Like a storm

- Расслабься, Джейк, - как можно более безразлично и весело произносит она, пытаясь скрыть то, как давится кашлем. – За два часа от инфекции не умирают. «А за сколько от нее умирают?» - тут же стучит в голове вопрос. Один день? Два? Не больше. Ее время идет на минуты. Она умрет. Ничего не исправить, и осознание этого пульсирует в висках еще острее при взгляде на Энди. Я так и не поцеловал ее. Я даже не сказал ей, как виноват. Я слишком много не сделал, чтобы отпускать ее. Я никого не готов отпускать. Мне надоело терять людей, но с инфекцией не поспоришь. Я не заметил, как мы доехали. Затормозил возле входа в больницу и поспешил тут же выйти на улицу, чтобы глотнуть морозного воздуха, а затем кинулся к Энди, надеясь помочь ей подняться. Она вылезла раньше, чем я успел, но я все же умудрился вовремя подхватить ее, когда ноги у Энди подогнулись, и она едва не упала, захлебываясь в подступающей к горлу тошнотворной волне крови. - Я не умру, - прошептала она лиловыми губами, цепко сжав пальцами мое плечо, к которому вяло прижималась. – Не сейчас, Джейк, расслабься. Я еще успею тебе надоесть. Я сжимаю челюсть и слышу, как скрипят зубы. Я хочу, чтобы Энди надоедала мне. Хочу, чтобы бесила меня и провоцировала, колко шутила, а потом готовила свою ужасную сливочную пасту и делила со мной бутылку скотча на двоих. Хочу, чтобы это длилось долго, если не вечно, и я хочу, чтобы она знала об этом, но все, что могу, это хрипло выдавить сквозь пелену окружающей меня черствости и сосредоточенности, через которую мне всегда было проще терпеть этот мир и ту боль, что он причиняет: - Идем в больницу, Эн. Я уже позвонил, тебя ждут. Энди кивнула и я, придержав ее под локоть, двинулся вперед. Мне хотелось взять ее на руки, понести на себе, она ведь легкая, словно котенок, и это совсем не сложно… Но она не позволит. Кто бы подумал – боится, что я заболею, хотя на мне плотный слой боевого обмундирования, жесткие перчатки и шлем с пластиковой маской. В одно и то же время это и мое спасение, и самая раздражающая вещь на свете. Я не могу коснуться Энди даже в последние минуты ее жизни! И никогда больше не смогу. Черт, черт, черт подери! - Ты в порядке? – Энди окинула меня взглядом и криво улыбнулась. Как ей хватает сил улыбаться? – Кажется, это тебе нужна помощь, а не мне. Выглядишь ты…паршиво. Наверно, так и есть. Паршиво. Все паршиво. Я вздохнул и покачал головой, усаживая ее на скамью рядом с изолированной камерой, где для нее уже подготовили постель. - Нормально, - сухо ответил я. Не способен на большее. Я не умею выражать эмоции, это тяжело. Тяжело быть эгоистом и боятся потерять кого-то одновременно. - Теперь это моя новая обитель, да? – Энди ухмыльнулась и, оперевшись о стену, приподнялась, чтобы посмотреть сквозь прозрачную стену на свою палату, а затем на выдохе издала приглушенный, надрывный свист. – Не дурно. Уж получше, чем та клетка, в которой меня держали в участке. - Тогда ты этого вполне заслуживала, - Я хмыкнул и сложил руки на груди, наблюдая за ней. – До того, как ты стала моей помощницей, ты была еще той засранкой. Энди ухмыльнулась и, закрыв глаза, опустилась спиной на скамью, позволяя мне лишний раз заметить, какие тонкие у нее руки, какой плоский у нее живот, но сколько остаточной силы в каждом ее движении. И все же она слабее, чем когда-либо была прежде. Особенно сейчас, когда болезнь уже начала мучительно ее убивать. - Не будь я такой засранкой, ты бы не сделал меня копом, - ухмыльнулась она приглушенно, не размыкая посиневших век. На ее лбу блестят капли пота. Видимо, снова поднялась температура, которую я надеялся сбить аспирином еще перед отъездом. Как наивно. – Даже не смей отрицать, что ты не обрадовался, когда я угнала нам тот пикап вместо того, чтобы идти еще двадцать пять километров пешком. По-моему, из преступников всегда выходят лучшие полицейские, разве не так? - Ты ведь ненавидела полицейских, - мрачно ухмыльнулся я, решив напоследок ее поддеть, как любил делать это раньше. Однако было так тяжело делать это сейчас, осознавая, что каждая шутка может стать последней… Я присел рядом с ней на край скамьи и навис над ее головой, заглядывая ей в лицо. Протянул пальцы в перчатках, едва ощутимо коснувшись ими распростертой по скамье копны темных волос, и мимолетно перебрал локоны. Никогда так раньше не делал. А зря. От этого приятнее скорее мне, чем Энди. - И до сих пор ненавижу, - буркнула упрямо она, даже не заметив мой жест. - Вы все такие противные, ходите в этих своих обтягивающих жилетах, высокомерно поедаете пончики после нарядов… - Ты вообще-то тоже любишь пончики,а жилет я тебя никогда не заставлял надевать, - возмутился я, но Энди, будто не услышав, продолжила: - А еще вы ловите таких, как я, и считаете себя лучше нас. Всегда раздражало. К тому же эти ваши уставы, кодексы… В общем, никакой свободы, сплошные ограничения. Хотя стрелять в людей, имея на это законное право, мне действительно пришлось по душе, - она вдруг открыла глаза и, повернувшись на бок, внимательно посмотрела мне в глаза. – Мне вообще понравилось работать с тобой, Джейк… Я никогда этого не говорила, но ты лучший коп из всех, кто когда-либо запирал меня за решеткой. Я удивленно вскинул брови, но улыбнулся. Эти слова мало кто воспринял бы всерьез от девушки в полубреду, да к тому же с такой извечной издевочной усмешкой на губах, но я знал, что эти слова самое нежное и доброе, что мне доводилось слышать от нее за последние пару месяцев. От этой мысли все внутри снова предательски свело, и я впился ногтями в собственные ладони, с трудом уживаясь с мыслью, что эти ее слова могут быть не только самыми лучшими, но и самыми последними. Она умирает. И все, что я могу сделать для нее, это произнести в ответ: - А ты на самом деле готовишь потрясающую пасту. Я увидел, как Энди вздрогнула и,сев на скамье, посмотрела на меня растерянным, умиленным взглядом. В любой другой момент я бы смутился и снова замкнулся, отпустив что-то острое и язвительное в нашей обоюдно излюбленной манере, но сейчас же просто смотрел на нее, слабо улыбаясь. Хрупкая, бледная, она походила на приведение. Чересчур жизнерадостное приведение. И слишком красивое. Но все это быстро оборвалось, когда она, открыв рот, чтобы произнести что-то еще, вдруг потянулась ко мне на встречу и неожиданно соскользнула на пол, закашлявшись так, что окропила больничную плитку красными брызгами. Мое сердце пропустило несколько ударов, и я подорвался к ней, но прежде чем успел подхватить Энди или коснуться, путь мне перегородил один из врачей, одетый в непроницаемый белоснежный костюм с респиратором и капюшоном. Подняв Энди, он бросил мне что-то невнятное и нечленораздельное, после чего вместе с одетой в такой же костюм санитаркой внес Энди внутрь готовой комнаты и уложил на постель. Я остался стоять за прозрачной пластиковой дверью, глядя на то, как Энди, потерявшую сознание, вытирают от крови. Она дрожит, содрогается, и болезненный кашель раз за разом разрывает ее даже в полуобморочном состоянии. Ей так плохо, и никто не в силах помочь. Даже я. Я, который всегда находил выход, который никогда не сдается и борется до последнего. Но сил просто нет. Как и надежды. Лекарство, если оно и существует, еще не нашли, а Энди умирает прямо сейчас. «Не прекращай пытаться!», застучало в голове то, что не раз говорил мне Джон во время самых тяжелых осадочных боев, грозящих чуть ли не гибелью. «Никогда не сдавайся. Пока ты жив, возможно все». Я сжал губы и снова поднял глаза на Энди, которую начали накачивать медицинским раствором через иглу капельницы в вене в попытке хоть как-то облегчить ее страдания. Врачи лишь оттягивают момент ее гибели, а я… Что же, а я могу попытаться. - Ну же, - шепнул я, отстраняясь от стекла и двигаясь в сторону выхода из больницы. – Держись, Энди. Я спасу тебя…Только держись, умоляю.