Визерис. Путь Златоглавого.

Кто видел дотракийскую свадьбу, тому не забыть ее никогда. Здесь нагие рабыни извиваются в танце подобно змеям. Здесь костры палят так, чтобы даже небу было жарко. Быки, коровы и телята стадами сгоняются к пирующим, чтобы тут же пасть под кривыми ножами поваров. Здесь, за ломящимися от снеди столами, двое дотракийцев могут насмерть схватится из-за одной черствой лепешки, а прокравшемуся на праздник вору будут забивать в глотку монеты, пока он не перестанет дышать. С утра до ночи и с ночи до утра идет пир, возлагаются дары, тянутся гортанные песни. Визерис знал, что он тоже никогда не забудет эту свадьбу – ведь такого смачного плевка в лицо он не получал за всю свою жизнь. Он, наследник величайшей династии мира, усажен ниже какого-то родившегося в навозе кхала, что пирует теперь с его сестрой! Визерис махом осушил кубок, но вино не смогло загасить разгорающийся в нем гнев. - Десять тысяч дотракийцев скоро встанут под ваши знамена, – успокаивающе зашептал магистр, склоняясь к его плечу. – Десять тысяч непобедимых всадников. - Семеро… - Визерис страдальчески поднял очи к небу. На что только не приходится идти королям ради войска… Оправив черную тунику с трехглавым драконом, принц задумчиво поглядел на чернобородого кхала. Тот не обращал на него никакого внимания, перебрасываясь шутками с кровными всадниками и раздирая зубами почти не видевшее огня мясо. - Будем надеяться, он не посмеет нарушить свое слово. - Слово дотракийского кхала нерушимо, – почтительно отметил сидящий рядом Мормонт. Презрительная улыбка Визериса сообщила беглому рыцарю все, что он об этом думал. - Кхал Дрого передает со своего стола, – звонкий девичий голосок вырвал принца из плена мрачных мыслей. Рабыня, звеня браслетами, с поклоном поставила перед Визерисом половину гуся, жаренного с луком и сладким перцем. Это было уже последней каплей. Жалостливо звякнула посуда – принц со всей силы стукнул кулаком по неструганному столу. - Да кем себя возомнил этот кхал, чтобы кормить Таргариена своими объедками? Визерис не говорил – шипел словно кобра. Рыцарь и магистр с двух сторон кинулись на принца, пытаясь его успокоить. На лице рабыни меж тем появилась презрительная улыбка: - А вы хотели чего-то другого? Единственная обходительность, на которую способен кхал Дрого, это подарить сено кобылице, которую он трахает. Жизнь ее спасло только то, что она говорила на общем языке и сидящие вокруг дотракийцы не поняли ни слова. Зато двое безупречных, охранявших Иллирио, по первому же знаку магистра заломили ей руки, опуская на колени. Три пары мужских глаз теперь были всецело обращены на нее. - Не удивляйтесь. – Иллирио пожал жирными плечами. - Только что попавшие в дотракийскую неволю девушки часто ищут смерти, не выдерживая того, что творят с ними в кхаласаре. Магистр с видом знатока посмотрел на блестящий золотой ошейник, а затем, оголив рабыне спину, задумчиво погладил кожу. – Но плети со временем выбивают эту дурь. - Нет, здесь нужны не плети… Иллирио, друг мой, ты не одолжишь кинжал? – Визерис по змеиному улыбнулся, принимая из пухлых рук магистра разукрашенный перламутром и драгоценными камнями нож. Взвесив его в руке принц со всей силы саданул рукояткой по столу. Солнечными каплями разлетелись яхонты. Собрав в ладонь несколько камней, принц протянул их невольнице. - Держи. Посмешила. Да велите же своим дрессированным кастратам отпустить ее, Иллирио. С таким язычком ее все равно прирежут здесь, едва зайдет солнце. Девушка поднялась медленно, стараясь сохранить остатки достоинства. - Едва зайдет солнце, как меня, так и всех рабынь дотракийцы пустят между собой по кругу. И я не знаю, сколько мужчин побывает во мне. Может, двадцать, а, может, и полсотни. Так что пусть лучше меня зарежут сейчас. Я готова. Сколько бы она ни храбрилась, но рабыня вздрогнула, когда принц взял ее за подбородок, притягивая к себе. Фиалковые глаза с ленивым интересом рассматривали личико. - Это была попытка вызвать жалость? Драконы ее не имеют. Впрочем… Сегодня начинается история моего восхождения на престол и мне не положено быть жестокосердным. – принц оценивающе погладил небольшую грудь девушки. – Ты можешь провести эту ночь на моем ложе. Соглашусь, это менее интересно, чем пятьдесят дотракийцев, но куда почетнее. - Я ваша, господин, – она послушно склонила голову. - Тогда стой за моей спиной и прислуживай до заката. Только молча. И не смей ничего проливать мне на одежду. Иначе, клянусь тебе, ты разбудишь дракона… Сидящий рядом рыцарь лишь осуждающе покачал облысевшей головой: - Мой принц, я не думаю, что это хорошая идея. - А вы, мой верный Мормонт, присягали мне не для того, чтоб думать. За вас отныне думаю я, – подарив рыцарю тончайшую из улыбок, Визерис требовательно постучал по пустому кубку. - Что ж, в дотракийских свадьбах есть и хорошие моменты! – Визерис радостно вскинул кубок, когда очередной кочевник пал на колени, вываливая на песок сизые кишки. Он еще не успел осознать поражения, когда второй поединщик одним ударом отсек его косу вместе с головой. – Иллирио, любезнейший друг, ты опять поставил не на того. В ненавязчиво подставленную ладонь принца в который раз за этот день посыпалось полновесное золото. Не пересчитывая Визерис отсыпал монеты рабыне. – Кинь певцу, пусть прозвучит баллада о моих славных предках! Не жалей золота! Сегодня как-никак великий день! История возвращения престола пишется прямо сейчас! Шел пир и жаркое солнце летело в закат, но гуляние только ширилось и набирало силу. Были возложены к ногам молодоженов роскошные подарки. Песни, и так не блещущие красотой и ритмом, теперь донельзя исказились в пьяных голосах варваров. Женщин, с которыми не совокуплялись, Визерис насчитал только пять, притом, одна из них была его сестрой, а вторая стоящей за спиной невольницей. Драки теперь шли кругом, но все чаще поединщики были столь пьяны, что не могли довести дело до убийства. И над всем этим каменным истуканом высился могучий кхал, дико улыбающийся своим подданным. На натертой жиром, могучей груди кроваво блестело солнце. Принц перевел взгляд на сестру. Пальцы драконьего короля побелели, сжимая в который раз опустевший кубок. Беззаботное настроение опять исчезло. Дени безобразно сутулилась и имела такой вид, словно была готова заплакать. Ее глаза смотрели на брата, будто ища в нем спасение от того, кто сидел рядом с ней. Уголки губ Визериса поползли вниз. - Эгоистка. Проклятая эгоистка. Она, кажется, никогда не была способна думать ни о своем старшем брате, зарубленном венценосным оленем, ни об отце, сраженном в спину, ни о маленькой Рэйнис, заколотой проклятыми Ланнистерами, ни о младенце Эйгоне, чью голову разбили о холодный камень замковых стен. Она не была способна думать ни о ком из их семьи, ни о ком из тех, за кого они по долгу крови были обязаны отомстить. Визерис сжал кулаки. Он почему то не хнычет, отдавая единственную сестру, которая должна была стать его женой по праву крови, дикому варвару. Он почему-то знает, что долг для Таргариена обязан быть превыше кровных уз. Так какого Иного она изображает из себя мученицу, возводимую на костер? …Когда кхал увез Дейнерис в степь, он почувствовал почти болезненное облегчение… Ночь входила в свои права, рассыпая по небу крупные южные звезды. Принц наконец опустил полог расставленного для него шатра, неумело разжигая заправленный салом светильник. Рабыня безмолвно стояла за его спиной, но он не спешил, предпочтя сначала зашвырнуть подальше перевязь с мечом, а затем умыть лицо и руки розовой водой, предусмотрительно оставленной служанками. Лишь после этого Визерис властно взмахнул рукой, веля девушке скинуть тунику. Взглядом знатока он прошелся по поджарому, медному от загара телу. - Ты дрожишь? – принц отошел прочь и поднял бронзовое зеркальце, с притворной внимательностью изучая свое лицо – Может быть, я страшнее, чем пятьдесят дотракийцев? - Просто пентосские ночи холодны. - Так подойди ко мне. В жилах Таргариенов вместо крови течет огонь. Нагая девушка сделала шаг, и руки драконьего короля коснулись ее крепкой, аккуратной груди. Он чувствовал ее страх, но этот страх рассеивался с каждым прикосновениям к точеным изгибам девичьего тела, и вскоре они уже оказались на широком, застеленном шкурами львов ложе. Черные волосы рабыни мешались с серебром волос принца. Медь тела женщины на мраморной белизне тела мужчины. Она не была умела в ласках, но ее старание и жаркая кровь приносили наслаждение, какого принц уже давно не получал от выхолощенных аристократок, что щедро слал в его постель Иллирио. Резко раздвинув бедра невольницы, уже покрытые перламутровой влагой, Визерис наконец вошел в нее. Стон (настоящий? поддельный? Да какая к Иным разница!)сорвался с девичьих губ. Принц взял ее дважды, прежде чем они решили дать друг-другу передышку. Приподнявшись на локте, Визерис внезапно наморщил лоб. - Кстати, как хоть тебя зовут? - Лисса, господин, – она опустила взгляд. - Забавное имя. В честь города или в честь яда? - Я не знаю, господин, родители рано оставили меня. - Что ж… Тогда попробую установить это путем опыта, - Визерис с усмешкой притянул ее к себе, крепко целуя в губы. Ночь заканчивалась, и Лисса спала, доверчиво уткнувшись в его грудь. В этот момент она странно напомнила Дени - сестра так же прижималась к нему, когда принц и принцесса, вежливо, но твердо выставленные из дома очередного архонта, неделями ютились в продуваемых всеми ветрами комнатушках постоялых дворов. Рассеянно пригладив растрепанные волосы Лиссы, Визерис еще долго рассматривал потолок. В фиалковых глазах плескалась тоска. Интермеццо I. Дышать! Она шатнулась и упала на каменные плиты, судорожно хватаясь за горло… Осколки разбитой склянки рассекают спину. Как глупо… Следовало разбавлять гораздо сильнее… Легкие обжигало. Мозг – мешанина из обрывков мыслей. Нужно вспомнить… В глазах все темнее, грудь – озеро расплавленного свинца. Дышать! Дышать! Дышать! Пальцы с красивыми ногтями бессильно раздирают шею. Алая кровь пропитывает узкие кружева расстегнутого воротника. Забытье все ближе. Вспомнить. Ощутить. Повторить. Это же было с ней всю жизнь. Она сможет… Воздух врывается в измученные легкие. Она дышит жадно, с хрипом и кашлем. На глазах слезы. Только сейчас она поняла, какое это счастье. Какое это счастье - вспомнить, как дышать.