— Кело? — прохрипел страшный Ачиль. — Да, с таким именем только на батл! — усмехнулся он.
Дети вокруг злобно рассмеялись.
Эсекель оторопел от страха. Все казалось ему ужасным — эти странные злые дети, которые дико смотрели на него. А также этот Ачиль, о котором так лестно отзывался Рико. Он, кстати, стоял позади и терпеливо ждал продолжения Разговора.
Ачиль нахмурился:
— Ты кого мне привёл? Я тебе что, няня, которая присматривает за малышами?! — в его голосе был оттенок металла.
— Он хочет стать рэпером, — ответил Рикардо.
Ачиль расхохотался. Дети вновь поддержали его смех.
— Знаешь, малыш, здесь много таких, кто хочет стать рэпером, — он наклонился к Кело. — Не каждый может сделать это. А ты тем более. Слишком мал ещё. Сколько тебе? Пять?
— Нет, но мне…
Ачиль не стал его слушать, предварительно харкнув на пол рядом с Эсекелем. Тот вздрогнул, отойдя влево на шаг.
— Я не намерен возиться с малышней такого рода, дурила! — вновь заревел Ачиль на Рико. — Теперь ты будешь мне таскать сюда каждого щенка?! Иди прочь, иначе я позабочусь о твоей дальнейшей судьбе!
Рико сдуло ветром в ту же секунду. Дети спрятались, но пару человек все же продолжили смотреть на Кело и Ачиля.
— Ачиль, может…
— Я ещё не разрешал маленьким отросткам называть меня по имени! — тот был разъярен. — Малыш, иди домой и хотя бы выучи все буквы, а потом приходи и попробуй рассказать стих, рэпер… — он с насмешкой протянул последнее слово, и дети, как по щелчку, рассмеялись.
Ачиль в последний раз оставил ещё один плевок на грязном полку прежде чем развернуться и уйти прочь.
Эсекеля бросило в дрожь после такого знакомства. Захотелось заплакать, но холод сковал его настолько, что он даже не повёл ухом после ухода Ачиля.
Что же теперь делать? Неужели обратно в детдом, снова засыпать в этой серой комнате и встречать рассвет из потемневшего окна? Снова терпеть насмешки взрослых мальчиков и несмешные анекдоты Ольги на дежурствах по кухне?
— Нет, — Кело резко сжал кулаки до хруста. Ему не хотелось возвращаться к детдомовской жизни, ведь сладость мечты, к которой он так бежал утром по улицам, лавируя между потоками прохожих, была слишком заманчива, чтобы отказываться.
Он впервые желал бороться за что-то очень важное, хранящееся глубоко в душе.
— Я хочу стать репером, — одними губами прошептал он, прежде чем что-то тяжелое ударило его в висок. Кело пошатнулся. Из угла выбежало несколько детей, все это время следивших за ним. Через какое-то мгновение Эсекель почувствовал, как по его рёбрам побежало несколько жестких кулаков, и попытался встать, но кто-то схватился за его пожухшие волосы. Кело обернулся от неожиданности и увидел Ибби, с ужасом глядевшую ему в глаза, но не отпускавшую из тонких пальцев клок его волос.
Дети избивали его, не чувствуя ни жалости, ни обиды, ни злости. Просто потому, что так было заведено. Им необходимо было бить кого-то, кто слабее, чтобы ещё раз самоутвердиться. Возможно, это была прихоть Ачиля, приказавшего сорванцам отлупасить новенького малыша, но думать об этом было слишком поздно.
Кело, которого раньше никто не трогал и пальцем, кроме взрослых мальчиков в детдоме, вновь стушевался. Чувствуя удары ребят на своём теле, он сжался, закрывая голову. Эх, где же Рико?
— Отвалите от него, ясно? — этот крик был спасением. Кело чудом услышал его среди шума детворы, которая, впрочем, продолжила избиение, не отвлекаясь.
— Я непонятно сказал? Отошёл! — что-то большое набросилось на ребят, сбивая их с ног своей тяжестью. Кело на секунду подумал, что Рико уже успел вырасти и стать большим, пока его избивали. А может, уже прошло несколько лет и он уже не детдомовский мальчик, а его все ещё бьют в грязном темном помещении, выживая сохранившиеся органы?
Ударов стало меньше, и Кело осмелился открыть глаза. Открыв правый, он не поверил тому, что увидел, и вновь прикрыл веки.
— Ты оглох? Выметайся отсюда, отросток.
Это обращение заставило распахнуть глаза вновь. Над Эсекелем стоял грозный Ачиль. Вокруг не было ни души.
Неужели это Ачиль спас его? А где же Рикардо? Ачиль ведь не мог заступиться за того, кого он оскорблял полчаса назад. Или Кело ошибся?
— Спасибо, — нижняя губа предательски дернулась, а в носу закололо. Слёзы собрались около нижних век и были готовы вырваться наружу. Кело запрокинул голову, пытаясь рассмотреть ужасное лицо спасателя, которое уже не казалось таким страшным.
— Какая прелесть, — Ачиль плюнул ему в лицо, скривившись от злости. Эсекель вновь сжался в комок. Ну почему снова эти издевательства? Он ведь всего лишь хочет, чтобы его мечта сбылась.
— Убирайся отсюда, отросток. Иначе остальные порвут тебя на куски. Не хочу возиться здесь с трупами, — тяжёлые шаги уходящего Ачиля со звоном отражались в ушах.
***
Утро было ужасным. Ромальо с детства ненавидел пасмурную погоду, считая, что она отнимает у него настроение. Однако в город пришли холода, а это означало, что без настроения придётся ходить несколько недель.
Хороший настрой был ему необходим — Пауэля нужно обрабатывать до тех пор, пока этот чертов француз не подпишет заветный документ. Сложный характер их с Германом партнёра выбивал из колеи, ведь сроки проекта сжимались с каждым днём. Это возмущало, съедало нервы, но оставалось гореть синим пламенем, напоминая о важности дела.
А ещё одна проблема, которая свалилась на него, как снег на голову, точила душу. Ромальо успел сотню раз пожалеть о том, что согласился — и нужны были эти деньги? Ведь можно было спокойно отказаться, сославшись на большие проекты и нехватку времени, так что же сподвигло?
Кофе сбежал на плитку, и Лисандро поспешил отключить конфорку. Попутно заглядывая в экран ноутбука, он отметил, что письма с координатами от детдома все ещё не было.
— Пока они будут так медлить, этих детей уже давно убьют в подворотне, — проворчал мужчина, наливая кофе в чашку.
Сигнализация за окном заставила его оторваться от своих мыслей. Соседская кошка противно завизжала, и Ромальо понял, что животное снова попалось под его систему безопасности, уставленную на заднем дворе.
— Черт, опять!
И все-таки, он презирал пасмурную погоду.
***
Утро Анхелес началось в крепких, тёплых объятиях.
На улице лил дождь, и шум его дождинок отчетливо отражался в голове девушки. Она была в прекрасном настроении: на улице холод и сырость, а она — дома, в тёплой любимой квартире, рядом с человеком, к которому она привязана на всю жизнь.
Герман спал, тихо посапывая в подушку. Его тёплое дыхание ровным потоком лилось на плечо Анджи, и та расплылась в улыбке от удовольствия. Смотреть на спящего Кастильо было интересно: она рассматривала его ровные черты лица, которые так любила. Взгляд упал на губы, и Анджи хитро посмотрела на мужчину, а затем на настенные часы.
«Без четверти десять. Может, стоило ещё поспать?»
Но сон уже не шёл, поэтому девушка невесомо прикоснулась к тёплым потрескавшимся губам мужчины, ощущая аромат одеколона. Через секунду она громко вскрикнула, почувствовав, как широкие ладони легли на ее бёдра, а глаза, только что видевшие утренний сон, резко распахнулись.
— Ты меня напугал! — она возмущённо пихнула его в плечо, вызывая смех у проснувшегося Германа.
— А ты разбудила, — он хитро ухмыльнулся, — и вообще, почему не спишь в такую рань? Выходной бывает раз в неделю, а ты не даёшь мне как следует выспаться, — Кастильо повернулся на бок, зарываясь носом в волосы девушки.
— Ах так? Тогда спи, — Анджи пыталась вырваться из кольца объятий, нарочно притворившись обиженной, но Герман не позволил ей это сделать.
— Я же вижу, что ты притворяешься, — он поцеловал ее губы, прогоняя обиды. — Отличная погода, не правда ли? — прошептал Кастильо, прямо касаясь ее носа своим.
Ее глаза светились счастьем, ровно как и десять лет назад. Он был готов смотреть на них всю жизнь, лишь бы этот зелёный блеск не исчезал. Он видел много красивых женщин, с некоторыми даже пытался построить отношения, но все они выглядели так искусственно, что отвращение и презрение появлялось практически сразу. Может быть, его глаза настолько запомнили этот мятный взгляд, что не соглашались лицезреть на любой другой?
Герману было совсем неважно, ведь любовь к Анджи вспыхнула ещё давно, а устроила пожар в сердце ещё когда он наткнулся на ее фото в Интернете. Он хотел бы предложить ей больше, чем просто сожительство, но ее травма постоянно преграждала путь. В последнее время Анджи вспоминала их сына все чаще, купаясь при этом в чёрной тоске. Герман пытался ее понять, прикидывая в мыслях, как бы им жилось сейчас втроём, а может и вчетвером. В сознании периодически всплывал образ малыша, которого он видел у Пауэля. Черт, не стоило вспоминать этого противного француза в такой хороший день.
— Я тебя люблю, — голос Анджи вывел из раздумий, а прикосновение ее мягких губ и вовсе заставило забыться в эйфории.
Картинка, где в следующую секунду дверь в спальне отворяется кем-то невысоким, но ужасно милым и похожим на родителей, продолжала оставаться перед глазами. Герман все равно мечтал.
