— Жаль, что всё так получилось.
Звёзды, будто белые кляксы, беспорядочно раскидались на тёмном полотне небосклона, иногда исчезая за светом фонаря и клубами выдыхаемого пара. ХанБин вдыхал в лёгкие холодный воздух, прятал ладони в карманах пальто и старался как можно глубже зарыться носом в тёплый шарф. Ночной Сеул встречал их урывками освещёнными улицами, горящими вывесками круглосуточных супермаркетов и рычанием проезжающих мимо машин. Осень расстелила под их ногами увядшие листья, которые приятно скрипели под подошвами, вызывая на устах рассеянную улыбку.
Когда из подворотни, громко и пошло смеясь, вышла компания явно подвыпивших клерков, ХанБин сместил своего путника влево, ближе к освещённым искусственным светом витринам.
— Да, ты испортил первый за две недели выходной своей матери, — ДжинХван усмехнулся, и облако пара, вылетевшее у него изо рта, растворилось в воздухе. — Она так горько плакала, что даже я невольно почувствовал себя виноватым. Хотя мне казалось, у меня иммунитет к абьюзерам.*
— Поверь мне, перед её театральным талантом трудно устоять.
К эмоциональным всплескам миссис Ким в их доме все уже давно привыкли, так что, горько плача в прихожей, она смогла растрогать разве что ДжиВона, который не был знаком с этой особенностью её характера. ХанБин считал все её кривляния наигранными, а её саму — ребёнком, ищущим внимания, и искренне удивлялся, как при такой повышенной «чувствительности» она смогла стать врачом. ДжинХван просил его не быть таким строгим к ней, ведь, по его словам, она не могла контролировать это, а поскольку на работе особо не поплачешь, она совершенно бессознательно выливала всё это на головы своим ближним, да ещё и в такой утрированной форме.
— Спасибо, что разрешил мне остаться сегодня у тебя, — в глазах ХанБина отражались игривые огоньки вывески какого-то ночного клуба, а на губах расцвела благодарная улыбка.
— Да ничего. У тебя дома зона повышенной эмоциональной активности, это может плохо сказаться на твоём здоровье.
Этим вечером в квартире ХанБина произошёл грандиозный по своим размерам скандал. ХанБин бы не удивился, если бы узнал, что их крики было слышно даже у соседей. Миссис Ким расхаживала по комнате ХанБина и собирала его вещи, всерьёз намереваясь выставить сына за дверь, что-то говоря о горькой материнской доле и неблагодарных засранцах. Сам ХанБин пытался отстоять свои права на эту комнату только сначала, но быстро понял, что возглавить революцию будет проще, чем ее остановить, и громогласно заявил, что сам уходит из этого дома и его никто не остановит.
Все обитатели и гости дома Кимов собрались в дверном проёме и увлечённо смотрели на это перетягивание каната. На самом деле, весело было всем, но открыто показывала это только ХанСоль: скандалы в их доме были делом редким и потому столь увлекательным, что упускать возможность полюбоваться на это было бы кощунством. ДжинХван в уме прикидывал, как он объяснит родителям, почему они обязаны приютить ХанБина, а ДжиВон пытался изобразить, будто терзается муками совести, но получалось у него плохо.
Единственным, кому по-настоящему не было весело, был мистер Ким. Как и у жены, у него тоже были планы на единственного сына в семье, и, похоже, все эти планы, бережно взращиваемые девятнадцать лет, пошли прахом. Но он-то наивно полагал, что они все здесь взрослые люди и смогут договориться. Однако после того как он увидел свою жёнушку и сыночка, чуть ли не дерущихся в бесполезных попытках отстоять своё мнение, он начал в этом сильно сомневаться.
И когда спор перешёл в уже совсем детское:
— Я тебя выгоняю!
— Нет, я сам ухожу!
— Нет, я тебя выгоняю!
Он понял, что надо брать ситуацию в свои руки.
— Что теперь будешь делать? — ДжинХван задумчиво выпустил в небо клубок пара и рассеянно посмотрел на то, как в нём растворяются звёзды.
— В смысле?
— Ну, твои родители же отказались платить за твоё обучение, — мимо проехала машина, осветив светом фар лицо ДжинХвана и почти заглушив его голос. — Как ты теперь поступишь?
Мистер Ким решил проблему гораздо цивилизованней, чем его «пятилетние» жена и сын. «Если ХанБин уже такой взрослый и умный, каким себя позиционирует, — сказал он, — то пусть сам разбирается со своими проблемами. Он может делать, что хочет; поступать, куда хочет; работать, кем хочет, но отныне он независим от нас, и никакой финансовой поддержки мы оказывать ему не будем».
Это было самое логичное и оптимальное решение проблемы, в котором весь риск от своей затеи ХанБин берёт на себя. ДжинХван был готов аплодировать стоя такому подходу (он уже собирался рекомендовать им отличного семейного психолога, но после этого случая убедился, что он им не нужен), а ХанСоль и ДжиВон расстроились из-за того, что закончилось шоу. ХанБин тоже был расстроен, но решителен и упрям, поэтому поспешил всех заверить в том, что ничья помощь ему не нужна, он взрослый мужчина, он сам как-нибудь справится. Единственной, кто был возмущён решением мистера Кима, была миссис Ким, но её быстро приструнили, потому что решения главы семьи не обсуждаются.
На самом деле, ДжинХван чувствовал, что касаться этой темы — неблагодарное дело, и он может сделать этим только хуже. Но лучше уж выяснить, что у них нет никакого плана сейчас, а не через полгода, когда придёт время сдавать экзамены на поступление. Тех денег, которые ХанБину платят в музыкальном магазине, не хватит на учёбу ни при каком раскладе, даже если прямо сейчас он станет супер-пупер экономным и будет откладывать всю свою зарплату на университет. Да и музыкального образования у ХанБина нет, причём никакого. Пусть он и говорит, что музыкальный магазин многому его научил, вряд ли книги научили его музыкальной грамоте и сольфеджио.
Только сейчас ДжинХван понял, как они, оказывается, были опрометчивы, пророча ХанБину лёгкую победу в этой битве.
ХанБин тоже задумался над этим вопросом. Он запрокинул голову вверх, подставляя шею холодному ветру, и попытался сосредоточиться на том, что будет дальше. Вообще, у него была одна мысль, но он боялся открыть её ДжинХвану, потому что тот заладит со своим «Это неосуществимо! Это глупость какая-то!», а меньше всего сейчас ХанБину хотелось слышать именно эти слова. Но если не ДжинХвану, то кому рассказывать?
— Попробую поступить на бюджет.
— Но как? — ДжинХван пытался сдержаться, но не смог. Он выбежал вперёд ХанБина, преграждая ему путь, чтобы тот даже не думал отмахнуться от этой темы. На психологическом факультете их учили, что не стоит быть эмоциональными и предвзятыми, что надо выслушивать человека, не перечить ему и поддерживать его, и ДжинХван бы так и сделал, если бы ХанБин был его клиентом. Но ХанБин был его другом, и быть беспристрастным к его судьбе у ДжинХвана просто не получалось, пусть ХанБин постоянно и упрекал его в этом. — У тебя же нет никакого музыкального образования!
— Придумаю что-нибудь, — отмахнулся ХанБин, обходя друга. — Ты же слышал, что сказал ДжиВон: я — второй GD, для успеха мне совсем не нужно музыкальное образование.
— Но G-Dragon каждый день писал песни, начиная с тринадцати лет, и он работал под чутким руководством лучших композиторов YG, у которых, поверь мне, музыкальное образование есть. А тебе такая роскошь не доступна. И, по-моему, чем быть вторым G-Dragon`ом, лучше быть первым ХанБином. У тебя свой путь.
ХанБин остановился, и в его сутулой спине было столько тяжести и боли, будто он держал на своих плечах само небесное полотно со звёздами-кляксами на нём.
— Значит, я что-нибудь придумаю. Правда, ДжинХван, не переживай, я обязательно поступлю. Ты же сам говорил: Космос, и всё такое, — ХанБин печально улыбнулся.
— Когда это я такое говорил? — ДжинХван нахмурился, поравнявшись с ХанБином.
— Ну, — неожиданное смущение, — помнишь, когда мы обсуждали ДжиВона?..
ДжинХван закусил губу, вспоминая.
— Хм… ДжиВона, — ХанБин поражался, как ДжинХван может так легко произносить имя их общего знакомого, ведь каждый раз, когда оно слетает с уст ХанБина, его сердце пропускало удар. — А, всё, вспомнил! Ну что, убедился, что это действует? — ДжинХван хитро улыбнулся, гордясь своей маленькой победой. — Кстати, тебе стоит его поблагодарить. Если бы ни его длинный нос и шило в заднице, твои родители бы никогда не узнали о том, что их сын хочет стать музыкантом.
ХанБин вынужден был согласиться. Ему вообще колоссально стоит поблагодарить ДжиВона: не просто сказать «Спасибо» и купить пива в ближайшей к дому забегаловке, а сделать флешмоб в его честь или пустить по городу автобус с его именем и фотографией. Хоть что-нибудь, что показало бы ДжиВону, как ХанБину важно его присутствие. И что, пусть сам ДжиВон об этом вряд ли догадывается, ХанБину прекрасно известно, что всеми положительными переменами в его серой и безрадостной жизни, он обязан именно донсену.
— Да, ДжиВон, конечно, тот его засранец, но за это я его и люблю, — засмеялся ХанБин, но тут же осёкся, когда да него дошёл смысл собственных слов. Он в ужасе посмотрел на ДжинХвана, но тот шёл, как ни в чём не бывало, будто пропустил его «меткое» замечание мимо ушей. В любой другой ситуации ХанБин бы обиделся, но в этот раз он был как никогда благодарен.
ХанБин вновь отвернулся, чтобы друг не увидел, как его щёки вспыхнули алым, а дыхание сбилось.
Да, ДжиВон. Нехорошо сегодня вышло по отношению к нему. Он ушёл какой-то расстроенный, понурый: вид плачущей ханбиновой матушки глубоко запал ему в душу, хоть через минуту он и был всё тем же ветреным ДжиВоном с языком без костей. Когда они подошли к его подъезду, ХанБину было, что ему сказать. Сначала он хотел обвинить его во всех грехах, потом смущённо поблагодарить и, попросив ДжинХвана отойти (или лучше оставить его — он успокаивает, — ХанБин тогда так и не решил), сказать много, много всего, в чём он до конца не признаётся даже себе. Но вместо всего этого он просто промямлил «Извини» и позорно сбежал, даже не дослушав дживоновское «Ничего».
ХанБин чувствовал себя так паршиво даже не из-за того, что его лишили денег и выставили из дома (пусть и ненадолго), а, по большей части, из-за ДжиВона. Он не заслуживал такого отношения к себе. ХанБин не так хотел бы относиться к нему.
— Что будешь делать с этим? — ХанБин вздрогнул. То ли от холода, то ли от того, как резко голос ДжинХвана вырвал его из собственных мыслей.
— С чем?
— С ДжиВоном, — ДжинХван посмотрел на ХанБина, и получилось так выразительно, что тот сразу понял, о чём речь. — Ты же начал заниматься музыкой из-за него. Как ты там сказал — хочешь увидеть, где он будет через десять лет? А что, если через десять лет он будет обычным клерком в каком-нибудь захудалом офисе? Что тогда?
ХанБин усмехнулся. Нет, не об этом он хотел спросить. Предусмотрительный ДжинХван как всегда начал издалека.
— Ничего, — ХанБин пожал плечами, — это ничего не изменит. Музыка и ДжиВон всё так же важны для меня, но теперь уже по отдельности, друг без друга.
— В смысле? — острый взгляд.
ХанБин отвернулся.
— В смысле, — пауза, — я не гей, но, мне кажется, ДжиВон — исключение.
Он сказал это. Выпалил на одном дыхании, зажмурив глаза, будто приготовившись к удару. Он сказал это, о Господи, он сказал это…
Сзади раздался тихий смешок.
— Я так и знал, — очень тихо, но ХанБин услышал, и у него будто гора с плеч.
ДжинХван праздновал очередную свою маленькую победу, но не осуждал.
***
ХанБин долго искал ВУЗ, в который принимали бы без среднего музыкального образования. Раньше он искренне жалел детей, которых родители заставляли ходить в музыкалку, потому что «вдруг пригодится», а теперь сокрушался, что в своё время родители не заставили его. К счастью, его долгие поиски увенчались успехом. В конце концов на запрос «высшее музыкальное образование без среднего музыкального образования» Google выдал ему два учреждения: Высшая Школа Изящных Искусств (где несерьёзные курсы композиторства идут в довесок к кафедре музыкального театра) и Университет Гёмбёль, совсем зелёный и молодой.
Сказать, что ХанБин расстроился — ничего не сказать. Он-то надеялся поступить в какой-нибудь крутой университет и всех этим впечатлить, а тут оказывается, что его не возьмут туда банально по причине отсутствия диплома музыкальной школы. Несправедливо.
— Радуйся тому, что есть, — сказал ДжинХван, ставя перед ним кружку горячего чая. — Я вообще очень сильно удивлён, что ты что-то нашёл.
ХанБин внимательно изучил требования к поступающим. И список экзаменов шокировал его до глубины души: о существовании большинства дисциплин он даже не подозревал, а тут их надо сдавать! Условия для поступления в оба ВУЗа оказались одинаковыми: и там, и там требовалась сдача специализации (умение играть на каком-либо инструменте, объяснил СынЮн), сольфеджио, музыкальная литература, история, корейский (а они что здесь забыли?) и демонстрация собственной музыки. А в Гёмбёль ещё и специальный трёхчасовой экзамен, во время которого абитуриенты должны сочинить композицию и представить её на суд профессорам (где-то на этом моменте ХанБин потерял свою челюсть под столом).
— А ты думал, в сказку попал? — безапелляционно заявил СынХун, когда ХанБину вдруг захотелось пожаловаться на свою нелёгкую участь. — Это мир «высокой» музыки, а не подполье андерграунда.
— Я знаю, но это-то меня и беспокоит, — поделился ХанБин. — До этого момента я писал только хип-хоп треки. И что, мне их надо будет показывать пафосным профессорам в очках и дорогих костюмах? Вы издеваетесь?
— Ну так выбери самый удачный и покажи, в чём проблема? — простодушно предложил ДжиВон, и ХанБину от этого захотелось биться головой о стол.
— Кстати, я слышал про этот Гёмбёль от хёна, — МинО буквально на секунду отвлёкся от изучения стенда с хип-хоп дисками. — Он говорил, что их девиз «На гребне трендов» или что-то типа того.
— Ну, раз так, — СынЮн провёл медиатором по струнам гитары, извлекая из неё нежный звук, — то там хип-хоп, может быть, и оценят. Вот в Сеульской Консерватории бы сто процентов не прокатило.
— Ага, — ТэХён говорил, ни на секунду не выныривая из мира английского языка, продолжая подчёркивать суффиксы и ставить в нужную форму глаголы (у него была завтра контрольная), — а что он будет делать, если во время этого дурацкого трёхчасового экзамена ему вручат в руки какой-нибудь непонятный инструмент и скажут: «Сочиняй»? Что тогда?
Повисло гробовое молчание.
— Тогда будет жопа, — выразил общую мысль МинО, и ХанБин удручённо застонал.
***
Последние полгода до поступления ХанБин провёл по уши в учебниках. Работу в магазине он, вопреки всем доводам разума, не бросил, потому что она учёбе не мешала — это раз, и там были все необходимые справочные материалы — это два. Только теперь по вторникам и четвергам он заканчивал не в девять, как привык, а в шесть, и шёл к репетитору по ненавистному ему сольфеджио. По которому он не понимал ровным счётном ни-фи-га.
Зачем вообще композитору сольфеджио? Раньше он же как-то сочинял песни, не зная нот! ХанБин возмущался из-за этого каждый раз, когда собирался на занятия, и однажды нарвался на предельное разъяснение того, зачем, как и почему.
— Что значит «зачем»? — ТэХён, закончивший все семь классов музыкальной школы и взявший ещё один дополнительный, презрительно фыркнул. — Это развивает слух! И потом, представь: едешь ты в автобусе, и тут на тебя снисходит озарение, и ты такой: «Ва, да это же хит! Надо записать!» Но тут ты достаёшь ручку, бумажку… и понимаешь, что не знаешь, как перевести это на бумагу. Вот тебе и «зачем сольфеджио»! Дилетант.
Удивительно, но подобная форма объяснения подействовала на ХанБина: все мучавшие его ранее вопросы были отметены в сторону, и остались только жалобы. ДжинХван уже в который раз был раздосадован тем, что он говорил ХанБину то же самое, чуть ли не слово в слово, но его, конечно же, никто не слушал.
К слову, найти профессионального репетитора сольфеджио, а не обучаться у коллективного разума музыкантов-самоучек, предложил ДжинХван, и он же придумал, как за это удовольствие заплатить. Собирали с мира по нитке: занимали у того, у этого, у тех и у тех, стояли на коленях и клялись-божились что всё до последней воны отдадут. Для ХанБина это было крайне унизительно, но делать было нечего, и он мог только внутренне злиться на друга, умоляя очередного знакомого дать взаймы. К чести ДжинХвана стоит сказать, что самую крупную сумму внёс он, поддаваясь детскому принципу «кто придумал, тот и водит».
Но был у ХанБина и репетитор, которому денег платить было необязательно. И ХанБин был готов выцеловывать СынЮну ботинки за его доброту и благородство. График их занятий остался неизменным (всё те же понедельник, среда и пятница), только теперь они стали более напряжёнными и насыщенными. СынЮн стал больше вдаваться в подробности техники, каких-то маленьких нюансов, они стали разучивать не только песни современных рокеров, но ещё и классику, чем раньше они не занимались. Так же теперь больше времени уделялось композиторству - на случай, если ХанБину всё-таки вручат в руки гитару и скажут по-быстренькому что-нибудь насочинять.
ХанБин с головой ушёл в учёбу, днём занимаясь практикой, а вечером зачитываясь биографией известных композиторов, как романами. Время шло, листки неумолимо слетали с календаря, а день сдачи экзаменов приближался.
__________________________
* Абьюзер - эмоциональный насильник (если вкратце)
