми Прародитель, едва он вымолвит первые слова.       Нет. Теперь - он понимал это до боли четко, будучи не способен отвернуться от этих мыслей хоть на секунду - все дело было в том, что он только что видел. Что заставил его увидеть маг, вскрыв одну из экспериментальных установок. И с каждой секундой в нем только крепла уверенность, что забыть этого не получится еще очень и очень долго.       Если удастся вообще.       Перешагнув через порог - ноги едва гнулись - Алеев окинул взглядом собравшихся сейчас в помещении: все они ждали одного только неверного слова или жеста, чтобы вновь вцепиться друг другу в глотки.       Вновь начать играть по нотам Кая.       -То, что я сейчас скажу, кто-то из вас может счесть предательством, - совершенно севшим голосом произнес лейтенант. - То, что я сейчас должен сказать, мне самому почти кажется таковым - я говорю сейчас обо всех тех, кто уже отдал свои жизни за насквозь ложную цель. То, что я сейчас скажу, мне говорить, можете поверить, не очень-то легко… - помедлив несколько секунд, он все-таки взял себя в руки и продолжил - глухо и монотонно. - Речь действительно идет о предательстве. Нас предали. Нас всех. На самом верху…       Чувствуя, как начинает кружиться голова, он заставил себя выпрямиться, заставил себя посмотреть во все те глаза, что еще не закрыла смерть. В глаза тех, кого только что вел в бой.       И, наконец, решился.       -Мы отступаем. Лондон.       Просыпаться от хлестких ударов по лицу - не самое приятное на свете занятие, особенно, когда при возвращении в мир живых первые приветствия получаешь от раны в боку, а потом уже от того, кто изволит тебя лупить.       -Кат, очнись уже, слышишь? Кат!       -Еще один раз, Айра…и я точно решу…что ты на меня чем-то…обижена…       Приняв протянутую руку, он кое-как поднимается на ноги. Без Кая рядом нет и этой дикой боли, без Кая рядом…       Кай.       -Ага, очнулся, по глазам вижу, - толкнув его к ближайшей стене, сердито прошипела Айра. - Ты так конец света проспишь и не почешешься…да не вертись ты, дай рану заделать!       -Он ушел. Снова.       -Вижу, не слепая, - огрызнулась та. - Что, пообломал зубки-то?       -Почти прибил. Слишком долго возился…Цепи…       -Стареешь, Кат, стареешь. Ладно, расслабься и меня слушай. Во-первых…       -Во-первых, как ты нас нашла?       -Помнишь, как мы на балу этом занюханном напивались?       -Ну?       -Ну вот и делай выводы. Последняя бутылочка, что я тебе передала, с секретом была, коснулся - изволь пару дней носить отпечаток. И черта с два почуешь. Ну, ну, не корчи мне тут морды - не сделай я того, кто бы тебя сейчас в чувства приводил?       -И то верно. Так что…       -Меня слушай, говорю же. Перехватила по пути сюда одного из охотничков, да кое-что из него повытряхнула. Каранток со своими свинтили к Лондонскому мосту - оказалось, наша атласская девочка ему побольше, чем прочим нашептала…       -Например?       -Та пакость в Ширнессе может быть приведена в действие дистанционно. Не вся, как я поняла, только одну из машин до конца доделать успели. Одного сигнала хватит…       -Я в рацию Ключ всадил. Сразу, как сюда забрался…там, в соседней…       -Видела. Потому-то Кай с твоей Неус и смылся.       -Но…к мосту?       -Несколько лет назад там ремонт делался. Если наше бюро прогнозов из Атласа не врет - а пока что они ни в чем еще крупно не ошибались - где-то у самой воды должно быть размещено передающее устройство. В одной из опор, быть может, точно даже эти умники углядеть не сумели. И если твои ребятки в Ширнессе еще не закатали русских в землю, нам стоило бы начать уже шевелиться. Ты как там, не развалишься по пути? - Айра глянула в сторону окна. - Не отсыреешь?       -Показывай дорогу, - прорычал Асколь, быстрым шагом направляясь к дверям. - Пора заканчивать это грошовое представление…